Двенадцать записок

Верх откинут, и ветер треплет волосы, забирается под ворот лилового поло. Руль нагрелся от солнца, пальцам тепло. Мики делает музыку погромче. У Шарка в машине нереальные басы. Блюз страдает в динамиках, перекрывая шум в голове, Мики кивает в такт. Мысли сейчас лишние, они вращаются, как забытый на штыре винил. После поездки к родителям всегда так. Каждый раз, приезжая на праздники домой, Мики достает из шкафа родительских ожиданий старый костюм хорошего мальчика, что с детства заменяет ему личность. Он тесен в груди и короток в рукавах, он протерт на локтях и пропах нафталином, но только в нем перед Мики открыты двери родного дома, а сам Мики заслуживает поцелуй в лоб и максимально близкое выражение любви: «Мог бы и подстричься». Мики всю жизнь карабкается на рукотворные Эвересты, ведь где-то там пики «Одобрение», «Гордость за сына» и «Мы любим тебя любого». Мики все колени ободрал, а ни одного еще не покорил. Хороший мальчик Мики никогда не просит щенка, потому что ковер в гостиной из непальской шерсти. Хороший мальчик Мики не сутулится, не читает в темноте, не ест конфет перед обедом. Хороший мальчик Мики встречается с девочкой, хотя его трясет от мысли, что когда-нибудь она захочет целоваться. Хороший мальчик Мики бросает художественную студию, ведь какая-же-это-профессия-вот-посмотри-на-брата-он-уже-директор-а-ты-а-ты-а-ты… Хороший мальчик Мики до сих пор в любом слове выводит букву «Н» самой красивой, ведь с нее начинается имя матери. Пальцы немеют на руле, ветер бьет в лицо, пейзаж мелькает слишком быстро. Кажется, Мики увлекся. Выдыхай. Сбавь скорость — в машине и в мыслях. Думай о другом. Как и всю неделю, когда подступает тошнота, Мики стреляет глазами на браслет на левом запястье. Карамельного цвета полоска из жесткой кожи, шириной в три пальца, с металлическим замком и пятью крошечными камнями: агат, бирюза, изумруд, обсидиан и яшма. Стоит только посмотреть — и дыхание выравнивается, злость остывает, желудок перестает дрожать. Вместо разочарованных взглядов и стерильных улыбок Мики видит другое. Как Клайд, краснея не хуже флага любимого «Манчестер юнайтед», вручает каждому на Рождество небольшую коробку. Внутри — одинаковые браслеты. «Под цвет глаз, — объясняет он, тыкая в камни. — Густаву — агат, Лео — изумруд, мне — яшма, Мики — бирюза, Шарку — обсидиан. Вроде как символ, что мы вместе». Лео в ответ фыркает, Густав еле сдерживает смех, а Шарк сидит с выражением каменнее своего обсидиана — но только до того момента, когда Клайд демонстрирует главный секрет: железную петельку на браслете Мики. И крошечный крючок на браслетах всех остальных. То есть теперь даже в офисе любой из них может затолкать Мики в подсобку, надеть второй браслет и сцепить сзади руки, а дальше… Они уже знают, после такого Мики готов на все. Некоторое время парни молчат, переваривая: Густав оттягивает галстук, Лео облизывает губы, а Шарк смотрит так, что хочется заскулить. Уже в следующую секунду все пятеро застегивают на запястьях браслеты. Мики свой с тех пор ни разу не снял. Господи, как же он соскучился! Поворот направо, под любимого Шарком Би Би Кинга, — и вместо шоссе под колесами теперь ровная дорожка, а дальше — большие кованые ворота. Мики прикладывает ключ с чипом, и система узнает его. Впускает внутрь. Впереди искусственная неровность, Мики сбавляет скорость до минимума. Он не в первый раз ведет машину так, с анальной пробкой, но сегодня ощущения на пределе, и даже от этой плавной встряски на висках выступает пот. Мики аккуратно выдыхает, приглаживает светлую челку назад. Может, и в самом деле зря не подстригся? Черт, да почему он так волнуется? Бред какой, он уже три раза играл с ребятами по-настоящему. И это не считая нескольких вечеров, когда его просто звали в бар