Секреты Тайной комнаты

      Прохладный ноябрьский ветер гулял по как никогда оживленным коридорам Хогвартса. Он посвистовал и кружил, сливаясь в унисон с голосами, звенящими по стенам школы. После приезда гостей из других учебных заведений на знаменательный Турнир трёх волшебников, Хогвартс заиграл совсем новыми красками. Нет, он никогда не был мрачным, но сейчас словно расцвёл с новой силой. Каждый день в британской школе магии проходил интереснее другого. — Добрый день, коллега, — Патриция прильнула к когтевранскому столу и умостилась на скамью напротив своей подруги.       Эбигейл опешила, но, подняв глаза на нежданную гостью, заметно расслабилась. — О, добрый, добрый день, — она усмехнулась. — Что-то случилось? Или ты просто? — Да нет, просто подсела, — Картер наблюдала, как староста школы всё ещё завтракала. — Я пришла сегодня раньше Скорпиуса и Альбуса, поэтому они всё ещё обедают, решила к тебе заскочить, узнать, как дела. А то в последнее время мне не очень удаётся с тобой поговорить.        Когда Патриция ещё не подошла, она сразу подметила полуопустевший стол и что рядом с Эбигейл практически никто не сидел. Похоже, её обычные соседки за столом закончили раньше и ушли, оставив её одну. Картер замечала, что почти всегда к концу трапезы она сидит сама. Да и знала, что завтракать, обедать и ужинать для неё в одиночестве было намного приятнее. Так ей хотелось, хоть и не на значительное время, остаться наедине со своими мыслями. Патриция ухмыльнулась, подперев щёку, пока Эбигейл отпрянула от еды и потянула руку к салфетке. — Ну, рассказывай, тебе уже приходилось отчитываться за кого-то? — Хах, слава Салазару, нет. — Ах, ну да, мне бы про такое давно поведал Северус, — она хитро, прямо как лиса, улыбнулась краями губ, отложив в сторону свёрток салфетки. — Тогда, если нет, то чем же ты так была занята? Или, может, кем?       Эбигейл растянулась в довольно широкой улыбке и сложила руки перед собой, в явном предвкушении дальнейших рассказов. Её ликованием веяло, вероятно, и за пределами Большого зала. Она приблизилась чуть ближе к слизеринке и жаждала поскорее узнать больше подробностей и деталей, что упускала из виду долгое время. — Ну, я ведь хожу к Тому, — ответила немного смутившаяся Картер. — Да? И чем же вы там занимаетесь?       Митчелл всё ещё внимательно и с неким азартом наблюдала за играющими эмоциями на лице девушки. Патриция заметно покраснела, даже, скорее всего, сама того не осознавая. Жар охватил её, и это почувствовала Эбигейл. Слизеринка резко прикрыла своё лицо руками, оставив открытыми между пальцами только глаза. Как она не старалась скрыть своё состояние, но в этот раз как на зло у неё очень плохо получалось. — Я не сомневалась, — семикурсница засмеялась, в очередной раз поражаясь, как же быстро Патрицию выдают её щёчки. — Том-проказник, увёл мою маленькую девочку. Так, чем же? — Ну, а-а-а… он просто любит… меня целовать… часто, — еле выдавливая из себя каждое слово, Патриция вновь покраснела с новой силой, и пальцами заправила выбившуюся на лицо прядь тёмных волос.       Она не знала, что на неё нашло. Почему вправду, обычные поцелуи с Реддлом вызывали такое смущение. Возможно, из-за того, что они перерастали в довольно страстные. И каждый раз, вспоминая, как Том хватал её за шею и прижимал к стене, завлекая в свои опасные игры, Патриция содрогалась от наступающих мурашек. Сейчас она чувствовала себя маленькой девочкой, которую впервые в жизни поцеловали. — Да. Я заметила.       Вдруг карие глаза возмущённо вытаращились на когтевранку, и та также мгновенно словила её взгляд, а потом, словно ничего и не произошло, продолжила: — А ты не замечала, что иногда твоя помада на губах слегка растёрта? В начале я даже не особо придавала этому значения, бывает же, что. Но когда почти на постоянной основе я увидела не только это, а и просто припухшие губы без помады, которые выглядели ну вовсе не так естественно, какими они были у тебя обычно… — она отпрянула и едва расправила спину, — заставили меня задуматься.       Патриции тотчас хотелось провалиться под землю. Она продолжала пялить прямо, и в этом натяжном молчании её лицо то ли побелело, то ли снова покраснело, было неясно. Из своего кармана Картер выхватила зеркальце и посмотрела на себя. — Вот, что меня удивило, что ты не исправляла это дело. Хотя, мне кажется, в зеркало ты смотришь чаще, чем на людей вокруг, — подшутила Эбигейл, её подруга всё ещё не отлипала от своего отражения, однако потом резко захлопнула зеркальце и перевела взгляд бешеных глаз на неё. — Я же следила, Эб, — Патриция застыла лишь в одном выражении лица — негодовании. И смотрела она на Эбигейл с таким видом, словно та только что рассказала ей самый несмешной и глупый анекдот. — Может, после головокружительного времяпровождения часом забывала, — Митчелл в начале очень старательно сдерживала смех, сделав губы ниточкой, но на последних словах её окончательно прорвало. — Это не очень весело, Эб.       Окруживший когтевранку холод снова привёл её в чувство, заставляя содрогнутся. — Ладно, да. А то кто-то мог посметь словить себя на мысли, что у тебя парень появился. Думаю, Мирчо, да и других дурмстранжцев твой внешний вид насторожил.       Митчелл опять залилась смехом, на что слизеринка скривила губы, испепеляя её взглядом. — Не привлекай лишнего внимания и не забывай, что мы на обеде! — прошипела длинноволосая шатенка. — Да, да… Извини, — Митчелл потёрла красный со смеху лоб.       Патриция отвернулась в сторону и отклонилась, сложив руки на груди. Её щеки всё ещё пылали, и она уже ненавидела свою подругу за то, что она подняла эту тему прямо в Большом зале на виду у других студентов, хоть они и не особо обращали на них внимание, занятые своими порциями и разговорами. — Чего ты всё ещё красная? — Эбигейл добро усмехнулась, но та ничего не ответила. — Ты так от Скорпиуса не краснела, как от Тома. — Не нужно сравнивать их, они абсолютно разные. Скорпиус не хуже Тома. Просто… Боже, Эбигейл, — Патриция глубоко вздохнула и снова сложила руки перед собой, подперев подбородок. Она не хотела продолжать эту тему при посторонних людях, ведь везде есть уши. — Я поняла, Том просто очень горячий. — Эбигейл! — Что? — Не так громко, — слизеринка стала незаметно поглядывать на окружающих их студентов. — Хорошо-хорошо, — Митчелл также искоса проверила обстановку, а потом наклонилась к девушке так близко, что она в начале даже немного отшатнулась. — То есть, ты согласна, что он горячий. — Нашла место, где поговорить о таком, — ядовито съязвила Картер, выражая ещё большее недовольство. Сейчас в ней присутствовало только одно неумолимое желание — убить Эбигейл. — Ну кто нас услышит? Кто вообще знает, кто такой Том? Да и когда мы с тобой сможем пересечься для наших светских бесед?       Отчасти она была права, поэтому Патриция, едва признавая своё поражение, невольно закатила глаза и шумно выдохнула. Направляя на неё свой взгляд, словно, приставив ствол ко лбу. — Он такой… Эб, мне даже трудно подобрать слова. Чертовски… возбуждающий. — Ого-о-о-о, — Митчелл шумно засуетилась на своём месте, из-за чего заслужила на мрачный, но в тоже время встревоженный взор Картер. — Мне трудно даже… как-то выразиться, ведь, Мерлин, Эбигейл, мне кажется, я чувствовала то же, что и ты.       Когтевранка озадаченно, или даже растерянно нахмурила брови. — Что ты имеешь ввиду?       Вдруг её будто пронзил заряд тока, и её глаза медленно расширились, а губы разомкнулись, которые она тут же прикрыла ладонью. — Иногда мне кажется, что я теряю контроль от его действий и мне очень трудно сдерживаться.       Внезапно Патриция стыдливо закрыла половину своего лица ладонью, склонив голову, дабы избежать зрительного контакта с Эбигейл. Она уже миллион раз пожалела о том, что вообще продолжила говорить про это. Проклинала себя за то, что не имела возможности скрыть свои эмоции, пока её щеки вспыхивали ещё ярче, не оставляя не единых следов бывшего цвета. Она молилась, только бы именно сейчас Том не подглядывал за ней, не слышал её разговоров и… мыслей. Вдруг Патрицию затрясло от осознания того, что он мог быть легилиментом… всё это время. Он лишь дотронулся до её бёдра, а она уже сжала второй свободной рукой край юбки. «Нет, Патриция! Немедля заблокируй свой разум окклюменцией, не дай Мерлин кто-то рядом сидящий владеет способностями телепата и твоей репутации крышка». — Патриция, — Митчелл обеспокоено пыталась привести подругу в сознание уже пару минут, пока она не начала медленно поднимать свои глаза, в которых тлел грешный огонёк, блистающий, и прямо-таки улыбающейся когтевранке. — М-м?       Эбигейл улыбнулась ей. — Это нормально, Пат. Не волнуйся.       Картер медленно восстанавливала дыхание, пока Митчелл аккуратно отодрала её прилипшие к собственному лицу руки и трепетно положила их на стол. — Тебе не стоит так волноваться. — Да… я не совсем из-за этого.       