est-ce que tu m'aimes?

Maître Gims — est-ce que tu m'aimes?

— Смотри-смотри, снова телефон достал. — Мм? — Чуя вскинул бровь, обернувшись через плечо, и точно: Рандо-сан, их наставник на ближайшие-хрен-пойми-сколько-потому-что-Мори-не-сказал-дней, держал свой смартфон в руке, снимая перчатку с правой, и что-то быстро печатал тонким бледным пальцем на экране. — И это говорит мне тот, кто приставку из рук не выпускает даже на рабочем месте? Тебе Мори-сан даже на последнем совещании ничего не сказал. — Во-первых, то приставка, а не телефон. Я этот уровень знаешь, сколько пройти не мог? Попыток было больше, чем в тебе роста, — Накахара на это оскалился и дёрнул рукой в сторону, якобы готовясь ударить, и Дадзай мигом отшатнулся вбок, предупреждая опасность. — Тихо-тихо, не буянь. А он переписывается и переписывается. — И чё? — Через плечо, — Осаму закатил глаза: его напарник либо беспросветно слепой, либо беспросветно тупой. И Дадзай склонялся ко второму варианту с самого первого дня их встречи. — Точно с этим своим… Ну, к которому Мори нас и сплавил. — Поль Верлен, повторяю для особо одарённых, — тут уже Чуя цокнул языком, снова посмотрев на Артюра, который всё продолжал глядеть в телефон, и, покачав головой, откинулся на спинку сиденья в зале ожидания. — И зачем вы вообще взяли билет на меня, я мог спокойно и без него обойтись. — Обойтись — да, спокойно — нет, — Дадзай закинул руки за голову. — Пока что мы можем себе позволить пересекать границу без всяких приключений. Или ты хочешь шкериться по углам, как незаконный эмигрант, всё наше времяпрепровождение, потому что службы заприметили тебя на крыле самолёта и объявили в розыск рыжего карлика в белой рубашке? — Слишком много болтаешь, — Чуя фыркнул и отвернулся, наморщив нос. — Исчерпай уже свой лимит устной речи когда-нибудь. Ты тоже в белой рубашке, если ты забыл. — Но я-то не карлик. Смотри-смотри, уже улыбается. — Кто? — Рандо твой любимый, — Осаму кивнул на наставника, намекая Накахаре повернуться. — Глядит в телефон и улыбается. Вряд ли там какая-то шутка. — Там вполне может быть шутка на французском. Ну, что-то вроде той шутки, где инвалид-колясочник спрашивает у человека с ногой в гипсе, как у него дела, а тот ему отвечает, что всё в порядке*, — во взгляде Дадзая читалось явное «что?», и Чуя только глаза закатил. Снова. — Ну, да, кому я пытаюсь объяснить. — Если это был проблеск интеллектуального юмора, который я не понял, значит, не такой уж он и интеллектуальный, — Осаму показывает язык и встряхивает головой. — Ладно. Спорим, между ними что-то есть? — Под этим «что-то» ты имеешь в виду деловые отношения? — Конечно. Я всё это время веду к тому, что Рандо улыбается в телефон из-за подписанного Верленом отчёта, — у Дадзая взгляд сменяется на иронию, но Накахара привык игнорировать такое. — Что, неужели одному мне всё понятно? — Они уже давно взрослые люди и сами могут разобраться, какие между ними отношения, — Чуя хмурится, украдкой поглядывая на наставника — Рэмбо стоит у своего чемодана чуть поодаль, убрав телефон в карман. И что этот Дадзай не угомонится никак? — Не забывай, что они как минимум старые друзья. — Ага-ага, друзья по постели. — Да что тебя переклинило?! — Чуя наконец взрывается, резко подскакивая на своём месте и хватаясь руками за подлокотники. Люди вокруг из-за резкого вскрика замолкли и обернулись на источник звука, и Накахара, ловя на себе десятки взглядов, становится мрачнее тучи и оседает совсем, втянув голову в плечи и съехав спиной по спинке места. Не проходит и минуты — все вновь возвращены к своим разговорам, а Дадзай только хихикнул. Накахара бурчит сквозь зубы: — Если у тебя в данный момент спермотоксикоз, это не значит, что он у всех вокруг. — На-адо же, какие слова мы знаем. Я и подумать не мог, что ты, до того как попал к нам, отирался не просто у помоек, а у помоек медицинских университетов. — Заметь, ты не отрицаешь. — Ну-ну, — Дадзай вздыхает и упирается локтем в подлокотник смежного с Накахарой места, нарочно спихивая его руку на его же колени, мол, подвинься. — Про спермотоксикоз выучил всё так, как профессор кафедры, а про психологию не слышал ни разу. На нём же всё написано. — Вилами там максимум по воде писано, — Чуя фыркнул и скрестил руки на груди — и теперь оба взгляда подростков устремлены на наставника, разговаривающего по телефону на незнакомом языке. Вернее, знакомом, но непонятном — говорит быстро и мелодично: …à Paris-Charles-de-Gaulle? c'est bien mais avec moi il y aura deux animaux absolument incontrôlables. non, dans le bon sens! ils sont bons, je les aime comme des enfants mais pas les miens. ou comme des lionceaux dans un parc national! — Спорим, ему Верлен звонит? — Мало ли, с кем ещё он по-французски может разговаривать, — Накахара поджал губы. — Не один Поль из его окружения знает этот язык. — Но теория вероятности говорит обратное. Спорю, что это он с Верленом, — Дадзай подло ухмыляется. — Понимаешь, о чём говорят? — Не смотри на меня так, будто я знаю этот язык на все сто. Про перелёт говорит, про прилёт днём. И… — Чуя прислушался, ненадолго замолкнув. — Он встретит нас в аэропорту. — Он? — Верлен. — Мхмхм, конечно, их связывают только деловые отношения, — Осаму слегка бьёт кулаком напарника в плечо, и Накахара хмыкнул, растерев ушибленное место. — Что ещё говорят? «et je te serre dans mes bras, chér!» Чуя отвечает не сразу. Он слушает ещё какое-то время, не спуская с Рандо глаз, а затем, нахмурившись — вернее, не просто нахмурившись, а выразив на своём лице целую гамму сомнения, — спешно отрицательно качает головой. — Не понимаю. — Так я тебе и поверил, — Дадзай прищурился. — Всё ты понял, просто они говорят о чём-то, о чём твой рот не может сказать. Ты же у нас стеснительный приличный мальчик. — Всё я могу сказать, просто правда не