Невозможная встреча

Пак Чимин, ведущий танцор и вокалист, Мин Юнги, ведущий композитор и репер. Они не могут быть вместе, но один случай решает всё иначе, хотя бы на один раз.

***

      Юнги лишь сильнее прижимает Чимина к стене, осознавая, что тот может испариться в любую минуту. — Юнги, нет… — пытается сопротивляться младший, но сложившаяся ситуация для них двоих не менее чем идеальна, потому желание лишь нарастает с каждой секундой, противореча тому самому здравому смыслу, что уже где-то глубоко растворился в чувствах парня. Но Юнги было уже не остановить.       Он лишь жадно впивается в такие желанные пухлые губы младшего жестоким, страстным и пошлым поцелуем, почти сразу проникая своим юрким, горячим языком в рот Пака, который слегка сопротивляется, но лишь для вида.       Ведь они знают, что оба несомненно хотели этого уже давно, а сейчас они лишь жаждут невозможной близости ещё больше, зная, однако, что момент этот один единственный и закончится он совсем скоро.       Буквально, как только оба они выйдут за двери этой гримёрки, что помогла двум пылающим сердцам сделать то, о чём они даже и мечтать не смели, но жаждали больше жизни, а сделать не предвещала судьба.       А пока старший лишь сильнее впивается поцелуем в губы младшего, покусывая и оттягивая поочерёдно то верхнюю, то нижнюю губу, от чего парень, тот что ниже, тает будто в руках сильных, полностью расслабляясь и доверяя себя тому, с кем быть ему не положено никогда. Чимин переносит свои руки, что до этого в грудь Мина упирались, на его же плечи, тут же окольцовывая ими шею и лишь сильнее притягивая в поцелуй. А Юн тем временем ведёт свои руки с талии Пака всё ниже, опускаясь на подкаченные упругие бёдра, тут же сжимая их, принося лишь удовольствие тому, кто ниже и младше, однако не разрывая поцелуй. И плевать, что кислорода в лёгких нет ни у того, ни у другого уже очень давно. И плевать, что поцелуй их мокрый настолько, что слюни с подбородков стекают, падая и на одежду, и на пол соответственно. Плевать на всё.       Плевать, потому что перед тобой такой слишком невыносимый Пак Чимин, что слегка постанывает в поцелуй от ласк старшего. Плевать, потому что связь эта, что сейчас двух людей в мире с ума сводит, и не должна была существовать, но она есть. Здесь и сейчас. Нет. Нет так. Только здесь и только сейчас. Только для двух людей, что уже и не надеялись на что-то большее, чем просто коллеги и друзья. Однако жизнь решила дать им шанс. Тот единственный шанс, который упустить они не в силах были, и которым они пользуются прямо сейчас.       Плевать, что в любую секунду сюда может зайти кто-то из парней или стаффа. Плевать на всё в этом мире ничтожном, когда рядом тот самый Мин Юнги, в которого Чимин влюбился неосознанно ещё до их дебюта, когда рядом тот самый Пак Чимин, в котором пропал тот самый Мин Юнги, что заботился об этом парне с самого начала, а забота эта переходит в любовь, которую композитор осознал лишь после. Осознал, когда уже поздно было, когда он, даже не задумываясь ни на миг, погряз по уши в том самом миленьком пареньке, что свою заботу дарит всем без исключения, но забота о вечно недовольном композиторе всегда какая-то иная была.       Многие отмечают их странное отношения друг к другу, считая их лишь очень близкими друзьями, не понимая, что на самом деле скрывается за всеми теми действиями, что каждый обдуманно дарит другому. Хорошие, близкие друзья… Вы серьёзно? Когда Мин засматривается на Пака, совсем забывая о всём происходящем вокруг, или, когда Чимин в упор смотрит на Юна, не отводя своего пристального взгляда ни на секунду, да практически не моргая. Это разве дружба?       Разве дружба то, что мурашками по коже, когда фансервис выполнять всё же надо, хотя назвать его таковым ну просто невозможно, когда до застывания сердца от приятного, чуть хрипловатого шептания на ухо. Разве дружба то, что случайными касаниями, хотя случайными их назвать и язык не повернётся… Слишком глупо называть это просто дружбой.       