Слизеринка хотела уже начать говорить, но в последний момент что-то резко щёлкнуло в ней, и она так и застыла, с не спадающим румянцем на щеках и приоткрытыми пухлыми губами. В этом момент Патриция выглядела настолько романтично, что переполняла сердце Эбигейл до краев. Она, должно быть, главная героиня романа, написанная самым талантливым художником картина, где вечно расцветают бутоны роз, где вечная весна на равне с холодными зимними вьюгами.       И когтевранка не хотела отводить взгляд, осознавая, насколько Том поглощён этой девушкой. Он всегда бережно относился к ней. Как к самому благоухающему цветку, защищая его от тех, кто желал им воспользоваться, похитить его чарующие ароматы и завладеть ими сполна. Он поливал её любовью, заставляя цвести и распускаться в своих руках. И она знала, что одно движение — и все враги превратятся в пепел.       Митчелл ударило в голову время. Она нехотя оторвала глаза и вздернула рукав мантии. Часы пробили без двадцати час. — Пат, тебе следует поспешить на Прорицания, кабинет-то далеко находится от Большого зала. — Хорошо, мамочка. А как же шапочка на голову? Ноябрь всё-таки, зима на пятки наступает.       Эбигейл расхохоталась, а потом с насмешкой и уловимой издевкой ответила: — Да, головушку свою простудишь, — она достала волшебную палочку и трансфигуровала стоящую чашку в белую пушистую шапку-ушанку, что сразу же натянула на голову Патриции, сделав мастерский узелок. — Ты и так у меня глупенькая, а тут вообще окончательно всё отморозишь.       Пятикурсница хищно усмехнулась такой нахальности и сразу же развязала не тугой узел, сбросив шапку на стол прямиком перед когтевранкой. — Не простужу, маменька, — надменно, с гордо поднятой головой бросила она напоследок, как только начала отдаляться от стола. — Не благодарная доча! — Эбигейл недовольно покачала головой со стороны в сторону, подобрав головной убор. — Ну мам! — слизеринка обернулась к ней через плечо, подавляя свои внутренние позывы от такого все людного поругания. — Не мамкай! — громко возразила семикурсница. — Вырастишь, будешь сама свои болячки лечить. А сейчас слушай мамку!       Актриса Патриция Картер вновь обернулась к ней, но в этот раз очень возмущённой и с распахнутым от шока ртом, после чего сквозь губы просунула язык. На это представление уже смотрела какая-то часть студентов, едва сдерживая рвущийся наружу вопль. Эбигейл ахнула, сделав руки в боки, и так же бросила ей напоследок оскорбительный язычок. Конец спектакля, занавес.       Отправив Патрицию на следующий урок, Эбигейл и сама, не тратя драгоценное время в пустую, бросилась чуть ли не вприпрыжку по дороге в подземелья. Сегодня удача улыбнулась ей, одарив день занятием по Зельеварению. И она летела коридорами школы, сияя улыбкой всем прохожим, вовсе не чувствуя себя странно. Ей хотелось, чтобы все знали, насколько она счастлива, но не знали причины этого счастья.       Когтевранка подошла к двери, ведущей в кабинет профессора Снейпа. Подземелье пустовало, и единственный звук, что заполнял его — её колотящее сердце. Она вновь ощущала это неистовое волнение, хотя, казалось, что самое волнительное уже позади. Но нет, её профессор вызывал не просто волнение, а настоящий ураган из чувств. И с каждым вечером проведённым вместе он только усиливался, заставляя её позабыть о всех мучающих дневных заботах.       Она поправила короткие волосы и постучала в старую дверцу. Через пару секунд перед ней возник Северус, что склонил голову вниз, чтобы посмотреть на свою гостью. Эбигейл прошла чуть вперёд, и за ней закрылась дверь, а зельевар тут же прильнул к её лицу. Захватив в свою руку её подбородок, он нежно коснулся её холодных, требовавших чьего-то тепла, губ. Низ живота когтевранки тут же наполнился знакомой сладостной тягой, и она обхватила его шею, поддаваясь его движениям. — Нас никто не увидит? — сквозь низкие стоны Эбигейл едва могла произнести вопрос. — Только мы, — тяжело дыша уверил он, ни на секунду не отставая от неё, ни на что не отвлекаясь.       Хоть Митчелл и было неспокойно, но она попросту не могла прекратить извиваться и таять в его руках. Зачем этот никому не нужный урок по зельеварению? Пускай все проваливают к дьяволу, пока она находится здесь. — Эбби… — выдыхая в её горячие губы, мужчина грубо обхватил её талию и прижал к себе.       О, Мерлин. Сейчас Эбигейл была готова упасть на пол, ведь её колени уже подкосились. Как жаль, что времени у них не так много. — Прости, Эбигейл, мне нужно заполнить важные бумаги к началу вашего урока, — Снейп отпрянул от девушки, глядя ей в глаза и не отпуская её лицо из своих рук. — Хорошо… — она облизала губы и скользнула взглядом с начала на его уста, а после на глаза.       Митчелл не хотелось, чтобы он заполнял какие-то бумаги, ей хотелось его внимания. И всё же зельевар двинулся к рабочему столу, присев на кресло, а когтевранка поспешила занять своё место у него на коленях. Он достал из ящика пергамент вместе с чернилами и пером и начал писать, пока его девушка удобно расположила голову на его плече, едва прикрыв глаза. — Извини, что отвлекаю, но что ты пишешь? — тихо спросила она, устремив взгляд зелёных глаз на него. — Отчёт за материал по зельеварению сдающих в этом году СОВ для профессора Макгонагалл.       Брови когтевранки поднялись. — Патриция в этом году сдаёт экзамен…       Северус некоторое время молчал, что-то записывая, а потом произнёс: — Я не сомневаюсь, что она сдаст на «Превосходно».       В этом также не сомневалась и Эбигейл, однако, её волновали ещё и мальчики… — А что насчёт Скорпиуса или Альбуса? — не очень уверенно, но весьма заинтересованно спросила она.       Профессор едва нахмурил брови, а потом вскинул их, посмотрев на Митчелл, и снова продолжил писать. — Малфой не глуп, и даже не особо отстаёт от мисс Картер, но ему стоило бы перестать болтать на уроках, тогда, может быть, он и сдаст экзамен… на «Выше ожидаемого».       Эбигейл засмеялась. — А Альбус?       Он закатил глаза и цокнул: — Поттер на пару с ним.       Внезапно за дверью послышались чьи-то шаги и через секунду в кабинет влетел какой-то ученик с Гриффиндора. Он запыхался и пытался перевести дух, дабы начать говорить, но пока что еле выговаривал первые три буквы должности мужчины и его фамилии. Эбигейл отлепила свою голову от чужого плеча, и её округленные глаза уставились на мальчишку, что всё ещё стоял, откашливаясь. Северус бросил перо и также не сводил шокированного взгляда с этого нежданного субъекта. — А… профессор Снейп, директор Макгонагалл срочно просит Вас прийти к ней в кабинет, — парень пока не осознал суть происходящего, как и то, что его может ожидать. Но, похоже, через пару мгновений он заметил присутствие Эбигейл, и то, что прямо сейчас она сидит на коленях своего профессора в короткой юбке и с его рукой на её бедре.       Парню стоило бы бежать, хотя для него и для самих Эбигейл с Северусос это ни к чему хорошему бы не привело. Действовать нужно было сейчас, иначе потом будет уже слишком поздно. Снейп аккуратным, но ловким движением скинул с себя окаменелую когтевранку и двинулся на встречу к гриффиндорцу. Он махом закрыл дверь, подхватив бедного парня за воротник и потащив его к углу комнаты. — Профессор… я-я… — Молчать, — зельевар бросил его на стул, что находился рядом с рабочим столом студентов. Колбы на нём задрожали.       Шатен сидел почти что парализованный, послушно сомкнув рот. И всё же слегка подрагивающие конечности рук и ног выдавали его шоковое состояние. Северус смерил его взглядом и тут же достал волшебную палочку. Чтобы устоять на ногах, Эбигейл притиснулась спиной к стене, подпирая её ладонями. Конец палочки оказался у виска парня, из-за чего у того нервно дёрнулся кадык, и он сглотнул. — П-п-профессор Снейп, н-не н-нужно п-п-пожал… — Обливиэйт<i/>.       Перед глазами у гриффиндорца поплыло. Он расслабил свою напряжённую шею и немного склонил её в сторону, прикрывая веки. Пришёл он в себя, точнее сказать, просто резко открыл глаза, когда действие заклинания забвения закончилось. За это время Снейп успел спрятать палочку в карман сюртука и окинуть взглядом стоящую сзади когтевранку. Хоть она вся дрожала, но встала по стойке, старательно подавая вид, словно ничего только что и не произошло. Парень клепал глазами, скорее всего в попытках прогнать туман, загородивший ему обзор всего, что было перед ним. Он замотал головой и глухо застонал. — Ч-что? П-профессор… Снейп? — он глуповато посмотрел на зельевара, а после начал изучать всё, что могло окружать его. Студент медленно переводил взор с одного объекта на другой, иногда заостряя внимание на каких-то деталях. — Что я… тут делаю?       