понимаю, идиот, — Накахара рыкнул, дёрнувшись в сторону Дадзая, и тот мгновенно поднимает руки ладонями вперёд, признавая нейтральную территорию. — Заткнись лучше, пока тебе есть, чем говорить. — Ой-ой, крошка Чуя угрожает откусить мне язык, — Осаму ехидничает, и Чуя, прекрасно зная, что на такое реагировать нельзя, еле сдерживается, чтобы не полезть в драку. — Если хочешь поцеловать меня, так и скажи. — Во-первых, — Накахара молниеносно хватает противного напарника за воротник рубашки, — поцелуешься максимум с полом, когда я тебя в него швырну лицом. Во-вторых, для того чтобы ты замолк, мне достаточно сломать тебе челюсть. — У-у-у, злюка Чуя! — Осаму хватается руками за запястье Чуи на всякий случай. — Чем ниже рост, тем ближе к аду, верно? — Завали пасть! — Молодые люди! — голос сбоку тут же отвлекает обоих от схватки — Рандо ставит чемодан на место и подходит ближе, скрестив руки на груди и недовольно смотря на обоих. Накахара под тяжёлым взглядом жёлтых глаз отпускает Дадзая и отворачивается, Осаму поправляет воротник и выпрямляется. — Если в офисе вы ещё можете себе позволить фамильярничать и выходить за рамки приличного, то в общественном месте, тем более охраняемом, попрошу вести себя культурно. — Ваш Чуя первым начал, — Осаму как ни в чём не бывало встаёт с места, потягиваясь руками вверх. У Накахары от необоснованного обвинения глаз дёрнулся. — Это кто ещё первым начал? Тебя за язык никто не тянул, ты сам начал пургу нести! — Чуя встал тоже, скалясь, но рука Рандо между подростками его остановила. — Молодые люди, — в голосе Артюра прозвучали стальные нотки, — не вынуждайте меня вас разнимать и заставлять держаться за руки для примирения. Напарники посмотрели сначала на наставника, затем друг на друга — и нервно сглотнули. — Да всё, всё, я спокоен, — Чуя после недолгой паузы глубоко вдохнул, закрыл глаза и убрал руки в карманы. — Уж лучше я руку себе отрежу, чем буду держаться за руку с ним. — Ой, можно подумать, такая ты у нас брезгливая принцесска, — Дадзай закинул руки за голову, двигаясь вперёд. — В прошлый раз ничего, не умер. — Вот именно поэтому, — Накахара даже вспоминать не хочет о том, как с пару месяцев назад они подрались, а Коё-сан, заметив схватку, разняла напарников и заставила два часа сидеть на лавочке друг рядом с другом и держаться за руки, и никакие уговоры, обещания и мольбы не помогали, — я лучше буду безруким совсем, чем ещё раз такое повторю. — Да уж. Давай-ка лучше ты себе что-нибудь отрежешь, а я останусь невредимым. Не подумай, это чтоб наверняка и меня не заставили за что-нибудь у тебя держаться. Накахара не ответил, только тяжко вздохнул и отвернулся. Рандо смотрел мальчишкам в спины, качая головой, и, выслушав сообщение диктора в зале, взял чемодан за ручку, двинувшись за подростками следом. Отвлёкшись на свои мысли, по выходе из зала ожидания он окликнул обоих, окинув каждого скептичным взглядом, и, опустившись на одно колено и выпустив ручку чемодана из руки, сначала выправил Дадзаю рубашку, заправленную наполовину в брюки абы как, а Накахаре после его смешка поправил манжеты на рукавах, наконец отряхнув свои руки и встав на ноги. Вроде взрослые, а всё равно присмотр нужен, как за детьми — не шоколадку не поделят, так выйдут в грязном и неглаженом. Мори, казалось, издевался, когда говорил, что если Артюр куда-то и отправится, то только сопровождая мальчишек, мол, и мир повидают, и развеются, и, может, больше сплотятся. Рэмбо, на самом деле, предпочёл бы совсем обойтись без отпуска, чем взять с собой этих двух неугомонных соперников, которых хлебом не корми — одному дай унизить, другому дай подраться, но выбора не было: Поль был на родине только в это время, а в другое Артюру пришлось бы отдыхать в Париже одному. Пришлось жертвовать своими нервными клетками, ведь оставалось лишь уповать на Бога, надеясь, что юноши за всё это время вместе не разнесут на мелкие детали минимум самолёт, максимум — Эйфелеву Башню. Кто их знает… «Твоя задача — следить за ними обоими, просто чтобы они никого не убили, — говорил Огай, подписывая отпускные. — Постоять за себя они смогут, друг за друга — тоже, за тебя — в этот же список. По крайней мере, взяв на себя ответственность за них, во всём, что бы ни произошло, можешь смело винить их. Даже если это не они, они начнут выяснять отношения, и случится так, что это всё-таки они». Этими словами Рандо почувствовал себя проклятым, но так, ненадолго. В конце концов, мальчишки хотя бы слушались, если на них прикрикнуть или разнять грубой силой. Опять же, ключевое слово — ненадолго. Но слушались. В машине до аэропорта между ними на заднем сиденьи пришлось поставить чемодан, чтобы они друг друга хотя бы не видели. И повезло — не дрались. Правда, пинали друг друга всю дорогу, пока не прикрикнешь, но в целом — не дрались. Это уже было успехом. Билеты им доверять было нельзя: в лучшем случае — порвут, в худшем случае — кого-то ими порежут. Рандо, конечно, ещё ни разу не видел даже на своей рабочей практике, чтобы кого-то убивали порезами от бумаги, ведь это решительно невозможно, но и разубеждаться в этом тоже не хотел. Мало ли, на что способен молодой дуэт. В зале ожидания их пыл немного подостыл — так, пособачились словесно, а потом сели на сиденьях и затихли. Подзаряжались, видимо. Зато Рэмбо улучил момент наконец достать телефон и отвлечься на него больше чем на минуту, не пытаясь коситься на мальчишек, следя, чтоб не сцепились из-за какой-то мелочи. Так и до косоглазия недалеко… Поразительно, на самом деле, как можно настолько в этом возрасте кого-то ненавидеть и как слаженно можно работать в паре, когда того требовали обстоятельства. Убивать людей в таком возрасте с особой жестокостью, разворачивая в воздухе пули или выпуская в тела всю обойму — и подраться до сломанных пальцев и вывихнутых суставов, из-за того