los ojos más bellos del mundo

— У тебя холодные руки, — Атанасия произносит это почти безучастно, как будто между прочим, но Дженнет слишком явно чувствует плохо затаенные нотки беспокойства. Руки Атанасии осторожно обхватывают ладонь девушки, крепко сжимают и отпускать пока явно не намерены. У кронпринцессы на лице все такая же равнодушная невозмутимость, только губы подозрительно сжаты в одну сплошную полосу, и брови слегка нахмурены. — Да? — с привычной беззаботностью смеется Магрита, словно и не замечая эту необычную заботу Атанасии. Замечает, на самом деле — просто не знает, как правильно реагировать. Рядом с принцессой она вообще теряется слишком быстро. Рядом с ней мир катастрофически быстро сужается до них обеих, совсем-совсем одних. Мир этот взрывается сотнями петард и непогасимыми отчаянными искрами, Дженнет собственноручно его взрывает. Потому что невыносимо. Потому что неправильно. — Они всегда такие, — наигранно легкомысленно сообщает Магрита, стараясь незаметно выдернуть руку из крепкой хватки наследной принцессы. Она не умеет отталкивать людей, слишком добрая и жалостливая, но безжалостно отталкивать саму себя и неумолимо заталкивать свои чувства в самый дальний, пыльный и темный угол — другое.       Атанасия это вычурные, непонятные, но такие красивые до боли где-то под ребрами слова, пробирающее до мурашек ледяное безразличие. Атанасия — округлый, каллиграфический, идеальный почерк, который никак не сравнить с нечеткими и неразборчивыми закорючками Дженнет, выводимые дрожащей рукой. Атанасия — непробиваемый лед равнодушия и морозно-колкие фразы, попадающие прямо в исполосованное сердце, будто острые льдинки, бьющие по щекам. Атанасия — мраморное изваяние, ледяное и совершенное, ненастоящее произведение искусства. Дженнет дрожащей от захлестнувшего волнения рукой выводит неровные линии на бумаге. Кисть, зажатая между пальцами, старательно вырисовывает смутные очертания, в которых с трудом, но угадывается наследная принцесса. Прекрасная, утонченная, идеальная — собственную гордую роль кронпринцессы Атанасия знает наизусть с самых малых лет, упорные старания преподавателей даром пройти просто не могли. Образ ледяной наследницы намертно вцепился, оторвать невозможно — да и не собирается никто, говоря начистоту. Принц-защитник — излишки глупо-наивных сказок. Истинная правительница должна уметь сама спасать себя. Благородия принцев, столь усиленно воспеваемого, не будет, они такие же эгоистичный люди, как и все.       Спустя столько времени с Атанасией Дженнет четко поняла одно — она лед, но лед надтреснутый, переломанный, щедро усыпанный трещинами. Лед, который чуть тронешь — рассыпется в руках моментально. Смотреть восхищенно-затравленно-поломанно — можно, касаться — нельзя.       К принцессе прикасаться нельзя-нельзя-нельзя, она такое не любит, шипит разъяренной кошкой и смотрит испепеляюще. Но сама она отчего-то усиленно тянется к Дженнет, будто бы терпя подобные вольности только от нее. От этого сердце в груди сжимается болезненно, мучительно замирает на мгновение и тут же заходится в бешеном ритме.       Дженнет, неожиданно безрассудно осмелевшая, наконец берет руку Атанасии и подносит к себе, кладя туда, где отчаянно билось ее сердце. Принцесса не может скрыть очевидное удивление, на секунду блеснувшее в ее взгляде, но она не прекращает странную инициативу, лишь хмурит брови, будто пытаясь разгадать самую сложную в своей жизни загадку. Дженнет, казалось бы, открытая книга. По мнению остальных, конечно. Но Атанасия точно убеждена, что той скорее бы подошло сравнение с пазлом или головоломкой — надо всерьез пораскинуть мозгами, чтобы добраться до сути.       Сердце, кажется, тоже взрывается тысячами фейерверками, оглушая и пугая этим резким звуком. Атанасия на миг задерживает дыхание, старается расслабиться и чувствует под своей рукой бешеный танец чужого сердца. Дженнет невольно зажмуривает глаза, сильно прикусывает губу и дышит часто-часто, будто бы стремительной молнией пробежав по лестнице и случайно потеряв свою туфельку, как то случилось с принцессой Золушкой. Но истинная среди них принцесса лишь одна и это, увы, не Дженнет, но ей этого и не надо. Если ей позволено быть рядом с Ее Высочеством, то это совершенно не важно.       Ее Высочество лишь шумно сглатывает, слишком явно обнажая свое волнение, и безмолвно шепчет что-то, еле шевеля губами. — Открой глаза, Дженнет, — наконец доносится до нее тихая просьба, а после ее слух ласкает нежный, казалось несвойственный кронпринцессе, шепот. — Tienes Los Ojos Más Bonitos Del Mundo.       И Дженнет изумленно распахивает глаза, встречаясь взглядом с мерцающим топазом, переливающимся всеми оттенками голубого и синего. — Нет, принцесса, — неожиданно смело возражает Магрита, неуверенно улыбаясь. — Это у вас самые прекрасные глаза на свете.