Шаг 1: признайте, что ваш детёныш дракона (и его опекун) реален.
– Ты путешественник во времени, – невозмутимо произносит Сынмин, с опаской поглядывая на существо с радужной чешуёй, тепло укутанное в его любимое одеяло в объятиях незнакомца, – и это настоящий маленький дракон. – Истинно так, – без колебаний отвечает хорошенький незнакомец. Ранее он представился как Ли Минхо, путешественник во времени, когда бесцеремонно пригласил себя прямо в квартиру Сынмина. Путешественник во времени. Путешественник во времени. Сынмин чувствует, как пульсирует в затылке; мигрень, которую он так старался сдержать, медленно ползла обратно. Минхо, однако, не чувствует растущего беспокойства Сынмина. Его взгляд прикован к свёртку, который он крепко прижимает к груди, на лице лёгкая улыбка. – И он не просто маленький дракон. Он – детёныш дракона. Последний в своём роде. Сынмин делает глубокий вдох. Держится в течение четырёх секунд. Выдыхает. Так же на протяжении четырёх секунд. Всё как учил его психотерапевт, прежде чем он перестал ходить на сеансы. – И зачем? Почему вы здесь? – Я уже поведал тебе об этом, – Минхо хмурится, нежная улыбка мгновенно исчезает с его лица, раздражённый намёком на то, что Сынмин не обратил внимания на историю жизни, которую он только что рассказал. Дело в том, видите ли, что Сынмин был очень внимателен. Он просто не был уверен, что верит во всё это. Дракончик выпустил ещё одно кольцо дыма, наполнив комнату лёгким запахом гари. Минхо немедленно воркует, поправляя одеяло вокруг крошечного чешуйчатого существа. Это моё любимое одеяло, отчаивается он. – Да. Да, рассказал, – устало признаёт Сынмин, с силой потирая глаза. Это всего лишь лихорадочный сон. Когда я проснусь, всё вернётся на круги своя. Когда он открывает глаза, Минхо всё ещё сидит там, в своём королевском синем шёлковом ханбоке, украшенном золотом, выглядя таким же раздражающе красивым, как и полчаса назад у двери Сынмина, продуваемый ветром и настороженный. Это не лихорадочный сон. Сынмин хочет плакать.***
– Итак, – Хёнджин очень медленно помешивает свой айс-американо, пытаясь осмыслить то, что сказал ему Сынмин, – вчера ты встретил путешественника во времени. И отдал ему своё любимое одеяло. Потому что его детёныша дракона нужно держать в тепле. Сегодня утром Сынмин в панике позвонил Хёнджину, требуя, чтобы они немедленно встретились. Будучи хорошим другом, Хёнджин охотно согласился, так что теперь они сидят в углу оживлённого Старбакса, достаточно далеко, чтобы любой, кто заходит заказать свой ежедневный кофе, не был свидетелем медленного погружения Сынмина в безумие. Тем не менее, Сынмин не может избавиться от ощущения, что все смотрят на них. Точнее за ним. Как и то, как внимательный взгляд Хёнджина фиксируется на каждом его движении. – Да, – хнычет он, ещё глубже погружаясь в кресло. – Я знаю, что это звучит нелепо, когда ты так говоришь, но- – Сынмин, – перебивает его Хёнджин, ставя стакан на стол, – ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне всё, да? Как и ожидалось. Сынмин недовольно хмурит брови. – Ты мне не веришь. Хёнджин вздыхает, затем продолжает помешивать свой напиток. Сынмин наблюдает за движением соломинки, слышит, как лёд ударяется друг о друга. Сделай глубокий вдох. Задержи на четыре секунды. Выдыхай. Держи четыре- – Ты ходил к своему психотерапевту? Если ты беспокоишься о стоимости, я могу помочь тебе оплатить его… Сынмин закрывает глаза. Он хотел бы, чтобы это был просто лихорадочный сон. Или даже галлюцинация. Всё, что угодно, только не то, что он проснулся этим утром с головной болью от мигрени, только чтобы найти глупого путешественника во времени в своей кухне, уставившегося на плиту, и его глупого, теперь проснувшегося дракончика, осторожно сидящего на его плечах. Хуже того, Минхо был в его одежде. Его любимая серая толстовка с сердечком, излучающим сигналы wi-fi. Сынмин долго копил, чтобы купить её. Она была чертовски дорогой. Минхо достал её из шкафа, надел и стоял на кухне с таким видом, словно всё это принадлежало ему. А потом... а потом у него даже хватило наглости спросить Сынмина, указывая на плиту: – Как пользоваться сим изобретением? Сынмин чуть не закричал. Ему очень, очень хотелось закричать, но потом он совершил ошибку, встретившись глазами с глупым дракончиком (какого хрена у него такие большие глаза), который вяло моргнул, а затем положил голову на голову Минхо. Это было не мило. Это было совсем не мило! Поэтому вместо этого он закричал внутренне. А потом научил Минхо пользоваться плитой. – ...мин? Сынмин? Ты ещё со мной? Сынмин вздрагивает, вырываясь из задумчивости, и ловит, как губы Хёнджина незаметно опускаются вниз в лёгкой гримасе. – Да, – кашляет он, агрессивно помешивая свой латте и изо всех сил стараясь не думать о том, что он снова разочарован. – Да, ты прав. Всё в порядке, я с этим разберусь, тебе не нужно помогать мне платить за что-либо. – Сынмин, – вот оно опять, озабоченный хмурый взгляд, осуждающие глаза, нет, глаза, которые Сынмин знает, не осуждают его, но- – Может, оставим это? – умоляет Сынмин. Глаза Хёнджина сузились, и на мгновение Сынмин забеспокоился, что его лучший друг с одиннадцати лет собирается попытаться продвинуть тему дальше, но затем он просто вздыхает и начинает рассказывать историю о том, как пытался найти убийцу своей любимой фарфоровой вазы, которую нашёл разбитой на полу на днях.***
У Сынмина сегодня нет работы. Он искренне не хочет идти домой, теперь, когда там есть совершенно незнакомый человек, но мысль о том, чтобы оставить всю свою квартиру наедине с упомянутым незнакомцем и его дымящимся детёнышем дракона, выбивает его из колеи настолько, что он почти бежит домой после поспешного прощания с Хёнджином, который снова хмурился. Он пытается стереть этот образ хмурящегося Хёнджина, вместе с Минхо, сжигающим его квартиру. И это приводит его домой в рекордно короткие сроки. Он возится с ключами, одной рукой неуверенно поворачивая дверную ручку. Он снова закрывает глаза, молясь, чтобы всё это было лихорадочным сном. Может быть, Сынмин должен был слушать свою католическую мать и быть более религиозным, потому что он открывает свою дверь, а Ли Минхо, всё ещё в его любимой толстовке, удобно сидит на диване и кормит маленькими кусочками тостов маленького дракона на своих коленях. – Вы всё ещё здесь, – с трудом выговаривает он напряжённым голосом. – О, ты вернулся, – приветствует его Минхо, едва удостоив взглядом, прежде чем снова обратить своё внимание на дракона. – А куда мне уходить? Сынмин не утруждает себя ответом, просто волочит ноги к кушетке и тяжело опускается на неё, с другой стороны. Как можно дальше от Минхо. Некоторое время в комнате слышно только, как дракон слизывает тосты с пальцев Минхо. – Как прошла твоя прогулка? – тихо спрашивает Минхо, держа дракончика на коленях и занимаясь какой-то маленькой игрой. Это было ужасно, думает Сынмин, наблюдая, как дракон гонится за рукой Минхо, никто из тех, с кем я разговариваю в здравом уме, не поверит, что ты и твой тупой дракон существуете, а мой лучший друг думает, что я снова нуждаюсь в психиатрической помощи. Могло быть и лучше. – Всё было прекрасно, – наконец говорит он. – Приятно слышать. Снова наступает тишина. Дело не в том, что Сынмин не привык к тишине; он очень хорошо знаком с тишиной, прожив в одиночестве много лет. Однако теперь она делает его более раздражённым, когда есть дополнительные звуки, такие как медленное, ровное дыхание Минхо или случайные фырканья дракона. – Так, когда вы уходите? – выпаливает он. – Когда мы будем готовы, – это всё, что говорит Минхо, приближая дракона к себе. – Когда энергии будет достаточно и вход снова откроется. Возможно, недели. Возможно, месяцы. Возможно, несколько дней. Сынмин делает глубокий вдох, затем повторяет: – Когда твой портал для путешествий во времени откроется снова. – Истинно. – До тех пор вы останетесь здесь. – Мхм. – И ты не можешь пойти куда-то ещё, потому что именно в этом месте есть правильная комбинация магических условий, необходимых для того, чтобы портал снова открылся. – Истинно, – кивает Минхо, поглаживая дракона по спине, отчего тот громко мурлычет. Сынмин должен физически сдерживаться, чтобы не подпрыгнуть от этого звука, но это не останавливает мурашки, бегущие по его рукам. – Кроме того, ты вполне принимаешь эту ситуацию. Я не хочу рисковать, отправляясь куда-то ещё и подвергая Боки опасности. Сынмин снова закрывает глаза. Это реально. Это очень реально. – Ладно. Хорошо. Я… Я иду спать. – Ещё только полдень, – Минхо на самом деле выглядит удивлённым, на этот раз его спокойное поведение ускользает, – ты не пообедаешь? – Я иду спать, – повторяет Сынмин, вставая и направляясь в свою комнату. – Пожалуйста, не подожги кухню.***
– Мы сожалеем, что вторглись, – сказал незнакомец, быстро заворачивая в одеяло существо, которое он нёс. Облегчение промелькнуло на его лице, когда дракон перестал так сильно дрожать. Незнакомец повернулся обратно к Сынмину, протягивая руку, пока удерживал дракона другой. – Извини, я забыл представиться. Я Ли Минхо, путешественник во времени. А это Ёнбоки. Сынмин машинально пожал ему руку, прежде чем до него дошли слова Минхо. А потом: – Ты что? – Путешественник во времени, – спокойно ответил Минхо, как будто быть путешественником во времени было так же привычно, как быть баристой в «Старбаксе», – и твоё место проживания оказалось на месте выхода. Сынмин просто уставился на них. – Прошу меня извинить, – добавил Минхо, крепко сжимая дракона в объятиях, – если ты не возражаешь, можем ли мы использовать твоё жилище как временное убежище? Мы вроде как в бегах. От кого? Сынмин хотел спросить «вы опасны?», но Минхо просто протиснулся мимо него в квартиру, не дожидаясь согласия. Именно так Ли Минхо и его дракончик вторглись в квартиру Сынмина, а по совместительству и в его жизнь.Шаг 2: дайте вашему детёнышу дракона достаточное количество солнечного света.