что не поделили последнюю шоколадку из автомата. Места в первом классе пришлось брать в совершенно невообразимом порядке: себя Рандо предусмотрительно посадил в середине салона, а мальчишек раскидал на одно место в самом начале, на одно — в самом конце. Если и попытаются добраться друг до друга, мимо Артюра не пройдут точно, а значит, их можно будет развернуть на свои места. И Рэмбо не прогадал: первая половина полёта прошла в абсолютной тишине. А на второй он задремал, скрыв пол-лица в шарфе и убрав руки в рукава, чтобы не было холодно. Поразительно, на самом деле, как можно настолько кого-то ненавидеть и как можно настолько одновременно к этому кому-то тянуться. Чуя аккуратно выглянул из-за спинки своего сиденья спереди, дождавшись сигнала рукой с самого конца, и тихо встал, на цыпочках пробираясь к середине салона. Пассажиры порой даже не обращали внимания, порой — бросали незаинтересованный взгляд и вновь отворачивались к своим делам. Конечно, перестаёшь реагировать на снующих туда-сюда подростков, когда это происходит уже в третий или четвёртый раз. В первый раз, как Рандо и предполагал, Накахару он развернул жестом руки ещё у самого сиденья, когда увидел со своего места, что тот встал и повернулся к нему лицом. Во второй раз Рэмбо даже оборачиваться не стал, вытягивая руку в сторону и не давая крадущемуся с его спины Дадзаю пройти дальше. Потом было затишье, в ходе которого Артюр, убедившись, что никто больше не порывается подойти к напарнику, чтобы сделать гадость, задремал. И теперь Чуя, опасливо поглядывая спящему наставнику в лицо, чтобы не дай бог не открыл глаза, прокрался мимо прямиком к месту Осаму, взглянув на Рандо ещё раз. Вроде пронесло. — Если ты позвал меня сюда шутки ради, пока я тут рискую получить нагоняй, вылетишь из самолёта без парашюта, — Накахара говорит полушёпотом, упёршись руками в подлокотник сиденья Дадзая справа. — Ну? — А тебе лишь бы угрозы нагнать, прежде чем выслушать, — Осаму тоже говорил негромко, закинув ногу на ногу и выглядя этаким пафосным джентльменом, подозвавшим щелчком пальцев своего швейцара. — Говори по делу, или я возвращаюсь обратно. — Ой-ой, Рандо просыпается. — Что? Дадзай не ответил. Насчёт того, что наставник просыпался, он был прав: Артюр встрепенулся на своём месте, упираясь руками в мягкие подлокотники, и выглянул влево, смотря вперёд точно на место Чуи, чтобы убедиться, что того нет в проходе и он сидит там, где и должен. Со спинки-то, конечно, не видно, на месте хозяин или нет, но видимость его пребывания там создалась, и Артюр начал разворачиваться назад, чтобы проверить Дадзая. И именно в этот момент Осаму резко дёргает напарника за руку, уронив на свои колени и скрыв за спинкой сиденья спереди. Рандо увидел, как Дадзай с улыбкой наклонился вбок, помахав ему рукой, поглядел в проход по другую руку, никого не увидел и облегчённо выдохнул, приложив ладонь к сердцу. Кажется, этот полёт будет спокойным… Накахара замер, хоть в любом другом случае и врезал бы напарнику по лицу с размаху, все эти ужасно длинные минуты проверки не сводя глаз с его лица. Когда тот выпрямился обратно и посмотрел на Чую, рыжий даже слова возмущённого вставить не успел: — Не говори мне, что ты не чувствуешь этого чрезмерно очевидного сексуального напряжения. Чуя, собираясь встать на ноги, тут же осёкся. Ему не послышалось? — Чё? Какого напряжения- — Сексуального. — Ты чё, ещё не отошёл от вчерашнего падения? — Накахара, шипя вполголоса, снова начал вскипать, вскочив на ноги. — Мозги на место ещё не встали? Дадзай на это только подпёр щёку кулаком и вопросительно вскинул бровь. — Ты о чём? — Чуя ясно читает по взгляду, что в чём-то их понимание ситуации не сходится в данный момент. — Я имею в виду Рэмбо и Верлена, придурок. — А, ну… — да, вот оно — то, где рельсы одной и той же мысли разошлись. Ещё на вокзале. Накахара откашлялся в кулак и встрепенулся, нахмурившись. Дадзай усмехнулся. — Это не имеет значения, вопрос всё ещё тот же. Какое может быть напряжение между ними? — Коне-ечно, — Осаму довольно кивнул, прекрасно понимая, о чём Чуя подумал в первый раз, но решил тему не продолжать — слишком много людей вокруг для выяснения отношений. — Самое обыкновенное, шляпная ты моя вешалочка. — Ты что, позвал меня, чтобы высказать эту свою гениальную мысль? — Ну, вообще-то да, но не только, — Осаму зачем-то протянул руку для рукопожатия, и Чуя вопросительно глянул на вытянутую ладонь. — Спорим на пятьдесят долларов, что между ними что-то есть? Спорить с Дадзаем, не обдумав всей ситуации и не выискав хотя бы одного подводного камня — себе дороже. Гораздо дороже. Чуя вынул руку из кармана, недолго подумав, и ударил по руке напарника, отвергая пожатие. Может быть, Осаму всё-таки прав? Да, поведение у него почти всегда идиотское, но считать его взаправду тупым нельзя. Если он так заявляет, значит, железобетонная почва аргументов в пользу его решения есть. — Пока не приземлимся и пока я не увижу, как они друг с другом общаются, — Накахара наклонился к Дадзаю, упёршись одной рукой в подлокотник, а пальцем второй ткнув Осаму в грудь, — и не подумаю спорить с тобой. — Что, боишься, что неправ? Накахара фыркнул, смерил презрительным взглядом напарника и не ответил, круто развернувшись на пятках и зашагав на своё место. Перед сиденьем Рэмбо он замедлил шаг, пригнувшись на корточки, и опасливо выглянул из-за подлокотника, убеждаясь, что наставник дремлет и не заметит незаконное передвижение по салону. Убедившись, Чуя бесшумно и бодро убежал к себе, спокойно выдохнув, лишь когда сел. Осталось дождаться прилёта, а пока можно дать глазам отдохнуть. Совсем чуть-чуть, на пять минут… Французы и другие туристы удивлённо оглядывались на окрики, когда с трапа самолёта с одного сильного пинка в живот вылетел худощавый парниша в белой рубашке, перевернулся