Плюс и знак бесконечность

Иногда Дилюк думал о том, что он просто рожден под несчастливой звездой и потому так притягивает неприятности. Как к самому себе, так и к окружающим. Например, когда они с Кэйей… ладно-ладно, он уговорил Кэйю, и они в одиночку вышли за пределы поместья, натолкнувшись на лагерь хиличурлов. Они выбрались. Дилюк получил глаз бога, а Кэйа жуткий шрам на лице, который до сих пор скрывал повязкой и шутил о деде-пирате, никогда не вспоминая о произошедшем и не обвиняя его даже взглядом. Даже спустя столько лет. Или случившееся с его отцом… или появление у Кэйи глаза бога. Дилюк терял тех, кого любил, он причинял им страдания собственными импульсивными поступками, он отталкивал их, сам того не желая. Он ненавидел жалость, тем более, жалость к себе, но не мог не думать обо этом. Не мог не сверлить ранним утром долгим взглядом пустые запястья и не думать о том, чем все закончится в этот раз. Приближалась та самая дата, и взгляд Дилюка все чаще замирал, все чаще в нем мелькало что-то очень напоминающее напряжение и легкий, предательский страх, который он отрицал даже перед собой. Дилюк думает, что не даст всему этому запуститься. Просто не будет искать. Не будет подвергать опасности другого человека… тем более, с его жизнью. С его врагами. Так будет правильно. Пра-виль-но. Он даже умудряется и вправду себя в этом убедить. Убедить в правильности своих мыслей. В том, что это лучший выход. И, чувствуя растущее любопытство и настороженность, все чаще смотрит на пустую кожу. В их мире у каждого есть своя половинка, так называемый человек, с которым вы понимаете друг друга с первого взгляда и к которому никогда не останетесь равнодушным… и найти этого человека очень просто — цифры, появляющиеся на запястье в ваш двадцать пятый день рождения, показывают, сколько шагов вам осталось пройти, чтобы встретиться лицом к лицу. Дилюк не спит всю ночь, разбирая документы, дергаясь от малейшего шелеста и постоянно косясь на свои руки. Он напоминает себе о своем обещании, почти усмехается, понимая всю бесполезность своих действий, и все равно не идет спать. Не работает. Ждет. Дилюк надеется, что его соулмейт не из Мондштадта. Думает, что это слишком жестоко для его соулмейта… и для него. Видеть друг друга постоянно, чувствовать взаимное притяжение и сопротивляться ему изо всех сил. Гораздо лучше будет, если это кто-то из Инадзумы — закрытая в последние года, далекая страна, в которую нелегко попасть и еще сложнее выбраться. Или даже Натлан… может быть, Сумеру? Рассеянно трет все такую же пустую кожу… и мрачно рассуждает, что вполне может быть у него и нет соулмейта. Может быть, он или она уже мертва. Такое уже происходило. В конце концов, не всем везет встретиться лицом к лицу со своей половинкой души. Кто-то может сопротивляться связи, кто-то быть уже счастливо женатым и отрицать соулмейтскую чепуху или даже погибнуть… Дилюк думает, что если бы его запястье так и белело чистотой, то он бы не расстроился. Разве что чуть-чуть. Он чувствует себя почти тем же мальчишкой, что услышал о соулмейтах краем уха и на пару с Кэйей перевернул всю библиотеку в поисках историй, с ними связанных. Все мондштадтцы немного влюблены в само понятие этой связи. Дилюк чувствует себя неимоверно глупо, не сводя напряженного взгляда со своих запястий. Очередная глупость, мысленно вздыхает он, нелепость… Его запястье жжет настоящим огнем, но он не издает и звука. Смотрит потемневшими глазами, в которых тлеют искры пламени. Ждет с замиранием сердца, напрочь позабыв о своем обещании. И застывает, чувствуя себя так, словно на него опрокинули целое ведро ледяной воды. На пару мгновений Дилюк теряет всякую связь с миром, пустым взглядом глядя на свою руку. А после только чуть кривит губы и тяжело вздыхает, резким движением натягивая перчатки обратно. Он даже не удивлен, что все повернулось так. На его запястье плюс и знак бесконечность. В конце концов, ему не придется никому отказывать и бороться с собственными желаниями. Все сложилось как нельзя лучше, верно? Собственные мысли казались ему жестокой насмешкой. Утром Дилюк долго смотрел на эту бесконечность, словно понадеявшись, что ему лишь приснилось это, а после молча натянул перчатки, выходя из комнаты и тем же сухим тоном раздавая поручения подчиненным. Жизнь продолжалась. Он поднимает бровь на осторожные вопросы окружающих, игнорирует выжидающий взгляд Кэйи, помнящего, как сильно горел этой связью Дилюк, продолжает свою работу в таверне, на винокурне и все так же наблюдает за Фатуи и Орденом Бездны. Жизнь самого Дилюка продолжалась. Текла своим чередом. Размеренно, привычно, безопасно для других. Он мастерски игнорирует то, как вдруг сближаются окружающие. Как Кэйа все чаще захаживает в библиотеку Ордо Фавониус. Как Джинн заигрывается в семью с новым алхимиком… Дилюк настолько привык к собственной отчужденности, что и вправду уже не замечает ее. Он никогда не снимает перчатки на людях — в самом-то деле, Дилюк ненавидел чужую жалость и любопытство, не задерживает взгляд на своих запястьях и больше не думает о таких глупостях вроде соулмейтов. И потому Дилюк застывает каменной статуей, способной лишь кивнуть наверх, чувствуя, как натягивается между ним и светловолосой девушкой, вбежавшей в таверну, красная нить. У него горло отчего-то пересыхает, и он со смешанными чувствами понимает, почему так горело весь день его запястье. Он смотрит ей в спину, зачем-то прикрывает перед рыцарями и с бьющимся в горле сердцем приказным тоном требует объясниться. А внутри ни-че-го. Дилюк не сводит взгляда с золотистых глаз, игнорируя то, как яростно горят огнем запястья, и не чувствует того воспеваемого всеми притяжения. А потом чисто случайно переводит взгляд куда-то выше и почти готов рассмеяться вслух от произошедшей… ошибки. Его соулмейт смотрела на него зачарованными глазами, в которых застыло восхищение, паря за плечом путешественницы и молча, будто набрав в рот воды. В её глазах переливались звезды.