Карты на стол!

Алан познакомился с Клэр в одном из самых дорогих ЛГБТ-клубов города. В свои 22 года парень уже спокойно мог позволить себе королевские размахи в развлечениях, а престиж и похоть сочились из всех щелей трехэтажного здания, полностью принадлежащего этому маленькому миру удовольствий и роскоши. В таком месте он, разумеется, даже и не думал смотреть на представительниц противоположного пола — она заметила его сама и заговорила без лишних, как ей казалось, прелюдий и с одной из самых ярких улыбок, что Алан когда-либо видел: — Привет. Я Клэр, не хочешь быть моей моделью? — невероятно подозрительная фраза, производящая неоднозначное первое впечатление. Алан оценил жест. Парень хмыкнул, самоуверенно улыбаясь и прошёлся взглядом по взявшейся из ниоткуда собеседнице: она определенно была девушкой. Это забавляло. Ее розово-каштановый сплит сиял ослепительным блеском под радужным свечением софитов клуба. Серо-карие глаза обрамляли густые длинные ресницы, тонкие губы, покрытые темной нюдовой помадой, складывались в широкую наиобаятельнейшую улыбку и демонстрировали ровные белые зубы. Брендовые вещи на ней самой смотрелись как на модели, сошедшей с подиума или обложки журнала-гиганта. Даже гею было сложно не признать ее невероятную притягательность, красоту и почти ощутимый запах роскоши. — Какие интересные предложения в не менее интересном месте, — он поерзал на диване, затем, перестав облокачиваться на спинку, поставил локоть на бедро и подпер подбородок рукой. Было интересно послушать девушку и постараться разглядеть ее истинные намерения в этих больших искрящихся лисьим коварством и, то ли показной, то ли искренней, открытостью, глазах. Алан хотел видеть собеседницу насквозь, но отчего-то это давалось с трудом, — Алан, — просто представился он, протягивая ладонь, буквы на пальцах красноречиво складывались в простое и вполне подходящее его образу слово: «fuck». Аккуратная мягкая ладонь легла в его. Теплое, без единого намека, рукопожатие, но — о, Боже — будь они сейчас в другом месте, парень был бы уверен, с какой целью такая красавица, подстать ему самому, подсела к нему с таким выражением лица. И все же, локация четко давала понять, что дело было ни в сексе, ни, тем более, поиске отношений. — Я учусь на фотографа и ищу в модели интересных людей. Ты интересный. Внешность Алана действительно была предметом его гордости: темные, отливающие шоколадом на кошачий манер глаза, крашеный платиновый блонд, который не трогал лишь самые концы длинной челки набок и затылок, сохраняя в этих участках девственный темный каштан; слегка вздернутый аккуратный нос, полные в меру губы, привлекающая внимание родинка на правой щеке, необычный разрез глаз, делающий его взгляд коварным, надменным и властным без нужды в напряжении каких-либо лицевых мышц. Подтянутая, но изящная фигура, движения на аристократический манер, длинные пальцы рук и до невозможности длинные стройные ноги. Даже уши, покрытые серьгами. Даже то, что одно из этих ушей было явно надорвано, надкусано, надрезано — непонятно. Все в нем кричало: прирожденная модель. У Алана не было интереса к этой сфере, но новый опыт вполне мог стать полезным в будущем. Он согласился. Обменявшись телефонными номерами, они договорились позже обсудить все детали будущей встречи, а остаток вечера провели, ведя на удивление интересную беседу. Никаких скрытых мотивов у девушки не оказалось, и на фотосессии их общение не прекратилось, Алану оказалось действительно приятно общаться с этим комком позитива и энергии. Они подружились, и парню даже не хотелось быть сволочью круглые сутки, как это было обычно. На его скверный характер на самом деле жаловалась большая часть его окружения. Больше всех — родной брат по имени Эрик, ученик старшей школы, законченный интроверт и нигилист, считающий