А потом Мин поднимает свои руки с бёдер младшего, тут же пробираясь пальцами, что всегда на контрасте с телом горячим, прохладными кончиками отдаются, под свитер парня, тут же ведя ими же вверх, сперва оглаживая бока, что по мнению самого же Юнги уж слишком худые, ведя линию выше, вдоль рёбер, добираясь до острых ключиц, слегка проводя по ним подушечками пальцев, тут же спускаясь к соскам, которых он по началу касается лишь слегка, будто на пробу, а после приступая к нормальным ласкам, от чего парень, тот что младше в спине слегка прогибается, отвечая всем своим телом, на прикосновения столь давно желанные.       А Юнги всё также прижимает Пака к этой чёртовой стене, вовлекая в новый поцелуй, такой же долгий, будто бесконечный, параллельно лаская тело младшего, в свои прикосновения все те чувства вкладывая, что копились уж слишком долго, уж слишком много лет им свободу не давали. Теперь они лишь бесконтрольно наружу льются в этот момент, пытаясь показать или доказать тому самому, что вот мы те самые настоящие чувства, вот мы есть и вот мы здесь, будто нутром крича прими, почувствуй, полюби…       Композитор подхватывает хрупкое тельце под бёдра, заставляя танцора недовольно промычать от того, что ласки, те, которые не должны были существовать на самом-то деле, прекратились, но всё же обвить ногами талию, такую же худую, как и у самого танцора, и полностью вверить своё тело в эти сильные руки, что синими венками от тяжести напрягшимися, украшены, которые на коже словно фарфор ещё сильнее виднеются.       А следом он несёт то хрупкое тельце, что будто исчезнет из рук его вот-вот, и сажает парня, который младше, на ближайший стол, скидывая всё, что там лежало до этого. И плевать, что потом им придётся собрать всё это. И не важно, что та косметика, что они только что скинули, уже практически не пригодна для использования, и парням придётся придумывать выход из этой ситуации. Но это всё потом. А пока…       Пока Чимин чувствует опору в виде какого-то стола, на которую тут же садиться, ноги свои раздвигая, подпуская композитора, того, что языком своим до Гонконга доводит, ещё ближе. Хотя куда уж ближе? Но они находят куда, вновь впиваясь поцелуем в губы друг друга.       Юнги тут же руки свои направляет к поясу младшего, подхватывая тот самый свитер, и тянет их кверху вместе с вещицей, оголяя торс младшего. Такой подкаченный, будто идеально выточенная скульптура. Слишком красиво, слишком идеально. И Мину приходит мысль в голову, а вдруг это всё для него, которую он тут же отбрасывает, ведь не может этого быть, не осознавая на самом-то деле насколько прав он был в этот момент. Ведь всё в этом парне, каждая линия мышц, что годами отточена была, каждый изгиб тела, каждая деталь, всё это лишь для одного человека по сути и существует.       Мин спускается губами к шее, слегка прикусывая тонкую кожу, но не оставляя следов, иначе как потом Пак будет оправдываться, спускается дальше к острым ключицам, вдоль которых ведёт кончиком языка, вдруг резко прикусывая, но уже сильнее, чем шею, а после всё же оставляя небольшой засос под левой ключицей, сразу продолжая спускаться ниже, смотря на столь желанное тело взглядом вожделенным, руками обводя бока, талию. А дальше он вновь направляет свои руки к груди парня, параллельно приближаясь своим язычком к соскам младшего, начиная нежно, почти невесомо вновь касаться их, а после делая ласки более ощутимыми, опуская руки вниз, начиная расстёгивать ремень парня, что как назло поддаваться не хотел.       Чимин сверху стонет, извивается под парнем, что тело его ласкает как хочет, однако усмехается, когда композитор с ремнём его мучается. Лишь потому Чим спускает свои руки с плеч старшего, дабы помочь тому, моментально расстёгивая неподдающуюся вещицу. Преграда пройдена и Мину больше ничего не мешает, поэтому он начинает стягивать узкие джинсы парня, справляясь с этим достаточно легко, отбрасывая их куда-то в сторону. А потом они будут искать все свои вещи, но это потом. А пока Чимин своими ручками тянется к пуговицам на рубашке старшего, начиная расстёгивать одну за другой, стараясь сделать это как можно быстрее, однако нервничая и постоянно сбиваясь. Потому в следующую минуту пуговицы, что были ещё не расстёгнуты, с треском разлетаются по комнате, потому что ни Чимин, ни Юнги ждать уже не могут, и следом за пуговками на пол приземляется ткань, что когда-то можно было назвать рубашкой, хорошо, что сейчас они в своих личных вещах.       