– Боки нуждается в солнечном свете, – заявляет Минхо сразу после того, как несколько дней спустя Сынмин выходит из душа. – Просто оставь его у окна, – бормочет Сынмин, насухо вытирая ноги о ковёр перед ванной. Он направляется прямо на кухню, собираясь наскоро сварить себе кофе, так как почти опаздывает на работу, но обнаруживает, что его бутылка с водой уже стоит на стойке, наполненная, в сопровождении кружки дымящегося кофе. – Ох. Спасибо. – Пожалуйста, – комментирует Минхо, проходя мимо кухни. Боки – так он ласково называет дракончика – сидит у него на плечах, как обычно. – И Боки не растение. Он не может всё время сидеть дома. Что случилось с «мы в бегах»? – сухо думает Сынмин. Он слегка дует на свой кофе, пытаясь немного охладить его, прежде чем сделать пробный глоток. – Так что? – спрашивает Минхо, прислоняясь к дверному проёму и выжидающе смотря на Сынмина. Сынмин уверен, что это всё та же растворимая кофейная смесь, которую он припрятал на одной из кухонных полок, но по какой-то причине она намного лучше и имеет вкус настоящего напитка, а не разбавленного порошка, смешанного с горячей водой, который у него всегда получается. – Могло быть и лучше, – отвечает он вместо этого, небрежно пожимая плечами и допивая свой кофе. – Я имел в виду вывести Боки, – невозмутимо отвечает Минхо. – Ох, – Сынмин быстро ополаскивает свою кружку в раковине, вытирает её, а затем прячет обратно вместе со всеми остальными чашками, – нет. Он хватает бутылку и пытается уйти, но Минхо прищуривает глаза и преграждает ему путь. – Я не спрашивал разрешения. – Я не позволю тебе вот так свободно выйти с драконом, – фыркает Сынмин, пытаясь обойти Минхо, чтобы уйти, но терпит неудачу, когда Минхо шаг за шагом подходит к нему. – Ёб твою мать, ты можешь... я опаздываю! Минхо продолжает непреклонно преграждать выход, сверкая глазами. – Нет, пока ты не скажешь мне почему. Вдохни поглубже. Подожди четыре секунды. Выдохни. Подожди четыре секунды. Сынмин проверяет время на телефоне: семь сорок восемь. Он уже опаздывает. Оглядываясь назад, честно говоря, можно было бы найти гораздо лучшие способы объяснить вашему местному глупому путешественнику во времени, почему выходить на улицу во вселенной, где драконов не существует – плохая идея, но мозг Сынмина просто отключается, когда швыряет бутылку обратно на стойку. Минхо вздрагивает, и даже дракон отшатывается, крепко сжимая когтями ткань толстовки Сынмина – его школьной бейсбольной команды, которую сейчас надел Минхо. – Хорошо, – выдыхает Сынмин, свирепо глядя на Минхо. К его чести, Минхо не отступает, выдерживая его взгляд. – Ладно. Позволь мне объяснить тебе, почему это чертовски плохая идея. Прежде всего, я напомню тебе, что драконов в этой грёбаной вселенной не существует. Минхо стискивает зубы, пусть и слегка. – Ты хочешь знать, что произойдёт, если ты выйдешь на открытое место со своим драконом? Люди будут пялиться на вас. Они будут делать фотографии, видео, что угодно. И это дерьмо распространится. И тогда люди отберут у тебя твоего грёбаного дракона. И, вероятно, станут проводить эксперименты, вскрывать его и все ужасные вещи, которые ты только можешь себе представить- При этих словах Минхо даже вздрагивает, но не прерывает сердитую тираду Сынмина, а тот продолжает: – ...и в тот момент, когда ты откроешь рот, люди уже будут знать, что ты не из этой области. Или из любой другой области, серьёзно, ты говоришь как дед. И никто не носит так капюшон, ты не должен полностью затягивать его и завязывать ёбаный бантик под ним- Выражение лица Минхо остаётся непоколебимо бесстрастным, когда он развязывает бантик, позволяя первоначально затянутому капюшону вокруг его головы упасть. – ...так что да, если только ты не хочешь, чтобы тебя допросили, арестовали и забрали твоего дракона или того, что тот, кто гонится за тобой нашёл тебя, тогда нет, ты никуда не выйдешь. Не сейчас и не без меня. Сынмин заканчивает свою болтовню более жёстким и хмурым взглядом, и он ждёт, ожидает, что Минхо вспыхнет и не согласится. Однако выражение лица Минхо остаётся холодным, когда он говорит: – Это всё? Дракон выглядывает из-за спины Минхо, и Сынмин мгновенно сдувается. – Я что-нибудь придумаю, – в конце концов бормочет он. – Оставайся здесь. Не выходи из дома. И не подожги кухню.***
– ...поэтому я хотел спросить, не мог бы ты попробовать гармонизировать с линией Джисона, в две сорок три, может, на треть ниже этой ноты? Сынмин опоздал на работу на целый час, что, честно говоря, было всего лишь запланированной сессией записи с Бан Чаном, маленьким, но растущим музыкальным продюсером и давним другом. Чан, будучи Чаном, отмахнулся от него и сказал, что всё в порядке, так как Сынмин ранее отправил сообщение, и у него были другие треки, над которыми нужно было работать. Он просматривает свой листок с лирикой в поисках строки, на которую указывает Чан, уклончиво напевая, когда выделяет её, добавляя грязную стрелку вниз. – Окей, попробую. Чан очищает трек примерно за десять секунд до заявленной части, отсчитывает для Сынмина, а затем воспроизводит трек. Это сентиментальная баллада, что-то, в чём Сынмин считал бы себя немного более уверенным, но, когда он поёт строчку (никогда не говори «прощай», потому что ты и я – одно целое), его голос падает, и он съёживается. – Извини, – выдыхает Сынмин, рисуя на бумаге ещё несколько сердитых жёлтых стрелок вниз. Хорошая работа, Сынмин. Теперь Чан осудит тебя и даст ещё меньшие гармонии и эдлиб- – Тебя что-то беспокоит? – добродушно спрашивает Чан, останавливая трек и прерывая его мысли. Студия внезапно погружается в тишину, тяжёлые удары и насмешливый внутренний голос слегка звенят в ушах Сынмина. Он вздыхает, закрывая фломастер, чтобы перестать портить свой лист с лирикой. Снова вздыхает, и понимающая улыбка на лице Чана становится ещё шире. Ничего страшного, что я спрашиваю? Поэтому он вздыхает (снова) и спрашивает: – Хён, гипотетически, если друг хочет вывести своего питомца на прогулку, но это очень редкий питомец, и он не хочет, чтобы другие заметили его, что я должен делать? – О, экзотическое домашнее животное? Сынмин морщится. – Да, типа того. Чан мычит, потирая руки и размышляя. – Ну, во-первых, я надеюсь, что это не незаконное домашнее животное, потому что это может привести вас к настоящим неприятностям. Горло Сынмина сжимается, и он едва хрипит: – Ха-ха, да, не волнуйся, простая экзотика. Ничего противозаконного. Нисколько. Драконы технически не могут быть незаконными, поскольку закон даже не принимает их во внимание. Правильно? Правильно. Чан бросает на него взгляд «я знаю, что ты что-то скрываешь», но, к облегчению Сынмина, больше ни о чём не спрашивает. – Я бы, наверное, попытался спрятать животное в одной из переносок. Точно. Точно. Почему я об этом не подумал? Я даже помогал Хёнджину нести Кками к ветеринару в одной из них! – Кстати, я, кажется, оставил одну здесь, когда Чанбин в прошлый раз привёл Берри в студию. Глаза Сынмина расширяются. – Подожди- Но Чан уже ползает под столом, роется в своём тайнике с вещами под ним; в конце концов он появляется с немного потрёпанной и побитой, но всё ещё очень целой переноской для домашних животных в руках. – Серьёзно? – удивлённо спрашивает Сынмин, просто чтобы убедиться. Чан толкает переноску ему в руки. – Она немного пыльная, так что сначала вымой её. Сынмин смотрит на переноску, лежащую у него на коленях. – Хён, я… – Если ты собираешься извиниться или сказать, что ты не заслуживаешь её и что чувствуешь себя плохо или что-то подобное, то забей, – Чан усмехается, махнув рукой. – Если ты очень хочешь как-то отблагодарить меня, то давай сегодня закончим с записью, окей?***
Оглядываясь назад, Сынмин должен был бы также спросить Чана, как он может решить гипотетическую ситуацию драки и оскорбления вашего нового невольного соседа по квартире, потому что это избавило бы его от всех неприятностей – стоять перед своей собственной квартирой, потея, и не зная, чего ожидать. – Ты вер... ты пришёл, – приветствует Минхо, первым делом, когда Сынмин открывает дверь, с пересохшим от страха ртом. Сынмин неловко откашливается, сбрасывает обувь и входит в квартиру, держа в руках переноску для домашних животных. – Гм, насчёт сегодняшнего утра, я- – Всё в порядке, – обрывает его Минхо. – Я думал о том, что ты сказал. Ты прав. Мучительно неловкое молчание, пока Сынмин думает, что сказать. Минхо не ёрзает, вообще не двигается со своего места на диване, где он, казалось, смотрит в пространство, что делает ситуацию намного хуже. Раньше прямолинейность и резкость были одними из самых сильных сторон Сынмина, но теперь он изо всех сил пытается выразить словами извинения, которые весь день занимали его мысли. В конце концов он сглатывает и говорит: – Я не должен был быть так груб с тобой. Прости. Минхо просто кивает. Неловкое молчание длится некоторое время, прежде чем Сынмин вспоминает, что он держит в руках, и спрашивает: – Где Боки? – Он др... он спит. – Ты меняешь свою манеру речи, – замечает Сынмин. Минхо, с учётом того, каким спокойным и собранным он был вначале, ощетинился. – Ты сам велел мне изменить манеру речи! – Ну да, ты говорил слишком официально и собранно! На мгновение Сынмин вздрагивает от своего тона, будто он жаждет начать новую драку. На мгновение Ким думает, что Минхо собирается взорваться, фактически отомстить, но ярость на его лице тает, превращаясь в бесстрастный взгляд. – Я устал, – вместо этого заявляет Минхо, – перестань со мной разговаривать. Я тоже, думает Сынмин, но вместо этого: – Мы в буквальном смысле ведём себя как глупая разведённая пара. Очень жаль, Минхо слышит это. – Что это такое? – Не бери в голову, – отмахивается Сынмин, наконец ставя переноску на пол. – Ты можешь разбудить- – Скажи мне, – настаивает Минхо, выпрямляясь во весь рост. Что не должно быть очень угрожающим для Сынмина, который на полголовы выше, но он всё равно сдаётся. – Ты знаешь, что такое брак? Когда два человека собираются вместе, чтобы создать семью? Минхо кивает, всё ещё не понимая, к чему клонится разговор. – Разведённая пара – это когда эти два женатых человека расходятся. Обычно так бывает, если они много дерутся и ссорятся. Или если пара несовместима. – Что? – удивительно, но Минхо выглядит взволнованным, и Сынмин замечает, что его уши быстро краснеют. – Что? Мы н... мы не можем- Сынмин по сути должен был быть взволнован тем, что единственный вывод Минхо заключался в том, что они были вместе, что, по общему признанию, он даже не осознавал, когда делал это заявление. Но его разум затуманивается, и он больше не хочет думать. Браки, вероятно, означали нечто совершенно иное, где бы и когда бы ни жил Минхо. Поэтому вместо этого он спрашивает: – Из какой эпохи вы пришли? – Чосон, – отвечает Минхо, не сбиваясь с ритма. – Господи Иисусе, – в ужасе шепчет Сынмин. – А это что? Го-что? – Мм, это святой чувак, которому люди поклоняются и молятся. Или что-то в этом роде. Не знаю, как это объяснить. – О, это так похоже на Боки! – лицо Минхо на мгновение вспыхивает, прежде чем он, кажется, вспоминает об атмосфере, в которой они находятся, и резко стирает улыбку с лица. – Раньше… не столь важно. – Люди поклонялись Боки? – выпаливает Сынмин. К нему возвращается забытая мигрень. Этот человек забрал то, что является эквивалентом их Бога, и убежал в наше время. Этот человек украл целого Бога! И неважно? Что он имел в виду, говоря «неважно»? – Люди поклоняются много чему, – говорит Минхо, пожимая плечами, не обращая внимания на внутренний кризис, с которым борется Сынмин. – Ты видел Боки? Он заслуживает того, чтобы ему поклонялись! – Ты такой неравнодушный, – в конце концов бормочет Сынмин, почти закатывая глаза. Минхо выглядит смущённым. – Но я ровно дышу. – Это не... забудь, – вздыхает Сынмин, снова поднимая переноску. – Я нашёл способ выгулять Боки. Ради солнечного света и всего остального. Минхо бросает взгляд на переноску, и Сынмин видит, как множество эмоций сменяют друг друга: от замешательства до мягкого понимания, а затем- – Мы не посадим Боки в клетку! – говорит Минхо, и в его голосе слышится ужас. – Это не клетка, – парирует Сынмин. Не то чтобы это было очень убедительно, потому что она реально похожа на неё. – Здешние люди переносят в них своих питомцев. Это идеальное место, чтобы спрятать Боки и не выглядеть подозрительно. – Ты уверен? – невозмутимо спрашивает Минхо. – Ты живёшь в эту эпоху или я? – невозмутимо отвечает Сынмин. Когда плечи Минхо немного опускаются в знак поражения, Сынмин позволяет себе крошечную, победоносную улыбку.***
Тем не менее, первые проблемы начались после того как они отмыли и высушили переноску. Боки категорически отказывался садиться в неё. Дракон пытается просунуть голову в переноску раз, другой, а потом убегает от неё. – Боки боится темноты, – тихо объясняет Минхо. – О, – так же тихо бормочет Сынмин. На мгновение ему кажется, что это всё, что Минхо собирается сказать, и он начинает думать о том, как они могут решить эту проблему, чтобы Боки смог залезть в переноску, но Минхо продолжает: – Это потому, что бунтовщики-охотники всегда охотились ночью, – вздыхает Минхо, протягивая руки к Боки. Дракон издаёт тихий щебечущий звук, заползая прямо на колени Минхо и кладя голову ему на ногу. – Драконы плохо видят ночью. Тогда легче охотиться и убивать их. Сынмин чувствует, как что-то холодное, что-то зловещее омывает его. – На драконов охотились? Почему? – Ты же знаешь людей, – как ни в чём не бывало отвечает Минхо, нежно поглаживая Боки по спине, отчего дракон начинает мурлыкать. – Они ненавидят то, чего не понимают. Затем пытаются избавиться от этого. – Это глупо, – бормочет Сынмин. Он бросает взгляд на крошечное дрожащее существо и тут же чувствует себя виноватым, протягивая руку. – Можно? Минхо кивает, затем на несколько дюймов приближается к нему, чтобы ему было удобнее гладить дракона. Рука Сынмина колеблется, он сам немного колеблется, но затем решает скопировать то, что делал Минхо. Может быть, потому, что он ожидал, что Боки будет скользким, как рыба, или грубым, с чешуей и всем прочим, поэтому он приятно удивлён, когда ему удаётся скользнуть рукой вниз по мерцающей спине Боки, которая на ощупь гладкая и приятная, почти как шёлк. Боки тёплый, очень тёплый, как будто он – связка горячих пакетиков, сложенных вместе. Но это не вызывает дискомфорта; на самом деле это даёт прямо противоположный эффект – Сынмин гладит Боки по спине, чувствуя, как та мягко поднимается и опускается с каждым вдохом дракона и впитывая часть тепла, он начинает немного понимать, почему Минхо всегда гладит Боки. Это приятно. Он почти чувствует, как его остаточная тревога медленно просачивается наружу вместе с дыханием Боки – медленно, тепло, надёжно. И тогда – Сынмин может утверждать, что это именно тот момент, когда он понимает, что теперь он может и будет бросать всё и вся, чтобы обеспечить счастье крошечного дракона, едва после недели знакомства с ними – Боки мурлычет под его прикосновением. Он отдёргивает руку, скорее от благоговейного шока, чем от чего-либо ещё, заставляя Боки догнать его и ткнуть носом. – Извини, – с улыбкой произнёс Сынмин. – Вот видишь, – самодовольно говорит Минхо, наблюдая за всем происходящим. – Теперь ты знаешь, почему люди поклонялись Боки. Сынмин ничего не говорит, только пристально смотрит на Минхо в ответ. Во второй раз, когда они пытаются уговорить Боки, всё заканчивается немного хуже. На этот раз дракон не просто убегает, а крепко обвивается вокруг ноги Сынмина, скуля и дрожа. – Думаю, теперь ты ему больше нравишься, – смеётся Минхо. (Когда-то в будущем, Сынмин поймёт, что это был первый раз, когда Минхо чувствовал себя достаточно комфортно рядом с ним, чтобы засмеяться, что-то, что как он узнает позже, рассматривается как уязвимость для другого.) – Похоже, – Сынмин тоже слегка улыбается, наклоняясь и пытаясь отцепить дракона от своей ноги. Однако всё, что происходит – Боки отцепляется от ноги Сынмина, но в обмен летит прямо в его руки. Он хихикает, гладит Боки по голове, крепко держа его, но Боки продолжает дрожать. Недолго думая, Сынмин начинает тихонько петь: – Ты моё солнышко, моё единственное солнышко... Боки снова мурлычет, уткнувшись мордой в шею Сынмина; и когда Ким продолжает тихо петь, дрожь начинает утихать, а ровное дыхание возвращаться. В конце концов, дыхание Боки замедляется настолько, что Сынмин понимает, что дракончик заснул у него на руках. – Он спит! – шепчет Сынмин радостно и немного взволнованно, слегка поворачиваясь, чтобы показать Минхо, что он считает жизненным достижением. А потом он останавливается, улыбка застывает, потому что он понимает, что забыл, что они с Минхо едва знакомы, и, может, он переступает некоторые границы, внезапно становясь дружелюбным, или, может быть, Минхо думает, что он- Все эти мысли обрываются, когда Минхо широко улыбается в ответ и говорит: – Что же, давай уложим ребёнка обратно в постель.Шаг 3: НЕ кормите своего детёныша дракона молоком.
