Дневник Сириуса Блэка

-Гарри, я пойму, если ты захочешь жить с дядей и тётей.... -Вы предлагаете мне жить с вами? -Если ты хотел бы, ты, наверное, не знаешь, я же твой крёстный отец. Крестный отец. Выходит, мы связаны даже больше чем просто друзья, Джеймс. Может ты все-таки хотел большего? На пятом курсе, когда Джеймс вовсю начал ухлёстывать за Эванс, у нас со Снейпом появился повод закурить трубку мира. Скрепя сердце, мы договорились всеми силами вместе пытаться предотвратить союз Поттера и Эванс. Нехитрый план состоял в том, чтоб отвлечь Джеймса от девчонки, а саму Лили, наоборот, свести с кем-нибудь (Нюниус активно намекал на себя). Собрав в кулак все свое усердие, Снейп ревностно принялся за исполнение замысла. Он писал Эванс записки, кидал мерзкие намеки, ходил за ней как приклеенный, но Лили это не трогало, а Джеймса только раззадоривало. Иными словами, все становилось только хуже. Я же, вместе с ничего не подозревающим счастливым болваном Питером и иронично настроенным, но не возражающим Римусом, затевал практически каждодневные вылазки в запретный лес и Хогсмид, дополнительные тренировки по квиддичу и долгие посиделки где угодно, лишь бы не там, где могла быть Эванс. Джеймс называл все эти ухищрения моими новыми собачьими причудами и снисходительно замечал, что, действительно, меня стоит почаще выгуливать. Только это тоже не работало. Отношения Джеймса и Лили крепли, вопреки той ненависти, о которой во всеуслышание кричала Эванс. И в один момент Нюниус просто сдался. Исчез, растворился, упорхал прямиком в свою гнусную норку к своим гнусным пожирателям. Именно тогда моя жизнь перевернулась. Я понял, что мне никогда не заполучить сердце моего Джеймса, просто потому что оно никогда мне не принадлежало, как оно не принадлежало даже ему самому. Хищная Эванс сожрала его без остатка, проворно, ловко и даже не подавилась. Что мне оставалось? Я наблюдал, как их противоестественные отношения развиваются, как мой Джеймс все больше растворяется в ней, как они скрепляют свой нелепый, неуместный союз, она рожает черноволосого мальчишку, маленькую копию моего Джеймса с изумрудными глазами Эванс. Тогда и появились слухи о том, что за Поттерами охотится Волдеморт. Дамблдор предложил им лучшую защиту из существующих - заклятие доверия. Джеймс хотел, чтобы я был хранителем тайны, ведь он верил мне как самому себе. Я был готов пройти все круги ада без единой жалобы ради его улыбки, но оказался не способен принять на себя ответственность хранителя. По собственной тупости и доверчивости я убедил всех, что за таким ничтожеством как Питер не будут охотиться. Я решил увести след. Нужно было во что бы то ни стало сохранить жизнь Поттерам, вопреки своему эгоизму, наплевав на свои надежды. В голове стучала одна мысль: увести Волдеморта и его свору как можно дальше, пока слизняк Петтигрю будет хранителем тайны. Сохранить жизнь Джеймсу, Лили и маленькому Гарри. Любить. Мы были как братья, ближе, чем братья, и все же для меня он всегда был чём-то большим. Если быть точнее, в нем была сосредоточена вся моя вселенная, мой воздух, мой смысл существования. Но он ушёл. Покинул меня, оставил совершенно одного в этом бесконечном пустом мире. Я сгорал заживо и возрождался только одной мыслью о мести дьяволу в крысиной шкуре. Летел в пропасть и поднимался, окрылённый нечеловеческой яростью, но снова камнем падал вниз. Этому не было конца, едва заканчиваясь, все снова повторялось. Бесконечно, невыносимо долго. Я был уверен, что мои туго натянутые струны нервов не выдержат. Но почему-то я продолжал существовать, хотя потерял все, чем жил, и того, кем жил. Когда подонок Питер отрезал себе палец и сбежал, а я загремел в Азкабан, жизнь совершенно потеряла смысл, стала бесцветной и паршивой как перепревшая рисовая лапша. У меня не осталось никаких воспоминаний о тех годах, проведённых в этом филиале ада на земле. Один раз в газете я увидел его. Мой взгляд как магнитом притягивала эта крысиная тушка, я сразу заметил его и его отсутствующий палец. Более того, до меня не сразу дошло, что он не единственный изображён на фотографии. Там также было и вполне обычное миловидное семейство на фоне египетских пирамид. Угадывалось, что они не