Перед Чимином сейчас тот самый Мин Юнги, что с тёплым сердцем и телом, но холодными пальцами, что не досягаем все эти года был, а сейчас стоит наполовину раздетый прямо перед танцором. И Пак думает, что если это сон, то он не хочет просыпаться. Он купит пачку снотворного или ещё чего, лишь бы досмотреть этот сон до конца, а ещё лучше остаться в нём навсегда. — Повернись, — произносит Юнги и младший кажется понимает, что задумал его хён.       Потому лишь в следующую минуту медленно слезает со стола, так же медленно поворачиваясь спиной к мужчине, что делать с ним может по сути всё, что угодно, а Чимин и рад этому будет. Ну не дурак ли? Дурак. И он готов им быть. Да он готов быть кем угодно, лишь бы эти руки обнимали почаще, да тепло дарили, лишь бы этот голос над ухом звучал постоянно и не прекращался, лишь бы этот человек телом обладал по полной, даря всю ту любовь, что годами взаперти была.       Мин рукой проводит по спине танцора, чуть нажимая посередине, заставляя того прогнуться и попку свою оттопырить. Чимин лишь послушно спину изгибает, готовясь к тому, что дальше будет. А дальше Юнги стаскивает с младшего последний элемент одежды, полностью оголяя тело, что уж слишком идеально, опускает руку на бедро, поглаживая медленно, будто на пробу, реакцию парня проверяя. Чимин ожидаемо постанывает, стараясь всё-таки сдерживать себя, ведь в коридоре за дверью пройти может кто угодно, хотя и не должен. Репер доволен. Доволен, что заполучить смог, фактически мечту свою сейчас исполняя, доволен, что смог прикоснуться к телу желанному не как друг, доволен, что младший так послушно в руках его отдаётся, всего себя вверяя по сути. Потому Юн не медлит, понимая, что оба они долго не продержаться, а не воспользоваться таким шансом, что сама судьба им преподнесла, грех и кощунство. Он облизывает палец и для начала обводит несколько раз колечко мышц, что напряглось при прикосновении, как бы намекая Чиме, что будет дальше, а после Мин медленно вводит палец, тут же удивляясь, не получая практически никакого сопротивления, потому сразу добавляя второй, и, понимая, что малыш этот либо не такой невинный как кажется, либо готовился, что мало вероятно, потому Мин брови свои хмурит, не понимая, как вообще реагировать на такое и буквально застывает на несколько минут. — Юнги, что случилось? — слышится отдалённый голос в сознании старшего, который тут же приходит в себя, понимая, что нужно спросить и сейчас же. — Чимин, не объяснишь?       И Юнги думает, что в принципе всё понятно и уточнять не стоит, да только вот младшему нихера не понятно, потому он смотрит удивлённо на того и спрашивает: — Объяснить что? — Почему ты растянут? Ты уже был с кем-то до меня? — Что? Нет! Я…Я… — Чимин явно не знает какие слова подобрать, — Я растягивал себя, ну, с помощью игрушек. Только они, ничего более. — Игрушек говоришь. Понятно.       В мыслях Юн очень, очень сильно выдохнул, ведь боялся, что у Чимина он не единственный. Хотя это было бы не удивительно, думается композитору. Младший очень хорош, хорош собой, телом, голосом, манерами, да всем, он хорош всем. Однако Мину льстит мысль, что тело своё тот берёг лишь для одного человека, коим сам репер и является.       Мин вновь облизывает уже высохшие пальцы, но сразу три, тут же вставляя их в дырочку младшего, постепенно подготавливая того к дальнейшим действиям. Хотелось бы сделать всё как можно лучше, идеально, лучше сказать. И Юн в мыслях надеется, что делает именно так.       Заканчивая растяжку, Юн целует младшего в поясницу, поднимаясь с колен и берясь за свой член, который уже очень давно внимания к себе требует, да только не получал его до нынешнего момента. Чимин лежит расслаблено на столике, готовясь к дальнейшим действиям старшего. Мин приступает, он начинает действовать. Предварительно проводит по своему органу пару фрикций, поднося сразу же к дырочке младшего, начиная медленно вставлять. Чимин сразу же начинает испытывать то чувство заполненности, что таким правильным и более полным с продвижением старшего кажется. Мин вводит медленно, дабы младшему боль не причинить, но последние пару сантиметров не сдерживается и резко толкается в тельце танцора. Чимин то ли мычит от боли, то ли стонет от