выпить, Рождественской вечеринки в гей-клубе и двухдневной командировки с Клайдом, где они обтрахали все поверхности в гостиничном номере. Тогда почему пальцы дрожат, когда Мики поправляет браслет? Все чертова поездка к родителям. Он пытается скинуть старый костюм, но тот, словно грязь, прилип к плечам. Из-за пальм проступает длинный двухэтажный дом. Вилла Шарка, куда ребята приезжают на выходные. У каждого есть своя комната, хоть ночи они проводят вместе. Мики был здесь дважды, ему отдавали гостевую комнату на втором этаже. Вид с террасы на залив шикарный, каждый раз после бешеного траха Мики поднимается полюбоваться. Руки так и чешутся нарисовать. Притормозив у входа, Мики выходит из машины. Хватает рюкзак и куртку и взбегает по белым ступеням. В холле — никого. Мики оставляет вещи на плетеном стуле, кладет очки и ключи на столик у входа, а сам идет дальше. Кеды мягко шлепают по плитке. — Клайд? Густав? Лео? — Мики вертит головой, пытаясь разглядеть хоть кого-нибудь. — Шарк? Пусто и тихо, только ветер волнует прозрачные персиковые шторы вдоль стеклянных стен. Он перепутал? Нет, исключено, у него весь календарь в крестиках, сверял каждый день. Неужели они забыли, что он приедет? Или босс срочно вызвал в офис? Мистер Стивенс не брезгует претендовать на личное время сотрудников. Но в этом случае разве Мики, как личного секретаря, не вызвали бы в первую очередь? Небольшой стол преграждает дорогу. На нем — открытка. «Поздравляем! Это твоя первая записка. Награда за то, что выдержал неделю с родителями. Вторая близко, стоит только протянуть руку и посмотреть на мир вверх тормашками». Мики перечитывает, смеется. Нет, не забыли. Не сорвались, проклиная босса, в офис. А приготовили какую-то новую игру. Что значит вверх тормашками? Мики на секунду задумывается, оглядывается, а потом смотрит под столом. Бинго! К внутренней стороне столешницы скотчем приклеена коробочка. Внутри — что-то черное, блестящее, шелковое… Черт. Это галстук Шарка. Тот самый. С той игры, когда Мики впервые остался. Воспоминания прокатываются искрами по позвоночнику. Мики тянет шелковую ленту из коробки и прижимает к губам, вдыхая терпкий кардамон и яркий розовый перец — Man in black essence от Bvlgari, любимый парфюм Шарка. Мики всегда берет в магазине пробник. Носить такое он, конечно, не сможет, но вдохнуть перед сном — это уже традиция. Словно доза. Но что это значит? Зачем этот галстук сейчас? Так, кажется, на дне коробки еще что-то… Новая записка. «Умничка. Ты нашел вторую записку. Если хочешь получить третью, просто позови меня, Микки Маус». Микки Маус. Только один человек зовет его так. Ну конечно, кто еще мог придумать и спланировать такое развлечение? — Клайд? — кричит Мики, улыбаясь. Мягкие шаги по коридору. Он прятался на кухне? Клайд сцапывает в объятия, укутывая силой и запахом корицы. Готовил? Ух, какой он жаркий. И, кажется, уже кем-то облапанный. Цветастые пляжные шорты болтаются на бедрах, а тонкая белая рубашка застегнута наполовину, да и то неправильно, будто ее только что впопыхах застегнули. — С днем рождения, Микки Маус, — мурлычет он в ухо. — Хорошо, что отрастил волосы. Красиво. Губы у Клайда тоже горячие, зацелованные. А руки жадные, сразу ползут Мики в шорты. Подцепляют резинку трусов, скользят по коже, гладят, сжимают половинки и по-хозяйски разводят в стороны. Мики охает, подставляясь. Он хороший мальчик, но он слишком скучал. Наткнувшись на силиконовую затычку, Клайд улыбается, как рыжекудрый крокодил. — Мы придумали развлечение, — говорит он, проходясь пальцами по влажной от смазки промежности. — Поиграешь с нами? Мики обмирает от стремительно растущего и сейчас такого стыдного возбуждения. Клайд замечает сомнение в его взгляде: — Если тебе что-нибудь не понравится, в любой момент можешь остановить