***
На вид ему было не больше тридцати. В чистой одежде, с коротко постриженными волосами оттенка ночи, он был похож на молодого лорда, что на войне занимают пост главнокомандующих, которые только указывают, сидя в безопасности, и лавры сражавшихся на себя увешивают. Когда пригляделась, поняла, что больше, чем от высокомерных лордов, в нём есть от дьявола. Будто из лисьих его глаз высосали жизнь — в ледяные радужки проникало все, ничего на свет в ответ не выдавая, даже мелкой искры эмоции; длинные клыки, делающие улыбку хищной, и бледная кожа. Подсел ко мне в забегаловке, не спрашивая разрешения. Он наклонился через стол ко мне, холодно-голубыми глазами заглядывая в мои. — Ты убила кого-то? Спросил это сразу после приветствия, словно у старого знакомого, заставив поперхнутся воздухом. — С чего ты взял? — нахмурилась я, сдерживаясь, чтоб не оттолкнуть непрошеного гостя. — Убийца убийцу издали видит, — изрёк спокойно. Наигранный интерес в его взоре был сравним с интересом ребёнка, впервые увидевшего заморскую зверюшку. — Отрасти себе волосы — глазам приятно будет. Фыркнула. Распрощалась с волосами сразу после побега, решив что так будет безопаснее, намного безопаснее, особенно в городах, где девушкам ночью опасно на улицах — незаконную поимку людей для продажи никто не отменял, это редко наказуемо с тех пор как развернулась война. — Подбираешь девушек для публичного дома? — Тебя вряд ли там по достоинству оценят. А вот на войне применения нашли бы, в этом ключе тоже. Внешне сохраняла спокойствие, хотя внутри все кипело. Сердечный стук, казалось мне, слышен всем. Трезвонила мысль, что выскочит из людской массы стража и уведёт меня на плаху, заковав в кандалы, хотя я не знала насколько звестие моего преступления распространилось А он смотрел на меня, словно читать мог каждую мысль в голове и летопись моей жизни. — Так что? — его слова вызвали мурашки по коже. — Что? — с сухих губ сорвался хрип. — Я весьма сильный фамильяр, которому скучно без хозяина, а ты — потерянная маленькая ведьмочка, разве не хорошая получится из нас пара?***
Юнцинь играл с богами в кости. Глядел прямо, с вызовом в глаза им, ухмыляясь. Дразнил. Это было равно что стоять мишенью для искусного лучника. Сердце покрывается инеем, на секунды прекращает ритм, когда стрела летит прямо в цель и… промахивается на миллиметры. Мишень выиграла. И от громкого удара ликования внутри кажется прошлась трещина по грудной клетке. Игрок верит в удачу. Удача им вертит как хочет. Так Юнцинь объяснил однажды свою жизнь. Риск — основа его существования. Проигравший свою душу зависти не боится ничего, нечего ему терять, разве что своё неверное, не привязанное ни к чему сердце и магические способности. Боги не заморачиваются насчёт людских судеб, но обязательно в каждой линии жизни каждого человека они особенно выделяют алым цветом определённые события, и всё, что произойдёт в жизни, должно вести именно к ним — от одной важной точки к другой. Он был таким алым событием в моей жизни. Когда кривые дорожки привели к тупику, когда отчаяние в душе выжрало дыру и ты почти раскаялся в совершенных грехах, поверишь первому, кто обещает свет. На протянутую руку ладонь положишь и потом только вопросами задаёшься. Лишь бы не ворошить прошлое, не смотреть правде в стекло зрачков, в её кровавые омуты и чувствовать, как душа леденеет. Ты с прошлым не согласен. И двигаешься вперёд, укрывая за пластами дней грязь. — Почему ты решил мне помочь? Первые четыре раза Юнцинь на меня глядел как на полоумное существо и предпочёл не отвечать. И только в четвёртый раз, когда мы к этому времени стали более близки, он соизволил ответить. — Как ты думаешь, зачем сильный маг, как я, возится с такой, как ты? — Разве не этот вопрос задала? — Почти, — он перевёл взгляд с моего лица на гладь озера, на берегу которого мы сидели. — Однажды я совершил ужасный поступок, и мой брат изгнал меня. Разбитое сердце решило отыграться по полной, и меня выселили из дома, хорошенько наказав плетью и лишив больше половины моей мощи. Убить меня кровная связь не позволила, к сожалению. Всё, что я сейчас могу, это превращаться в серебряную змейку и нагонять на людей страх, — он поднял руку — вода озера, у которого был наш привал, поднялась за нею волной. — Кроме этого, я не могу использовать свою силу, если с кем-то не связан фамильярной связью. В тот день, полгода назад, моего так называемого хозяина разорвали на кусочки… — Разве ты не должен был… — Не перебивай! — зарычал он, брови насупив и опустив руку. Вода заледенела. Я зажала губы, укорив себя за оплошность. — Его разорвала на кусочки стая голодных собак. Я вполне был рад такой его участи, ибо терпеть не мог скверный характер старикашки. О, если бы ты знала, насколько он мерзкий глупец! И как я обрадовался, что его имя с плеча стерлась. Вероятно, это ты посодействовал незавидной участи мага. Мне ведомо, что ты от ненужного или плохого избавляешься сразу. — Был ещё один подарочек от братца, про который я узнал после первого хозяина (он умер весьма естественной смертью), что силы иссякают, если за три дня не найти нового мага или ведьму. Хреново, не правда ли? Так вот после смерти старикашки я отправился за другим хозяином. Но знаешь, эта бесцельная никчёмная война. Было не так-то просто поискать себе хорошего хозяина — всех гонят на бойню. А мне в огонь и в кровь не хотелось. И в старой полуразрушенной деревушке, в которую занесло меня во второй день по пути, оказалась единственная ведьмочка и то дезертир в мужской одежде. Повезло, но нельзя сказать, что чертовски, — хмыкнул. — Выбор был очевиден. Растянулось молчание, которое красила игра ветра с листвой леса за спиной. Я давно осознала, с кем связалась. Юнцинь — нельзя было сказать, что был он абсолютным злом, но явно обладал благословением дьявола. Впрочем, как и я. Он не прятал пороки и прошлое — иногда отвечал на распросы, иногда сам рассказывал какую-либо историю без особых деталей. — Ты увёл у брата женщину? — мой голос разбившимся неожиданно стеклом нарушил тишину. Он посмотрел снисходительно, явно дожидался этого вопроса. — Нет, — с тем же мертвецким спокойствием ответил юноша. — Я убил её. Я заставил её мать это сделать. Разрушить жизнь брата щелчком пальцем, наваждением. Всё в мире начинается с идеи, знаешь ли, Идеи губят миры. Под идеями он понимал все мысли, которые так или иначе действовали на человека и на его действительность. — Двадцать три, — Юнцинь вывел меня из кокона размышлений. — Что? — я подняла на него взгляд. — Ты — двадцать четвёртая моя хозяйка, — последнее слово произнесено было с усмешкой. — Надеюсь, с тобой пройдусь ещё долго. Ужасно мне нравишься, знаешь ли.