через голову и пластом рухнул на землю, морщась от боли, но всё ещё продолжая хрипло смеяться: за ним в проёме герметичной двери появился второй парниша, поменьше и злой, как собака — если бы ему не перегородили дорогу стюарды, вдогонку к вышвырнутому с трапа юноше прилетело бы оторванное кресло, чтобы наверняка добить. Знали бы все эти люди, кого защищали! Этот ублюдок, пока Накахара позволил себе вздремнуть ненадолго, воспользовался его беспомощным положением и чёрным маркером изрисовал его лицо. От кары прямо в самолёте его спасло то, что Чуя стрелой пролетел мимо него к умывальнику, закрывшись в уборной и агрессивно стирая всё то, во что превратил Осаму-сука-Дадзай его прекрасное лицо. Несчастная стюардесса интересовалась все те полчаса, что юный пассажир заперся в уборной, всё ли в порядке, а затем чуть не получила резко открывшейся дверью по лбу. Зато по лбу получил Дадзай: по лбу, по челюсти и, наконец, по животу, отправляясь в полёт из открывшейся двери после приземления. Рандо почувствовал, как его глаз дёргается, когда он понял, что весь этот раздражающий шум извне имеет вполне знакомые ему источники. Пробуждение было быстрым. Рэмбо вылетел к выходу первым, сталкиваясь с преграждающими дорогу стюардами — Чуя благодаря своему росту вывернулся из хватки, как ласка, и ринулся добивать соперника, — и на чистом французском, перебивая просьбы успокоиться, заговорил, что это его дети, вернее не его родные, il est le tuteur de ces enfants, ils lui sont confiés, les enfants lui appartiennent! И действительно: сработало! Накахара в запале даже не ожидал, что его что-то схватит за шкирку сзади и не даст и пальцем коснуться Дадзая; тот, перестав закрывать лицо руками, с ехидной улыбкой заметил, что лежачих не бьют. Правда, он тоже был поднят за шкирку, как котёнок, и Рандо смерил обоих таким взглядом, что осели оба тотчас: comment est-ce possible, en fait, comme des louveteaux sauvages! est-il vraiment impossible de se comporter même un peu plus cultivé? сomprenez-vous même que vous vous déshonorez avec un tel comportement? honte, juste honte! il semblerait qu'ils soient déjà adultes, mais qu'ils se comportent comme des enfants à la maternelle! Осаму ни слова не понимал из того, что Рэмбо им говорил, но чехвостили их весьма бодро и с выражением. Наверное, даже со смыслом, но создавалось ощущение, что на них лает французская собака — громко, злобно, но непонятно. Чуе, наверное, впервые не повезло, что он хоть что-то во французском понимает. Дождаться и забрать багаж получилось без происшествий. Гробовая тишина сопутствовала наставнику и двум подопечным около двадцати минут, пока напарники, двадцать минут назад дерущиеся не на жизнь, а на смерть, не заговорили друг с другом, как ни в чем ни бывало. Рандо не спускал с них глаз, но уже чувствовал, что и подготовка к перелёту, и сам перелёт вымотали его будь здоров. Он даже толком не причесался и не затянул шарф потуже, чудом унимая дрожь в руках. Не дай Бог они выкинут что-то ещё… Наставник часто оборачивался, встав у колонны. Париж-Шарль-де-Голль был многолюден, и родной этим стенам французский мешался со всевозможными туристическими; Дадзаю даже казалось, что он слышит свой родной, но в толпе не определишь, кто именно говорит, да и незачем. Рандо тяжело выдохнул, никак не останавливаясь на месте и всё выглядывая кого-то в сотне людей, что-то негромко шепча на французском и хмурясь, пока в какой-то момент он не заприметил автомат с шоколадными батончиками, газировкой, жвачкой и подобными штуками и не отправил мягкими толчками в плечи пару подростков к нему — Дадзай как раз начал ныть, что голоден, а если Накахара начнёт говорить, чтобы напарничек заткнул свою варежку, они снова сцепятся. «Возьмите что-нибудь, перекусите», — голос у Рандо дрогнул от усталости, а язык не повернулся добавить: «Пока вы не съели друг друга». Возможно, расстоянием Рэмбо просто временно снял с себя ответственность. Банка энергетика, начав падать вниз, застряла, упёршись верхушкой в стекло. Дадзай, увидев, как Накахара готов разбить автомат вдребезги, только усмехнулся и с деловым видом выбрал банку кофе — по траектории она должна была сбить застрявший энергетик. И… Дальше усмехнулся уже Чуя: банка кофе стукнулась о банку энергетика, подскочила и встала сверху зигзагом, упираясь в стекло донышком. Решив, что терять нечего, оба скинулись своими монетами и заказали пару банок сверху снова. Когда пружина докрутилась до конца, свет в автомате погас. Чуя уже было вцепился в эту несчастную машину, сожравшую их деньги, подавившуюся собственным товаром и сдохшую на полпути, задумав встряхнуть и если не уронить к чертям, то хотя бы накренить, чтобы растрясти, но её необходимо было отодрать от стены; и тогда, когда побелка стены аэропорта была готова начать трескаться, сбоку появился голос: — Нужна помощь, молодые люди? Дадзай, стоя поодаль как бы не при делах, чтобы за дебош Чуи его не припахали как сообщника, заинтересованно отклонился от стены, вскинув бровь, Накахара же выглянул из-за стенки автомата: упираясь рукой в угол автомата аккурат рядом с кнопками, стоял высокий блондин со светлыми глазами и убранными в небрежную низкую косу волосами. Чёрный костюм и снятый белый плащ на сгибе левой руки, белые перчатки и блестящие чёрные туфли; лицо, манеры, взгляд, голос — всё говорило о том, что незнакомец вполне вправе называть эту страну своей родиной, но вот японский с акцентом, на котором незнакомец говорил, немного выбивал из колеи. Мужчина улыбнулся, склонив голову к плечу. — Если эта адская машина не отдаст мне то, что я честно у неё выменял на свои кровные, я швырну её в противоположную стену, — гневно прошипел Чуя, сжимая руки в кулаки. Мужчина на это только бровь удивлённо вскинул, оценивающе глянув на автомат. — Думаю, это поправимо, — незнакомец вновь улыбнулся, а затем, выпрямившись, лёгким движением левой руки с локтя чётко и неслабо стукнул прямо по автомату. Тот зажужжал, включая свет, и моментально вниз на выдачу посыпалось и то, что юноши заказали, и то, что стояло первым в некоторых других лотках. У Дадзая засверкали глаза, когда он присел на колено, забирая свои — и не свои — сокровища. Накахара же стоял немного стушевавшимся: он хмурился, не понимая, какого чёрта с его ударов автомат предпочёл ненадолго умереть, а с одного толчка этого француза он вдруг ожил и расщедрился. — Как у Вас так… — Чуя чувствовал досаду, уже желая взглянуть на незнакомца, как вдруг между ним и мужчиной вырос вставший с колен Осаму с полными руками автоматного содержимого, роняя напарнику в руки один из энергетиков. — Ловкость рук — и никакого мошенничества, — незнакомец беззлобно усмехнулся, а затем, поймав взгляды обоих юношей, поклонился обоим, отведя одну руку назад, и выпрямился. — Поль Верлен. Можно просто Поль. Чуя уже было вскрыл банку, как вдруг остановился, так и не отпив ни глотка. Подростки переглянулись между собой и лишь затем поглядели на мужчину, в глазах которого сверкнул хитрый блик. Либо французы чрезмерно дружелюбны и представляются каждому встречному, либо… — А вы — Накахара Тюя и, верно, Дазай Осаму? На вид — пятнадцать-шестнадцать лет, один рыжий и низкий, другой — высокий шатен с забинтованными руками и шеей, глаза обоих пышут жизнью и ненавистью друг к другу. Я угадал? Акцент не резал слух, но говорил Верлен так, что сомнений не оставалось — всё же акцент. И эта странная «Р», скачуще-звонкая и одновременно немного картавая. Не такая, с которой парижан передразнивают, но такая, после которой уверен точно — перед тобой чистокровный парижанин. Ну, или любой другой чистокровный уроженец французских городов навроде Мец или Шарлевиль-Мезьера. — Руку на отсечение даю, это рекомендации от Мори, которые Рандо ему повторил, — Дадзай усмехнулся, всё ещё не принявшись ни за один батончик и ни за одну банку — руки заняты. Накахара только глаза закатил — даже начальник описывает его маленького роста! Ну не подло ли? — Ну-ка, подержи, — Чуя только и успел поймать всё то, что Осаму ссыпал ему в руки, прежде чем, вторя за Верленом, также поклониться в ответ, махнув рукой от головы назад, и ухмыльнуться, вставая прямо. — Верно, мсье, в яблочко. — Хватит паясничать, каланча, — Накахара рыкнул и всучил ношу Дадзая в его руки обратно, оставив у себя только свою открытую банку. — Если ищете Рандо, он там. Идёмте. Дадзай, это к тебе тоже относится, — Чуя, двинувшись вперёд и отпивая, недовольно обернулся, — или до твоей высоты доходит долго? — Изфини, ф земли плохо флыфно, — за неимением возможности открыть что-то руками, Дадзай вцепился зубами в один из шоколадных батончиков в своих руках, пытаясь раскрыть, мотая его из стороны в сторону. — Откфой мне! Чуя даже церемониться не стал: резким движением руки дёрнул батончик вниз, и в зубах Дадзая остался кусок фантика. Благо что он успел его выплюнуть, потому что Чуя не ждал и сунул шоколад в чужой рот также быстро, как забрал. Верлен, наблюдая за юным дуэтом, только усмехнулся про себя: надо же, с виду совершенно обычные подростки! Один ещё толком не изросся, другой чересчур быстро вырос и выглядит угловатым, нескладным, ещё толком не сложившимся. А на деле — действительно, ведут себя точно так, как Артюр и описывал: как кошка с собакой, готовые загрызть друг друга за лишний кусок мяса на кости, а ночами спящие рядом, чтоб не замёрзнуть. Подростки решили остаться в стороне, неспешно замедлив шаг и, указав на Рандо у колонны, беспокойно поглядывающего на телефон, выпустив Верлена вперёд. Всё было ясно без слов, стоило затеряться в толпе и начать следить за ними издалека: увидев Поля, Артюр изобразил на лице целую гамму эмоций, от удивления и облегчения до смущения и плохо скрываемых чувств. Но каких чувств — чёрт его знает, честно, Накахара не силён в чтении мимики. «В психологии ты не силён. Ступор мозговины у тебя на этом слове случается», — сказал бы Дадзай, если бы Чуя озвучил свои мысли по этому поводу. Но даже Чуя прекрасно всё видел. — Сердце исходит слезами, словно холодная туча… Сковано тяжкими снами, сердце исходит слезами! Рэмбо, когда он резко обернулся, бросило в краску, когда Верлен с улыбкой неожиданно подошёл к нему, подхватив под руками и покружив вокруг себя, а затем, поставив на ноги, взял за руку, которую Артюр и отдёрнуть не успел, сбито шепча, что les gens nous regardent, и коснулся губами костяшек под перчаткой. Рандо хмурился, бросив беспокойный взгляд в толпу, но подростки слились с людьми. Старые «друзья» о чём-то говорили, причём, судя по Артюру, он пытался ругать Поля за то, что тот позволяет себе вольности на людях, а Поль тихо посмеивался, что-то говоря в ответ. Что-то, потому что Чуя был слишком далеко, чтобы разобрать, а Осаму и вовсе не понимал. — Ну, собственно, это та причина, по которой я и не стал с тобой спорить, — Накахара вздохнул, закатив глаза и влив в себя всю банку энергетика, сдавив рукой банку и швырнув куда-то в сторону над головами людей — судя по звуку, она попала точно в мусорный бак у стены. — Ну-ну, или ещё сто и одна вариация фразы «Да, Дадзай, ты был прав, я это признаю» от Чуи. — Ещё одно слово — и всё, что у тебя в руках, будешь ползать и по полу собирать. — У-у-у, злюка Чуя! — Дадзай усмехнулся, потягивая кофе из трубочки, устроив банку на куче снеков в своих руках. — Давай лучше подумаем, что нам делать. — В каком смысле? — В прямом, — Дадзай на напарника даже не смотрел. — Не видишь, что ли? Рандо ведёт себя, как будто к нему в школе подошёл спросить про домашнее задание мальчик, который ему нравится. Нужно довести дело до серьёзного. — Я бы не был так голословен, — Накахара мрачнел, глядя на наставника