Сынмин, к сожалению, научился этому на собственном горьком опыте. Обучение пришло в виде очень краснолицего, безумного Минхо, хлопающего дверью комнаты, и почти кричащего: – Чем ты кормил Боки? Сынмин выпрямляется, вытаскивает наушники и изумлённо смотрит на взбешённого Минхо. – Что? – Ты чем-то накормил Боки, – шипит Минхо, обвиняюще тыча в него пальцем. – Накормил? – Сынмин хмурится, мысленно возвращаясь к своим утренним занятиям. Потом вспоминает. – Молоком? – Молоком! – кричит Минхо, размахивая руками. – Молоком! Ты кормил Боки молоком? – Я не должен был этого делать? – он хмурится ещё сильнее. Каким-то образом его раздражение от того, что на него кричат, полностью перекрывало беспокойство о том, что с дракончиком что-то случилось. – Нет? – рявкает Минхо, повышая голос. – Кто кормит дракона молоком? – Я не знал, – ровным голосом отвечает Сынмин, но, похоже, это неверный ответ, потому что от него Минхо ещё больше дымится. Несмотря на то, что тихий голос логики в глубине его головы говорит ему, что он должен был заранее проверить что-то вроде предпочтений в еде или аллергии с Минхо, более громкий голос, пронизанный полным раздражением, указывает, что он просто пытался помочь. И Минхо не нужно было так злиться из-за этого. Если, конечно, Боки не угрожает реальная физическая опасность. Тем не менее, Сынмин рассуждает, что всё, что касается молока, не может быть слишком серьёзным, если у Минхо есть время прийти и рассердиться на него вместо того, чтобы реанимировать Боки- – Ты не знал, – обрывает его мысли Минхо, издеваясь с едва скрываемой яростью. – Ты не знал! Ну, если ты не знаешь, то, может, тебе и не следует ничего делать! – Ты собираешься рассказать мне, что случилось с Боки? Не колеблясь, Минхо прямо кричит: – Он, блять, выпускает феромоны весь день! Наступила короткая, ошеломлённая тишина, пока Сынмин обдумывал то, что ему только что сказали. – Хочешь сказать, он пукает, – невозмутимо произносит он. – Ты... он... – лицо Минхо краснеет ещё больше, прежде чем он, наконец, выплёвывает, – ты чертовски невыносим! Затем он поворачивается, выходит из комнаты Сынмина и обязательно хлопает дверью.***
Когда наступает вечер, слабый голос логики в конце концов побеждает, и Сынмин признаёт, что в этом вопросе у него тоже есть свой косяк. Ты чертовски невыносим! Это задело, но да, он согласен. Может быть, ему следовало быть более обеспокоенным, когда Минхо ворвался в его комнату, рассерженный. Может быть, Минхо не следовало сначала кричать. Может быть, они оба виноваты. Может быть, никто не виноват. Может быть, им просто нужно разобраться и лучше общаться. Как взрослые. Хотя он даже не знает, сколько Минхо лет. Он провёл большую часть дня, сидя в своей комнате, с полуоткрытой дверью, слушая, как Минхо громко сердится на всё. Один раз он даже проклинал крышку мусорного бака за то, что она не оставалась открытой достаточно долго, чтобы он мог бросить всё, что ему нужно – и в этот момент Сынмин решил, что бессмысленно приближаться к нему, пока он немного не остынет. В конце концов Боки забрался в комнату Сынмина и улёгся на кровать, свернувшись калачиком на подушке, чтобы вздремнуть. – Неужели я так сильно облажался? – спросил Сынмин у дракончика, поглаживая его. В ответ Боки только замурлыкал. Оказывается, Сынмин не должен был так много думать, потому что Минхо в конце концов появляется у его двери, выглядя бесстрастным, как всегда, с переноской Боки в руках. Сынмин только смотрит на него со смесью недоверия, страха и удивления. – Что? – говорит Минхо таким тоном, словно ничего не произошло и он не называл Сынмина невыносимым всего несколько часов назад. – Боки пора идти гулять. – Ты… – Сынмин начинает медленно подниматься со своего распростёртого положения на кровати. – Ты в порядке? Минхо вопросительно наклоняет голову. – А не должен? – Молоко. Минхо поджимает губы. – Ты собираешься извиниться за это? Сынмин замолкает. На самом деле он хотел, но то, как Минхо вытягивает из него извинение, почему-то выводит его из себя. Он собирается сказать что-то резкое, может быть, напомнить Минхо, что он пытался помочь, когда Боки смещается со своего места на подушке Сынмина и опускает голову на руку. Общаться. Как взрослые. – Ну, да. Собирался. – Тогда я в порядке, – кивает Минхо, теребя ручку переноски. – И, гм. Мне тоже очень жаль. Мне не надлежало кричать на тебя. – Не стоило, – автоматически поправляет его Сынмин, затем морщится. – Мне не стоило кричать на тебя? – повторяет Минхо с лёгкой ухмылкой на лице. – Теперь вы так говорите? Сынмин смущённо краснеет и кивает. – Что ж, я принимаю твои извинения. – Я тоже принимаю твои извинения, – слегка улыбается Минхо, и Сынмин ловит себя на том, что тоже слегка улыбается. Затем Минхо поднимает переноску и ухмыляется. – Поможешь мне затащить Боки в это?***
– Я ничего о тебе не знаю, – задумчиво произносит Сынмин, глядя на Минхо, сидящего рядом с ним. Они в ближайшем к его квартире парке, сидят на скамейке с айс-американо в руках. Они прошли несколько кругов до этого, и Минхо настоял на том, что будет держать переноску всё время, хотя Сынмин предлагал смениться – и теперь Боки крепко спит в своей переноске, неловко поставленной между ними на скамейке. Он немного завидует тому, как много в день дракончик может спать. – Я тоже ничего о тебе не знаю, – пожимает плечами Минхо. – Может, нам нужно это изменить? – Не знаю, стоит ли? Теперь Минхо ухмыляется, испытывая какое-то детское ликование от того, что специально усложняет жизнь Сынмина. Сынмин не уверен, когда они перешли от двух незнакомцев, вынужденных общаться друг с другом, к чему-то, что больше походило на более близких друзей, подтрунивающих друг над другом. – Давай сыграем в двадцать один вопрос, – решает Сынмин, откидываясь на спинку скамейки и складывая руки на груди. – Мы просто задаём друг другу двадцать один вопрос. О чём угодно. – О чём угодно? – спрашивает Минхо, и ухмылка на его лице становится шире. Сынмин надеется, что это не окажется ужасной идеей. – О чём угодно, – подтверждает он. – Тогда могу я начать первым? – говорит Минхо, и когда Сынмин жестом показывает ему продолжать, прямо спрашивает. – Почему ты так хорошо поёшь? Сынмин поперхнулся, едва не пролив половину своего американо от неожиданного вопроса. Он видит, как Минхо удивлённо выгибает бровь и кашляет, в конце концов успокаиваясь настолько, чтобы прохрипеть: – Потому что мои родители дали мне хороший голос? Минхо бесстрастно смотрит на него. – Ладно, это вроде как то, чем я зарабатываю на жизнь. – Это... – Минхо приподнимает бровь, – не совсем ответ, но ладно. Чем ты зарабатываешь на жизнь? Сынмин нервно сглатывает. Этот вопрос всегда заканчивался тем, что появлялись ненужные проблемы, которых он предпочитал избегать, но так как он был тем, кто предложил это… – Я бэк-вокалист, – говорит он. – Бэк-вокалист? Что это? Сынмин многозначительно смотрит на него. – Ты реально собираешься использовать для этого один из своих вопросов? Минхо колеблется, как бы раздумывая, потом пожимает плечами. – Конечно, а почему бы и нет? Сынмин вздыхает. Когда он предложил сыграть в «двадцать один вопрос», чтобы лучше узнать друг друга, он не ожидал, что они углубятся и поговорят по душам, но он также не ожидал, что они вообще будут говорить. – Так что? – подсказывает Минхо, нетерпеливо постукивая пальцами по скамейке. – В основном кто-то другой поёт всю песню целиком. Я пою лишь некоторые части песни, как бы поддерживая. – Но почему? – Минхо наклоняется вперёд, явно заинтригованный. – Почему бы тебе тоже не спеть всю песню? Вот оно. Проблемы. Если бы я мог, насмешливо подумал он, чувствуя, как сжимается горло. Он делает большой глоток своего айс-американо. Было бы здорово, будь это алкоголь. – Я не... – начинает он, затем вздыхает, проводя рукой по волосам. Он чувствует, как его сердцебиение снова медленно ускоряется, просто думая об этом; он всегда полагал, что то, как он настроен на каждое небольшое физическое изменение в своём теле, приносит ему гораздо больше вреда, чем пользы, потому что это заставляет его разум работать сверх- Вдохни поглубже. Задержи на четыре секунды. Выдохни. Задержи на четыре секунды. Минхо, кажется, чувствует, что что-то не так, потому что выражение его лица смягчается. – Тебе не нужно делиться, если не хочешь. В любом случае, теперь твоя очередь задавать вопросы. Сынмин кивает, испытывая облегчение от того, что Минхо не давил, но также и чувствуя вину за то, что он не смог полностью ответить. – Извини, – он хмурится, и Минхо машет рукой, отмахиваясь. Затем он выпрямляется снова, потому что у него действительно есть вопросы, которые остались на задворках сознания. Он бросает взгляд на переноску между ними, где спал свернувшийся калачиком дракон. – Ты сказал, что люди поклонялись Боки. Минхо кивает, подтверждая. Но в его глазах есть резкий блеск, и его взгляд пронзителен, как будто он предупреждает Сынмина, чтобы он не шёл дальше. – Почему они перестали? Почему вы в бегах? Почему он единственный оставшийся дракон? Минхо загадочно улыбается. – Это три вопроса, верно? Сынмин сдерживается, чтобы не закатить глаза. – Ага. – Ну, во-первых, я уже говорил тебе, что люди избавляются от вещей, которых не понимают. Сынмин кивает, побуждая Минхо продолжать. Затем Минхо даёт краткое объяснение способностей драконов – что они могут превращаться в людей по мере взросления, что родословная в основном ограничивается королевской семьёй, и что драконы обычно правят страной. Сынмин не может не заметить, что Минхо подсознательно положил руку на переноску Боки, защищая её, хотя выражение его лица почти не изменилось. – Драконья кровь также обладает целебными свойствами, – тут