Алана не более чем причиной для раздражения. Клэр же была тем человеком, который каким-то удивительным таинственным образом подавляет любые негативные проявления в собеседнике. Это подавление работало на Алане на отлично, и он не возражал. Чувствовалось, что это не столько природный талант, сколько привычка — привычка терпеть законченных негодяев. Это создавало какой-то странный непривычный комфорт, и парню нравилось ощущать его в компании новой подруги — так, для контрастности с привычным состоянием. Спустя какое-то время после знакомства — недели две-три? — Клэр пригласила его на прогулку со своим другом детства. По ее мнению, парни просто обязаны были найти общий язык: они ведь так похожи, и оба не были одержимы чем-либо больше, чем покером. Девушка с невероятным, почти несносным, вдохновением рассказывала о таинственном Феликсе, чье имя почему-то казалось смутно и даже тревожаще знакомым. Настал тот самый день, когда Алану предстояло встретить хваленого полу-брата подруги, который должен был произвести на него впечатление такое, как если бы встреча намечалась не с обычным парнем, а как минимум главой их государства — настолько удивительной личностью он должен был оказаться, судя по ее описаниям. Чужая рука потянула в сторону входных дверей кафе. Входить не хотелось, но выбора не было. Спиной к ним, за одним из дальних столиков сидит парень с угольным каре, не прикрывающим бритый затылок и цепляющую взгляд серьгу с крестиком. Сомнений все меньше. С каждым шагом надежды на то, что Алана лишь обманывали его память и интуиция, одна за одной, рушились. Это определенно был Тот-Самый-Феликс, который всего-то пару недель назад сидел с ним за одним игральным столом в одном из известнейших казино страны. Феликс, которому хотелось хорошенько пройтись по его самодовольной роже с той самой секунды, когда началась игра. Вечер обещал быть насыщенным.

***

Одышка. Пот стекает по коже, словно после забега. Руки устало падают на бархатистую поверхность стола, заставляя вибрацией пошатнуться аккуратные башенки фишек. Секунда. Пять. Десять. Они не отводят друг от друга взгляд, не произносят ни слова. Другие игроки покинули их реальность ещё в середине первого раунда; ещё когда они оба поняли, что играют не против них — друг против друга, один на один. Остальные — лишь массовка, зрители представления, которые были лишь детьми в цирке, получившими за покупку билетов в первом ряду возможность погладить показавшую все свои трюки мартышку. Парень с волосами, достававшими своими локонами чуть ниже подбородка, первым перестает изображать статую: губы складываются в самодовольную ухмылку. Странное действие его стороны, вероятно, всё-таки он — проигравший. Алан тоже это знает, и его выигрыш в этот раз приносит ещё меньше удовольствия, чем победы над всей той челядью, что осмеливалась садиться с ним за один стол ранее. Тогда все было понятно: слишком легко доставшийся триумф — словно оскорбление. Сейчас же, он и вовсе таковым не является. Ему умело поддавались, и парень это знал. Знал, но ничего не мог поделать. В этот вечер играли не картами, а им самим: дёргали за ниточки, словно марионетку, и вели к победе. Просто позволили взять эту игру. Плюнули в лицо. Нервный тик на правый глаз. Всего одно сокращение, но оно не остаётся незамеченным засранцем напротив: улыбка становится ещё шире, ещё самоувереннее, ещё голоднее. Остальные игроки покидают стол, прощаясь, жмут друг другу руки. Двое сидят неподвижно ещё с минуту, не обращая внимания на попытки крупье воззвать к ним. Черноволосый медленно поднимается, мелькает тату в виде улыбающегося смайлика на левой скуле — почти под самым глазом, когда парень поправляет угольные пряди, на секунду расслабляя губы и тут же возвращая им форму улыбки невероятного козла. — Поздравляю с победой. Игра