и Верлена. — Учитывая, о чём они говорили ещё в аэропорту… — Так, значит, ты всё-таки всё понял, маленький лжец? — Да не было там ничего такого! — Чуя огрызнулся, злобно глянув на Осаму. — Просто сказал, что… ну, обнимает, все дела. — А, да, ты же у нас с этим словом незнаком, не то что с действием. «Спасибо тебе, Дадзай, ты такой хороший друг, поэтому я тебя обниму и пойду себе спокойно в квартиру отдыхать» — нет, такого не дождёшься, — юноша передразнивает тонким голосом, — а вот молча ударить по лицу и сказать, мол, пошёл нахрен, так это ты за здравие. Да, Чуя? — Мне ударить тебя по лицу? — Всё-всё, я понял, — Дадзай вздыхает. — Ладно, не буду объяснять, лучше покажу. Попозже. Ты на практике лучше понимаешь, чем на теории. — Хоть в чём-то впервые с тобой соглашусь. — Пойдём, пора напомнить о себе, пока они о нашем существовании не забыли, — Осаму кивнул вперёд. — Только открой мне… хм, вот эту, с орехами, на сгибе локтя под яблочным соком. — Как же ты мне дорог, — Чуя вытягивает несчастный батончик из-под завала на руках Дадзая и вскрывает его, потянув за упаковку, но, посмотрев на него, откусывает сам и идёт вперёд, так и не вернув его владельцу. — Я передумал, обойдёшься. — Подожди, там что, витамин роста на упаковке был написан? — Дадзай смеётся, зашагав следом. — Ну если так, я тебе дарю! Верлен оказался сговорчивее Рэмбо. Если наставник одёргивал молодёжь даже тогда, когда его взгляд целиком и полностью концентрировался на старом товарище, то Поль не то чтобы поддерживал — он сводил все разговоры в русло, после которого очаг возгорания затухал сам собой. Его Фантом Куп был припаркован у аэропорта, и признать честно — подростки были в искреннем восторге от люксовой машины; привыкшие кататься на задания максимум на служебных «буханках» и бывшие всего пару раз в Майбахе Мори, в котором начальник запретил рисовать на стёклах пальцем и даже дышать в сторону друг друга во избежание конфликтов и разбитого в хлам салона, мальчишек хозяин Фантома пустил на задние сиденья с указанием лишь не дойти до перестрелки, чемодан Рандо отправил в багажник, а самому Артюру открыл дверь спереди. Французские «голубки» о чём-то весьма бодро разговаривали на своём языке, причём Рэмбо порой даже начинал жестикулировать, но всё равно поглядывал на подростков через плечо. Поразительно, на самом деле, как круто изменилось их поведение, стоило их усадить в люкс-класс! Они были увлечены салоном и видом из окна, как попугайчики — зеркалом. Да, один раз оба махнулись друг на друга, но в основном прилипли к окнам со своих сторон, считая люксовые машины на дорогах и соревнуясь, у кого будет по итогу больше. Пятизвёздочный встречал с распростёртыми объятиями и открытыми дверьми. Дадзай уже хотел было язвительно сказать Накахаре, мол, странно как-то, встречает старого друга — и везёт в отель, а не к себе домой, но выяснилось, что и Верлен сам в Париже ненадолго. Ну, ладно, чёрт бы с ним, отель всяко обставлен лучше любой квартиры (хотя, учитывая такую машинку, только и остаётся представить, как живёт избалованный чистокровный аристократ из Франции), да и тянуло уж из дверей чудесным запахом шведского стола в лучшем его проявлении. Чуя, на самом деле, даже до комнаты не хотел идти, потом, мол, но Осаму заговорщицки шикнул и потянул за собой, не дав даже взглянуть на еду. На закономерный вопрос, куда он его тащит, Дадзай только подмигнул и кивнул на Верлена и Рэмбо, идущих спереди. Чуя прищурился, но перечить не стал: если змея что-то задумала, эту задумку уже клещами из её головы не вытащишь. Оставалось только наблюдать. И действительно: пробыв в просторной комнате и пошатавшись по ней с умным видом какое-то время, пока Верлен, дав поручения располагаться, ушёл с Рэмбо к окнам, Дадзай умыкнул ключ-карту и, сказав будто нарочно громко, что идёт с Чуей завтракать-обедать-ужинать и какая разница, толкнул его на выход, щёлкая замком и запирая наставника с его товарищем в номере. Накахара понял, к чему Осаму клонит, когда тот покачал картой перед его глазами, пряча её после этого в карман. — Ну, это ты молодец, конечно, — Чуя вскинул бровь, — но они могут вызвать персонал. Если ты забыл. — Не могут, — Осаму хитро улыбнулся и показал в руке открученную кнопку. Как, чем, зачем — столько вопросов и ни одного ответа. Накахара только выдохнул, покачав головой: действительно, чего он ещё ожидал. — Ты плохо меня знаешь, если до сих пор хочешь задать такой тупой вопрос. — Хотел бы я тебя не знать вообще, — Чуя накрыл лицо ладонью. — Просто запереть их в комнате? Как банально. — Банально не значит недейственно, — у Дадзая в глазах сверкала хитринка, как и всегда. — Ладно, подслушивать некрасиво. Уединятся, может, и по достоинству друг другу скажут, как скучали… Пойдём, посмотрим, что там можно стащить со стола. — Быстро же ты переключаешься с одного на другое, животное, — Накахара кинул взгляд на дверь номера, ручка которого дёрнулась в попытке открыться. — Пойдём скорее, мне некомфортно. — Да ты просто неженка, — Дадзай хватает Чую за руку, потянув за собой к ступеням. Лифты — для слабаков! — Пусть думают, что мы случайно их заперли. — Как бы они после этого нас не прокляли. Из всех трёх вариантов, что Осаму предположил, уходя якобы к шведскому столу и будучи совершенно ни при чём к западне в комнате старших наставников, он угадал на третий раз — вечерело, и стол был накрыт на ужин. Людей уже не было так много, а еды оставалось ещё прилично. Батончики батончиками и энергетики энергетиками, а нормально поесть — по расписанию. Если Мори ещё закрывал на это глаза, ограничиваясь лишь напоминанием о времени обеда, то Коё-сан старалась следить за тем, чтобы юный дуэт не испортил себе желудки лапшой быстрого приготовления и сладким ещё до совершеннолетия. «Будь здесь старшая сестра, она бы только