Сказка об ошибках и страстях

Луна так безумно влюблена в солнце, но то даже не ведает о таких чувствах, не думает о Луне тем более. Даже тянущиеся друг к другу поезда никогда не смогут сойтись на одних рейсах. Больше, чем то, что в его голове появлялись подобные слащавые и нелогичные мысли, будто он не программист, а философ, его пугало, что они все ещё казались ему глубоко трагичными и удручающими. Бой никогда не думал, что его жизнь когда-то приведет к двери едва знакомой ему проститутки, словно в её старой съемной комнате был какой-то маяк. Он стоял, не решаясь раскрыть рта, бесстыдно оглядывая тело женщины в полупрозрачном одеянии. Да, он знал её род деятельности, и несмотря на это, ему она казалась богиней. И только осмелившись прямо посмотреть ей в глаза, Бой понял, что так и было. Возможно в прошлой жизни. Но ему не пристало верить во всю эту чушь, так что он просто сбежал. Таких, как она, часто можно было встретить в церкви. Не простых бездомных в стельку упитых или чьим желанием было лишь бесплатно наесться досыта. Такие, как она, моментально вскидывали голову куда-то к небу только им видимому в помещении собора. Они обращались к ликам Иисуса с такой мольбой, будто просили прощение за кровавые злодеяния из прошлой, давно забытой жизни, представить тяжесть которых в современном мире было бы сложно. Такие люди знали за что наказаны, но уже не верили, что им возможно получить прощение. Или знали это наверняка. Она была одной из таких, но в её глазах было ещё нечто такое, что затмевало её раскаяние и усталость. Обиженная, а тем более проклятая женщина ужасна в гневе. Билкис тоже знала за что проклята, как пришла к такой жизни, но она не собиралась падать перед распятием на колени. По щекам её катились слёзы от злости и обиды, но выражение лица было непроницаемым. Она будто пришла, чтобы плюнуть в лицо тому, кто посмел однажды наплевать на её молитвы. Ничего уже не ожидая, затем женщина покинула церковь. После одной единственной встречи, которую можно скорее охарактеризовать как наблюдение, думать об этом человеке часами кажется безумием. Ну Бой так и чувствовал, что сходил с ума. Он стремился, как запрограммированный, прийти к ней, увидеть, чем-то помочь. И если в сострадании не было ничего грешного, то его плотских желаний было достаточно для того, чтобы крепко задуматься. Любая страсть, особенно беспочвенная, вела к грехопадению. И в таком ключе эта страсть прийти на помощь какой-то случайной прихожанке тоже была опасна. — Святой отец, я боюсь этих чувств. Они захватили мой разум целиком… — с закрытыми от стыда глазами произнес Бой, сидя рядом со священником в пустом соборе. — Так ты пришел ко мне, чтобы я избавил тебя от них? — с усмешкой уточнил падре. Бой поднял на него глаза в изумлении и затем начал осознавать в своей голове, зачем же он и правда пришел. — Я ведь... Даже думал о том, чтобы стать монахом. Я будто не чувствовал себя нужным в этом мире... — Или боялся почувствовать себя нужным. Парень быстро кивнул и продолжил свою мысль: — Я думал, что закончу университет ради мамы, а затем пойду в семинарию. Стану слугой бога, буду счастлив, отдавая ему каждый свой день, посвящая каждую мысль. А затем эта женщина… Теперь все посвящено ей. — И чего ты так боишься? — С уст падре не сходила улыбка мудрого учителя, который уже познал жизнь, а теперь игриво уходит от ответов для своего глупого ученика, который не знает, что каждый опыт субъективен и каждый должен пройти свой путь. Как и любая юная душа, его светловолосый друг хотел всех ответов сразу и извне. — Тебе повезло в своей жизни набрести на потерянную душу, возможно такую же потерянную душу, как ты. Раньше всех сможешь высвободить самую светлую энергию в твоём теле по отношению к другому. Любовь в чистом виде. Ты можешь доказать свою верность богу и заботой о ком-то, не только принятием целибата. Пристыженный своими секретами Бой, снова боялся смотреть на священника. Он нервно сжимал руки в замок, не сводя взгляда с пятна на кафельном полу под