нас, окей? Мики и так это знает, но сейчас слова Клайда развязывают узел между лопатками. Становится теплее. — Хорошо. — Мики улыбается увереннее: — Но ты обещаешь, что в конце будет торт? Клайд вынимает руки из шорт и крепко обхватывает, до хруста. — Еще какой, Микки Маус. — Он накидывает галстук Мики на шею, аккуратно завязывает, оставляя длинный поводок. — Только теперь чтобы получить записку, придется постараться. — Например? — Мики кусает губы от волнения. Клайд подцепляет галстук и тихонько тянет. — Например остаться только в этом. Раздеваться перед Клайдом не впервой. Еще неделю назад он сделал бы это, не задумываясь. Но почему-то сейчас, когда сам Клайд одет, а пара пыточно-медленных часов покера не раскалили до звенящих яиц, ощущения другие. Не звериный ослепляющий запал, а осторожная волнующая робость. Мики медлит. Хорошие мальчики так себя не ведут. Но ведь Мики за тем и приехал, чтобы перестать быть хорошим мальчиком. Чтобы содрать с себя дурацкий проеденный молью костюм. Чтобы снова стать собой. В сравнении с этим снять перед Клайдом обычную одежду — легко. Он стягивает через голову поло, сбрасывает кеды с носками, сдергивает шорты, а потом и трусы. Теперь на нем лишь галстук, браслет и затычка. Джентльменский набор. Одобрительный взгляд Клайда гладит снизу вверх по ногам к выбритому паху, выше по животу и останавливается на груди — на проколотых сосках. Мики решился на них не так давно, в прошлую игру было еще немного больно, но теперь осталось только удовольствие. Мики проверял. Клайду, кажется, тоже интересно. Он берет Мики за талию, притягивает ближе и проводит большими пальцами по соскам — сначала невесомо, а потом с нажимом. Исследует, смотрит внимательно в глаза. — Не больно, — говорит Мики, сглатывая. Клайд довольно кивает и достает из кармана бумажку. «Четвертая записка на гребне волны». На мгновение стреляет смешная мысль, что они про ванну, но это вряд ли. Задания не на смекалку, а на то, как хорошо он знает их. Мики знает. Он без промедления идет в комнату к Густаву. Туда, где солнечные стены увешаны фотографиями воды и песка, а в шкафу пристроилась пара красочных лонгбордов. Кажется, он не ошибся. Густав ждет его в кресле, и Мики на мгновение заглядывается на мощную серферскую фигуру — рельефные мышцы, подчеркнутые белой футболкой и джинсовыми шортами. Он явно все праздники катался — кожа потемнела до жженого сахара, а густая черная шевелюра выгорела. Он даже мытый пахнет морем. — С днем рождения, красавчик, — говорит он, маня Мики пальцем. — Тебе придется постараться, чтобы я отдал записку. Постараться? Щеки вспыхивают, в горле сухо, Мики все острее ощущает, какой он голый. Густаву видно его смущение, он довольно хмыкает и расставляет ноги. Мики решается. Сначала — поцелуй. Губы чуть обветренные, небольшая щетина покалывает, язык на контрасте — сплошная мягкость. Во рту собирается слюна. Как раз то, что нужно. Мики опускается на колени, садится между ног и вжикает жесткой ширинкой. Густав уже возбужден. Убедить его будет нетрудно, тем более, Мики знает пару верных приемов. Но слишком быстро нельзя, Густав не любит без прелюдий. Такое себе позволяет только Лео — специально, чтобы помучить — но то Лео, а Мики сейчас живет, чтобы сделать парням приятное. Подняв взгляд, он осторожно касается головки сухими губами, опускается ниже, трется щекой вдоль вен и проводит носом. Сдерживаться нелегко, и он сосредотачивается на своих чувствах: как проколотые соски пощипывает от предвкушения, как анус сжимается вокруг пробки, как колени ноют от жесткого пола. Мики смакует ощущения. Хочется, чтобы Густаву было так же хорошо. Он скользит до самых яиц, и теперь наконец открывает рот. Засасывает кожу, жарко дышит, дразнит языком. Густаву нравится, он прикрывает глаза и