Северус понемногу стал отходить, а затем ровным и своим привычным голосом ответил: — Мистер Гибсон… Вы пришли на урок. — А… а! Точно… по Зельеварению! — внезапно весьма озарённо воскликнул он, распахивая глаза ещё шире. Его вид был по-настоящему обалдевший.       Эбигейл всё ещё стояла, подпирая стенку, и даже не замечала, что практически не дышала, и стояла она, собственно говоря, снова в очень запуганном виде. Это увидел гриффиндорец и приподнял брови. Снейп резко обернулся к нему, приобнял за плечи и помог встать со стула, стараясь не выглядеть слишком взволнованным. — Мистер Гибсон, совсем скоро начнётся урок, проходите на своё место и готовьтесь, — провожая юношу к столу, он похлопал его по плечу.       Парниша лишь кивал головой, внимательно слушал профессора, а затем присел на стул. Снейп развернулся и быстрым шагом направился в сторону когтевранки. Её перепуганный взгляд был устремлён на него, и, чем ближе он приближался к ней, тем сильнее она вжималась в стену. Митчелл боялась, ведь в тот момент ей почему-то казалось, что весь его гнев был направлен на её. Но как только Северус приблизился к ней, то смог лишь красноречиво глянуть в её глаза с немой просьбой занять своё место. Девушка переместила взор за спину своего мужчины на однокурсника, что сидел и даже ни разу не обратил на них внимание. Как только она сдвинулась с места, дверь кабинета отворилась, и на пороге сразу появились гриффиндорцы и когтевранцы седьмого курса, что стали приветствовать профессора, попутно расползаясь по кабинету. Всё ещё не отошедшая Эбигейл потихоньку побрела к своему месту, чувствуя дикий дискомфорт, что окутал её с приходом других студентов. На пороге появились Нэнси и Джеймс, что также продвинулись вперёд, дабы поспешить занять свободные два стула за одной партой.       Взгляд Хармон переместился на спереди стоящий коротко стриженный силуэт. — Эбигейл! — красноволосая схватила под руку Джеймса и махнула девушке рукой, сияя белоснежной улыбкой. Гриффиндорец также тепло поприветствовал её.       В ответ Митчелл нервозно также махнула в сторону друзей и тут же развернулась лицом к своим вещам. Она надеялась, что назойливый к таким вещам Поттер, ну или Хармон, не будут расспрашивать её, что и как, почему она не пошла вместе с ними на Зельеварение. Присев за парту, Эбигейл спиной почувствовала, как сзади них с Элизабет устроились двое гриффиндорцев, и стала ждать. Однако они не стали ничего расспрашивать, только о чём-то оживленно болтали между собой. Джеймс внимательно слушал, иногда что-то добавляя, а Нэнси всё щебетала своим нежным голосом, казалось, лаская уши Поттера. И взгляд его не отлипал от неё, пока строгий голос профессора Снейпа не разнёсся по всему кабинету, словно эхо.

***

      Едкий запах ароматических веществ вперемешку с духотой ударил в нос. Урок Прорицаний был следующим в расписании пятикурсников факультета Слизерина и Пуффендуя. Трио с зелёными нашивками на мантиях, состоящее из Патриции, Скорпиуса и Альбуса вошли в тусклый кабинет, а другие студенты остались в коридоре, проводя последние минуты перемены перед странностями Трелони.       Профессор пока не пришла, и кроме них самих и уединённой атмосферы этой комнаты никого не было. Тройка слизеринцев уселись за свой привычный столик в первом ряду: Патриция посередине, а мальчики по бокам. В воздухе гудели разговоры, что должны были бы прекратится к появлению профессора, но пока что существовали, и которые очень давили на голову Картер. Аура кабинета профессора Трелони далеко отличалась от остальных, и не только своей своеобразной обстановкой мебели: кучей побрякушек, множеством занавесок, настольными лампами, задрапированными красными шалями, которые стояли на круглых столиках с подушечками и пуфиками вокруг них. В ней всё равно было что-то успокаивающее, где можно было бы побыть в уединении со своими мыслями, разложить по полочкам все в своей голове, или обдумать что-то, что тревожит твоё сознание. Этот кабинет кардинально отличался, к примеру, от кабинета профессора Снейпа…       Патриция лениво зевнула, а после потянулась к своей сумке. Альбус отлепил свои глаза от о чём-то спорящих пуффендуйцев и слизеринцев и заинтересованно покосился на свою подругу, которая упорно что-то искала. Шатенка выпрямилась, в её руках появилась небольшая коробка, что чем-то напоминала упаковку с колодой карт. Когда она развернула её и распечатала, Скорпиус также обратил на неё своё внимание. Патриция достала колоду разноцветных карт и начала тасовать. Брови Поттера заметно подскочили, сморщив кожу на лбу. Девушка клала на стол по несколько карт, продолжая тасовать остальные. Два слизеринца непонятно, но весьма увлекательно разглядывали то саму бесстрастную гримасу однокурсницы, то игру карт в её руках. Альбус с опаской взял со стола одну карту и начал разглядывать. В его глазах читалось удивление, если не недопонимание. Изображение на карте двигалось. Чудак с цирковым колпаком на голове жонглировал и озорно перепрыгивал с одной ноги на другую. Вокруг него светило солнце, а под ногами бежали реки, рядом на поляне распускались бутоны цветов, над его головой пролетали птицы. Надпись чёрными чернилами внизу: «Шут». — А-а… а что это Патриция? — Поттер-младшенький раскрыл рот, глядя на всё ещё тасующую карты слизеринку. Она подняла глаза на него и уголками губ мило усмехнулась. — Это карты Таро. — Ух ты! — Малфой также поднял одну лежащую карту со стола. — Альбус, карта Шута довольно коварна, — она продолжала машинально перебирать карточки и класть новые на стол, искоса глядя на карту в руке брюнета. — Она имеет две стороны медали, почти что как и все остальные в этой колоде. Шут — это человек, вступающий на жизненный путь, который ему пока неизвестен. Это юный, любопытный и бесшабашный человек, которому чуждо чувство опасности и осторожности. Шут бросается в омут жизни, не зная о ней ничего, не думая о житейских проблемах и опасностях, которые его могут подстерегать на пути. Он ощущает силу, ведь его впереди ожидает столько увлекательных приключений. Возможно, ему предстоят неожиданности и незапланированные события, но это не страшит Шута.       Альбус перевернул карту вверх тормашками, из-за чего она начала менять свой облик, становясь более тусклой и менее оптимистичной. Патриция глубоко вздохнула. — Карта Шут в перевернутом положении свидетельствует о глупости, граничащей с безумием, эксцентричности и неосторожности человека. Этот человек зачастую тратит много энергии и времени впустую, а все потому, что ему чужда способность рационально управлять своими ресурсами. Вместо того, чтобы сделать над собой волевое усилие и переломить ход ситуации в свою пользу, он демонстрирует лень, апатию и уход от жизни с реальными проблемами.       И вправду, карта не только сама по себе стала черно-белой, а и солнце, что освещало весь кругозор сменилось полумесяцем с натягивающими тучами. Шут больше не плясал так энергично, как прежде, а волна его амбиций стихла. — Она имеет разные значения в зависимости на что ты гадаешь. — Не думал, что ты гадаешь, — заверил Скорпиус. — Я не так часто это делаю. Только уж если просят близкие люди.       Блондин в азарте изучал все разложенные карты и взял очередную в руки. Двигалась не только карта Шута, а и остальные: Императрица, Фортуна, Колесница, Башня, и многие, многие другие! — Отдам все галлеоны, что имеются при себе, если погадаешь мне! — радостно воскликнул Альбус, приблизившись к Патриции.       Девушка засмеялась. — На любовь погадать, Альбусёныш?       Скорпиус вскрикнул, откинув карту обратно на стол, а после Картер усмехнулась и быстро ответила: — Да, Скорпи, осторожно, карты, бывает, кусаются, когда их трогает не хозяин.       На карте бушевал разгневанный лев, которого старалась удерживать белокурая дева в белом наряде. Скорпиус тяжко застонал, потирая искусанные пальцы, в то время, пока Альбус всё больше краснел от предыдущих сказанных слов Патриции и всё также в тупую глазел на неё. После Поттер снова перевёл взгляд на карту в своей руке. Он перевернул её в исходное положение, Шут затанцевал, и сама карта вновь начала обретать прежние краски, заново оживая. Чем больше Альбус смотрел на карту, тем больше ему казалось, что Шут просто насмехался над ним, издевался, растянувшись в широкой улыбке. Он недовольно уставился на его и сразу же положил карту на стол изображением вниз. — Итак! Молодые люди, вы уже пробовали испытать свои способности в таком необычном русле, как толкование снов? — внезапно к столу подлетела профессор Трелони. Трое слизеринцев перепугались и моментально отпрянули. Если бы не увесистый пуфик, то Скорпиус бы тотчас свалился на пол, что практически ему удалось. По столу и за его пределами разлетелись игральные карты, а Патриция прижала руку к груди, пока Альбус уставил свои округлённые глаза на профессора.       