улыбка Минхо застывает, его пальцы сжимаются по бокам переноски. – Раньше люди поклонялись драконам, потому что, если ты будешь хорошо к ним относиться, они смогут вылечить твою болезнь или ещё что. Сынмин почти боится спросить. – Что случилось? Минхо вздыхает, откидывается на спинку скамейки и закрывает глаза. Его хватка остаётся крепкой, если не ещё крепче, на переноске. Сынмин молчит, давая ему время. Когда Минхо снова открывает глаза, в них отражается необъяснимая печаль, усталость, которая может быть вызвана только опытом. – Была какая-то болезнь, – начинает он, и Сынмин уже догадывается, к чему он ведёт. Улыбка Минхо становится печальной. – И люди умирали направо и налево. Слишком много людей нуждались в помощи. Некоторые люди злились, когда им не оказывали помощь, видя, что другие люди получают её, становясь здоровее, а их семьи продолжают болеть. Поэтому они решили взять дело в свои руки. – Они начали охотиться на драконов, – заключает Сынмин, чувствуя тошноту в животе. Минхо кивает. – Всё произошло так быстро. Печальный блеск в его глазах искрится. – Мне очень жаль, – говорит Сынмин с тяжёлым сердцем. Он протягивает руку и легонько сжимает ладонь Минхо. (Рука Минхо маленькая – намного, намного меньше, чем у Сынмина; и то, как его собственная рука обхватывает руку Минхо, совершенно ошеломляет его, но он не зацикливается на этом.) – Почему ты извиняешься? – Минхо смотрит на руку Сынмина, лежащую на его руке, но не отстраняется. – Ты... ты не был частью этого. Сынмин открывает рот, а затем закрывает, понимая, что у него даже нет конкретного ответа на этот вопрос. Вместо этого он говорит: – Это вопрос? – Ты правда невыносим, – Минхо закатывает глаза, но на этот раз без злобы. – Да, я задаю вопрос. Почему ты извиняешься? Он колеблется, на мгновение задумываясь. – Наверное… мне жаль, что вам с Боки пришлось пережить всё это. И что люди прибегли к ужасным вещам, чтобы избавиться от своих страданий. И что я ничем не могу вам помочь. – Ты всегда извиняешься за то, о чём никогда не знал? Или даже не имел контроль? Сынмин только пожимает плечами в ответ. – Разве это не утомительно? – Минхо хмурится. – Может быть, мне нравится быть таким. Минхо снова закатывает глаза. – Да, ты- – Очень невыносим, знаю, – усмехается Сынмин, помогая ему закончить предложение.***
К концу дня Сынмин больше узнаёт о Минхо. Например, что его любимый цвет – розовые оттенки закатов и рассветов, и что его любимое время года – осень, потому что зима слишком холодная. Или как он узнал, что Минхо физически на два года старше его, и тот злорадствовал над тем фактом, что Ким теперь должен называть его хёном. Он узнаёт о повторяющихся кошмарах и бессонных ночах, очень похожих на его собственные – они больше похожи, чем он ожидал, и уже один этот факт заставляет его чувствовать себя намного ближе к Минхо, чем раньше.Шаг 4: научите своего детёныша дракона трюкам.
– Зачем ты их покупаешь? – спрашивает Хёнджин с подозрением в голосе, наблюдая, как Сынмин пытается выбрать между красной и синей косточкой – жевательной игрушкой для собак. – Мой друг только что усыновил щенка, – мягко говорит Сынмин, затем поворачивается и поднимает оба варианта. – Красный или синий? – Кто? Кто-то, кого я знаю? Или новый друг? – Тогда возьму и ту, и другую, – бодро решает Сынмин, кладя обе в корзину, совершенно не обращая внимания на Хёнджина. – Ты что-то от меня скрываешь? – Хёнджин настойчив, Сынмин хорошо осознаёт это, особенно, когда они останавливаются, чтобы рассмотреть собачьи лакомства. – Они подойдут ему? – размышляет вслух Сынмин, беря один из небольших пакетов с лакомствами и просматривая информацию. Никаких молочных продуктов. После того фиаско с молоком, случившегося две недели назад, Сынмин позаботился о том, чтобы попросить у Минхо целый список вещей, которые Боки не стоит есть. Оказывается, это лишь молоко и молочные продукты. Кроме того, Боки в значительной степени съедает всё, что они едят, просто тщательно нарезанное на очень маленькие кусочки. – Ну, если это съедобно, то должно подойти и ему, – завершает свою мысль Сынмин, затем кладёт пакет с лакомствами в свою корзину. – Верно, Джинни? Хёнджин побледнел. – Ты собираешься кормить своего нового друга собачьими лакомствами? – Что? Нет! Это для Б-нового щенка. – Ты что-то скрываешь от меня, – заключает Хёнджин, надувшись и сердито складывая руки на груди. Честно говоря, нет, думает Сынмин, разглядывая несколько пищащих мячиков, припрятанных перед ними. Я тебе всё рассказал! Вместо ответа он начинает насвистывать весёлую мелодию, чтобы заглушить скулёж Хёнджина.***
Сынмин заканчивает свою экспедицию по магазинам в зоомагазине с целой кучей новых игрушек для собак, некоторыми собачьими лакомствами и взъерошенным, ноющим Хёнджином. Ноющего Хёнджина легко успокоить; Ким отсылает его с его любимым чаем «Earl grey» с молоком в качестве угощения, а затем скачет домой с пакетами в руках, напевая мелодию нового проекта Чанбина. Причина, по которой Сынмин купил собачьи лакомства, заключалась в следующем: недавно он узнал, что Боки можно дрессировать. Как щенка. Это открытие было совершенно случайным; Сынмин просто заставлял Боки перестать хлопать крыльями за столом во время еды, строго сказав сидеть смирно, и накормил его обедом только тогда, когда тот успокоился. Боки учился очень быстро. На следующий день, когда Сынмин велел ему сесть, он сложил свои крошечные крылышки и плюхнулся на стол, а затем выжидающе уставился на Сынмина своими большими круглыми глазищами. И вот тогда-то Сынмин стал вынашивать свой грандиозный план научить Боки делать трюки. Как щенка. Конечно же, в отсутствие Минхо. Минхо стал чаще выходить днём, оставляя Боки в квартире с Сынмином, если тот был дома, или забирая дракона с собой в переноске, если Сынмину нужно было идти на работу. Он никогда не делился тем, что делал на улице, а Сынмин никогда не спрашивал, хотя ему было немного любопытно. Таким образом, в эти послеполуденные часы Сынмин проводил время, обучая Боки трюкам. На прошлой неделе он заставил Боки по команде кататься и вращаться, а сейчас был в середине обучения Боки, как притворяться мёртвым, когда он говорит «бах!», когда Минхо вернулся домой раньше, чем ожидалось. – Что ты делаешь? – спрашивает Минхо, выглядя наполовину испуганным, наполовину ошеломлённым происходящим перед ним. Сцена была такова: Сынмин, указывая пальцем-пистолетиком на Боки, кричит «бах!» и Боки перекатывается на спину, животиком вверх, а крыльями в стороны. – Учу Боки всяким штукам, – поспешно отвечает Сынмин, убирая руку и выпрямляясь. Он прочищает горло, затем бормочет. – Боки, сидеть. Дракон делает так, как ему было сказано, поднимается из своего первоначального положения лёжа, садится, всё красиво и плавно, и ждёт, когда Сынмин вознаградит его. Взгляд Минхо скользит по слюнявым игрушкам на полу; пока он это делает, Сынмин украдкой протягивает Боки лакомство. – Что это? – он показывает на новые (но уже использованные) игрушки. Сынмин притворно кашляет. – Эм. Игрушки для щенков. Минхо тут же заметно бледнеет. Мгновение тишины. И затем: – Боки – не твой питомец. Они больше не ссорились так, как при первой встрече, но почему-то было невозможно перестать язвить друг над другом – так что призрак их ссоры остался и превратился в какой-то странный вид игривого, язвительного подтрунивания. Сынмин думает, что он разработал своего рода радар, чтобы чувствовать, когда Минхо шутит, а когда действительно раздражён. И сейчас на его лбу нет ни единой морщинки, и Минхо только выглядит слегка раздражённым. Поэтому Сынмин игриво отвечает: – Но это моя квартира. – Ты намекаешь, что всё здесь твоё? Сынмин усмехается. Минхо стонет. – Как же ты бывает заёбываешь. Ещё одной чертой Минхо, которой Сынмин втайне восхищался, было то, как быстро он учился и осваивал новые вещи. Прошло всего несколько недель с тех пор, как он пришёл, но он уже избавился от своей странно официальной речи, взял на себя кухню Сынмина и также научился использовать ноутбук с интернетом. – А потом ты начнёшь кормить его собачьим кормом. – Ха-ха-ха, – вздрагивает Сынмин, пытаясь спрятать пакет с открытыми лакомствами от взгляда Минхо. Однако Минхо, как всегда наблюдательный, сразу же подхватывает: – Ты что. Сынмин съёживается под ледяным взглядом Минхо. – Это совершенно съедобно, – он вытаскивает пакет с лакомствами, вынимая одно из них. – Видишь. Сынмин кладёт лакомство в рот. Честно говоря, на вкус то ещё дерьмо. Но Сынмин никогда не уступает вызову, даже если он навязан сам себе, и сохраняет самое серьёзное лицо, которое может, когда глотает что-то в значительной степени эквивалентное мягкому картону. Затем, чтобы ещё больше показать свою точку зрения, он широко открывает рот, чтобы показать Минхо, что собачья еда, неудивительно, съедобна. Сынмин ожидает, что Минхо уступит, или, возможно, признает, что прекрасная собачья еда совсем не вредна для Боки. Чего он не ожидает, так это что Минхо схватит собачье угощение, откроет его, а потом съест. Он видит тот самый момент, когда Минхо понимает, что лакомство вовсе не восхитительно, по крайней мере для человеческого языка. Сынмину едва удаётся сдержать свой смех, когда выражение лица старшего начинает напрягаться, поскольку Минхо тоже не был одним из тех, кто отступает от спора, который внезапно возник между ними, как только он потянулся за собачьими лакомствами. Однако, когда Минхо начинает кашлять, Сынмин взрывается смехом, и смеётся всю дорогу до кухни, когда приносит Минхо стакан воды. – Ким Сынмин, – хрипит Минхо через некоторое время с пустым стаканом в руке, – ты удивляешь меня каждый божий день. – Я не ожидал, что ты попробуешь, – парирует Сынмин. Образ выражения лица Минхо, когда он пытался проглотить угощение, всплывает в его сознании, и он снова хихикает, к большому гневу Минхо. – Что ж. Как видишь, это действительно съедобно. Минхо тянется за одной из жевательных игрушек и с удивительной точностью швыряет её в Сынмина. Та ударяет в грудь Сынмина с громким, комичным писком, и они оба обмениваются коротким взглядом, прежде чем раствориться в смехе. – Покажи мне, чему ты научил Боки, – в конце концов просит Минхо, когда они немного успокоились. Так Сынмин и делает. Он дважды хлопает в ладоши, чтобы привлечь внимание Боки, и показывает Минхо, как тот может сидеть, переворачиваться, вращаться, и последнее дополнение дня «бах!». Минхо реагирует с едва скрываемым волнением на каждый удачный трюк, который делает Боки, глаза сияют какой-то гордостью, а также небольшим уколом тоски, который ловит Сынмин. Он передаёт Минхо лакомство, чтобы тот накормил Боки, на что старший с радостью соглашается, воркуя, когда дракончик утыкается носом в его руку. – Это напоминает мне щенка, которого я растил дома, – говорит Минхо. – У тебя есть щенок? – ахает Сынмин. – Был до всего этого дерьма с путешествиями во времени. Я уже много лет не видел Ханбока, – мрачно усмехается Минхо. – Я даже не знаю, жив ли он ещё. – Ох, – Ким резко закрывает рот. – Давай не будем об этом, – откашливается Минхо, усаживая Боки к себе на колени. Сынмин кивает и начинает жонглировать двумя новыми игрушечными мячиками Боки в явной попытке разрядить атмосферу. – Итак, – спрашивает он, меняя тему по просьбе Минхо, – какая твоя любимая история в путешествиях во времени? Минхо фыркает. – Путешествия во времени – это не что-то особенное для меня. Это обязанность. То, что мы делаем из-за нашей родословной. – О, – морщится Сынмин, роняя одну из игрушек, скрип, когда она падает на пол, ещё больше подчёркивает неловкое молчание, которое следует за этим. – Однако, – продолжает Минхо, слегка пыхтя, поднимая игрушку и рассматривая её, – можно сказать, что эта работа пока самая интересная из всех, что были. – Почему? – Обычно мы просто переносим артефакты или информацию во времени, – объясняет Минхо, сжимая игрушку. Она издаёт долгий протяжный писк, и оба они наблюдают, как игрушка снова надувается, прежде чем Минхо продолжает, – путешествовать во времени, чтобы спасти вид от вымирания, совершенно уникально. – Понятно, – говорит Сынмин, вертя в руках оставшуюся игрушку, но стараясь случайно не сжать её. – Тебе нравится то, что ты делаешь? – Думаю, всё в порядке, – хмурится Минхо. – А разве иногда не бывает одиноко? Как только эти слова слетают с его губ, Минхо бросает на него острый взгляд, и Сынмин увядает, мгновенно сожалея о том, что вообще что-то сказал. – Конечно, бывает, – бормочет Минхо, едва ли достаточно громко, чтобы его расслышал Сынмин. – Я должен каждый раз оставлять всё позади и начинать всё сначала в мирах, которые ни в малейшей степени не похожи на те, из которых я ушёл. Конечно, становится одиноко. Сынмин не знает, что сказать. Просто потому, что вы поделились друг с другом некоторыми забавными фактами, не значит, что вы теперь близки и дружны, Ким Сынмин. Минхо, каким-то образом чувствуя, что загнал Сынмина в угол, открывает для него выход, путь к отступлению, и он вздыхает, слишком громко: – Ты глупый? Почему ты спрашиваешь о чём-то подобном? – Извини, – вздыхает Сынмин, сдуваясь. – Наверное, я вёл себя глупо. Минхо закатывает глаза, и этого достаточно, чтобы Сынмин понял, что всё закончилось. – Хватит обо мне. Что насчёт тебя? Тебе нравится то, что ты делаешь? Сынмин думает о своей работе. – Не знаю, – наконец признаётся он. – На самом деле я не думал, что буду заниматься этим. Минхо наклоняет голову. – А что, по-твоему, ты должен делать? – Скучная офисная работа, – фыркает Сынмин. – Возможно, что-то, что принесло бы мне много денег. Как и то, что делает большинство людей. – Ты не похож на человека, который заботится о деньгах, – замечает Минхо. Боки уже заснул у него на коленях. – Да, – соглашается Сынмин. – Но, наверное, люди ожидали от меня большего? Я был типичным прототипом преуспевающего сына: хорошие оценки, лучшие результаты в школе, множество возможностей. Возможно, на пути к тому, чтобы стать большой шишкой в компании или что-то в этом роде. Но всё закончилось вот так. Он неопределённо жестикулирует вокруг себя. – Значит ли это, – он подражает жестам Сынмина, – что ты потерпел неудачу? Да, отвечает голос в его голове. – Наверное, я делаю что-то такое, что ставит крест на некоторых моих жизненных целях. – И что же? – Ух, – присвистнул Сынмин, пытаясь увести разговор в сторону, – сегодня мы говорим серьёзно, да? Он сокрушённо вздыхает, когда Минхо бросает на него свирепый взгляд, предупреждая, чтобы он не уходил от темы. Затем он снова вздыхает, наконец делясь: – Я всегда хотел сделать что-то такое, что заставляет меня чувствовать, что я что-то значу. И пение отчасти удовлетворяет это. Когда песни опубликованы в интернете, они навсегда останутся там, пока интернет существует. Это немного, но, по крайней мере, у меня есть кусочки самого себя, доказывающие, что я существовал. – Это очень мило, – искренне улыбается ему Минхо. – Тебе может казаться, что твоего существования пока немного, но это что-то постоянное. Затем его улыбка становится слегка кривой. – Полная противоположность мне, хах. – Не говори так, – хмурится Сынмин. – Твоё существование тоже важно. – Да, я имел в виду, что я здесь, предположительно делаю важные вещи, такие как спасение целого вида от вымирания, только чтобы быть забытым, – шутит Минхо, но это не маскирует лёгкую, горькую грань, которая окрашивает его слова. – Я буду помнить тебя, – говорит Сынмин, всё больше хмурясь. – Это ты так говоришь, – возражает Минхо, – но, когда придёт пора уходить, ты забудешь. Все забывают. – Я не забуду, – настаивает Сынмин, глядя теперь на Минхо. – Откуда такая уверенность? – Поскольку ты сказал, что песни вечны, я просто напишу песню о тебе и спою её. И только затем он понимает, что только что сказал. Прежде чем он успевает как следует взволноваться и взять свои слова обратно, Минхо шепчет, широко раскрыв глаза: – Ты что? – Я не повторю этого, – парирует Сынмин и закатывает глаза, пытаясь преуменьшить всё, что он только что сказал. – Это всего лишь песня. Ничего особенного. – Похоже, ты всё-таки не такой уж невыносимый, Ким Сынмин, – поддразнивает Минхо, настроение которого заметно улучшилось. Позже он услышит, как Минхо тихо добавит «спасибо».***
Сынмин не самый чуткий спящий, но каким-то образом он стал более чувствительным к странным звукам по ночам после того, как узнал, что Минхо борется с кошмарами. Поначалу он делает вид, что ничего не знает, предполагая, что Минхо будет ещё больше расстроен, если Сынмин подойдёт к нему, как к девице в беде, но с течением дней он не может заставить себя игнорировать постепенно темнеющие круги под усталыми глазами Минхо. Однако однажды ночью Минхо закричал так громко, что Сынмин соскочил с кровати и проскользнул в комнату для гостей, не раздумывая распахнув дверь. Ему не нужно будить Минхо, потому что тот уже сидит на кровати, тяжело дыша. Он даже не заметил, как в комнату вошёл Сынмин. – Ты в порядке? – нерешительно спрашивает Сынмин, держа руку на дверной ручке. Следующие несколько действий происходят в быстром темпе: Минхо подпрыгивает из-за голоса Сынмина, быстро поворачивает голову, а затем напрягается ещё больше, когда понимает, что его поймали в уязвимый момент. Ким видит, как тот пытается прийти в норму, пытаясь выглядеть беспечным, когда кивает на вопрос Сынмина. – Хочешь... поспать вместе? – предлагает Сынмин. Минхо пристально смотрит на него. – Что? – в конце концов выпаливает он в ответ. – Если ты думаешь о чём-то странном, то нет, – прищуривается Сынмин. Минхо бледен, бледнее обычного, лоб блестит от пота, да и выглядит очень усталым и измученным. Он видит, как пальцы Минхо крепко сжимают одеяло. – Просто для компании. Минхо немного расслабляется, хотя всё ещё выглядит настороженным. Он сдвигается, освобождая место для Сынмина на кровати, и когда тот подходит ближе, он замечает, что Минхо всё ещё трясётся от предыдущего кошмара. – Без обниманий, – предупреждает Минхо, ещё крепче вцепившись в одеяло. – Это странно. Сынмин хочет закатить глаза, когда садится рядом с ним. – Я не фанат объятий. Тем не менее, он делает это: выдёргивает одеяло из левой руки Минхо, и хватает его. – Что ты делаешь? – прошипел Минхо, выглядя шокированным, но руку не убрал. – Держу тебя за руку, – деловито отвечает Сынмин и, слегка сжимает её. – Физическое прикосновение помогает отвлечься от всего и напомнить, что ты здесь, в настоящем. – Такие штуки работают? – Это ты мне скажи, – говорит Сынмин, притягивая руку Минхо ближе. Он разжимает пальцы Минхо, слегка хмурясь от того, насколько онемела его рука, и начинает массировать мизинец. – Держу пари, что нет, – ворчит Минхо, а Сынмин фыркает. Но он закрывает глаза, медленно расслабляясь, и Сынмин чувствует, как напряжение в его руке немного рассеивается. Он поймал себя на том, что слегка улыбается, переходя к следующему пальцу и к следующему. Когда Минхо в конце концов засыпает, Сынмин натягивает на него одеяло и пытается укутать, не слишком толкая, а затем тихо возвращается в свою комнату. После той ночи Минхо стучится в его дверь и забирается в постель рядом с ним, держась на расстоянии, но позволяя Сынмину держать его за руку. Минхо ничего не рассказывает о своих кошмарах, а Сынмин не задаёт вопросов. Для них это работает так: не нужно спрашивать, не нужно знать. Кажется, достаточно просто находиться в присутствии друг друга.Шаг 5: Любите своего маленького дракона.