порадовалась, что мы едим что-то вменяемое», — Чуя бросил взгляд на разнообразие еды, но, хоть и пахло просто очаровательно, аппетита особого не было — он привык к одному рациону, а здесь, в люксовом отеле, рацион совершенно иной. Да, дорого-богато, полезно, сытно, но честное слово — он предпочёл бы бургер с мясом, чем, э… устриц, улиток и лягушачьи лапки. Он что, цапля, питаться морепродуктами из болота? А вот Дадзай не брезговал, он пробовал всё, на что только падал взор. А вот когда знакомый голос над головой посоветовал взять буйабес и кассуле справа, у Дадзая надкушенный эклер поперёк глотки встал. — Не знал, что твоё желание поесть настолько сильно, чтобы избавляться от конкурентов, — Рэмбо без верхнего пальто, в рубашке и подвязанном на спине корсете, с убранными в хвост волосами стоял рядом с замолкнувшим Чуей, втянувшим голову в плечи и косящим под торшер. Руки скрещены на груди, а взгляд устремлён то на Накахару, то на Дадзая. — А… что случилось? — Осаму вскинул брови вверх, изображая удивление, но было поздно: Рэмбо не первый день знает парней, чтобы вестись на это. Дадзай поглядел на наставника, не решаясь обернуться на Верлена, и шумно сглотнул застрявший в горле кусок. — Действительно, — Артюр покачал головой. В свете жёлтых ламп его кожа хотя бы начала приобретать более человеческий оттенок, нежели обычный бледный, как у малокровного. — И к тому, что аккурат после вас мы остались запертыми в номере, ни ты, ни твой напарник, — рука Рэмбо в перчатке легла на плечо Чуе, и тот остановился, хотя потихоньку отодвигался в сторону, — непричастны? — Не-ет, — Осаму с максимально искренней интонацией покачал головой. — Мы вообще к этому совсем нет, никаким боком, — попытался оправдаться Чуя, но то, что их застали врасплох, сыграло старшим на руку — Накахара плохо врал. — Ключ-карту, юноша, — Осаму всё же обернулся на Верлена, но тот только с интересом смотрел за его поведением и не выглядел обиженным или недовольным, скорее — любопытствующим. Дадзай на секунду прищурился, думая, не понимает ли он, к чему такая случайность, но одно совпадение ещё ни о чём не говорит — вот Поль и присматривается. Юноша выдохнул и вынул из нагрудного кармана то, что Рэмбо и просил, вкладывая в его протянутую руку. — Ни за что не поверю, что ты совершенно случайно её забрал. — Придётся поверить, — Дадзай пожал плечами и широко улыбнулся. — Вам персонал открыл, ведь так? — К сожалению, кнопка вызова была сломана, — Артюр придирчиво оглядел карту на предмет подмены, но, немного изменившись в лице и став более спокойным, убрал её в карман своих брюк. — Зачем, Дазай? — Вот к этому я уж точно непричастен, — Дадзай покачал головой, показав руки в сдающемся жесте у груди ладонями вперёд, и Накахара напрягся, прожигая его взглядом — по закону подлости из его рукава или кармана должна была выпасть сама кнопка. Но нет, ничего не произошло. — Верно, от прошлых туристов остался такой беспорядок. — Подождите, а как тогда?.. — Чуя справедливо замечает, что что-то не так, первым, нахмурившись и вскинув голову, поглядев вопросительно сначала на Артюра, потом на Поля, но наставник только головой покачал, а Осаму, понимая, о чём Чуя думает, также вопросительно глядит на Верлена. Верлен с улыбкой достаёт из-за пазухи чёрного жилета ровный круг стекла, вырезанный явно из двери на балкон, чтобы смочь открыть его снаружи. Такая система — закрытый номер закрывается со всех дверей. Двадцать первый век! Но даже его французы смогли победить. — Как… — Дадзай держит его в руках, пока Накахара подошёл поближе — действительно, стекло. Верлен с ухмылкой подходит к Рэмбо. — Разве люди навроде вас не всегда носят с собой стеклорезы? — оба подростка повернулись на голос Поля, пока тот поправлял волосы, убрав светлую растрёпанную косу за плечо. — Я думал, для вас это неудивительно. Оба переглянулись между собой. — Развлекайтесь, мальчики, — Верлен ни капли не злился, махнув рукой. — Отель в вашем распоряжении. Мы будем неподалёку, на Пон-Нёф. Мост над Сеной, — лучше всё-таки уточнить. — Если захотите куда-то уйти, прошу вас, до десяти будьте здесь. — До девяти, — Артюр прищурился и показал жест указательным и средним пальцами глаза в глаза — «я слежу за вами». — До девяти и ни минутой позже. — Как скажешь, мамочка, — нарочито придурковатым голосом ответил Дадзай, и Рэмбо, развернувшийся, резко повернул голову через плечо. — Что? Хорошо-хорошо, будем железно до девяти здесь, если куда-то пойдём. Когда Верлен уводил Рандо, пропустив его вперёд, парни слышали, как Поль уверял, что с мальчиками всё будет в порядке. Мальчики сами не были уверены, будут ли они в порядке, но раз Верлен заверил, значит так и должно было быть. — Подумать только — стеклорез, — Чуя до сих пор ошарашенно крутил в руке круг из стекла. — Носить с собой стеклорез на всякий случай… — Я уважаю этого человека всё больше и больше, — Осаму встряхнул головой, а затем отобрал стеклянный круг, по-хозяйски положив на него, как на поднос, парочку эклеров, на которые ещё с самого начала положил глаз. — Что? — взгляд Чуи был весьма красноречив. — Я использую все предметы, которые могу. Не стой, бери всё, что видишь, и пойдём обратно. Номер в нашем распоряжении! — Весь Париж в нашем распоряжении, ты хотел сказать. Дадзай улыбнулся. — А ты сечёшь тему. Вечер, казалось, всё ещё таил в себе опасность, но небо было на удивление спокойным: закатные краски отражались в Сене, медленно плыл по ней вечерний теплоход с панорамными окнами, возвращаясь в порт. Туристам только за радость поглядеть на известные достопримечательности с воды — Эйфелева Башня, Лувр, Нотр-Дам на берегах, — а вот Рэмбо видел в них не более чем родной пейзаж, лицезримый им из окон домов с самого детства. Ну, вернее, юности: всё же его настоящей родиной был маленький Шарлевиль-Мезьер в Арденне, тепло