На них, к слову, взирала не только профессор, но и все студенты. Никто из них не занимался своими привычными делами или разговаривал между собой, они только и делали, что уставились на Патрицию, Скорпиуса и Альбуса. Картер обвела глазами весь кабинет и нервно сглотнула застрявший клубок в горле. Оказывается, они настолько заговорились, что не заметили даже прихода профессора Трелони и начала урока, который, к слову, длился уже, наверняка, больше десяти минут! — Ну же! — Трелони придвинулась ближе к троице. — Теперь ваша очередь. Расскажите мне, что скрывает явь ваших снов! Какие тайные послания прячутся за вашими сновидениями! А-ну, — она подошла к Скорпиусу и взяла стеклянный шар, что стоял на их столе. — Что ты видишь?       Трелони сунула шар в руки Малфоя, предвкушающее скрестив пальцы перед собой, и то и дело переводила взгляд то на него, то на магическую сферу. Скорпиус просто окаменел и, казалось, еле удерживал этот стеклянный шар. Он издал лишь негромкое мычание, а после предпринял попытку что-то распознать в сером туманном облаке за стеклом, однако пока распознавать ему удавалось только своё собственное отражение.       Ещё какое-то время слизеринец вертел, перекручивал и вглядывался в шар со всех сторон настолько, что Патриции на миг показалось, что ещё немного и Скорпиус залезет на него. Альбус хоть и был в какой-то степени напряжен, но от действий своего парня он кое-как сдерживал рвущийся наружу вопль, закрывая рот рукавом мантии и стараясь на него не смотреть. Как бы Поттер не старался, но, даже отворачиваясь, перед глазами у него всё ещё стояла та картина. Почти мёртвую тишину кабинета нарушил регочущий сквозь ткань мантии Поттер. — А… А… я…. — словно мантру повторял Малфой, явно со всех сил стараясь выдать хоть что-то, присущее толкованию своих снов, которых он не помнил.       Уже который год Патриция задавалась вопросом, зачем Скорпиус посещал Прорицания, если мог просто прокуривать их за школой. Профессор Трелони выхватила из его рук шар и начала шаманить руками вокруг него: — Ну, расскажи мне, сероглазый юноша, какой последний и самый запомнившийся сон посещал тебя?       В воздухе повисла пауза, а после Скорпиус слабо вздохнул. — Я забыл, профессор Трелони.       На задних рядах послышался чей-то звонкий и даже не скрываемый смешок. Патриция едва обернулась на звук и увидела сидящую компанию из трёх перешёптывающихся слизеринок. Змеившаяся ухмылка на лице Аврелии Маккей сияла даже на таком расстоянии и очень глупо пыталась прожечь спину Малфоя и самой Картер. Патриция только закатила глаза, а затем отвернула голову, даже не собираясь развернуться к бедной девчонке полностью. Ещё до отношений Патриции и Скорпиуса чёрноволосая девушка имела к парню не абы какой интерес. Она замечала, как он увлекался совсем другой девушкой, поэтому в тихую бесилась. Но как только об отношениях Скорпиуса и Патриции стало известно всем, её терпение окончательно достигло предела. Она ревновала его, всячески кидая на Патрицию обозлённые взгляды, но ничего и никогда той не предъявляла, возможно, из-за собственной трусости. Как только пара рассталась, её мнение изменилось, и теперь она также презирала Скорпиуса, ведь у того «такой ужасный вкус на девушек». Её выпуском эмоций и поводом для распространения сплетен были её подружки, с которыми она вела это змеиное дело и с которыми она в данный момент сидела. Патриции до неё не было никакого дела, ведь она не первый кандидат на роль её ненавистницы, поэтому тратить своё время на рассмотрение этого скривившегося и завистливого лица было бы не в её репертуаре. Дополнением к её омерзительному существу является её такой же омерзительный ублюдок Кэрролл, что приходился ей парнем. Она прекрасно знала в каких отношениях Картер и Маркел, поэтому не поленилась в очередной раз выплеснуть яда. — Я вижу… вижу, мой дорогой, что тебя что-то беспокоит, — Профессор Трелони внимательно что-то изучала в шаре, её глаза в стёклах очков были по-настоящему огромными.       Скорпиус только и делал, что смирно сидел и ничего не понимал. Он блымал глазами и туманно смотрел мимо шара, куда-то в стену, всячески пытаясь вспомнить сон, что недавно ему виделся.       И ведь правда, всё, что Малфой помнил, так это только тревожность этого сна, которая не давала ему покоя. Не только во сне она мучила его в своих загребущих чёрных костлявых ручёнках, а и после пробуждения, на протяжении какого-то времени. Женщина обвела рукой шар, и вращающийся там туман развеялся в другую сторону. Она удивлённо ахнула и, не отрывая глаз от стекла, опёрлась рукой на плечо слизеринца. Туман сгущался, переплетался, преобразовывая две сумрачные нити, что вихрились вокруг друга друга. Профессор Трелони направила свой взор на Альбуса и тот враз заткнулся. — И твоего друга.       Трелони тут же подскочила к нему и снова заглянула в шар, а после отпрянула. В её глазах читались смешанные эмоции, что различить даже Патриции было трудно. А про эмоции на лице мальчиков она бы вообще предпочла промолчать. — Приблизитесь, юноши! — Трелони стала возле середины стола и немного вытянула шар вперёд. Альбус и Скорпиус машинально продвинулись к центру, даже не заметив, что зажали пискнувшую Картер. — Это слияние символизирует союз людей, что состоят в близких отношениях и терпят какой-то накал. Он может быть как и между ними, так и направляться на кого-то, к примеру того же общего врага, объединяя тех двоих.       Они вытянули загипнотизированные лица к стеклу. Во время рассказа профессора Трелони Альбус повернул голову влево и увидел, что Скорпиус находился лишь в нескольких сантиметрах от него, поэтому слегка отшатнулся, тем самым привлёк его внимание. От взгляда серых глаз Поттера моментально пробрало мурашками, а его щёки ужасно вспыхнули, что ему даже показалось, как будто у него начался жар. Через пару секунд он осознал всю несуразность ситуации, поскольку на них всё ещё пялились другие студенты. На лице Скорпиуса зацвёл румянец, от чего Альбус распахнул глаза и засмущался ещё хуже, чем прежде. Профессор Трелони резко опустила шар вниз и приблизилась к лицу Патриции, на что та перепуганно отскочила назад, уперевшись руками об спины парней, чтобы не упасть. — А что насчет вас, миледи? — женщина улыбнулась. — А… — всё, что вырвалось из Картер, пока она переводила дух. — Расскажите мне про свои сны, милая. Я уверена, они ничем не уступают и другим, и наполнены своими чудесными и красочными тайнами, что следует разгадать! — во время своих слов Трелони медленно подняла шар в воздух и провела рукой над стеклом. Уже отступивший мрак тумана сменился на светлый дымок, словно со свечи.       Патриция сглотнула. На ум пока приходили только те самые отвратительные кошмары, что ходили за ней по пятам каждую ночь и просили следовать за собой. Ей не очень-то хотелось делится с кем-то своими снами, ведь это считается чем-то сокровенным, тем, что нельзя кому-либо рассказывать. А причиной тому расшифровка этих самых снов, то есть — толкование. Всегда есть возможность обойти неприятности, и сейчас самое время воспользоваться этим. — Я думаю, могу рассказать про один очень странный, как по мне, сон… — Н-у-у! — в предвкушении протянула профессор Трелони, закивав головой. — Мне снилась моя близкая подруга. В этом сне она… подвергалась страданиям, что наносили ей её круг общения. — М-м-м, и… кто же именно это делал? — женщина сомнительно уточнила, что-то разгадывая в шаре. — Её друзья, те, кому она доверяла… — Патриция подавила в себе желание вновь сглотнуть тот нервный клубок в горле, что нарастал с каждой секундой. — Мне кажется, вы говорите <i>не о том, что нужно.       Последние слова профессора Трелони прозвенели в ушах Патриции ударной волной барабанов, а после удалялись эхом по всей голове. Нет, она не может говорить не о том… Так нужно. Так следует. И всё же её переиграли, ведь смрад внутри шара даже не шевельнулся, не то, чтобы что-то показал. — Что вы имеете ввиду? — Я считаю, что вам следует лучше обратиться к своему сознанию и вспомнить самый последний сон! — уже более расслабленно произнесла профессор.       Патриция не совсем понимала, что на самом деле значил её последний сон, нагрянувший накануне хэллоуинской ночи. Она хотела бы разобраться в нем, но без участвующих при этом зрителей. Но Патриция знала ещё одну вещь, что перехитрить профессора Трелони и сам этот долбанный стеклянный шар у неё вряд ли выйдет. Что же, Картер, карты на стол, хотя они, пока что, по правде говоря, лежали на полу. — Ну… Он меня, честно говоря, напугал.       