откидывает голову. Мики так растворяется в его удовольствии, что едва слышит легкое позвякивание сзади. Он ведь почти забыл о Клайде. Реальность продирает жаром, когда свободного запястья касается еще теплый браслет. Мики мычит и трясется, а его руки уже заводят за спину. Щелкает замочек. О господи. Дыхания не хватает. Шея пылает. Виски взмокли. Он выпускает Густава изо рта, прижимается губами к коротким черным волоскам в паху — и дышит. Ребята не торопят, ласково гладят по волосам и спине, между лопаток. Ну все, все, он готов. Мики поднимает голову, и теперь осторожно берет горячий напряженный член в рот. Обнимает губами. Вот так, вниз-вверх, помогай себе языком. У Густава идеальный размер, после нескольких пробных движений проталкивается в самое горло. Мики глотает до основания, утыкаясь подбородком в пах. Рука опускается на поясницу, заставляя прогнуться. Зад вздергивают вверх. На кожу капает смазка. Мики раздвигает ноги, готовясь, но Клайд не торопится. Просто играет с пробкой. Медленно тягуче вытаскивает и некоторое время ждет, видимо, разглядывая, как у Мики судорожно сжимается оголодавшая дырка. Наглядевшись, он собирает смазку и заталкивает ее внутрь. Двигает, дергает пальцами, а потом ввинчивает пробку обратно. Мики хрипит от напряжения, горло сжимается вокруг головки, Густав дергается, низко стонет и отталкивает его. — Хватит, хватит… заслужил. Он расцепляет Мики запястья и треплет по отросшим волосам. — Тебе идет с длинными, — говорит он, доставая из кармана бумажку. «Пятую записку найдешь среди риффов». Не рифов. Риффов. Сомнений нет, Мики твердо идет в комнату Лео, где стены звукоизолированы, по углам расставлена стереосистема, а на подставках висит коллекция дорогущих стратокастеров. Лео уже в кресле, холодный и уверенный — и, как всегда, неотразимый в своей лаймовой футболке и драных джинсах. В руках у него что-то темное. — С днем рождения, Мики-бой, — говорит он, протягивая шелковую маску на глаза. — Наденешь? Мики бросает взгляд на Клайда и Густава, но те стоят в дверях и только хитрюще улыбаются. А еще они обнимают друг друга за талию. Густав запустил руку Клайду под рубашку, Клайд, кажется, ухватил Густава за зад. Мики любуется на них еще немного, ждет, пока они не начинают целоваться, и тогда надевает маску. Некоторое время тихо, а потом Лео берет что-то со столика. — Дзыыынь, — говорит что-то. — Тик-тик-тик-тик. Кажется, часы. Нет, таймер. — Хочешь получить записку, Мики-бой? — говорит Лео, дергая за галстук. Спина покрывается потом. Мики быстро громко дышит. От Лео можно ждать чего угодно. — Да, — шепчет он, послушно придвигаясь. — Да. Лео небольно хлопает по щеке и защелкивает браслеты за спиной. — Тогда не смей кончить, пока не выйдет время. Мики сжимает челюсти, в груди поднимается паника. Сдерживаться — не его конек. Но в маске легче, мир не давит, можно полностью довериться. — Красивый, — тянет Лео, захватывая волосы в кулак. — Не смей подстригаться, ясно? Пахнет миндалем и ванилью. Скользкие от масла ладони опускаются на грудь, и Мики вздрагивает, когда Лео проходится по соскам. Тянет и крутит гвоздики, трет и царапает кожу ногтем. Теперь, с пирсингом, удовольствие острее, будто от сосков к члену проложили скоростное шоссе, и Мики едва удерживается, чтобы не шипеть. Хочется еще и еще, но Лео не задерживается. Это так, закуска. Кликает колпачок от бутылки с маслом, запах усиливается. Горячие ладони прижимаются к ребрам, гуляют по животу до пупка, ниже, и обхватывают яйца. Крепко. Хорошенько обмазывают, добавляют масла и теперь щедро поливают член. Мики стоит смирно, только сцепляет сзади пальцы. Терпит, пока Лео дрочит ему, быстро и жестко, по всей длине. Браслеты уже немного натерли запястья, и Мики выкручивает руки, добавляя напряжения — что угодно, лишь бы