Посюстороннее

      ― А вот если я диск С: отформатировал, то драйверы где сохранятся?       ― В памяти... В вечной памяти...

      ― Есть ли на свете такой человек, что о демонах, Воинах Тьмы, пожалеет? Кто вспоминает со скорбью о мире, что Воинами Света разрушен? ― звонкий речитатив гулко отражался от стен, отчего в большой комнате становилось как будто ещё холодней.       ― Мне известно, что девушка по имени Осака Нару любила и оплакивала демона Нефрита.       ― Разве дано Воинам Мрака любить или вызвать любовь человека? Пусты, черны, безобразны их души и истинный облик. Внешняя их красота, что для глаза людского приятна, ― только личина, мираж, демонических чар проявленье. Так светлячок по ночам изумрудным сияньем людей привлекает, в свете же божьего дня повстречаешь одну только мерзкую видом букашку. Осака Нару любила не Воина Мрака ― обманную тень, оболочку. Девочки склонны влюбляться в красивую внешность, простив за нее остальное, не в силах поверить, что лишь остальное реально. Ответь сам себе, вопрошающий: демона дева могла полюбить бы, предстань он пред ней чёрным облаком смрадным, лужею липкого мрака, горстью золы, обжигающей пальцы? Нить эта слишком зыбка, вопрошающий. Кто, кроме Нару, о демонах вспомнит?       ― У Тёмного Королевства, ― проговорил вопрошающий неуверенно после недолгой паузы, уже предвидя, каков будет ответ, ― как и у Воинов Света, достаточно почитателей среди людей, так называемых фанов...       Ему не позволили договорить. Голос зазвучал грозно, как колокол при пожаре.       ― Любят они и жалеют не тех, кто погиб, о, не их, совершавших деяния злые во имя лишь тьмы процветания. Любят своих же фантазий творенье, и только. Ты, вопрошающий, видел и знал Воинов Ночи, жестоких и лживых. Были они так прекрасны и дивны, как, пестуя грёзы свои, человек их рисует? Демона истинный облик уродлив, тёмен и пуст. Кто с сожаленьем помянет правдивую демона сущность?       На этот раз пауза была длиннее. Наконец вопрошающий снова заговорил, медленно, с силой нажимая на каждое слово.       ― Но неужели недостаточно того, что я жалею об их тёмном мире? Разве я не могу быть нитью? Нас трое таких, кто хотел бы возрождения настоящего Тёмного Королевства. Настоящего, а не выдуманного, и внешность демонов нам безразлична. Неужели это невозможно?       Детские чёрные глаза посмотрели прямо на него, и в глубине этих глаз покоилась проницательная вечность.       ― Ты, вопрошающий, просишь корыстно. Полную силы и власти ты чашу мечтаешь испить. Чашу, к которой однажды волею Судеб тебе довелось прикоснулся губами, да только напиток терпким казался на вкус. Ныне, за двадцатилетнюю вечность, получше распробовал ― или же терпкость лишь в детстве претит? ― как странно в этом безучастном голосе слышать насмешку.       ― Я не корыстен. Ты смеёшься надо мной, но ты прав... права. Детям не нравится вкус вина, им подавай сладости, ― вопрошающий почувствовал неодолимое желание объяснить свой поступок. ― Я совершил ошибку в детстве и хочу её исправить теперь. Я чужой в мире людей, я одинок, у меня нет ни друзей, ни любимой женщины, ― он замолчал, но Судьба тоже выдерживала паузу, зная, что он высказал не всё. Тогда он продолжил: ― Я разошёлся с женой, потому что она не помнит о том, кто она есть на самом деле, потому что нас с ней разделило это знание. Потому, в конце концов, что она приложила руку к уничтожению Тёмного Королевства. Мне подобные обладают слишком иными, чуждыми мне дарами, мы не можем быть близки. Мне дано слишом много, чтобы я стал частью человеческого мира, но слишком мало, чтобы мне этого было достаточно. В Тёмном Королевстве для меня нашлось бы место...       ― Память людская добра к тем, кто ею владеет. Память подобна мешку, что, наполненный пухом, твёрдое ложе смягчает собою. Вспомни, насколько легко и жестоко Воины Зла своих слуг и подручных на смерть посылали. Клёну могучую крону свою от росы не дано отряхнуть столь бесстрастно. Ты, вопрошающий, их бессердечье однажды уже на себе ощутил. Ты, вопрошающий, Воинов Зла полюбить неспособен, и потому повторяю: ты просишь корыстно. Кто в состоянии с любовью о демонах вспомнить?       Вопрошающий молчал.       ― Двадцать зим, вёсен и лет, двадцать осеней минуло уж, как мир демонов предан забвению. Нет существа, что о нем пролило бы слезу, ― слова были полны прозрачной печалью. ― Много открыто тебе, вопрошающий, много дано. Так не гневи же ты высшие силы, прося бестелесное втиснуть в ладони, ― губы Судьбы тронула мягкая матерински-нежная улыбка, так удивительно видеть её на детском лице, вновь подумал он, вглядываясь в черноту зрачков: Судьба любит тебя и хранит, как будто говорил этот взгляд. Затем взгляд отпустил его, и лишь отражение огня осталось в самых обычных раскосых глазах японской девочки. Через мгновенье они сложились в щелочки и послышался счастливый ребячий смех:       ― Неужели получилось, а, дядя Урава? А что я говорила? Вы кого вызвали?       ― Вызвал могучего бога, что судьбы людей разре... Тьфу! ― Рё с чувством хлопнул себя по колену и невольно улыбнулся, несмотря на сумбур в душе и уме. ― Могучего ― это точно, но очень несговорчивого. Он мне не сказал ничего путного.       ― Как жалко. Но хоть что-то сказал?       ― Сказал, что судьба любит людей.       ― Разве судьба может любить?       ― Не знаю, это же он так сказал, то есть, ты, Мика. А ты правда не помнишь ничего?       ― Ничего не помню, ― лицо девочки обиженно скривилось, она помотала головой, от этого прямые чёрные пряди хлестнули её по щекам. Она была очень похожа на свою мать.       Солнце садилось. Тридцатипятилетний усталый мужчина вышел из ворот храма и побрел к автобусной остановке.