Он напугал до ужаса. В этом никчёмном мире ещё даже не придумали такое слово, которое смогло бы описать все ощущаемые ею чувства. Она могла бы списать этот сон на больную игру своего воображения, но…       Большой зал заполнял её кругозор. Патриция приподнялась с пола и очутилась по центру полупустой комнаты. В глаза сразу ударил полумрак, что повис над ней тёмной занавесью. Вокруг было тихо. Очень тихо. Она бы сказала, чересчур тихо. Ей казалось, что кто-то применил всю мощь заглушающих чар, да так, чтобы наверняка, барабанные перепонки лопнули от такого тонкого, но очень режущего напряжения. Слух отвратительно резало, и из-за этого Картер чувствовала себя не очень хорошо. Но нужно было бы осмотреться, куда в этот раз сон отнёс её сознание. Глаза жутко болели из-за непривычного для неё освещения, и казалось, что глазницы тут же вылетят с орбит. Не смотря на практическую темноту, что-то всё же различить ей удавалось.       Стены поместья были хрустальными, попросту покрытые тёмным хрусталём. Они поблёскивали, переливались сапфирами и другими разными драгоценными камнями. Её глаза ослепило, поэтому они едва заслезились, и Патриция отвернулась. Позади неё стояли огромные резные колоны, что отличались своей утончённой блёклостью и поддерживали всё такой же богатый внешне, как и стены, потолок. Привлёкший её внимание серебряный узор, что был на одной из колонн и чем-то напоминал орнамент, отбивал холодный свет. Он падал к центру, поэтому, опустив свою голову вниз, она узрела большой помост. Несколько ступеней вели к платформе. Она поднималась всё выше, пока не увидела троны. Их было два, и все они были по истине роскошны, ведь были смастерены из чёрного стекла. Насколько они были изящны, по настоящему ювелирная работа, что каждый изгиб трона был отточен до идеала. Патриция медленно приблизилась к одному из них и даже в полумраке увидела своё отражение в его стекленной основе. В голову мимолётно скользнула мысль, что эти места принадлежат наверняка какой-то почётной знати. Она попала во дворец каких-то правителей. Что же, теперь не удивительно, почему эти владения искрят богатством. Она ещё раз оглянула всё вокруг и убедилась в том, что декорациями тут особо не блещало. Хозяева имели довольно сдержанный вкус и, скорее всего, не хотели портить и без того роскошный зал визуальным шумом. Патриция вновь вернула взгляд своих уже понемногу привыкающих к темноте глаз на освещаемый центр с тронами. Стекло заблестело, а перед глазами больно забелело. Единственный источник холодного света был за её спиной — и это расползающееся по стене широкое окно.       Она ступала по хрустальному полу, а по всему залу громким эхо отдавался звук стукающих каблучков. Голова Патриции всё ещё раскалывалась, поэтому скоординировать свои движения было трудно, но она не прекращала идти. Её ноги сами туда её вели, хотела она бы этого, или нет. Странное ощущение, когда словно кто-то тянул её за ниточки, как куклу, принуждая двигаться дальше, туда, куда ей скажут. В глазах не переставало рябеть, прямой свет ударил в них, но они не заслезились. Чем ближе Патриция подходила к окну, тем большим оно казалось. Его края не были чёткими, а лишь закручивались спиралями в разные стороны, словно вихрь в зимнюю стужу. Она прикоснулась к потемневшей раме и мизинцем руки промахнулась, почувствовав что-то невесомое. Её взгляд перевёлся на собственную руку, а затем на стекло. Его не было, или же, точнее сказать, оно было, но не ощущалось. Кончиками пальцев слизеринка с максимальной осторожностью исследовала прозрачную поверхность, пробуя её материал. Это ведь не обычное стандартное маггловское стекло, что стояло в каждом доме. Патриция нахмурилась ещё больше, как только она притронулась полной ладонью к нему. Оно мягкое, если не сказать эластичное. Волна тревоги обрушилась на неё. Если учитывать все факторы, то это очень стойкая и почти что ничем не пробиваемая защита. Барьер, через который ты не можешь попросту просунуть даже палец, не то, чтобы другие части тела. Очень странно. Зачем в этом замке на окнах стоит такая мощная магическая граница? И да, если в одном помещении она присутствует, то вероятность, что и в других, так же не мала. Возможно, кто-то намеренно сделал это. Возможно. Патриция не помнила, чтобы в Хогвартсе упоминали об этом. Возможно это что-то из разряда Тёмной магии, о которой ей пока не известно. Странно, что про прозрачные щиты Том ей рассказал, а про свойство ограждать себя или кого-то от внешнего мира без возможности выпасть из окна нет. Она усмехнулась, с не спадающей улыбкой вспоминая про Тома… её Тома. Прошло больше двух месяцев, но она до сих пор не может в это поверить. Сколько же времени они потратили на недопонимания, скрытие чувств, боязнь быть отвергнутыми. Она бы отдала всё, лишь бы быть в его тёплых объятиях намного раньше, чем в сентябре… А был ли у неё шанс раньше? Может, и был. Но мысль о том, что, возможно, это должно было произойти именно сейчас, успокаивала её угнетённое сердце. Значит, так должно было быть. На всё воля судьбы.       Картер мысленно погрузилась в своего возлюбленного, глядя просто прямо, пока её взор не расфокусировался. Патриция уставилась в окно, и в следующие секунды её колени подогнулись, шпильки туфлей подвернулись, из-за чего она чуть не упала на пол. Ей удалось удержать равновесие, но точно не страх, что рвался наружу. Это было только начало представления…       По ту сторону защитного барьера, по ту сторону мира проливалась кровь. Нещадно каждую секунду проливалась, возможно, чистая кровь, и покидала этот мир невинная душа. Люди бились, они просто убивали друг друга, казалось, без сожаления. Настоящая ледяная война. Она бы предпочла закрыть глаза и просто ждать, пока прозвенит будильник на завтрак в любимом уютном Хогвартсе, нежели видеть это. Они сражались на голом поле, где не росло ни единого дерева, ни единого цветка, ни единой травинки. Бледный снег окрашивался в красный оттенок. Крик беспомощности застрял в глотке Картер. Ей хотелось убежать, но что-то силой удерживало её на месте, не давая даже сомкнуть глаз, поэтому она продолжила смиренно стоять, как парализованная. Мир больше не был похож на тот, в котором жила Патриция. Он был мёртв, и всё вокруг него также постепенно умирало. Жизнь покинула эту землю, уступив место смерти.       Внезапно позади Патриции распахнулись большие, почти что во всю стену двери. Она резко обернулась, даже не успев заметить, что вновь вернула себе способность двигаться. По мёртвому залу пробежались детский вопль и смех. К девушке подбежали двое детей и тут же облепили её с двух сторон. — Ну, где же ты так долго пряталась? — произнёс первый ребёнок. Это был мальчик, выглядящий лет на шесть, не больше. — Мы устали тебя искать! — слева донесся чей-то милый голосок, что принадлежал уже девочке, наверняка не особо опережавшей первого ребёнка в возрасте.       Патриция снова остолбенела, но теперь не потому, что кто-то её удерживал. Что это за дети? И почему они находятся в этом мертвом месте, а если быть точнее, в аду? — А-а… детки, а что вы тут делаете? — еле смогла внятно проговорить слизеринка, оглядывая малышей внизу. Это был бы самый очевидный и простой вопрос, который она осилила, и надеялась получить она него понятный ответ. — Мама! Тебе что, память отшибло? — снова заговорил тот мальчишка, и на лице Патриции медленно проступил пот. — А… — Мам! А когда мы пойдём играть? — девочка начала тянуть подол платья Картер.       Это им отшибло память, ведь какая она им мама? У Патриции не находилось слов, чтобы что-то сказать. Нужно было объяснить детям, что они перепутали её с кем-то и, если получится, может быть даже найти их настоящую мать. — Хах! Мои хорошие, вы, кажется, что-то перепутали. Я не ваша мама, — Патриция улыбнулась и положила ладонь на тёмноволосую голову мальчика, нежно поглаживая. — А давайте я вам помогу найти её!       Мальчик и так выглядел довольно серьёзным, но сейчас он ещё больше насторожился, отпихнув руку Патриции со своей головы. — Мама… тебе, наверное, нездоровится. Нужно обязательно папе сказать, — он взял её за руку. — Правда, он сейчас не дома, но скоро вернётся! Так что, мам, пошли-и-и игра-а-а-ать, — маленькая девочка продолжала гнуть свою линию, как и тянуть Патрицию за платье.       Что происходит? Плод её больной фантазии в этом сне начинает нагнетать всё больше. А вид у этих детей такой, словно это они ничего не понимают. Что это, Пресвятой Салазар, за место? Кто эти загадочные дети? И кого они имеют ввиду, говоря про папу? Нет. В её голове столько вопросов, и с каждой секундой их становится всё больше. Нет. Это сумасшествие. Патриция, это всего лишь последствия недавней работы с первокурсниками. Теперь и снится всякая чертовщина с мамами, папами и малышами.       Дети не собирались прекращать, они возмущались, тянули её, звали её мамой. Это слово эхом разливалось по всему её телу. От головы до пят, заполняя каждый пропуск. У Картер подкашивались ноги.       