Через два месяца Сынмин просыпается от того, что совершенно незнакомый человек оседлал его талию, положив локти на грудь и подперев голову руками. Сынмин дважды моргнул, прежде чем понял, что проснулся, и что на него слишком пристально смотрит голый взрослый мужчина с самой широкой улыбкой на лице. Потом он кричит: – Блять, ты кто такой?! Незнакомец смеётся, сияет, а потом говорит потрясающе глубоким баритоном: – Минни такой громкий! Минни такой милый! А потом он прижимается к груди Сынмина и крепко обвивает его руками и ногами; это поведение напоминает ему о некоем слишком прилипчивом дракончике, и пока у Сынмина возникают подозрения, дверь распахивается. И Сынмин, и незнакомец поворачивают головы к двери, в которую вбегает Минхо, взъерошенный после сна, выглядящий очень встревоженным и озабоченным. – О, – выдыхает Минхо, явно испытывая облегчение от увиденного. Тяжесть спадает с Сынмина, когда незнакомец практически визжит и летит прямо на Минхо, который странно спокойно ловит его в свои объятия. – Я думал, случилось что-то ужасное. Почему ты кричал? Сынмин сглатывает, подталкивая себя в сидячее положение. Отсутствие реакции Минхо только подтверждает его подозрения. – Это... Боки? Минхо отвечает невозмутимо, поглаживая лавандовые волосы не-дракона-Боки. – Да? – Он достаточно взрослый, чтобы трансформироваться? – Сынмин разинул рот. Теперь, он может заметить несколько пятен радужной чешуи на очень человеческой шее Боки и пылинки радужных пятен на щеках. – Он переживает период полового созревания, – сухо говорит Минхо, как будто это должно было что-то объяснить. – Полового созревания?! – бормочет Сынмин. – Он- – Мин-Мин, – бормочет человек-Боки, прижимаясь к шее Минхо и обрывая его, – Мин-Мин, я хочу кушать. Хочу яйца. – Хорошо, – легко отвечает Минхо, слегка отталкивая его. – После того, как ты оденешься, ладно? Сынмин наблюдает, как Минхо подходит к шкафу и достаёт одежду Сынмина для человека-Боки, помогая мальчику-дракону надеть её. Сейчас он больше не задавал вопросов и не раздражался, что Минхо обращается с квартирой и вещами Сынмина, как со своими собственными. Он просто ложится обратно на кровать и натягивает одеяло на лицо, надеясь, что это утреннее испытание – последнее из всех событий, изменивших его жизнь.***
Сынмин думал, что он уже достиг максимального предела того, насколько он может привязаться к дракону-Боки, но оказалось, что человек-Боки, теперь ласково называемый его полным именем, Ёнбок, – совершенно другая история. Во-первых, Ёнбок очень весёлый и тактильный. Чрезвычайно. Сынмин едва может заниматься своими повседневными делами без того, чтобы Ёнбок не вцепился ему в спину или не спросил, может ли Ким подержать его за руку, или не прижался к нему, если они сидят на диване. Это поведение удваивается Минхо, который всегда был ласков с Ёнбоком, даже когда тот был драконом. И это привело к тому, что несколько раз Ёнбок пытался забраться ему на плечи, а один раз Минхо реально позволил ему это сделать. Этот единственный забег взрослого мужчины, несущего на плечах другого взрослого мужчину, привёл к столкновению с потолком кухни, от чего на лбу Ёнбока появилась ярко-розовая повязка Hello Kitty. Это было... немного мило. Ёнбок хихикал по этому поводу, когда Сынмин смазывал синяк антисептиком и накладывал повязку. – Поцелуешь, чтобы быстрее прошло? – предположил Минхо с дразнящим блеском в глазах. Сынмин закатил глаза, но подчинился и легонько поцеловал только что перевязанную рану Ёнбока. Парень взвизгнул и тут же заключил Сынмина в объятия. Ладно, это было очень мило. Хотя, момент, который полностью покорил Сынмина, – когда Минхо предложил пойти на прогулку, и Ёнбок сразу же направился к своей переноске, пытаясь заползти внутрь. – Я не могу поместиться! – всхлипнул мальчик-дракон, когда его голова застряла в переноске. – Тебе и не нужно, – мягко говорит Сынмин, снимая переноску с головы Ёнбока, и его встречает чрезвычайно надутое лицо. Он не может удержаться, чтобы не рассмеяться и не взъерошить волосы бедного мальчика. – Ты не должен этого делать, когда выглядишь так, Боки. У Ёнбока дрожат губы. – Но я хочу. – Ты знаешь, как... трансформироваться обратно? Он качает головой. Сынмин обменивается взглядом с Минхо, который только пожимает плечами. – Тогда всё в порядке, – улыбается Сынмин, поворачиваясь к Ёнбоку, – мы можем пойти прогуляться вот так. – Но мне страшно, – скулит Ёнбок, слегка съёжившись и опустив голову. Сынмин хмурится. Он тянется к рукам Ёнбока и берёт одну, медленно растирая круги большим пальцем. – Тебе не нужно ничего бояться. Минни и Мин-Мин здесь, с тобой. Мы позаботимся о твоей безопасности. Верно, Мин-Мин? Он поворачивается назад, ожидая, что Минхо немедленно подтвердит это, но вместо этого его встречает Минхо, выглядящий благоговейно, слегка разинув рот и сверкая глазами. По какой-то причине это немного смущает Сынмина. – Минхо-хён? – повторяет он. Минхо выходит из задумчивости и улыбается в ответ, беря Ёнбока за другую руку. – Ну конечно. Сынмин замечает, что улыбка Минхо не совсем доходит до его глаз, но решает не поднимать этот вопрос.***
Если и было что-то, за что все друзья Сынмина могли бы поручиться в одно мгновение, так это то, что у Сынмина был очень странный способ выражать свою любовь к другим. Он с гримасой вырывался из объятий Чана, активно избегал Джисона, если тот был в настроении целоваться, спокойно кивал на признания Хёнджина в любви и останавливал постоянные приставания Чанбина, чтобы он не сказал те три слова, которые автоматически заставляли его вздрагивать и съеживаться. Дело не в том, что Сынмин... не любит своих друзей, он любит, просто ему физически трудно говорить эти слова или даже проявлять привязанность, как это делают его друзья. И даже если ему в конце концов удаётся сказать что-то даже слегка ласковое, это всегда звучит саркастически. И в то время как он, снаружи, продолжал стыдливо отвергать нежные жесты своих друзей, эта неспособность начала накапливаться внутри и превратилась в комплекс, который Сынмин изо всех сил пытался преодолеть. В одну особенно пьяную ночь он даже со слезами на глазах признался Хёнджину в этом, жалобно икнув: – Вы, ребята, все бросите меня, потому что я даже не могу сказать вам, как сильно вас всех люблю. – Не тупи, Минни, – рассмеялся Хёнджин и успокаивающе погладил его по голове, – каждый проявляет любовь по-своему. Тебе нужно перестать все переоценивать. – Как ты можешь продолжать любить меня, если не знаешь, отвечаю я тебе взаимностью или нет? Хёнджин закатил глаза. – Я знаю, что ты любишь меня, Минни. Ты всегда позволяешь мне есть твои куриные ножки, хотя они твои любимые. И ты всегда убираешь мой беспорядок, моешь мою посуду и стираешь за меня, когда приходишь, хотя всегда жалуешься, какой я грязный. Тогда Сынмин расплакался. – Я люблю тебя, Хённи, – сказал он, вытирая слёзы и сопли о толстовку Хёнджина, – надеюсь, ты это знаешь. – Конечно, знаю. Я тоже люблю тебя, Минни. Но когда наступило следующее утро, Сынмин пришёл в норму и категорически отказался рассказывать о своей ночной пьяной прогулке. Хёнджин игриво ударил его по руке и закатил глаза, как обычно, но они оставили всё как есть. В общем, вывод таков: Сынмин любит своих друзей. И людей вокруг него, даже если он не показывает и не говорит этого величественными ласковыми жестами. Как однажды пошутил Джисон, то что Сынмин просто терпит чьё-то существование – лучшее выражение любви, которое когда-либо могло исходить от него. Поэтому, когда рано утром он слышит, как что-то вдребезги разбивается, и обнаруживает, что Ёнбок со слезами пытается собрать воедино осколки своей любимой кружки, пока пролитый горячий шоколад разбрызгивается по всей дорогой флисовой куртке, Сынмин сначала думает, что какая-то высшая сила просто проверяет его пределы. – Не трогай это! – кричит он, пугая Ёнбока, который мгновенно роняет керамические осколки, разбивая их ещё больше. – Прости, – причитает Ёнбок, когда Сынмин бросается к нему, проверяя, нет ли порезов на руках. – У тебя что-нибудь болит? – спрашивает он, закатывая рукава Ёнбока, чтобы проверить и его руки. Ёнбок качает головой, стараясь как можно глубже вжаться в себя. Сынмин присаживается на корточки и заставляет его по очереди поднять ноги, чтобы проверить, не наступил ли Ёнбок на какие-нибудь осколки. Когда всё становится ясно, он уводит Ёнбока подальше от этого места. – Не двигайся, пока я не скажу, хорошо? После того, как Ёнбок неуверенно кивает в знак согласия, Сынмин хватает метлу и совок у мусорного ведра и начинает подметать разбитую кружку на полу. Лужа горячего шоколада на полу, однако, делает эту простую задачу подметания трудной, так как метла начинает впитывать напиток и создавать ещё больший беспорядок на полу. Сынмин разочарованно вздыхает, и Ёнбок мгновенно реагирует: – Прости, Минни. Прости, прости. – Всё в порядке, Боки, – успокаивает его Сынмин, оглядываясь на мальчика-дракона и слегка похлопывая его по плечу. – Где твой Мин-Мин? – Мин-Мин вышел, – дрожащим голосом отвечает Ёнбок. – Ты не сердишься на меня? Пожалуйста, не сердись на меня. Сынмин моргает. – Я не сержусь на тебя, – медленно произносит он. – Почему ты думаешь, что я сержусь на тебя? – Ты и раньше сердился на Мин-Мина, – шепчет Ёнбок, съёживаясь. – А Мин-Мин сердился на тебя. Что-то осенило Сынмина, когда он увидел, как Ёнбок дрожит от страха, пытаясь казаться маленьким, и понял, что ничего не хочет, кроме как вернуть улыбку на лицо мальчика-дракона. Его разум проясняется. – Я не сержусь на тебя, – повторяет Сынмин, на этот раз решительно, откладывая метлу и протягивая руку Ёнбоку. – Давай я объясню тебе всё, пока мы приводим тебя в порядок? Ёнбок берёт его за руку, и Сынмин предупреждает: – Только осторожно, не наступи на горячий шоколад. Он осторожно выводит их из кухни в ванную, где снимает заляпанную шерстяную куртку, бросает её в раковину и включает душ для Ёнбока. Мальчик-дракон всё время спокоен и послушен, и Сынмин наконец вздыхает, массируя голову Ёнбока шампунем. – Кухня – очень опасное место, – начинает он, включив душ и смывая шампунь с волос Ёнбока, – поэтому мы и злились. Потому что мы не хотим, чтобы люди, которых мы любим, пострадали. – Люди, которых мы любим? – Ёнбок наклоняет голову. – Как это? Сынмин делает паузу. Вода из душа продолжает течь, точно так же, как и его мысли, сталкиваясь друг с другом, когда он впервые всерьёз задумывается о том, что на самом деле значит любить кого-то. В глубине души он уже знает. Это вопрос принятия. Для Сынмина любовь – это- – Люди, которые делают меня по-настоящему счастливым, – говорит он тихо, но твёрдо. – Люди, которых я хочу сделать по-настоящему счастливыми. Люди, которые, как я знаю, всегда будут рядом со мной, и люди, рядом с которыми я всегда хочу быть рядом. Люди, в которых я смогу найти дом. И люди, которые найдут дом во мне. Но вслух он этого не говорит. Дом Ёнбока находится где-то в другом месте. Ёнбок обдумывает то, что ему только что сказали, и Сынмин не может удержаться от смеха, наблюдая, как крутятся шестерёнки; его растерянное выражение медленно сменяется лёгким пониманием. – Я тот, кого ты любишь? – спрашивает Ёнбок, широко раскрыв глаза и показывая на себя. Сынмин даже не колеблется, когда говорит: – Конечно, ты тот, кого я люблю. – Ты любишь меня? – Ёнбок задыхается, не в силах сдержать детское ликование, расплывающееся по его лицу. – Я люблю тебя, – улыбается в ответ Сынмин. – Очень сильно.***
– Можно мне войти? – спрашивает Минхо в ту ночь, высовывая голову из двери в комнату Сынмина. – Опять кошмар? – спрашивает Сынмин, освобождая место для Минхо на кровати. Минхо колеблется. – Нет, – говорит он, устраиваясь рядом с Сынмином и хватая подушку, чтобы обнять её. – Я просто хотел поговорить. Я слышал, что сегодня ты сказал Ёнбоку, что любишь его. Сынмин замолкает. Это не то, что он может или должен отрицать. Поэтому он признаётся: – Да, сказал. – Благодарю тебя. – За что? – За то, что не прогнал нас той ночью, – бормочет Минхо, опустив глаза. – За то, что дал нам шанс. – Не говори глупостей, – шутит Сынмин, пытаясь разрядить обстановку. – Сам знаешь, Миссис Джо по соседству встретила бы тебя с Ёнбоком с распростёртыми объятиями. – Заткнись, – закатывает глаза Минхо. – Ты же знаешь, что она, скорее всего, погонится за нами по улице с пустой бутылкой соджу или ещё с чем-нибудь. Сынмин фыркает, представляя себе, как Минхо и дракон-Боки бегут по дороге, преследуемые обезумевшей старухой, размахивающей треснувшей бутылкой соджу. Некоторое время они сидят в уютном молчании. Затем Минхо протягивает руку и берет его за руку, переплетая их пальцы. Сынмин ничего не говорит; он не двигается, не отстраняется. Она тёплая, приятная на ощупь, и он не хочет нарушать этот момент. Он просто отводит руку Минхо назад и чувствует, как тот расслабляется, растирая большим пальцем круги на тыльной стороне ладони. – Спасибо, Ким Сынмин, – наконец шепчет Минхо, крепко сжимая его руку. Есть что-то невысказанное, что-то холодное. Пожалуйста, не отпускай меня. Поэтому Сынмин сжимает его руку, крепко держит её и улыбается. Не буду.***
Но всему хорошему должен прийти конец. Сынмин должен был догадаться.Дополнительный шаг: научитесь быть счастливым.
