Посмотри, какой путь мы прошли

Каждый раз смотря на ночное небо мне хочется знать, что с тобой всё в порядке, Доктор. Прошло уже два года с тех пор, как мы виделись в последний раз. Когда брешь между нами закрылась навсегда и мою руку взял... ты, но не совсем. У него твоё лицо, твой характер, даже повадки одни и те же, а потом оказалось, что и чувства так же неоспоримо идентичны. Когда Джон хватается за голову и начинает что-то рассказывать так быстро, что его способна понять лишь я, хочется захохотать от комичности и безысходности, что вдруг обволакивает моё сердце. Это всегда вызывает во мне улыбку и воспоминания о том, как на Новой Земле мы лежали на траве и ты утверждал, что она совершенно не такая, какой я привыкла её видеть. Мы говорили про наше первое свидание, а я наконец признала, что регенерация не такая уж отталкивающая и приняла нового-нового Доктора...       — Роза, я – это он, только с одним сердцем, – бережно беря мою руку в свою, мужчина продолжает, — я люблю тебя, но я хочу знать, что всё ещё нужен тебе. Наши взгляды сталкиваются, а щекочущее чувство в груди вновь возросло, вызывая желание почесать где-то за рёбрами. Мои пальцы сами тянутся к его вечно взъерошенным волосам, что переливаются в пробивающихся через шторы лучах солнца, и поглаживают почти не прикасаясь. «Шикарные волосы» — я вновь отвлеклась. Уголки губ слегка дрогнули, понимая, что вот он здесь – такой настоящий, сидит передо мной, обнажая своё сердце. Он так долго старался заставить меня смотреть на него без отрешения и боли. Без выступающих слёз.       — Ты нужен мне. Я не вру. Я часто вспоминала, как в те ужасно длинные дни, когда Микки отправлял меня домой отдыхать, моё состояние ухудшалось. Не хотелось пить, есть, а желание жить пропало так давно, что я ощущала себя скорее роботом, чем живым существом. Тогда я даже начинала завидовать киберлюдям, ведь у них нет эмоций. Никаких сожалений.       — Почему без эмоций?       — Потому что это больно. Единственное, что тогда заставляло меня хвататься за жизнь — это надежда на успех. Надежда, что однажды я ворвусь в твою реальность, Доктор, как однажды ворвался в мою ты. И я сделала это. Ворвалась, на перевес с пушкой, дрожащими руками и осколками сердца. Твоё лицо выдало все чувства, стоило нам пересечься взглядом. Облегчение накрыло с головой. Я поняла, что ты всё ещё ты. Мой Доктор. Но сейчас рядом Джон. Теперь он мой маяк и якорь одновременно, что не позволяют мне окончательно потерять связь с реальностью. Он – моё желание жить. Даже если всё ещё не осознает этого. Или же это я не даю ему понять. Я ловлю на себе его взгляд, вновь отправляясь в воспоминание о тех днях, в которых нам покорялись время и пространство. Я понимаю, что ему больно от того, что он не может вновь дать того, что мы потеряли, но ведь сейчас есть так много возможностей для... нас. Именно нас. Таких чертовски человечных и живых. От мыслей меня всё же отвлёк лёгкий поцелуй в запястье с уже еле заметным шрамом. Джон всегда знал, когда мне нужно дать время для полёта в прошлое, просто молчаливо оставаясь рядом. За это я его и любила. Люблю. Не сразу конечно, но мы постепенно шли к этому. День за днём. Месяц за месяцем. Было странно видеть Доктора в такой повседневной жизни, но ведь нужно двигаться дальше. Он сам меня этому научил, когда я боялась даже дотронуться до него, говоря о том, что это всё не по-настоящему; когда скрывалась от него в других комнатах и в работе. Я совсем забывала о том, как тяжело было и Е М У. Мама ещё долго не могла отвыкнуть от того, что не стоит напрягаться и вслушиваться в едва уловимый шорох каждый раз, как я ухожу в ванну и провожу там несколько часов подряд после случая, когда пришлось проходить реабилитацию полгода и сидеть на антидепрессантах. Микки все ещё с опаской отправлял меня на задания Торчвуда, но успокаивался сразу же, когда Джон кивал ему за моим плечом. Пожалуй между ними появилась какая-то телепатическая связь, в которой они оба заботились обо мне, словно о ребёнке. Это согревало меня ещё немного изнутри. Я позволяла себе расслабиться, а значит все вокруг тоже могли тихо выдохнуть.       — Вырастить новую ТАРДИС не так уж и легко, но я уверен, что мы сможем, дорогая. Только взгляни, какой путь мы прошли, — внимательно изучая что-то на доске, что сенсором двигалась вокруг, Джон выглядел таким до боли своим, что слова о ТАРДИС на секунду выбили из колеи. Прошло уже три года, а сердце всё равно могло иногда забиться быстрее от воспоминаний, но уже не разбивая тем самым рёбра больно. Была лишь лёгкая ностальгия с привкусом горечи. Было отчётливо видно, что старается он даже больше не для себя, а для... Неё. Для неё, хотя сам оказался в таком положении, что было бы не удивительно, окажись они оба в глубочайшей депрессии, потеряв что-то настолько важное в своей жизни. Но нет. Он взял себя в руки ради неё. Ради Роуз, которая увядала на его глазах; которую он ни за что не мог оставить, потому оставил себя. Почти. Разбив одно из своих сердец, которое принадлежит ей так давно. Он тоже потерял так много... Осознание пришло внезапно и так очевидно, словно всё было ясно давным-давно, а только сейчас пришло то самое время, чтобы признать окончательно. Улыбаясь и готовая разреветься как маленькая, Тайлер срывается с места, быстро подходя к своему личному Д доктору Смиту; данные на сенсорах вокруг тут же разбились и сошлись вновь, пока мужчина в полном недоумении смотрит в глаза цвета кока-колы [кстати, теперь они отдают предпочтения бегу по утрам]; в глаза, что наконец смотрят на него совершенно иначе, с блеском, словно Роза вновь взглянула в сердце ТАРДИС.       — Я люблю тебя, — на секунду он испугался. Испугался, замирая и ощущая на щеке руку маленькую и прохладную; ощущая как кровь буквально вскипела; ощущая, как стало на самом деле страшно. Ведь он не Доктор уже давно. Она любит? Или же собирается сбежать, как он и боялся.       — Джон, я люблю тебя, — шепчет Роза, будто совсем без усилий прочитала его мысли в этом судорожном взгляде, что бегал по её лицу и замер на губах. Мурашки. Да, она любит его. Любит. Потребовалось время, потребовались силы, но он оставался рядом, он не давил. Никогда. Он шрамы её целовал и выращивал новый сад в её сердце.       — Роза Тайлер... — голос охрип даже у тебя, Джон. Смех слегка нервный, но с таким облегчением вырывается из груди светловолосой, что уже отводит взгляд, пряча выступившие слезы; пряча руку назад и глупо хихикнув.       — Прости, не буду отвлекать тебя. Я просто... — губы пересохли и потребовалось срочно облизать их, чтобы продолжить, — мне просто нужно было это сказать. Необходимо. Я уже ухожу. Мягкое прикосновение к руке останавливает её. Вокруг всё ещё мелькают цифры и чертежи, формулы и расчёты. Но теперь существуют лишь эти двое, что встретились взглядом, словно в первый раз, и всё поняли сами.       — Роуз Тайлер, я так долго ждал тебя, — наконец закончив свою мысль, он наклоняется к ней, целуя уголки губ бережно и осторожно, словно боясь разбить такой хрупкий момент; словно боясь спугнуть; словно боясь, что это лишь сон. Но в ответ губы дрожащие находят (не)чужие, давая понять, что всё в порядке. Мы в порядке. Руки холодные обнимают крепко, ища тепло, ища защиту. Их первый поцелуй произошел когда-то давно, он ещё был не собой, а затем она и сама была «не в себе», да и вряд ли помнит; да и вряд ли это важно теперь... Важно лишь то, что их сердца наконец сплелись окончательно и прочно. Обломки разбитых оков будут исчезать сами, позволяя вдохнуть полной грудью. Ведь они оба слишком долго ждали этого.