Мерлин, её голова сейчас расколиться на мириады мелких осколков, если этот кошмар сейчас же не прекратиться. Она вновь непроизвольно глянула в окно, сквозь этот барьер. Вспышки магии и кровавое месиво не останавливались, а в глазах Патриции помутнело, и единственное, что она могла видеть, это красные блики, закрывающие ей весь обзор.       Не успела она отвернутся, как воображаемое стекло начало двигаться. И двигаться не так, как раньше — плавными и еле заметными волнами, а натурально закручиваться в кольцо, словно эту прозрачную текстуру засасывало в прорубь.       Картер в который раз замотала головой.       Оно вихрилось, а следом остановилось, приобретая странную поверхность. Теперь она не была схожа на тогдашнее «стекло», как тот барьер. Поверхность словно струилась, как вода в неглубоком озерце. Она плыла и растворялась в самой себе.       Глаза девушки начали понемногу отходить от кровавого шока, успокаиваясь нежным колоритом мерцающей воды. Она так естественно и природно несла свои потоки. Её воды переливались всеми цветами пастельных тонов, поблескивая при попадании на неё лучей невидимого Патриции солнца. И солнца вправду не было, мрак всё ещё поглощал этот зал, этот замок и единственный освещаемый центр, который понемногу погружался в темноту. Спокойствие почти что воцарило в душе Картер, но ровно до того момента, пока в мерцающую воду не упала одна капля. Может, это была дождевая вода, но вот, что странно, упала только одна. Вода перестала плыть и остановилась, а следом пошла мелкими волнами. Струйки снова заиграли свою мелодию, играясь своим светом и переливаясь с одного места в другое. Вода напоминала своего рода арфу. Каждая тронутая струна поглощалась в себя, так же, как и уплывший поток, после появившийся в противоположной стороне, указывая на следующую струну. Патрицию заворожила их игра, и она даже не сразу предала значению тому, что вода стала зеркалить. Те самые успокаивающие и утешающие потоки смылись, оголяя свою чеюёрствую натуру.       Теперь она видела себя. Себя, именно себя, да, это была непременно она, но в тоже время такая чужая. Она была до ужаса красива. Её внешний вид. Её черты лица, линии тела… Всё такие же тёмные, растворяющиеся в этой тьме волосы. И… глаза, её горящие пламенем глаза. Что-то внутри Патриции съёжилось. Страх опёк её этим огнём до костей, заставляя заскулить от пронёсшейся боли. Дети… они всё ещё стояли возле неё и… не шевелились. Они застыли, как настоящие статуи, и девушка отвела глаза от зеркала. Ей казалось, что это мираж, ведь не могли же люди, маленькие дети, неугомонные ничем существа так безжизненно замереть. Она глянула на них, всё таких же окаменелых. Но что-то всё же осталось в них неизменно: они были в таких же темных узорчатых костюмчиках, с пестрящей улыбкой и не спадающим румянцем на щеках. Распущенные волосы девочки так и остались висеть в воздухе.       Это грань. Впервые Патриции хотелось плакать от отчаяния. Она не знала, что ей делать, как ей быть. Этот сон измучил её до конца, и единственное желание, что она сейчас испытывала — проснуться от звука будильника.       Сквозь призму слёз она глянула в своё отражение. Мрак продолжал поглощать весь оставшийся свет зала, плавно прокрадываясь к ним.       Тик.       Взор Патриции перевёлся на стену позади. Над тронами возвышались огромные часы.       Искривлённые стрелки сдвинулись.       Треск.       Зеркало затрещало. Косая линия расползлась по целому стеклу, образовывая паутину. Последний отрывок, дотягивающийся до угла рамы, раскололся. В следующую секунду осколки всего зеркала разлетелись, натыкаясь на стоящую перед ним Патрицию. Она интуитивно выставила вперёд руки, чтобы хоть как-то закрыться от летящих стеклянных останков и пробившейся внутрь снежной метели. Снег сильным ветром начал окутывать зал, а руки девушки, ненадолго дав опору, ослабли от количества встрявших туда ледяных осколков и обморожения. Патриция глухо застонала и скривилась от нарастающей боли.       Звон стрелок часов набирал обороты. Метель продолжала сносить всё на своём пути, но слизеринка держалась, а малыши рядом с ней даже не двинулись. Стекло встряло и прошибло ей руку насквозь, заставляя чуть ли не кричать от мучений. Она не понимала, как во сне она могла чувствовать боль, словно наяву. Ей было тяжело устоять на ногах, казалось, ещё чуть-чуть — и она рухнет на мерзлый, уже покрывшийся льдом пол. Чтобы хоть как-то устоять, её рука машинально начала искать предмет для опоры и случайно дотронулась до макушки головы мальчика. Но… под ладонью не почувствовала те мягкие и шелковистые кудри. Откликнулся лишь холод застывшей фигуры, что в ту же секунду разнёсся вибрацией по всему телу. Ладонь потяжелела. Чувствовалось, как центр области боли сместился именно туда. И Патриция со всех сил пыталась открыть глаза, противостоя лютому порыву. Сквозь заледеневшие слёзы на глазах она заметила свою руку, что легла на голову мальчика, и сквозь которую стекала чёрная вода. Она обтекала по его голове, точнее по тому, что от него осталось. Ведь как только Патриция подняла ладонь, пробравшийся по полу лёд настиг ребёнка и застывшая фигура мальчика снизу вверх покрылась настоящим камнем. Не смотря на летящий в её сторону вихрь, Патриция распахнула глаза. Её губы разомкнулись в немом крике. Она вновь дотронулась до неживой макушки, ощупывая и пачкая мраморный камень. Теперь он был уже настоящей статуей, как и его сестрёнка, с мёртвыми детскими глазами. Слёзы ручьём потекли по бледным щекам слизеринки. Картер повернула ладонь внутренней стороной, где обильно сочились чёрные сгустки крови. Они медленно капали на хрустальный пол, заливая своим цветом отпечатавшийся на нём белоснежный лёд. Боль пронзила всё тело, и она была уже не в силах держаться на ногах, как и сдерживать крик.       Стрелки часов крутились с невиданной скоростью, смешиваясь с мелодией кружившейся метели и стенанием, разливавшимся по стенам захолодевшего зала. Время остановилось здесь и сейчас. Она замертво рухнула на пол. А снежный покров подкрадывался к ней всё ближе, потрескивая кривыми линиями. Холод пола пробрал её до костей, и Патриция съёжилась, на последнем дыхании вырывая из своей груди крики беспомощности.       Заглядывай, хоть не заглядывай, а судьба решит по своему. У неё на каждого свои планы и на каждого прописана кончина. Патриция, наверное, никогда не поймет, чему хотел её научить этот сон, к чему он. Да и это не важно, ведь, возможно, ей не суждено проснутся не тут, не там. Снова открыть глаза и взглянуть в лица своим родным людям, друзьям, Тому…       Последнее, что она увидела, перед тем как её веки прикрылись, это замёрзшую снежинку в ледяном полу, что медленно окрашивалась стекающей с её руки тёмно-красной кровью.       Тогда к чему эти пустые слова, если всё кончается так плохо?       Именно тогда Патриция очнулась, вся мокрая и в холодном поту. Стрелки часов приближались к пяти утра, начинало светать, а её соседки дремали, видя уже десятый сон, и наверняка нормальный.       Патриция закончила свой рассказ. Профессор Трелони задумчиво разглядывала шар. В её виде не было чего-то характерно выражающегося, но напряжённые брови и уголки губ выдавали себя. Вдруг шар выпал из её рук, а испуганная до ужаса профессор попятилась назад, прислонившись спиной к столу и вжавшись руками в его деревянную поверхность. Она ахнула, замотала головой, прикрывая рот ладонью. Патриция застыла. Взоры в кабинете жгли её со всех сторон, больше не было человека, который не обратил бы на неё внимание. В который раз за последнее время она задалась вопросом, что происходит, и, как чувствовалось, её это достало. Необъяснимые явления преследовали её и заставляли с каждым случаем всё больше сходить с ума. Они ломали её, со следующим отрывающимся от неё кусочком, принуждали думать и думать, ломать себе голову и думать, что же это могло значить. Возможно, это было так. А, может, они просто издевались над ней. Она устала, но и не сдавалась своим чувствам. Реакция профессора Трелони её не сильно удивила, ведь она по сути оправдана, но всё же что-то внутри Патриции сжалось.       Слизеринка осторожно обернулась на рядом сидящих мальчиков. Альбус и Скорпиус сидели почти что с такой же гримасой, что и остальные. Отличительная черта была у Поттера, чувствовалось, словно он что-то уловил, на удивление, его напряженные брови сдвинулись к другу другу.       Трелони медленно приходила в себя, успокаивая своё прерывистое дыхание. Она приложила палец на переносицу, сдвинула очки в исходное положение и, овладев собой, подняла с пола стеклянный шар. Картер нахмурилась и сузила глаза. Казалось, что кабинет вновь прогрузится в тот мрак, что преследовал её во сне. И единственное освещение снова падало на неё, заставляя быть самым главным объектом сего представления.       