Влад, вонзающий кол

И вновь вонзаю кол в себя, Ведьма надо мною плачет, хохоча. Прошёлся по небу грозы раскат, Собой предзнаменуя ад. Уж сотни лет пытаюсь утешение отыскать, Но того уж не сыскать. Ищу родной, чарующий, дурманящий аромат, И того, кого мог гордо назвать я словом "брат". Воспоминания, словно чарующий дурман, Лишь соль для глубоких старых ран. И слышу снова грома раскат, Так и не закончился сей ад. Тоскую я по дням далёким, По дням беззаботным и нелёгким, По временам слёз счастья и потери, По свету души той, Что душу примет мою и унесёт с собой. "Колосажателем" в веках меня нарекли, На мучения от прошлого тем самым обрекли. Надеялся, что друзья покой обрели, Но заметил подругу давнюю я у двери: Всё так же прекрасна, собой хороша, Как и всегда, красива, умна, С ней до сих пор готов я выпить вино иль шампанское до самого дна. Но вот появилась проблема одна - Меня совсем не помнит она. "Быть может она собой не дурна, Но поверь, такая она не одна. Поматросит и бросит, как говорят, Не выдержит она души твоей яд" - Шептал сие мне змей, которому я продал душу, Отдал ему яблоко судьбы своей, словно милому мужу. И сколько не пытался отвязаться я от него, Тело твердит лишь одно: Не видать тебе свободы, плебей, Даже если захочешь колом себя проткнуть поскорей. В страданиях и муках промчались века, Но печали и скорби застыла река. Со мной вновь они, названный брат и невеста, Без которых не мог найти в этом мире я места. Но не могу понять, как вновь их обоих спасти, Как с проклятием проблемы все утрясти. Боюсь, не смогу их от самого себя упасти. Не лишённые всяких соблазнов, страстей, Не сможем идти так и дальше мы с ней. Сердце моё отдано только ей, Но брат мой названный куда храбрей. Он сможет позаботиться о ней лучше меня, Покуда окончательно меня не задушила золотая змея. Разные глаза свои искуситель давно на них точит, Сердца их чистые пожрать он хочет. Граф себе такого не позволит, не простит, Но служить Господину ему долг велит. Покуда Дракула против злодея пойдёт, Он тут же на глазах близких своих и помрёт. Даже если такое и произойдёт, Пускай лев с принцессой нашей живёт. К таковому исходу давно я готов, Тумана готов лицезреть сотню полутонов. Однако, коль будет разрушен проклятия порочный плод, Пускай змей-искуситель в одиночестве помрёт. Я буду рад, если он угаснет, уснёт глубоким сном, Навечно будет тих словно сом, И тогда ощущу я нутром, Что свободен теперь и я, и мой дом, И одним прекрасным днём, Мы с моей любимой вновь свою песню споём.