отвлечься. Он уже на грани. Отвлечься не получается, Лео слишком хорош. Сжимает пальцами головку, хлюпко крутит кулак, взвинчивая напряжение до самой высокой точки, а потом скользит по стволу. Мики шатает. Он громко и часто дышит через рот, тихонько стонет. Лео чутко слушает, и когда совсем невмоготу, делает паузу, гладя невесомо, подушечками пальцев, или юркает вниз, чтобы легко приласкать мошонку. А как только волна отступает, набрасывается с новой силой, стискивает до того, что из горла вырываются хрипы. Мики едва не скулит, как же хочется кончить. Ладони такие мягкие. Запах такой приторный. Член набух и по ощущениям готов взорваться. В промежности тянет, анус горит, масло щекочет, стекая по внутренней стороне бедер. Мики весь в огне. Если бы не браслеты, он бы уже перехватил руки Лео. Или схватился за член сам. Да как тут можно сдержаться? Сколько еще осталось? Вот оно, вот оно, уже почти… Мики нервно скулит, пытается отстраниться. — Стоять! — Лео не отпускает. Дергает за галстук, заставляя вернуться, и командует кому-то из ребят: — Подержи его. Мики перехватывают под локти и поперек груди, прижимают к сильному телу. Теперь не вырваться. — Ты сможешь, — шепчет Густав, поддевая носом волосы на виске. — Еще немного. Мики трясется и стонет. Вжимается в Густава. Оседает на него, хоть расстегнутый ремень и ширинка царапают голые ягодицы. Но стоять самостоятельно уже не получается. Сколько прошло, пять минут? Час? В голове все смешалось, из-за маски пропало ощущение времени. Остался только крепкий захват на теле, запах ванили и безжалостный Лео. Лео, который кликает колпачком на бутылочке с маслом и приходит на новый круг. Сначала мучает головку, а потом дергает кулаком по стволу. Острое наслаждение простреливает с каждым движением. Все тело ходит ходуном, если бы не Густав, Мики бы упал. Сейчас он кончит, господи, уже сейчас… Мики стискивает бедра, будто это чем-то поможет, и стонет на каждом выдохе. Все, сил бороться нет. Он подается вперед, толкается в кулак… Дзынь! Лео отдергивает руку, и Мики виснет на Густаве, жалобно всхлипывая. Член вздрагивает в разочаровании. — Умничка, — воркует Лео, размазывая масло по бедрам. — Хороший мальчик. Заслужил пятую записку. Хочешь шестую? Мики судорожно кивает, голос уже охрип. Кликает крышка от масла. — Тогда кончи. Одной рукой Лео берет за яйца, другой — за основание члена и жестко дрочит. До искр. Мики кричит и взрывается тут же, тело скручивает в сладких судорогах, он корчится у Густава в хватке, сжимает веки до красных точек. Оргазм бьет удар за ударом. Мики словно пропустили через соковыжималку. Лео выдаивает до капли, дает насладиться до последних мурашек, ласкает. Ну все, все. Уже слишком хорошо. Уже даже почти больно. Мики пытается отстраниться и только теперь понимает, что Густав так и не расцепил руки. Наоборот, держит сильнее. А Лео ускоряет ритм. Сердце, едва успокоившись, подпрыгивает снова. В паху разливается странное чувство между усталостью и онемением. Живот тянет напряжением, сперма вместе с маслом взбилась в горячую пену, член вот-вот запылает. Мики кусает губы, мычит, но мыслей, чтобы остановить Лео, нет. Где-то на периферии, словно эхо или обещание, через силу, уже зарождается новое возбуждение. И Мики ждет его, терпит, позволяет ребятам сжимать соски, целовать в шею, мять ягодицы. Лео все дрочит, а Густав тянет из зада пробку и прижимается ко входу головкой. Мики так потерялся в ощущениях, что сам насаживается, лишь бы дали еще и еще. Теперь уже никакой робости. Ему нравится — и совершенно за это не стыдно. Когда стояк снова каменеет, а задница свободно хлюпает на члене, его отпускают. Лео обтирает салфетками и целует в губы, а Густав расцепляет руки и вставляет на место пробку. Чувство какой-то нереальности. Что будет, когда