удовольствия, такое ощущение, что он делает и то и друге одновременно, потому Мин считает правильным уточнить: — Малыш, ты в порядке? Больно? — Нет, просто… Не совсем привычно… Ты значительно больше, чем те игрушки, которые я испытывал на себе… Ну, ты понял… — Оу, даже так, я польщён, — проговаривает Мин максимально довольным тоном, пробуя легонько двигаться, получая шипение от младшего в ответ. — Юн… Юнги, — пытается собрать слова воедино Пак, — Подожди минутку. — Хорошо, малыш. Жду твоего разрешения. — Угум, — соглашается Чим, пытаясь максимально отвлечься от болезненных ощущений, пока Юн выцеловывает его спину нежно, как будто смакуя каждый уголок его мягкой, слегка загорелой, кожи.       Примерно через минутку младший чувствует себя уже более комфортно с органом старшего внутри себя, потому на пробу двигает своими бёдрами, получая уже не настолько болезненные ощущения, а даже немного приятные. — Я могу…?       Чимин лишь согласно кивает, готовясь к предстоящим нагрузкам на организм. Именно нагрузкам, потому что момент этот оба ждали уже очень много-много лет, и сдерживаться никто из них особо не собирается. Мин аккуратно ведёт своими бёдрами, внимательно наблюдая за реакцией танцора. Тот выгибается от толчка, но признаков того, что младшему больно, Мин не получает, а потому медленно продолжает свои движения, стараясь сделать их как можно более плавными. Ведь причинить боль любимому до дрожи человеку — то, что композитор не простит себе никогда.       Мин медленно входит и тут же выходит из младшего, руки на талии Чимы располагая, да сжимая их сильно, возможно, небольшие следы оставляя. Старший тело танцора буквально на свой орган насаживает, темп свой укоряя, движения свои более резкими неосознанно делая. Мини стонет громко, руку свою ко рту прикладывая, дабы голос свой, что сдерживать не может, заглушить, ведь их услышать может кто угодно. Композитор видит, что младший свой рот рукой закрывает, стоны свои, что Мина ещё больше с ума сводят, заглушая. И старшему не нравится перспектива голос этот настолько прекрасный и нежный, немного завышенный, но слишком уж притягательный не слышать. Потому то в следующий момент Юнги берёт руку младшего, которой тот рот свой прикрывает, в свою и оттягивает за спину парня, что в роли пассива. Чимин стонет, выгибаясь, понимая кажется, что любовь его, что скрытной до нынешнего момента была, задумала. Он губу свою закусывает, дабы стоны свои всё-таки как-то сдержать, Мин замечает и это, потому лишь очень сильно вбивается в тельце младшего, после полностью останавливаясь. Чимин на грани волшебного приятного чувства находится, а потом его будто вырывают оттуда. Парень приходит в себя, понимая, что мужчина, который только что в безумном ритме в него вдалбливался, остановился, замер по сути. И Пак понять пытается, что не так? Почему старший вдруг остановился? — Х-хён, что-то случилось? — с трудом выговаривает Чим. — Случилось… — резко произносит Мин.       Чимин лишь вопросительно смотрит на композитора, будто ответа ждёт на свой негласный вопрос «Что именно?» — Малыш, если ты будешь сдерживать свой изящный голос, который уши мои ласкает, то я ухожу, — произносит сердито Мин, делая резкий и глубокий толчок в тельце под собой. — Ахх… Хён, нас же могут услышать, — пытается выговорить младший. — Здесь никого быть не должно, а даже если и услышат, тебе ли не плевать? — Но, Юни-хён, если нас застукают, у нас будут проблемы. — Похуй. Малыш, давай просто насладимся друг другом в этот единственный раз?       Щёки Чимина краской заливаются от грубости старшего, да и от смысла слов им произносимых. Он, лишь слегка кивает, давая понять композитору своё согласие, да разрешение на действия последующие. Мин почти сразу начинает вдалбливаться очень быстро, стараясь как можно глубже и под нужным углом входить, да по комку нервов нужному попадать. Чимин стонет от резкости движений, от наслаждения, в которое полностью с головой ныряет. Стонет уже громко, не сдерживаясь, ведь Юн прав был, говоря о наслаждении в их единственный раз, потому и Чимин плевать хотел на всех, кто их сейчас услышать может.       