Трелони медленно приблизилась к столу троицы, а именно к сидящей в центре Патриции. Женщина вдохнула и с осторожностью подняла шар, чтобы дать себе и ей его развидеть. Кабинет погрузился в гробовую тишину, даже дыхание студентов, казалось, затаилось. Все чего-то выжидали. Эта тишина нервно действовала на Патрицию, и из-за этого её голова в который раз за последнее время разболелась. Профессор водила рукой по шару, пока слизеринка следила за движениями вьющегося дыма. Он был тёмным, нет, чернее ночи. В нем не просвечивалось ни луча света, и не было ни одного намека на прежний небесный цвет.       Просто мрачный туман, переплетающийся и словно танцующий с таким же тёмным туманом.       Трелони захрипела, почти что не своим голосом: — Не сделайте неправильного выбора, мисс, — она глянула ей в глаза, а по коже девушки табуном прошлись мурашки.       Мрак настиг её, снова злосчастно захихикав, снова заскрипев зубами, вывел её к своей голодной пасти. Патриция опустила глаза и посмотрела в шар. Сгустки темных мерзких марев обвивали нутро стеклянного шара. И лишь эта не очень стойкая и вовсе пыльная стеклянная поверхность сдерживала рвущийся наружу кошмар. Слова Трелони эхом отбивались в её голове, а кадры со сна снова и снова прокручивались плёнкой.       Какой выбор? Почему неправильный? Может, это опять сон? Сейчас Патрицию водят кошмары, а скоро она проснётся в своей тёплой кровати в подземельях и снова, как в первый, удивится такому уже привычному стечению обстоятельств.       Но это был не сон.       Острые взгляды ощущались на ней очень натурально, даже сильнее, чем во сне. Но ей было не до этого. Её сознание впало в анализ всего, что происходит и произошло. Ей всё больше казалось, что это просто какой-то глупый и ничего не значащий сон. Обычный рандомный подбор каких-то деталей своей фантазии, что и спроецировали такую бредятину. Это не первый кошмар за всю её жизнь, поэтому относить его к чему-то вещающему было бы странно. С одной стороны, возможно, она делает такие выводы только из-за морального истощения, что в следствии породило гнев, ведь эти сны выжимали у неё все силы, а с другой… её пугала настолько чувственная и реалистичная картина того сна.       Патриция продолжала следить за маревом в стеклянном шаре, словно впав в гипноз, пока в нем мерещилась всякая нечисть, и чем дольше и глубже она погружалась в этот смрад, тем страшнее проносились видения.       Она заставила себя отлепить глаза, поскольку профессор Трелони опустила шар, пробормотав, что-то на подобие продолжения урока и отошла к своему столу. Сколько бы Картер не старалась сосредоточится на другом, из головы не вылетало первое. Почти так же вели себя и окружающие студенты. Повисло вовсе непривычное для них безмолвие, казалось, все старались дышать как можно тише и реже. Только взгляды бродили по аудитории, и каждый пытался молча что-то выразить своему собеседнику. Патриция проходилась взглядами по каждому, кого замечала и вдруг почувствовала на себе чей-то сосредоточенный взор.       Она вернулась на первые ряды и встретилась глазами с ним…       Это был Кэрролл.       Он сидел со своими дружками-мудаками и попросту смотрел на неё, пока те принялись заниматься своими делами. Его вид озадачил, если не сказать насторожил, её. Он очень сосредоточённо смотрел прямо в её глаза, и в этом взгляде не ощущалось презрения, или обыденной ненависти. Словно его подменили, словно это был не он, не Кэрролл Маркел, что несколько месяцев назад намеревался прикончить её. Он смотрел на неё будто пустым взглядом, но одновременно в нём читалось опасение. Кэрролл боялся, его пугала необъяснимость, и не трудно догадаться, чего. Слизеринка удивилась тому, что какому-то бестолковому, и к тому же не разделяющему с ней взгляды на эту жизнь, ублюдку так припал к душе какой-то даже не очень понятный её рассказ.       Патриция в недопонимании изогнула бровь, демонстративно испепеляя того своей давней злобой. Но он не ответил, не отвернулся, а лишь продолжил смотреть на неё… тем томительным взглядом.       Патриция не знала, догадались ли все и сама профессор, что её рассказ для них был не полным, но раскрывать все карты было бы не по её масти.       Урок окончен и теперь наконец все вольны. С полуоблегчённой душой Патриция встала с пуфика, чтобы вместе со Скорпиусом и Альбусом поскорее направится в гостиную. Пока она докладывала свои гадальные карты в коробку, с верхних рядов доходил приглушённый и слегка дрожащий смешок. Долго гадать не пришлось, ведь кто это был, и так понятно. Змеиный клуб, состоящий из Аврелии и её подружек, о чём-то оживленно шушукались, стараясь говорить как можно тише. Не было сомнений в том, что Аврелия до сих пор побаивалась Патрицию, хотя с момента предпоследний стычки с её парнем прошло уже много времени. — Ура! Наконец-то сейчас я лягу спать, — оживлённо заверил Альбус, когда вся троица уже покинула кабинет и шествовала по коридору. — Хах, я думаю, как всегда вплоть до ужина. Ах да, не забудь, пожалуйста, как всегда проспать его, — добро съязвил Скорпиус.       И не прошло много времени с конца занятия, но парни, как и их сокурсники позади стали понемногу подбадриваться. Патрицию радовало, что сейчас все начнут забывать о происходящем, но всё до поры до времени. Сейчас ей нужно было бы успокоиться и стараться не думать обо всем этом. Когда-нибудь она обязательно вернётся к этой теме и попробует выяснить всё. А, возможно, и нет.       Сквозь свои мысли шатенка вполуха слушала братьев по несчастью. Она старалась как-либо вклиниваться в их разговоры, но омут её воспоминаний затягивал её обратно. — К слову, Пат… — Скорпиус глянул на девушку, и та вмиг обернулась к нему. — Да? Ты что-то хотел сказать?       Малфой пересёкся быстрым взглядом с Поттером. Он заметно занервничал и почесал свой затылок. — Мы бы хотели спросить тебя… по поводу случая… на…       Не успел блондин договорить, как к ним подбежал один из старшекурсников. — Добрый день, ребят, — он подошёл поближе к парням и пожал им руки, а после взглянул на Патрицию, заулыбавшись, — и тебе, Патриция, — Люсьен элегантным движением взял её руку и нежно поцеловал.       Картер слегка ожила и рассмеялась, быстро выхватив ладонь из его руки. Люсьен всегда отличался от всех, причём практически всем: своим галантным видом, отношением к окружающим, в особенности к девушкам, и то, что не смотря на свои внешние данные, был дурачком. Но он не раздражал, хоть и был глуповат, а лишь забавлял многих своим поведением. И Патриция не была исключением. — Скорпиус! Нам с парнями срочно нужна твоя помощь! — сразу перешёл к делу Люсьен. — А что требуется? — Лишь твоя рабочая мужская сила, — старшекурсник-слизеринец начал отдаляться в сторону выхода из гостиной, заставляя идти за ним Малфоя и продолжая что-то вещать ему через плечо.       Альбус всё время смотрел на Скорпиуса взглядом полным воодушевления и интриги, но после вмешательства Люсьена он сменился на разочарованный. Он ожидал от Малфоя не тот вопрос для Патриции.       В то время, как сама Патриция настолько погрязла в свои мысли, что даже не заметила, как они вошли в гостиную, то есть, конечную точку, где она славно отдохнёт, а после ужина, приведёт себя в порядок и навестит Тома.       Правда, снова в голову ей взбрёл тот проклятый сон. Картер приняла решение, пока не рассказывать о нём ему, в начале ей самой нужно было бы разобраться в нём. Сейчас Патриция жила лишь одной мыслью: побыстрее уложиться в кровать. Она развернулась к Поттеру и уже было открыла рот, дабы попрощаться до ужина, но тот её опередил: — Патриция… а…. можно с тобой поговорить? — замямлил он, так что девушка еле разобрала слова. — А, да, конечно, Альбус, что-то случилось? — она слегка взволновалась. Если он или он и Малфой решили накосячить и подставить её в первые же месяцы первого семестра, то пощады не будет!       Альбус аккуратно взял её под локоть и молча усадил на кожаный диван перед горящим камином. Его губы подогнулись, да и глаза смотрели куда-угодно, но только не на Патрицию. Но она не сопротивлялась, а лишь спокойно выжидала его речи. — Вообще-то… да-а. — И что же?       Было видно, что слизеринцу очень тяжело. Он еле выговаривал каждую букву и зачастую попросту тянул гласную. Но Патриция старалась не подавать виду, что её начинает тревожить нервотрёпка Альбуса, и только подталкивающие подняла бровь. — Я тебя внимательно слушаю, Альбус. — А…       И снова он заткнулся. — Альбус… — Да? — он поднял нервозный взгляд.       Патриции хотелось выбить всю застенчивость из него, причём уже давно. Она сменила свой взгляд на более серьёзный и принуждающий, глянув прямо ему в глаза. Теперь ему не отвертеться, ведь это всегда работало. — Мы со Скорпиусом вместе уже три месяца! — выпалил на одном дыхании Альбус, зажмурив глаза.       