ногами. — Но… Отец, природа моих чувств не только платоническая. Я стыжусь. Что если во мне играют гормоны и ничего общего с состраданием это не имеет? Я заблуждаюсь в чистоте своих намерений. Я даже пришел к ней домой... — Последнюю фразу он произнес с искренним изумлением своему поступку. — Если мужчина хочет женщину — значит он её хочешь. Особо морально отсталые берут сразу силой. Но если мужчина помимо этого естественного желания имеет что-то ещё за душой… Это не заблуждение. — Священник по-дружески толкнул ногой ногу Боя, чтобы тот вышел из своего кислого транса. — Ты думаешь, что с женщиной можно либо заниматься любовью, либо делить горести жизни, а третьего не дано? — Нет! — поспешил ответить Бой, несмотря на то, что лгать в храме божьем было грешно, как и врать в принципе. — Не думаю. — Иногда сам задумываюсь о том, что если бы половина маньяков в юности имели парочку хороших актов совокупления, а не установки, что это смертельный грех, им бы не хотелось потом брать силой и убивать десятки девушек. Но наверное это ересь. — В этом есть логика, — утешительно ответил настоятелю Бой. И дальше продолжил путешествие по дебрям своих беснующихся мыслей. Падре дал ему какое-то время, молча и любовно оглядывая юного прихожанина. А затем с теплотой в голосе начал транслировать собственные воспоминания. — Женщину можно очень сильно хотеть. И можно быть с ней… с её согласия конечно же. Невзирая на запреты и даже не думая о свадьбе в будущем, как об оправдании. И в то же время можно кормить её с ложки безвкусной овсяной жижей. Носить на руках её уставшее от жизни тело и бесспорно жалеть, что не успел отнести к алтарю. Убирать за ней испражнения и всё ещё безумно любить. Все в приходе знали о нелегкой судьбе падре, но никто никогда об этом не говорил. Тем более уж он сам. И парень никогда не слышал спадавшие с уст слова более наполненные любовью. Той самой, о которой пытался рассказать Иисус две тысячи лет назад. Бою сначала стало стыдно, что он вынудил святого отца погрузиться во все это снова. Но затем его осенило, что скорее всего не прошло ни дня, когда б настоятель не думал о своей возлюбленной. И своих ошибках. — Можно ошибиться и стать причиной боли своей любимой. Можно сломать ей жизнь, поддавшись все той же греховной страсти, забыв о страсти первоначальной, истинной, ведущей душу выше, чем она есть. Отец Тот в молодости любил скорость. Эта страсть привела к тому, что он стал причиной аварии, в которой его девушка потеряла способность ходить. О предыстории этого глубоко верующего священника, а не просто религиозного бизнесмена, ходили слухи. Теперь для Боя падре их подтвердил. — И можно исправить свою ошибку ещё более страшной ошибкой, но спасительной для любимого человека. И когда ты любишь, ты готов это сделать, принять грех на душу. А после того, как девушке стало хуже и было хуже много месяцев к ряду, семья её и он сам решились на эвтаназию. Это считалось чем-то аморальным даже по меркам светского общества, а потом, прийдя к богу, Тот узнал, что это является тяжким грехом. Таким образом, слухи, которые уже считали за легенды какие-то, подтвердились все до одного. Бой был безмерно признателен отцу за такую искренность. И богу за то, что его собственные ошибки ещё не совершены, а все терзания души — пустые страхи, иллюзия. В отличие от падре, у Боя ещё ничего не случилось. Всё не только можно было исправить, но и исправлять даже нечего. Бою было стыдно, что он этому рад. Но это не умаляло сочувствия к настоятелю. — Я… — Можешь ничего не говорить. — После такого откровения его голос звучал слишком спокойно. — Ты хотел простых ответов, я ответил. Теперь выбор только за тобой, я тут уже не собираюсь тебя за ручку провожать. — Он слегка засмеялся. — Надеюсь, твои мысли о такой мелочи, как разница в возрасте, уже превратились в пыль, — даже с лёгким осуждением выдал отец. Эти мысли он ещё не озвучивал. Отец Тот слишком хорошо знал своего белокурого друга. Озвучивать и этот страх Бой уже конечно давно передумал. Он всё ещё не представлял, что