Юнги вдалбливает малыша в стол, что уже слегка потряхивает от напряжения, лишь бы не сломался. Чимина гнёт под таким напором, он слишком долго мечтал о таком, а сейчас оно происходит здесь и сейчас. А не в тех мечтах, когда Чим в душе очередную игрушку на себе испытывая, стонами заходится слишком громкими, имя заветное в момент самого пика выкрикивая. Однажды даже Тэ к нему в душ влетел, боясь, что парню там плохо, раз он так кричит, а ему в этот момент как раз-таки очень хорошо было. Ким краской в тот момент залился, тут же вылетая из ванной, а потом этих двоих серьёзный разговор ждал. Именно после этого Тэ и узнал о чувствах друга и впредь помогал ему ближе к Мину находиться. И в данный момент Пак понимает, что походу не зря всё это было. Не зря, потому что Юнги сейчас так жадно его тело в своих руках сжимает, как будто тоже ждал этого неимоверно долго. Настолько долго, что и сам не верит сейчас в происходящее. И Чимина ведёт ещё больше от мысли, что чувства эти взаимны. А в следующую секунду Мин к уху младшего наклоняется, обжигая то своим дыханием, а после шёпотом произнося: — Неужели это реальность, малыш?       И Чимин ошарашено глаза распахивает, понимая, что не один он не верит в происходящее. Что любовь всей его жизни сейчас теми же самыми эмоциями заходится сполна, наслаждаясь по полной моментом.       Чимин не отвечает на вопрос, лишь голову свою в бок поворачивает и губами своими тянется за поцелуем. Тем самым чувственным поцелуем, который ответы на все вопросы, что внутри двух людей таятся, даёт. Юнги целует танцора в ответ, окончательно убеждаясь, что не спит сейчас, стараясь ещё больше насладиться происходящим.       Юнги темп свой то замедляет, то вновь ускоряет, почти доводя и себя и парня, что под ним, до экстаза, но останавливаясь, не давая пока тому самому пику случиться. — Юнги, прошу тебя… Не мучай меня! — Что? Малышу так не терпится? — с ухмылкой произносит старший, медленно, но максимально глубоко входя в податливое тело. — Ах… Юн… Юнги… Прекрати! — Как скажешь малыш, — произносит Мин и начинает вбиваться в младшего в сумасшедшем ритме. Чимин стонет всё громче, голос почти срывая, понимая, что завтра скорее всего с хрипцой звучать будет. Композитор стонами младшего наслаждается, темп свой не сбавляя, наоборот пытаясь с каждым разом всё более приятные ощущения принести, попадая то по простате, то входя слишком уж глубоко. Юн чувствует, как стеночки младшего сжимать его начинают сильнее, что говорит о подходящем вот-вот оргазме, а потому Мин выбирает наиболее удобный угол для проникновения и вдалбливает лишь под таким углом теперь, несколькими движениями своими доводя младшего до пика. Чимин особенно сильный стон выкрикивает, глаза от удовольствия закатывая и кончая, так и не прикоснувшись к себе. Мин слегка замедляется, давая младшему хоть немного успокоиться и прийти в себя. Пак отдышаться пытается и мысли свои хотя бы во что-то цельное собрать, но выходит, честно говоря, с большим трудом. Он руки свои на стол кладёт, всё ещё прийти в себя пытаясь, и чувствует, как Мин крепко держит его, не давая упасть окончательно, а следом старший руку на торс Чимы кладёт и подняться того заставляет, на себя облокачивая безвольное тело. Чимин руками пытается за мужчину хоть как-то ухватиться, да только не очень это выходит, потому Мин видя это, из парня выходит и в руках своих же поворачивает к себе лицом. Чимин тут же шею композитора руками своими окольцовывает, прижимаясь ближе. Мин подхватывает младшего под бёдра, ноги его на свою талию закидывая, и в глаза его смотрит. — Разрешишь мне закончить начатое? — неуверенно спрашивает мужчина.       Чимин неосознанно кивает, всё ещё до конца в себя не придя. А Мин и пользуется этим моментом, вновь в младшего входя, стараясь сделать всё очень нежно и аккуратно. Он тело Чимина на свой член опускает, а после руками поднимает, продолжая свои медленные движения, а после парня, что младше, слегка на стол облокачивает, давая тому хотя бы какую-то опору, и начинает вдалбливаться в него быстрее, удовольствие доставляя и себе и Паку, который почти в себя пришёл. Юнги делает лишь несколько быстрых движений, чувствуя как расслабленные стеночки младшего его вновь постепенно сжимать начинают, доставляя ещё больше удовольствия. Композитор движения свои ускоряет ещё, делая их более резкими и даже немного грубыми, совсем скоро кончая, застывая по сути с низким рыком, тут же голову свою опуская на плечо Пака, отдышаться пытаясь. Чимин своими ручками по спине старшего поглаживает, даря нежность и спокойствие, а также любовь. Куда уж без неё, когда дело касается этих двоих.       