Минхо и Ёнбок ушли без всякого предупреждения. Сынмин просто проснулся в пустой квартире. Первым признаком того, что что-то не так, была не тишина; Ёнбок научился быть тихим по утрам, и Минхо часто выходил из квартиры на утреннюю пробежку, или в магазин, или ещё куда-нибудь – нет, это была не тишина. Первым признаком того, что что-то не так, было то, что в квартире было холоднее, чем обычно. Ёнбок не научился дышать огнём или чем-то подобным, но он был в значительной степени ходячей печью; и когда Сынмин проснулся с ногами, слегка онемевшими от осеннего холода, он почувствовал знакомое, давно потерянное чувство беспокойства и тревоги, клокочущее в его животе. Следующим было то, что всё было убрано. Честно говоря, именно это и делало всё намного хуже. Минхо не оставил ему никакого прощального послания. Или вообще какое-нибудь сообщение. Вместо этого он оставил чистую квартиру. Минхо вымыл всю посуду, постирал бельё, сложил одежду, убрал мусор. Убрали все признаки присутствия в квартире других жильцов. Вернул в изначальное состояние. Как будто они вообще там не жили. Единственным признаком того, что всё это было не просто лихорадочным сном, был термос с ещё тёплым утренним кофе, который он оставил на кухонном столе для Сынмина. Сердце Кима сжалось, когда он держал кружку, а медленно просачивающееся из неё тепло было последним напоминанием о том, что последние несколько месяцев были реальны. Он и глотка не сделал. Его слишком тошнило.***
Хёнджин озабоченно смотрит на него. – Ты уверен, Минни? – Я уверен, – огрызается Сынмин, ни о чём не думая в этот момент. Он смотрит на толпу на танцполе, чувствуя клокочущую тошноту, когда наблюдает за морем тел, сбившихся вместе, танцующих, сливающихся друг с другом под красными и синими, жёлтыми и зелёными огнями стробоскопов, замаскированных тяжёлыми ударами того, что крутит ди-джей. Только не здесь. Только не здесь. Сейчас он что-нибудь выпьет. Ему нужно выпить. Всё, что может остановить его желудок, всё, что может помочь ему лучше дышать, заставить его забыть. Сынмин чувствует на себе непоколебимый, острый взгляд Хёнджина. – Прекрати. Я слышу, как ты волнуешься. Хёнджин замолкает, выглядя очень обеспокоенным, но не останавливает его, так как Сынмин делает глубокий вдох и направляется прямо к бару.***
Клуб заканчивается тем, что он впервые встречается с Ян Чонином. – Привет, – кто-то очень ярко улыбается, когда на следующее утро Сынмин просыпается, завёрнутый в тёплые одеяла на диване, который он не узнаёт. – Пожалуйста, не волнуйся. Сынмин ничего не помнит о вчерашнем вечере. Он медленно садится, его голова стучит в странно ритмичном темпе, в горле сухость, боль, и он принимает стакан воды, пододвинутый в его направлении. – Извини, и спасибо, что не испугался, – продолжает незнакомец, по-прежнему широко улыбаясь. – Ты потерял сознание, и я не смог привести тебя в сознание, чтобы позвонить твоим друзьям, поэтому я просто привёз тебя домой. Вода помогает вернуть некоторую функциональность горлу Сынмина, и он хрипит: – Неужели мы...? – О, нет, – вздрагивает парень, быстро размахивая руками. – Я не пользуюсь людьми, когда они пьяны в стельку. Сынмин щурится. Парень выглядит едва ли совершеннолетним, черты лица резкие и моложавые, и, если бы Сынмин не знал, что они встретились в клубе, он бы подумал, что тот всё ещё учится в средней школе. Особенно с ярко-розовой толстовкой, которую он сейчас носит, от которой у Сынмина болят глаза. – Ты выглядишь слишком молодо, чтобы развлекаться в клубе. – Могу то же самое сказать о тебе, – отвечает парень, ухмыляясь, показывая пару глубоко посаженных ямочек. – Так или иначе, я Чонин. А ты? – Сынмин, – отвечает он. Яркая улыбка, которую он получает в ответ, только напоминает ему об определённой жизнерадостности, которую он потерял.***
По какой-то причине, после всего лишь нескольких недель знакомства, Сынмин и Чонин становятся кем-то особенным друг другу. Его друзья, особенно Хёнджин, сначала были обеспокоены, но все они быстро потеплели к Чонину, и после нескольких первоначальных вопросов, Чонин легко влился в их дружеский круг и в жизнь Сынмина. Может быть, это потому, что Чонин очень хорошо заполняет только что образовавшуюся дыру в его сердце. Он приносит ту же яркость и жизнерадостный дух, который часто приносил Ёнбок, в то же время имея игривую, отстранённую сторону, которая напоминает ему о… Неважно. На какое-то время это срабатывает. Сынмин находит утешение в улыбках Чонина, его смехе, его остротах. Он находит удовольствие в том, как Чонин всегда притворяется раздражённым, когда просит его принести ему кофе по утрам, но всё равно делает это. На какое-то время это срабатывает. Но потом перестаёт. Чонин – другой человек, Сынмин знает это, но, возможно, всё начало разваливаться с самого начала, когда он впервые использовал Чонина в качестве замены, как повязку, чтобы залепить зияющую рану в сердце. Но повязки не вечны. Они всегда начинают отслаиваться через некоторое время. Когда это перестаёт работать, Сынмин больше не в состоянии отделить манеры Чонина от них. Мегаваттная солнечная улыбка Чонина. Мегаваттная солнечная улыбка Ёнбока. Чонин ломает или проливает вещи. Ёнбок ломает или проливает вещи. Чонин ведёт себя так, как будто ему всё равно, надевая прохладную внешность. Кое-кто другой ведёт себя так, как будто ему всё равно, напуская на себя холодный внешний вид. Чонин держит его за руку, говоря спасибо, в конце каждого свидания. Кое-кто другой держит его за руку и говорит «спасибо» в конце вечера. Их роман длится всего три месяца, прежде чем Сынмин всё прекращает. – Всё в порядке, – жизнерадостно улыбается Чонин, хотя улыбка так и не доходит до его глаз. У Сынмина скрутило желудок, сердце снова сжалось, потому что эта не совсем улыбка напомнила ему о ком-то другом. – Я понимаю, – нет, ты не понимаешь. – Мы же можем быть друзьями, хён? – Конечно, – говорит Сынмин, пытаясь улыбнуться, но в итоге лишь отражает не совсем улыбку Чонина. Это был их последний разговор за долгое время.***
– Почему ты порвал с Чонином? – надулся Хёнджин над своим мятно-шоколадным фраппе. Сынмин пожал плечами. – Он заслуживает лучшего- Он моргнул, увидев соломенную обёртку, упавшую ему на лицо, и вздохнул, нагнувшись, чтобы поднять её с того места, где она упала на пол. – Если я ещё раз услышу это от тебя, Ким Сынмин, – предупредил Хёнджин, угрожающе помахивая наполненной фраппе соломинкой. Сынмин закатил глаза и швырнул обёртку обратно в Хёнджина, который пронзительно закричал в ответ на нападение. – Мне показалось, что это неправильно, – наконец сказал Сынмин. – Может быть, мы слишком поторопились. Может быть, нам просто лучше быть друзьями, – может быть, это потому, что я жду кое-кого другого. Хёнджин снова надул губы. – Но Чонин был- – Ты же знаешь, что вы можете быть друзьями, общаться и без меня? – Сынмин изогнул бровь, полуулыбаясь тому, как быстро Хёнджин покраснел, услышав его слова. – Это не то, что я хотел сказать, – но Хёнджин сдулся, – просто хотел, чтобы вы оба были счастливы, Минни. – И мы счастливы, – Сынмин слабо улыбнулся и потянулся, чтобы погладить руку Хёнджина, чтобы успокоить его (и, возможно, самого себя), – не беспокойся о нас.***
Проходит ещё несколько месяцев, прежде чем Сынмин начинает собирать себя в кулак, и его жизнь, наконец, возвращается в прежнее русло. Хёнджин заслуживает какой-то награды, честно говоря, потому что на этот раз он был неумолим в том, чтобы заставить Сынмина пойти к психологу и продолжать встречаться с ними; и это было довольно большим поворотным моментом для него. Во-первых, это помогло уменьшить тошноту и беспокойство, которые были у него в течение последних нескольких месяцев. Дышать стало легче, думать – легче, делать – легче. В то время как терапия не очень помогает заполнить зияющую дыру в его сердце, в его жизни, она даёт положительный эффект в неожиданном направлении для Сынмина – написание песен. Конечно, он не сравним с тем уровнем, на котором находятся опытные продюсеры, такие как Чан, но создание меланхоличных мелодий и написание текстов даёт ему душевное спокойствие. Создание песен даёт ему надёжное убежище в выражении своих мыслей, чувств, переживаний. Это своеобразный катарсис. Ему не нужно беспокоиться о том, что люди странно смотрят на него, что Хёнджин давит на него, заставляя сказать, что случилось, что Чан смотрит на него или что-то ещё. Каждой короткой мелодией, Сынмин может рассказать целую историю.***
– Вау, – сказал Чан, широко раскрыв глаза и выглядя крайне впечатлённым, когда Сынмин представил ему один из своих черновиков. – Звучит хорошо. Правда хорошо, Сынминни. – Правда? – Сынмин с облегчением вздохнул, позволив самой маленькой улыбке появиться на его лице. – Я надеялся, что ты или Джисон споёте её и включите в свой следующий альбом. Чан тогда выглядел ошарашенным, и это смутило Сынмина. – Но почему? – Что значит «почему»? – Ты сам должен спеть свою песню, – нахмурился Чан, указывая на экран своего ноутбука, где играла запись Сынмин под названием «you_were_beautiful_finalfinal.m4a». – Ты вообще себя слышишь? Сынмин покраснел и съёжился. – Ты просто хочешь быть вежливым, хён. Я уверен, что Джисон может петь лучше- – Сынмин. Ты же не всерьёз. – Я говорю серьезно! – Если ты её не поешь, значит, мы её не выпустим. – Хорошо. – Сынмин, – вздохнул Чан. – Ладно, как насчёт этого? Пожалуйста, спой её, и, если она не попадёт в топ-100 чарта через месяц, мы, возможно, попросим Джисона перепеть её. Сынмин нахмурился. – Прекрасно. Но я сразу скажу тебе, что это пустая трата времени. *** Стоит холодный октябрьский вечер, когда они собираются вместе на совместное празднование дня рождения Чана и первого сольного релиза Сынмина, наконец-то попавшего в топ-10. – За то, что Чан-хён на шаг ближе к смерти, – шутит Джисон, игнорируя полуобиженный вопль и ловко уклоняясь от летящего тапка, когда готовится открыть шампанское, – и за большой сольный дебют Сынминни! Хёнджин, будучи Хёнджином, – единственный, кто кричит, когда бутылка хлопает и вылетает пробка. Джисон разливает шампанское в причудливые бокалы, которые Чанбин прихватил для этого случая. Шампанского больше оказывается на столе, чем в бокалах, что гарантирует много криков и хаоса. Сынмин фыркает при виде Чанбина, пытающегося отобрать бутылку у Джисона, что вызывает ещё больший хаос, когда кто-то поднимает бокал прямо перед ним. Он вздрагивает, но ненадолго, потому что Чан торжествующе взмахивает бровями, побуждая его взять стакан. – Привет, самый большой восходящий горячий певец-новичок Южной Кореи. – И тебе привет, именинник, – фыркает Сынмин, принимая шампанское и игнорируя чрезвычайно замысловатый титул, которым наградил его Чан. – Как тебе путешествие в ад в один конец? Чан закатывает глаза, вздыхает, но тут же отвечает: – А как тебе слава и успех? Не хочу повторяться, но- – Ты говоришь как бумер, хён. – …я же говорил, что всё будет хорошо. Эй! Неужели нельзя проявить чуточку уважения? – Чан свирепо смотрит на него, затем одним глотком опрокидывает шампанское и почти сразу же морщится. Сынмин усмехается. – Неа. Толкотня за столом, должно быть, закончилась, потому что Джисон уже здесь, положив руку на плечи Сынмина, и они чокаются бокалами. – Выпьем за Сынминни, спродюсировавшего самую приятную песню о расставании в истории, и за всех, кто переживает из-за своей прекрасной бывшей. – Это очень корректно, – поддразнивает Сынмин, откидываясь назад в объятиях Джисона. Ему очень тепло. – Чанбин некрасивый, – просто говорит Джисон, и они смеются, а Чанбин смотрит на них из-за стола, чувствуя, что они снова смеются над ним. – Для тебя он такой, если ты встречаешься с ним, – замечает Чан. – Наверное, – драматично вздыхает Джисон. – Хочешь знать, что я чувствую на этот счёт? – Нет, – невозмутимо отвечает Сынмин, чувствуя, что последует дальше. – Не смей, Хан Джисон. Джисон, будучи Джисоном, игнорирует его и цитирует припев песни Сынмина: – Ты была красивая, чувство не хотеть чего-то большего, моменты, которые ты мне подарила. Все, все-* – Всегда пожалуйста, – говорит Хёнджин, выглядя гордым, так как запихнул кремовую слойку в рот Джисона. Это эффективно затыкает того, поэтому Сынмин благодарно улыбается своему давнему лучшему другу. – Вы что, опять надо мной издеваетесь? – громко обвиняет Чанбин, когда наконец присоединяется к их маленькому кругу. – Джисон считает тебя красивым, – деловито говорит Чан, и в то же время его голос звучит устало. Хёнджин фыркает, и Сынмин с удивлением наблюдает, как их два друга одновременно краснеют. – Я только хвалил стихи Сынмина, – пискнул Джисон, его уши и щёки вспыхнули. – Верно, – бормочет Чанбин, на мгновение выглядя ужасно подозрительным, но отпускает это. – Кстати, о лирике Сынмина, откуда такое вдохновение? Выглядело так эмоционально, будто ты сам- Хёнджин тут же бросает на него предупреждающий взгляд, и Чанбин замолкает так быстро, что Сынмин даже хихикает, снимая короткое напряжение, которое случайно накопилось за последние несколько секунд. – Со мной всё в порядке, – успокаивает его Сынмин, затем криво улыбается, рассказывая, – это основано на истории, которую я когда-то читал, о путешественнике во времени и его дракончике…***