богаты и, бегло пробежавшись взглядом по статье, я понял, что они выиграли большой денежный приз и решили потратить его с размахом. Оставался вопрос, как эта подлая крысиная шкура смогла остаться в семье волшебников, неужели он жил там столько лет? Ответ пришёл сразу же: конечно же, он мог, настолько трусливая тварь не побрезговала бы ничем ради сохранности собственного драгоценного зада. В моём сознании сложно зажгли свет, который не мог погасить ни один дементор. Я понял, что мне нужно выбираться. Ради мести. Ради Джеймса. И я выбрался. Когда я в первый раз увидел Гарри, в голове промелькнула безумная мысль - это же Джеймс, мой дорогой, горячо любимый Джеймс. Но, сильнее вглядываясь в его небольшое сухое лицо, я отмечал все больше различий: таких зелёных, выделяющихся, отвратительных неджеймсовских глаз Эванс, его небольшой рост и корявую походку. Я пытался заставить себя отвернуться каждый раз, когда видел его, ведь на нем лежала тяжелая тень Джеймса, но только все дольше смотрел, и казалось, что мальчишка походит на моего любимого бандита все больше. - Гарри, будь осторожен - Я всегда осторожен, Сириус Этот пацан растёт и становится почти точной его копией. Не могу не замечать эти угловатые колени, растрепанные волосы цвета вороньего крыла, то, как он запускает туда свои узкие быстрые пальцы. Все напоминает о Джеймсе, о моем Джеймсе. После событий на турнире он сблизился с Джинни Уизли. Я возненавидел ее сразу, бесповоротно и всей душой. Ещё один до боли знакомый демон с рыжими волосами, портящий нашу идиллию. В этот раз моя разорванная в клочья душа не позволяла мне смириться с ней. Это походило на ночной кошмар, из которого я никак не мог очнуться, в котором снова и снова моего Джеймса неизменно похищает какая-то рыжая змея, а я остаюсь один с растерзанным в клочья сердцем и зияющей дырой в душе. Будто вселенная наказывала меня за что-то, чего я не мог понять и осязать, наказывала меня именно этой густой всегда абсолютно одинаковой рыжей шевелюрой, забирающей у меня моего любимого, пожирающей его без остатка, не оставляя мне шанса на счастье. - Гарри, ты же знаешь как ты дорог мне? - Что ты имеешь в виду? - Ты мне дороже, чем ты думаешь Скоро мы станем настоящей семьей, Гарри. Настоящей. Краем своего болезненного сознания я понимал, что юный Поттер не Джеймс, но моя тоска не оставляла мне выбора. Джеймс жил в нем. А я жил Джеймсом. Я видел его образ, будто выжженный изнутри на сетчатке глаз. И никак не мог изменить своего отношения. Каждый раз при виде юного Поттера по венам разливалась вязкая патока, а в животе скручивался болезненный узел. Я вспоминал О НЕМ. Не было ни одного дня, ни одного часа, что бы я не думал о моем дорогом Джеймсе. Я хотел к нему прикоснуться, ощутить под рукой его мягкую тёплую кожу, непослушную жесткую проволоку волос, окунуться в его пьянящий запах с головой, и больше никогда не возвращаться в реальность. Мне безудержно хотелось что-то сделать, наконец выйти из этого душного, ненавистного, чёрного дома. Я не мог снова и снова глотать упреки от Снейпа, которыми он заботливо меня кормил каждый раз, появляясь здесь. Невыносим был мерзкий Кикимер, напоминающий о моей гнилой семейке, орущий портрет стервы мамаши, гнусное серебро, норовящее вывалиться из каждого антикварного средневекового шкафа, и даже Молли с ее очисткой дома. Мне не хотелось ничего. Я часто уходил наверх к Клювокрылу и сидел там часами, не обращая внимания на смену дня и ночи, обеды, ужины. Кто-то прибывал, кто-то уезжал, в доме кипела жизнь. А во мне не осталось ничего, кроме пустой злости, которая разъедала меня изнутри, как ржавчина. Я лишь беззвучно кричал о помощи, а внутри себя я снова сгорал заживо. Съедаемый чёрной тоской, я не был уверен, лучше ли мне здесь, или пребывание в Азкабане имело даже больший смысл чем то, что происходит сейчас. Не раздумывая, я ринулся ему на помощь. Остаться в этом глупом замке казалось теперь настолько нелепой идеей, что я посмеивался, входя в черный мраморный коридор. Сквозь пространство, время, любые мыслимые препятствия, навстречу тому, что придавало моей жизни какой-то смысл. Улыбка снова растянула мои губы. - Браво, Джеймс! Я всегда буду с тобой, Джеймс.