Через несколько минут оба парня приходят в себя. Юнги поднимает голову с плеча Чимы и лицо своё напротив лица младшего размещает, да в глаза того упорно смотрит, наслаждается, а после целует нежно, губы слегка сминая, все свои чувства, что за последний час в разы больше обострились, пытаясь передать. Пак отвечает неосознанно, мужчину ближе к себе притягивая, и, отпускать напрочь отказываясь.       В коридоре слышаться чьи-то шаги и оба парня замирают в миг, прислушиваясь. На их счастье шаги проходят мимо, от чего оба выдыхают облегчённо, яркой улыбкой озаряясь с реакции друг друга. Мин слегка наклоняется и легонько в губки пухлые чмокает, произнося: — Думаю нам пора собираться, малыш.       Чимин соглашается с композитором, ведь перспектива спалиться не слишком заманчивой выглядит. Юн из дырочки младшего выходит, быстро надевая на себя боксёры, а следом штаны, тут же ища салфетки, чтобы вытереть те накаченные ноги, что его собственную талию обвивали совсем недавно. Находит он одну из упаковок конечно же на полу, поэтому тянется за ними, а когда возвращается, Чим уже слез со стола, думая, как привести себя в порядок. — Я помогу, — любезно произносит Мин, вставая на колени и приближаясь к ногам младшего. Щёки Пака багровеют, явно не о том он подумал, однако Юнги этого уже не видит, так как занят вымыванием тех самых прекрасных ног и бёдер. Минуты через три он заканчивает полностью, к этому времени щёчки Чимы успевают приобрести почти нормальный цвет, что его и спасает. — Теперь можешь одеваться, — спокойно произносит Юн, направляясь в поисках своей рубашки, однако находя её в виде непригодном для выходя явно, — Чимини, солнце, а ты хорошо постарался! — с усмешкой произносит старший. — Ох, прости меня, Юнги-хён. Я куплю тебе новую! — пытается загладить свою вину Чимин. — Не нужно, — строго отвечает Мин, а после добавляет, — Я бы предпочёл видеть тебя рядом постоянно, вместо новой рубашки.       Щёчки Чимина вновь розовым оттенком заливаются, на что сам Пак отворачивается от Юнги, дабы не показывать своё смущение, однако сейчас старший видит. В следующий миг композитор уже стоит рядом с Чимой, поворачивая того лицом к себе, легонько целуя, стараясь передать всю нежность, но уже без намёка на пошлость. Младший тает от такой нежности, а после слышит шёпот возле уха своего: — Я люблю тебя, Чимини, поэтому с удовольствием бы проводил так с тобой каждый день.       Пак глаза от удивления распахивает. Тот, кого он столько лет тайно любил, сейчас стоит напротив и говорит, что любит Чимина. И как в такое поверить? Да никак! Вот и Чимин не верит сначала, аккуратно до груди Юнги дотрагиваясь, реальность происходящего проверяя. Осязаем. Чима дальше своими пальчиками вверх ведёт, кончиками, едва заметными касаниями, проходясь по шее, к щекам поднимаясь и нежно касаясь их, а после замирая в восхищении. Реальность. Малыш взгляд со своих пальцев на глаза старшего поднимает и вновь замирает. Юнги смотрит на него с вселенской нежностью в глазах, слегка улыбаясь, давая время, чтобы танцор осознал происходящее, ведь видит, что ему это надо. Пак вздыхает обречённо, силы свои собирая, чтобы произнести слова: — Хён, знал бы ты, как давно я́ тебя люблю… Но… Как… Как же мы можем быть вместе… Это же… — Малыш, — прерывает Юнги, — Ты любишь меня, я люблю тебя, разве что-то ещё важно в этой жизни?       Чимин глазами блестящими на старшего смотрит, обдумывая слова того, а после кивая отрицательно. — Вот и я так думаю! — Мин молчит, как будто обдумывает дальнейшие слова, — Поверь мне, после того, что сегодня было, я тебя точно никуда не отпущу! Я буду защищать тебя, мой малыш, — композитор легонько целует младшего, тот отвечает, а после голову свою на плечо мужчины кладёт и обнимает сильно. Возможно их тайные отношения продляться долго, а возможно их спалят на первой же неделе. Кто знает? Думаю, у этой парочки много лет любви впереди, много историй, как весёлых, так и не очень.