делать. Все его годами выстраиваемые планы в миг потеряли смысл лишь из-за одной внезапно возникшей переменной. Но Бой постоянно оглядывался назад, натыкался взглядом на очертания собора и вспоминал историю падре. Так он шел вперёд быстрее и уверенней. Скорее совершать ошибки, чтобы потом исправлять их другими ошибками. Чтобы любить и быть. Чтобы плакать и сожалеть. Звучало пугающе, но он никогда не чувствовал такой свободы и умиротворения. Тревога и страхи покидают твой разум, когда ты наверняка знаешь, что тебя ждёт. Обычная жизнь. Со всеми её ужасами и радостями. Ты обречён. И счастлив. Приобретя в супермаркете стандартный набор продуктов, Бой затем все же решил даже зайти в алкогольный отдел. Он к алкоголю за последние годы даже не прикасался взглядом на полках магазина, не то что допускал мысль о распитии. Сейчас эта страсть не казалась ему такой уж губительной. Он чувствовал свободу; вспоминал маньяков, которые ограничивали себя или были ограждены от настоящей жизни родителями, а затем стали чудовищами. Эта вольность наконец казалась чем-то целительным, а не ведущим к грехопадению. Перед самым её домом у ларька он купил небольшой букетик, который был бы просто приятным глазу бонусом, а не вычурным пустословием о великих чувствах. Но в последний момент Бой передумал и, оставив полный пакет у её дверей, забрал цветы с собой. Он сидел на пороге старого общежития и не без стыда вглядывался в тела мимо проходящих девушек. Парень думал, как же так всю свою новую жизнь, которая началась после 16 с прихода в церковь, он думал, что асексуален. То есть так ему говорили его друзья, сам-то он и не задумывался ни о желаниях, ни об их отсутствии. И когда перед глазами встали очертания тела Билкис, он прикрыл глаза, чтобы прогнать этот образ. Теперь он знал, что ничего, из того, что о нем говорили люди вокруг, не было правдой. Это тоже освобождало. В мгновение после рядом с ним на ступеньку приземлилась фигура в новом, но все ещё прозрачном одеянии, под которым было только боди. Бой вздрогнул, когда увидел рядом со своими ботинками женские ноги на высоких каблуках. Ему стало ещё более стыдно, будто бы Билкис могла прочесть его недавние мысли. Она с обольстительной улыбкой и благодарным взглядом без стеснения смотрела на него. Когда Бой поднял глаза, то захотел тут же накинуть на неё свою куртку, потому что она была одета слишком легко для поздней осени. И возможно, ему не нравились взгляды мимо проходящих людей. Он не стал разделять эти два чувства, анализировать их природу и присваивать каждому из них звезды искренности и подлинности и просто принял оба. Но куртку так и не дал, посчитав это лишним и пугающим поступком от незнакомца. — Это мне? — В голосе Билкис переливалась насмешка над неуверенностью парня и умиление этой же его черте. Бой взглянул на уже потрёпанный букетик в своей руке, который он нервно теребил все это время. А затем был вынужден отдать его ей. Состояние цветов Билкис не волновало, как и, казалось, намерения какого-то незнакомого добродушного парня. Он только надеялся, что она не подумает, будто он её застенчивый клиент, который выпросил у мамы денег на автоматы, а сам пришел сюда. Да, он зарабатывал сам и ему скоро 25, но его внешность многих вводила в заблуждение. — Что, даже не собираешься дать даме свою куртку? Она будто видела каждую мысль в его голове, игнорируя барьеры в виде кожи, костей и мышц. Будто они давным-давно были уже связаны и через тысячи лет и десятки жизней эту связь не разрушить. Со своими грешными мыслями о возможности реинкарнации Бой так и не поговорил со святым отцом, но это сейчас было неважно. Когда Билкис смотрела на него с такой нежностью, будто тоже узнала его... И с таким интересом, словно тоже вспомнила те древние времена, когда они были любовниками в телах бога и богини, он не мог думать ни о чем. — Я не проститутка, — на всякий случай уточнила она, принимая куртку от незнакомца. — Мы все… — усмехнулся Бой, когда Билкис положила свою голову ему на плечо и прикрыла глаза.