Вечеринка длится только до полуночи, потому что Джисон первым отключается на полу после того, как выплакивает глаза из-за рассказа Сынмина («это так печально! Как они могут никогда больше не встретиться? Они должны снова встретиться! Что случилось с детёнышем дракона? Как это может так закончиться?») и все остальные решили на этом закончить. – Хёнджин, – он толкает своего бессознательного лучшего друга, который каким-то образом растянулся на заднем сиденье их такси, несмотря на то, что был пристёгнут. – Хённи, ты дома. Хёнджин даже не шевелится. Сынмин с нежностью вздыхает, зная, что его невозможно разбудить, затем извиняется перед таксистом, который просто отмахивается от них, скорее всего, переправляя бесчисленное количество таких же нокаутированных пьяниц колледжа раньше. Дело в том, что они больше не в колледже, и у Сынмина больше нет выносливости, чтобы тащить целых сто восьмьдесят сантиметров человека, но он в конечном итоге умудряется доставить Хёнджина домой и уложить в постель после быстрого мытья. – Минни, – скулит Хёнджин, переворачиваясь в тот момент, когда Сынмин собирается уходить. – О, теперь ты проснулся, – хихикает Сынмин. – Я оставил немного воды и обезболивающее у твоей кровати, так что, когда ты проснёшься- – Минни, заткнись. Мне нужно сказать тебе кое-что важное. Сынмин фыркает, но садится на кровать Хёнджина и готовится слушать его пьяную болтовню, вероятно, о том, что какой-то второстепенный персонаж в дораме достоин лучшей концовки. Хёнджин, однако, подтягивается и смотрит на Сынмина с удивительной ясностью: – Ты счастлив, Сынмин? Это не то, что ожидает Сынмин. Когда он не отвечает сразу, лицо Хёнджина начинает морщиться, а в глазах собираться слёзы. – Ты должен быть счастлив, Минни! Должен! Сынмин смеётся, ероша его волосы и мягко подталкивая обратно на кровать, натягивая одеяло обратно на него. – Ты добрый только тогда, когда пьян и несёшь всякую чушь. Хёнджин только фыркает в ответ. – Ответь мне, Ким Сынмин. Сынмин вздыхает. Он уже давно знает ответ на этот вопрос. Всё, что остаётся сделать, – сказать это вслух, признать это. – Думаю, да, – говорит он, сначала неуверенно, но в тот момент, когда слова слетают с его губ, он чувствует какое-то подтверждение, какую-то уверенность, омывающую его. И поэтому он улыбается: – Да, счастлив. Не беспокойся обо мне, Хённи.***
Когда они ушли, в сердце Сынмина всегда была дыра. Он уже пробовал её заполнить. Он пытался жить, игнорируя её существование. Может быть, даже построить над ней мост. Когда всё это не сработало, он в конечном итоге принял это как должное. Некоторые вещи нельзя исправить, и это нормально. Иногда приходится смириться с тем, что всё обстоит именно так. И спокойно жить с этим. Или что-то в этом роде. И Сынмин уже на пути к тому, чтобы смириться с этим. Поэтому, когда он, наконец, возвращается домой и замечает знакомую спину, стоящую на его пороге, всё, над чем он тщательно работал, разваливается в одно мгновение. – Ни хуя себе, – вот что он говорит, но его зрение так быстро расплывается, и, возможно, он устал, немного пьян и всё такое прочее, потому что он сидит на корточках на полу и кричит во всё горло. – Не подходи ко мне, – предупреждает он, закрывая лицо руками, когда видит приближающуюся расплывчатую фигуру. – Ты не настоящий. Свали. – Мы не будем проходить через всё это снова, – мягкий смех. Тёплая рука на спине, заставляющая встать. Тёплые руки на его щеках, смахивающие слёзы. Ли Минхо, всё такой же красивый, тепло улыбается ему. – Что ж, я собирался попросить у тебя одеяло, но похоже, тебе оно нужно больше, чем мне. Сынмин пинает его.⏭
– За последние дни, когда Сынмин был свободным человеком, – скорбит Джисон, поднимая уже открытую банку пива. В узком кругу друзей, собравшихся сегодня вечером на мальчишник Сынмина, раздаётся смех, а Джисон продолжает. – …не могу поверить, что наш невинный, красивый щеночек Ким Сынминни выходит замуж за ведьму- – Извини, я ещё здесь, – парирует Минхо, хлопая Джисона по бедру с такой силой, что это вызывает у него резкое шипение, которое пугает свернувшегося калачиком кота на коленях у Сынмина. – Ты спугнул Боки, – в отчаянии говорит Сынмин, глядя, как их маленький белый кот неторопливо направляется на кухню. Минхо извиняющимся жестом пожимает плечами, лёгкая усмешка сползает с его губ. – Вини во всём Сонни. – Детка, – скулит Джисон, драматично, как всегда, падая к человеку с другой стороны, – детка, надо мной издеваются! – Ты это заслужил, – весело отвечает Чанбин, забирая у Джисона пиво и делая большой глоток. Джисон выкрикивает какие-то неразборчивые слова в знак протеста и протягивает руки вперёд, пытаясь вернуть свой алкоголь. – Ты такой пиздецки громкий, – жалуется Хёнджин, глядя на них обоих. – Ох? – Джисон оживляется. – Хочешь знать, насколько громким я могу быть в спальне? – Нет? – Хёнджин с отвращением морщит нос. – Какого хера? Чанбин-хён, пожалуйста, забери своего мужика. – Мхм, – хмыкает Чанбин, отставляя пиво, затем с силой притягивает Джисона к себе на колени и начиная гладить его волосы. Это мгновенно усмиряет Джисона, который закрывает глаза и склоняется к прикосновению, наконец замолкая и обеспечивая им столь необходимый покой. – Спасибо, – бормочет Хёнджин, но без злобы. В этот момент кто-то появляется из кухни с Боки на руках. – Эй, я нашёл бродячую кошку на кухне, – улыбается Чонин, кладя Боки на колени Хёнджина – плохая идея, потому что Хёнджин начинает кричать что-то о том, что у него аллергия на кошек, и это заставляет Боки снова спрыгнуть на пол, пока Минхо не поднимает его. – Ну, – ухмыляется Чонин, как будто ничего не произошло, – я вышел сказать вам, что печенье почти готово! – Спасибо, Нини, – улыбается в ответ Минхо, махая лапкой Боки, что, в свою очередь, заставляет Чонина захихикать. Сынмин поймал себя на том, что наблюдает за всем происходящим с растущей улыбкой. В какой-то момент своей жизни он и представить себе не мог, что когда-нибудь снова увидит кого-то из этих двоих, тем более в одной комнате. То, что Минхо снова появился на пороге его дома много лет назад, было нереально. Даже видя Минхо сейчас, в гостиной их общей квартиры, обнимающего их домашнего питомца, он всё ещё чувствует себя нереально. Как будто часть его никогда не сможет избавиться от затянувшегося страха, что однажды он проснётся и увидит пустую квартиру, а Минхо снова уйдёт. – Ты ведёшь себя глупо, – поддразнил его Минхо, когда через несколько месяцев после возвращения Сынмин заговорил с ним об этом, после того как его спросили, почему он каждую ночь перед сном просовывает голову в комнату Минхо. – Я не собираюсь уходить. – Кто знает, не придётся ли тебе снова путешествовать во времени, – ворчал Сынмин. – Не придётся, – заверил Минхо, глядя на него мягким, понимающим взглядом. – Я всё уладил. Я никуда не уйду. Если Минхо и заметил что-то из всё более навязчивого поведения Сынмина, он никогда не упоминал об этом. Он также никогда не упоминал, что он делал в период с того момента, когда он ушёл, до того, как вернулся, только загадочно сказал Сынмину, что он вернул Ёнбока в более безопасное время, и что Ёнбок был счастлив со своей новой драконьей семьёй. Сынмин иногда скучает по Ёнбоку. Он знает, что и Минхо тоже, из-за отстранённого взгляда, который у него часто бывает, когда он играет с их кошкой, которую он упрямо настаивал назвать Боки. С другой стороны, Чонин ворвался в жизнь Сынмина сразу после возвращения Минхо, через несколько месяцев после того, как они перестали разговаривать, ведя себя так, будто между ними ничего не произошло. Поначалу это было неловко, но постепенно Сынмин научился быть другом Чонина. А с Чонином пришёл- – Я представляю вам свежеиспеченное, очень вкусное печенье, – глубокий и приятный голос смеётся, прерывая ход мыслей Сынмина, когда вторая фигура выходит из кухни, на этот раз держа поднос с шоколадным печеньем. С Чонином пришёл Феликс. Увидев Феликса в первый раз, Сынмин был полностью потрясён, и не без причины. Австрало-кореец был похож на Ёнбока до самых светлых лавандовых волос, и единственное, чего ему не хватало, – это радужной чешуи. Он был в шоке всё время, пока Чонин представлял Феликса как своего нового бойфренда их группе друзей, в которую Минхо легко влился. (Мой Гриндр бойфренд, шутил Сынмин, представляя Минхо своим друзьям, потому что это вызывало гораздо меньше вопросов о том, откуда взялся Минхо, или почему он внезапно появился в качестве парня Сынмина. И выражение лиц людей, когда они просто думают о том, что кто-то такой прямолинейный, как Сынмин, нашёл партнера на всю жизнь с помощью приложения для знакомств; это того стоило.) Минхо, как обычно, был удивлён гораздо меньше, чем Сынмин. Это может случиться, легко сказал он. Реинкарнация, понимаешь? Прошло по меньшей мере тысячу лет с тех пор, откуда мы пришли. Используя уроки, которые он извлёк из прошлого, Сынмин приложил усилия, чтобы узнать Феликса как Феликса, и, хотя жизнерадостность и общая сияющая атмосфера другого напомнили ему Ёнбока, у Феликса были свои саркастические насмешки или мини-взрывы гнева (очень быстро рассеивающегося) всякий раз, когда он проигрывал одну или две игры – черты, чрезвычайно характерные для Феликса, которые Сынмин полюбил. – Я не знаю, почему мы едим печенье на холостяцкой вечеринке, – шутит Чан, вытирая руки о штаны и оставляя на них следы муки, будучи третьим и последним человеком, который согласился с идеей выпечки печенья в последнюю минуту. – Обычно люди просто напиваются до чёртиков. – Не знаю, как ты, а Джисон, по-моему, выглядит довольно дерьмово, – предлагает Хёнджин. – Эй, Бинни, детка! Защити мою честь! – Защищайся сам, идиот. – Они такие мерзкие, – шепчет Минхо Сынмину, указывая в сторону Чанбина и Джисона, но ласковая улыбка на его лице говорит об обратном. – Не ревнуй, – поддразнивает его Сынмин, протягивая руку и переплетая их пальцы. Серебряные кольца на их безымянных пальцах тяжелы, но всё это является напоминанием об их присутствии в настоящем. Он переводит свой пристальный взгляд на всех остальных в комнате; на Хёнджина и Джисона, снова ссорящихся, пока Чанбин просто наблюдает, забавляясь; на Феликса, кормящего печеньем Чонина, и Чана, просто нежно улыбающегося им всем. Сынмин уверен, что у него такая же глупая улыбка на лице. В конце концов, это все люди, которых он любит. Те, в которых он находит дом, и те, которые находят дом в нём. Когда Хёнджин отводит его в сторону позже той же ночью и задаёт тот же вопрос, что и много лет назад, Сынмин обнаруживает, что ответ приходит легко. – Да, – ухмыляется он. Он не может дождаться, чтобы узнать, насколько лучше жизнь может стать отныне.***
– Помнишь, ты спросил меня, какая моя любимая история о путешествиях во времени?– ... Да?
– Ну, это-– Вообще-то нет, пожалуйста, не говори этого.
– ...где я познакомился с очень красивым и добрым парнем, который одолжил мне своё любимое одеяло, когда я попросил его.– Это отвратительно. Отвратительно сладко.
– А я разве сказал, что это ты? Вроде нет.– Заткнись.