с него снимут повязку? Ничего особенного не происходит, только немного больно глазам. Мики едва понимает, когда его опускают в кресло и вручают стакан воды. Он жадно пьет, капли скатываются по шее. В ладони что-то шуршит. Ах да. «Седьмая записка где-то между Би Би и Эллой». Загадка совсем простая. Мики шагает гордо, но чуть покачиваясь. Ребята идут сзади, будто свита. Царство Шарка — это тяжелые шоколадные портьеры, стеллажи, заставленные рядами винила, и алтарь — белоснежный Rega Planar с фонокорректором и усилителями. В комнате никого, только привычное кожаное кресло напротив аэродромной кровати. Пустое. Мики останавливается в нерешительности, но ребята ведут ближе и усаживают. Мики сдвигается на самый краешек. Не хочется пачкать дорогую кожу смазкой. — Как… как мне заработать записку? Парни встают перед кроватью и смотрят с ухмылками. — Побыть Шарком. Спину пробивает потом. Почему-то именно сейчас тот момент, когда мелькает мысль остановить игру. Просто слушаться их — одно, а отдавать приказы… Казалось бы, что тут трудного — говори, чего тебе хочется, и наслаждайся. Как бы не так. У Мики голова идет кругом. Он вцепляется в подлокотники, не позволяя себе сбежать. — Снимите… одежду. Его слушаются беспрекословно, как Шарка. Берутся за свои футболки, и Мики едва успевает добавить: — Друг с друга. Щелкают пуговицы, вжикают молнии. Клайд уже без шорт, он стягивает с Густава боксеры, попутно поцеловав в пупок, а потом они вдвоем выпутывают Лео из джинсов. А теперь все трое стоят рядом с кроватью. Голые. Карамельно-рыжий Клайд, жгуче-кофейный Густав и охлаждающе-мятный Лео. Убийственный коктейль. Такие роскошные — и в его распоряжении. Стоят и ждут приказа. Мики захлебывается слюной. — Целуйтесь. Клайд и Густав обожают это дело, они мигом присасываются губами. Вылизывают, ласкают, притягивают ближе за затылок. Лео вмешивается. Расцепляет их, целует каждого взасос, а потом опускается на колени и берет у Густава в рот. Самовольничает. У Шарка бы такого себе не позволил. Густав гладит его по голове и двигает бедрами, мягко погружаясь в горло. Лео придвигается, чтобы было глубже. Никому из них и в голову не пришло бы стесняться своих желаний. Это заразно. — Теперь Клайд, — Мики старается добавить металла в голос. Когда Клайд тянет Лео к своему члену, добавляет: — Жестче. Взгляд Лео обещает расплату, но это неважно, в данную секунду перечить он не может, а Мики очень хочется, чтобы мистер Я-сделаю-вам-больно-и-вам-это-понравится хоть раз испытал на себе свое же лекарство. Клайд берет Лео за волосы и натягивает широко раскрытый рот себе на член. Долбится резко и часто. Лео терпит, только слюна капает с подбородка. Красиво, но хочется большего. — Ложитесь, — Мики, кажется, вошел во вкус. Голос больше не дрожит, он уверенно раздает команды. — Клайд внизу, Густав сверху. На него смотрят с одобрением. Клайд, улыбаясь, прыгает на кровать. Он явно рад такому раскладу. Когда Густав забирается следом, он уже подхватил себя под колени и раздвинул ноги. Между половинками блестит пробка. Густав тянет ее наружу и тут же заменяет своим членом. Клайд шипит, принимая всю длину. Мгновение они замирают, привыкая, а потом начинают неторопливый размашистый ритм. Густав тяжело дышит. Ему сейчас должно быть очень хорошо, у Клайда восхитительно шелковая задница. Мики убеждался не раз, ведь именно Клайд подставляется чаще других. Любит, когда Мики сверху. Сейчас же Мики только смотрит, но даже от этого все внутри взрывается. А еще от вопросительного холодного взгляда. Лео стоит руки в боки, демонстрируя тело, с которого можно было бы лепить анатомический доспех, как в фильмах про римских легионеров, и молча спрашивает: а я? Мики кивает на Клайда и говорит твердо, будто и не приходится сглатывать робкий комок в горле: — Трахни его в рот. Лео ухмыляется. Он подкладывает подушку Клайду под затылок, а сам ставит колени по обе стороны от лица. Гладит, похлопывает головкой по губам, а потом нажимает на подбородок и вталкивает член в широко раскрытый рот. Двигается несколько раз на пробу. Убедившись, что Клайд может больше, упирается руками в кровать, поднимает бедра и погружается до яиц. Показывает, что значит действительно жестко. Шея у Клайда краснеет, вены вздуваются, глаза закатываются, но он не отталкивает. Только перехватывает колени, раздвигая сильнее ноги для Густава. У Мики уже закончилось дыхание, а он терпит. Наконец Лео протяжно стонет и вынимает. Клайд судорожно дышит, но улыбается. Мышцы на животе сжимаются. Густав сзади подвывает. Как всегда, самое жаркое — их неприкрытое, бесстыдное удовольствие. Мики ерзает на стуле, глядя на то, как они кайфуют. Тяжелая горячая ладонь опускается на затылок. — На чьем месте хотел бы быть, малыш? Мики подпрыгивает от низкого густого голоса за спиной. Зрелище на кровати такое потрясающее, что он не услышал шаги, не почувствовал, как Шарк подошел и оперся на спинку кресла. Дыхание сбивается, но Мики послушно сидит, пока крепкие пальцы зарываются в волосы, ведут вверх по шее, гладят за ухом. Теплота от этих пальцев расползается, как щупальца, и добирается до всех интимных мест сразу. А ведь Шарк всего лишь погладил по волосам. — Отрастил? Мне нравится, — говорит он, целуя в макушку. Давит на плечи, когда Мики пытается подняться, и просто садится рядом. — С днем рождения, малыш. Как всегда, от Шарка не оторвать взгляда. На нем темные брюки и графитовая футболка, и когда Мики прижимается, робко обнимая, запах кардамона и розового перца стреляет прямо в голову. Шарк помогает усесться к нему на колени и принимается гладить. По плечам, вдоль ребер, к животу и до самых коленей. Тело воспламеняется вслед за широкими ладонями. Мики делает вид, что наблюдает за кроватью, а на самом деле напряженно ждет. Вот ладони скользят вверх, мягко обходят самое пламенное и задерживаются на шее. Поворачивают голову для поцелуя. Мики плывет в ощущениях, как в вакууме. У Шарка в объятиях так спокойно и надежно. На мгновение притупляется даже жгуче-болезненное желание кончить. Сейчас просто хорошо. Большие мягкие губы спускаются на челюсть, щекочут под ухом. — Хочешь новую записку, малыш? — Шарк поглаживает соски кончиками пальцев. Крошечные прикосновения продирают до дрожи. Мики поворачивается — чтобы урвать еще поцелуя, еще этой мягкости, еще немного ласки. — Я заработаю. Шарк улыбается, а на запястье Мики уже защелкивается браслет. Миг — и руки стиснуты сзади. Вжикает молния, Шарк расставляет ноги, но прежде чем опустить Мики на пол, заставляет прогнуться, отставляя зад, и тянет наружу пробку. Мики протяжно стонет. Смазка стекает крупными каплями Шарку на брюки. Ласковый шлепок опаляет ягодицы. Подгоняет. Мики сползает на колени. Как всегда замирает, разглядывая, и только потом осторожно заглатывает темную блестящую головку. Это то, что нужно. Самый большой, самый вкусный член во рту. Мики ласкает долго, толкает в глотку, слизывает соль. Медленно затягивает в рот, напряженно сосет, так чтобы подарить самое острое удовольствие, спускается на яйца, давая передышку, а потом возвращается к члену, заглатывая жадно. Мики горд. Он натренировался брать почти все. Так, чтобы доводить Шарка до хрипов. У самого между ног все горит и дрожит, он заталкивает пальцы сцепленных рук себе во влажную широко раскрытую дырку и стонет — как же хочется там Шарка. Ладонь ложится на подбородок, заставляя посмотреть вверх. — Записка твоя, — Шарк размазывает слюну по губам. — Хочешь получить новую? Мики качает головой. Нет. Он знает, чего он хочет. — Там еще много интересного, — мягко убеждает Шарк, но