выдалась занятной, — медово-липкий голос залил уши и Алан был благодарен небесам, — или, может, проклинал их? — за то что между ними все еще был этот стол и он не мог мгновенно сломать объекту раздражения в нос, — надеюсь, нам выпадет шанс однажды разделить еще один раунд. Тогда-то уж я и возьму свой реванш, — мягкий смех звучал безобидно, но Алан четко слышал угрозу. Вызов. — Выйдем. Сейчас, — он быстрым шагом направился к двери и, убедившись, что за ним слышна мягкая поступь человека, свернул в сторону уборной. Дверь закрывается, когда оба оказываются в помещении. Алан в момент оказывается всего в нескольких сантиметрах от парня, прожигая его взглядом. В глазах светится шоколадом ярость. Надменная ухмылка не сходит с лица паршивца и по сей момент. Он терпеливо ждет, когда парень начнет свою речь. — Что это было? Что за ёбаное шоу ты сейчас устроил? Ты мог попытаться обыграть меня как нормальный человек, что за дешевый цирк? — рык прямо в лицо. Весьма интимно, подумал бы парень с тату на лице, если бы не такая обжигающая злость в выражении лица, тоне, ауре. Самолюбие и честь Алана были задеты, и не было смысла ожидать от него другой реакции. Почему-то он понимал это с самого начала, но соблазн был велик. — Феликс, — проигнорировав каждое слово, просто начал он, наклоняясь чуть ближе к чужому уху и говоря все тише, бархатом своего голоса заставляя напряженное от агрессии тело покрыться мурашками, — мы же представились перед игрой, невежливо забывать имя своего соперника так сразу. Рука рефлекторно дернулась, но прежде чем удар был нанесен, до кисти дотронулись холодные длинные пальцы. Они забрались под рукав пуловера, выскользнули и сомкнулись вокруг теплой и немного влажной ладони. Алан, опешив, не сразу одернул руку, ошеломленно глядя Феликсу в глаза. Удивление сменили насмешка и азарт. Никуда не девшаяся агрессия заставляла действовать импульсивно. Резко избавив руку от чужой, парень хватает не слишком сопротивляющееся тело за плечо, прижимая к стене, приближаясь еще ближе и опаляя внутренним жаром еще больше. Хватка — крепкая, рука — тяжелая, дорогой одеколон окрашивает естественный запах тела в красный цвет — Алан пахнет пошлостью и доминированием. Было тяжело, но Феликсу удалось не показать, насколько на самом деле его притягивал этот запах. Глубокие темно-серые глаза неотрывно смотрели в самое дно темных карих бездн напротив. Это длилось всего-то пару секунд, но им обоим казалось, что прошла вечность, прежде чем Алан вновь заговорил: — Мне абсолютно наплевать на имя течной сучки, пытающейся привлечь мое внимание, играя грязно. Я не люблю, когда мне портят настроение. За такое привык наказывать, — лицо прямо напротив. Тихий властный голос. Смешок в ответ. Глаза у обоих смотрят уже чуть ниже: ловят взглядом жаркое дыхание и движения губ. — Тогда накажи меня, — провокация. Откровенный вызов. Снова. Лицо еще ближе. Нотки сигаретного дыма и дорогого вина. Губы движутся немного в сторону, останавливаются у самой мочки, задевая прохладу металлического крестика. Еле слышимый шепот, кажется, он тише даже дыхания. Звук ощущается прямо под кожей. — Я не трахаю дешевых шлюх в туалетах дорогих заведений, — жар резко пропадает, когда Алан отдаляется и идет в сторону выхода. Держа руку на ручке двери, он остановился, — надеюсь не увидеть тебя за одним столом снова. Но сначала следовало бы сыграть как следует, верно? — ухмылка не видна, но Феликс ее слышит, — не хочется, чтобы тебе и дальше казалось, что нужно так стараться, чтобы проиграть мне. Ты мне не нравишься. — Я переживу, — почти теплый смешок. Дверь закрывается. Губа прикушена, серьга словно накалена: все еще обжигает шею, качаясь и задевая ее. Они оба были уверены, что еще обязательно встретятся. Они оба не знали, что так скоро и при таких обстоятельствах.