Его собеседница вмиг застыла, прямо как натуральная статуя, а Альбус, так и не дождавшись спустя какое-то время ответа, медленно приоткрыл глаза, опасливо косясь на неё. Хоть Патриция пока приходила в себя, но Поттер всё равно не терял бдительность и очень очень остерегался, готовясь отбиваться.       Выразить свои же мысли в этот момент тяжко далось даже самой Картер. Ей казалось, на сегодня хватит. Нет, на последнее время! В ней появилось желание просто встать и уйти к себе в комнату, может, так никто не будет её беспокоить, но она быстро отбросила эту идею (хотя так хотелось!).       Осталось только Тому что-нибудь ей выпалить и можно будет пойти повеситься под потолком где-то на Астрономической башне, оставив прощальную записку: «Добил Хогвартс».       Она замечала сближение Альбуса и Скорпиуса, но никогда бы не подумала, что это может перешагнуть за черту крепкой дружбы.       Патриция осторожно и очень аккуратно двинулась, чтобы Альбус не среагировал резко. Она приоткрыла губы, так и оставшись в таком положении, ведь слов у неё так и не нашлось. Но, чуточку поразмыслив, Картер задала вполне логичный и невинный вопрос: — То есть три месяца назад… то есть летом, то есть на свадьбе Виктуар и Тедди?! — её удивлению не было предела. — Д-да, — от внезапного вскрика шатенки, Поттер съёжился. — То есть ты и Скорпиус? — А-а-га… — То есть знают все, кроме меня?       Альбус вжался в кожаный диван, если не сказать стал им. Цвет его кожи то ли порозовел, то ли позеленел, сливавшись с нашивкой этого же самого дивана!       Патриция поражалась такой инициативе, нахальности, и всё же вопрос назревал сам собой. — Патриция! Никому мы ничего не собирались рассказывать! По крайне мере… пока что… Эбигейл первая узнала о нас утром после нашей пропажи посреди ночи в день свадьбы! — неожиданно выкрикнул Альбус, перебив намерения слизеринки.       Её глаза расширились, округлившись. Следующий вопрос был к Эбигейл, что все эти месяцы без стыда и угрызения совести шифровалась. Ну, конечно, рассказывать ей, как она трахается со своим преподом можно, а про отношения их общих лучших друзей нет! — Пф-ф-ф-ф… Хорошо, кто ещё знает? Нэнси?       Альбус кинул ошарашенный взгляд и вскинул брови. — Она бы, наверное, ещё долго бы не знала, если бы не существование Джеймса и возможность того, что он ей мог рассказать… — с каждым словом Поттер потухал, что не скажешь про его щёки.       Джеймс и не рассказать — три несовместимым слова. Может, он уже и успел проболтаться, может, нет, одному Мерлину известно. Джеймс… При воспоминании о нём внезапно голову Патриции осенило недавнее произошедшее событие. Разговор с ним в Большом зале закроил ей сердце. — А как на это отреагировал Джеймс и ваш отец?       Поттер едва качнул головой в сторону и на миг задумался. — Ну-у… — он сразу вспомнил их последнюю встречу в гостиной: Джеймс, Скорпиус и он сам. Его пробрало на нервный смешок. — Джеймс, безусловно, удивился, но не выразил какое-то негодование, а отец… как Скорпиус сказал, что и его и наш с Джеймсом были в общем-то не против.       Патриция вскинула брови. Неожиданность набирала обороты. — Я давно хотела бы спросить тебя более подробно именно про отношения Джеймса и вашего отца… Что происходит между ними?       Она немного тянула с вопросом, чтобы моментально не выпалить всё на ходу. Этот момент её напряг довольно сильно, чтобы Патриция правда заволновалась за Джеймса после их искреннего диалога.       Альбус поджал губы и опустил глаза, а после, вновь подняв их, глянул в камин. — Сложно, — только и ответил он.       Картер молчала, не желая прерывать его раздумья. — Сложность их отношений строится на Джеймсе, а если быть точнее на его зацикленность в себе. Честно, я всё ещё иногда сомневаюсь в правдивости некоторых своих слов, но, если хочешь послушать моё мнение, я могу тебе рассказать всё, что видел и слышал.       Он коротко глянул на неё и снова направил свой взор на горящий свет, убедившись, что молчание — было знаком согласия. — Всё ещё началось с самого рождения Джеймса, если не говорить, что ещё с беременности ним. Его появление на этот свет в принципе произвело фурор, что уже сказать. Поттер ведь семья не мало известная, поэтому эта новость распространилась быстрее, кажется, чем почта рассылала письма. Джеймсу было всего лишь от силы пару месяцев, он ещё сидел в животе у мамы, но все родственники и родственники родственников пророчили ему успешную карьеру, не хуже отца, да и вообще даже лучше! Они считали, что из него вырастет второй отец. Только ленивый человек не мог ставить свои нравоучения по поводу его будущего и совать свой нос в его воспитание. С этими наставлениями он и рос. С малых лет угораздившие близкие люди мамы и папы, да и обычные знакомые вдалбливали ему в голову эти слова: «Ты обязан», «ты должен». На него возлагали надежду, он же первый ребёнок, первый наследник, «унаследовавший больше качеств своего знаменитого отца». — Как на это реагировали ваши мама и папа? Почему они позволяли это? — не сдержавшись, вмешалась Патриция. — Не скажу, что им было всё равно, но в какой-то степени они даже поддерживали эту идею. Всё равно им хотелось иметь успешного сына, что бы соответствовал их семье, статусу, не рос разгильдяем. «— Знаешь, очень сложно носить фамилию Поттер…».       Альбус умолк, но после снова продолжил: — Годы шли, но Джеймс рос под давлением и боялся. Родители всё время работали, а позже появились я и Лили, и тогда они почти что вовсе перестали уделять ему должное внимание, считая его уже позволительно взрослым, чтобы быть самостоятельным и вообще помогать младшим. Тогда Джеймс и стал жить одиночкой, загнанной и запрограммированной на страх и боязнь неодобрения общества и в первую очередь отца. Он не мог заниматься тем, чем ему, может, правда нравилось, и боялся как-то реализовываться. Ведь всю жизнь он только и знал, что должен пойти по его стопам, потому что так ему сказали. Ведь, может, так все будут довольны и полюбят его по-настоящему. «— От тебя ждут хотя бы того, что ты будешь по крайней мере не хуже отца». — Все вокруг дали ему роль, которую он должен был исполнять до конца своих дней, даже не задумываясь, что Джеймс это не Гарри Поттер. Они разные, и единственное, что относит их к друг другу это… «— Я учусь на том же факультете, это единственное общее, что у меня есть с отцом, помимо фамилии и цвета волос». — Всегда он должен был оправдывать свою принадлежность к Поттерам, что он и сделал, пойдя на Турнир — и это только какая-то часть из всего. Мы с Лили знаем другого Джеймса, но только здесь, с нами, он может быть таким, каким есть. Все вокруг надели на него маску Гарри, так и не позволив ему по-настоящему вырасти самим собой… Так что, он так и не смог стать в полной мере тем, кем должен был…       Альбус всё ещё смотрел на камин, и в его зелёных зрачках отражались пламеневшие огоньки. Он перевёл взгляд на Патрицию. На её щеке застыла скупая слеза, отбивавшая свет огня и засеребрившаяся, как только Поттер на неё посмотрел. Ей хотелось плакать от жгучего чувства вины, боль снова осела в ней, желая получить больше эмоций. Но она сдержалась.       Джеймс…       Он столько веселился, улыбался, жил и молчал. Ни разу так и не обронив ни слова о своей судьбе. А, может, это они были слепы? Патриция, Эбигейл, Скорпиус и Нэнси. Правду говорил Альбус, они привыкли к другому Джеймсу, что всегда жизнерадостный, готов на любую авантюру, но не знали его настоящего. А сейчас Картер ещё удивляется. Конечно, удобно иметь такого классного друга, что всегда за любой кипишь, даже не имея желания узнать про него больше, да они даже черт подери не хотели узнать его по-настоящему. Почему-то попросту не задумывались об этом. Да и виновны ли? Никто, кроме самих Джеймса, Альбуса и Лили не знали об этом, и ни единый из них даже не заикнулся про это. Но почему-то Патриция винила себя, не понимая почему, ведь по сути ну никак не могла бы помочь Джеймсу…       Её сердце разбивала мысль о том, что сколько амбиций было убито у ещё маленького Поттера. Сейчас бы он мог быть совсем другим. Парнем, что не знал бы ни страха, ни горя. Однако… он мог и не быть тем, кем является сейчас, тем Джеймсом, что всегда проказник, наплевавший на все школьные правила…       Альбус поглощал взглядом горящее пламя, видимо, не осилив повернуться к Патриции, пока она пыталась проглотить застрявший ком в горле. — У меня всего один вопрос. Один.       Наконец он медленно обернулся. Их глаза встретились. — Какой? — Почему ты не рассказывал об этом?       Поттер скривил губы в невесёлой улыбке, отвернувшись, и снова согнулся. Он сцепил руки, глядя на стреляющие языки пламени, а после вернул взгляд своих зелёных глаз на девушку. — Я думаю, это всё равно уже не имеет какого-то значения. Джеймс… ведь… «— Ты Джеймс Сириус, а не Гарри Поттер. Ты особенный. Просто потому, что ты другой, не такой, как отец».