увидев, как Мики сдвигает брови, соглашается. — Чего же ты хочешь? — Я хочу торт. Шарк берет за галстук: — Как скажешь, малыш. И вот теперь — самое лучшее. Мики ведут к кровати, бросая остальным беззлобное: «Свалите». А когда голодные кролики прыгают трахаться на ковер, с Мики занимаются любовью. Выцеловывают пальцы ног, лижут вдоль бедер, бережно мнут яички и бесконечно долго сосут член. Так, что Мики захлебывается стонами и то выгибается, то снова падает на кровать, придавливая сцепленные запястья. Он очень хочет быть оттраханым. И вот тогда его складывают пополам и берут. Неторопливо и гладко, в готовую, мокрую от желания дырку. Нанизывают крошечную задницу на могучий член, и она похотливо раскрывается, любовно обнимает, тянется, будто не желая отпускать ни на мгновение. Под веками быстро темнеет, из головы пропадают мысли. Мики дрожит и подмахивает, хнычет и насаживается сам — чтобы глубже, чтобы быстрее, чтобы там, где надо. Но Шарк указов не любит. Выходит полностью, бросает на живот и вздергивает задом кверху. Бьет по одной половинке, по другой, проходится по обеим — и вставляется до упора. Мики воет в простыню. Счастье сжимает резким спазмом. Он не мог бы двинуться, если бы и хотел. Но руки связаны, голову вдавили в шелк. Не пошевелиться. И это прекрасно. Он лишь прогибается сильнее и отдается, как может. Шарк рычит. Долбится внутрь, выбивая крики, быстро, до самого взрыва. Мики кончает со слезами и смеется. Шарк торопливо доводит себя до края, стонет и кончает жаром. Не бывает так хорошо... Пытаясь отдышаться, Мики валится на постель. Рядом опускается Шарк, а скоро на нее взбираются и остальные, потные и взмочаленные. Некоторое время молчат, только тихонько гладят друг друга. Мики аккуратно и счастливо потягивается. Он весь липкий, а чувство такое, что очистился до последней косточки. Сейчас бы вместе принять душ, сменить белье, а потом… черт, они даже еще не ели. А Клайд ведь не зря пахнет корицей. Словно услышав, рыжая шевелюра справа шевелится. — Ты знаешь, Микки Маус, — Клайд обхватывает плечи и притягивает ближе. — Осталась последняя записка. Мики жалобно стонет, зарываясь Шарку в изгиб шеи. Больше никаких игр! Шарк нежно гладит щеку, заправляет за ухо отросшую прядь. — Тебе понравится, малыш. Это того стоит. Мики вздыхает и разворачивает крошечную бумажку. «Твой подарок в Мышином королевстве». — Это где? — спрашивает Мики, но ребята только ухмыляются. — Ищи. Мики кряхтит и, обтеревшись наскоро салфетками, ковыляет из комнаты. На первом этаже он уже все обошел, так что теперь поднимается на второй. Там спортзал, библиотека и гардеробная. А еще гостевая комната с террасой. Может, туда? Он открывает дверь и долго стоит. Что-то изменилось. Первое, что бросается в глаза, — гостевая кровать, заправленная бельем с Микки Маусом. Мики фыркает, но улыбка быстро исчезает. У дверей на террасу стоит мольберт, а на столе рядом громоздятся нераспечатанные коробки красок и кисточек, холсты, тюбики и банки, будто кто-то ограбил художественный магазин. — Это что? — кричит Мики, чувствуя, как голос звенит от чувства. — Это теперь твоя комната, малыш, — отвечают снизу. — Так ты нашел подарок? Подарок? Комната — это еще не подарок? Мики быстро моргает и оглядывается. На кровати блестит телефон в черно-синем кейсе. Вряд ли Шарк решил подарить ему свой мобильник, так что Мики нажимает на кнопку. Экран загорается, пароль временно снят. Сообщения уже открыты, и посмотрев на имя вверху, Мики обмирает. Мистер Стивенс. Два сообщения выделены. Прочитав сообщение от Шарка, Мики опускается на кровать. Колени слабеют. На лицо вылезает дурацкая улыбка. Шарк: «Ну что, босс, игра в эту субботу. Присоединитесь?» В глазах двоится от волнения, но Мики умудряется прочитать ответ. Мистер Стивенс: «Почему бы и нет?»