любимый глубоко в сердце. Но то — воспоминания детства, ностальгия, порой снящаяся в коротких летних снах, когда спишь с открытым окном; Париж же был плотно связан с самим Верленом — семнадцатилетним юношей Рэмбо впервые с ним познакомился именно здесь. И с тех пор судьба Парижа в сердце Артюра неразрывно связана с судьбой Поля. Если при мальчишках, вверенных Рандо как наставнику, старые друзья бодро делились всеми своими мыслями, накопленными за время расставания, то сейчас, стоя прямо на мосту и смотря на спокойную воду, оба молчали. Артюр прикрыл глаза, тихо дыша и слушая звуки своей Франции, не чувствуя ничего, кроме спокойствия и вымотанности, подставив лицо прохладному августовскому ветру; Поль же, прислонившись к мосту спиной рядом и скрестив руки на груди, смотрел на Рэмбо. Да, они уже долгое время были довольно близкими друзьями, но… ни о чём таком не говорили. Рэмбо краснел, стоило лишь на секунду подумать, что может произойти после этих слов. Верлен видел, что Артюр не торопится, и не хотел рушить дружбу. Да, их связывают лишь деловые отношения. Но, прищурившись, Поль мягко касается лица Артюра, обратив на себя его внимание, и убирает выбившуюся из хвоста тёмную прядь за ухо, чтобы ветер её не трепал. Взгляды обоих пересеклись, и закатное солнце блеснуло по светлым волосам Верлена, когда он улыбнулся, опустив глаза. — Пойдём, — он кивнул в другую сторону от моста, — мне кажется, ты соскучился по Пьер Эрме. Рэмбо сначала вскинул тонкие брови, а затем, улыбнувшись уголком губ, зашагал следом. — Я так долго не разговаривал с кем-то на французском, что всё это кажется мне сном. — Не беспокойся, — Верлен хитро прищурился, поглядев на Артюра, — если это всего лишь сон, я сделаю его незабываемым. Или ты во мне сомневаешься? Рэмбо смеётся. Вот он — его Верлен, его Поль. Самоуверенный, светлый, словно рассветное солнце, и внушающий надежду на завтрашний день, что всё будет в порядке. Артюр, конечно, сомневался насчёт того, нужно ли мальчишкам нести что-то из пекарни, аргументируя тем, что за все эти каникулы они и так перепробуют всё из всех кондитерских в округе до кариеса и больных желудков, потому что зачем есть на обед вишисуаз или алиго, когда можно наесться круассанов с кофе и эклеров, но Поль махнул рукой: они ещё дети, так пусть развлекаются, пока могут. Правильно есть они и так будут под надзором своих наставников на своей родине, а здесь пускай отдохнут, попробуют, так сказать, отдых на вкус. «В конце концов, если у них не работает в голове тормоз, то лучше уж ты их отвадишь на примере простого сладкого, чем что-то подобное случится у них на работе», — против такого Артюр уже поспорить не мог. Было решено взять им набор-коллекцию Исфахан, а что уж кто будет есть — сами разделят. Хоть макарон с чёрным трюфелем и был бесподобен, — вот она, настоящая Франция! — но чем ближе Рэмбо подходил обратно к отелю в сумерках, тем больше нарастало чувство тревоги: а не окружит ли здание полиция? пожарные? медики? все вместе? и будет ли отель стоять на месте? Но тревога была зазря: внутри всё было спокойно, никто не кричал о помощи в ужасе и не бегал, подожжённый. В номер Верлен и Рэмбо вернулись около одиннадцати — не так уж и поздно, но и не рано, — и Артюр с опаской открывал дверь, запуская полоску света из коридора в комнату и ожидая полный разгром, но всё оказалось куда проще: оба подростка, благо что сбросив обувь у двери, спали друг на друге на кожаном диване напротив включённого телевизора, вещающего погоду на завтра на французском. Неужели бесконечная батарея всё-таки нуждается в подзарядке? Конечно, вокруг валялись обёртки, фантики и крошки, но это всё ничего по сравнению с тем, что здесь могли валяться и трупы. Артюр, убедившись, что оба целы и без ран, спокойно выдохнул. «Нужно снять им отдельный номер», — Рэмбо шептал, выключив телевизор и накрыв обоих одеялом с постели. «Думаешь, я не пытался? — Верлен также сокрушённо прошептал в ответ. — В это время всё занято. Этот успел забрать в последний момент». Артюр только головой покачал. Ладно уж, потеснятся. Спалось хорошо. Ночь убаюкала мгновенно — Рэмбо слишком вымотался, чтобы мучиться бессонницей. Стоило коснуться лицом подушки… и сон был безмятежным, спокойным, без тревог. Чего и стоило ожидать — подростки проснулись первыми. Не ни свет ни заря, конечно, но завтрак вроде как по часам уже был в самом разгаре, если не заканчивался, а Рандо всё ещё спал. Накахара встряхнул головой, зевая и обнаруживая Дадзая, лежащего головой на своих коленях, но юноша был ещё слишком сонным, чтобы скинуть напарника на пол — он аккуратно сдвинулся в сторону, подозрительно поглядел на одеяло, бросил его на Осаму, накрывая его полностью, и тихо прошёл мимо постели со спящим наставником. Верлена не было — либо он не возвращался сюда ночью, либо проснулся ещё раньше. Взгляд невольно зацепился за прозрачный контейнер с пирожными внутри, и стало резко всё равно, что там достанется Дадзаю — кто первый встал, того и ништяк. Наверное, вчера принесли наставники, да не успели к бодрствованию. Из вчерашней погоды Чуя чисто по цифрам на сонную голову уловил, что сегодня будет ужас как жарко, и вчерашнюю рубашку было принято снять. Дадзай, проснувшийся от того, что под одеялом чуть не задохнулся, зашёл в ванную очень некстати: Накахара без рубашки, на которого бесшумный Осаму сонно пялился из дверей, тут же выставил его за порог, развернув за плечи и пнув ногой в спину. Пнув почти нежно, полюбовно, потому что сил размахиваться покамест не было. Зато Дадзай как-то сразу взбодрился, потянувшись руками вверх — спину ему уже размяли. Да и пирожные в контейнере, одно из которых было надкусано, выглядели ничуть не хуже, чем обнажённый по пояс агрессивный зародыш наёмного убийцы. В футболках оба выглядели совсем как отбившиеся от родителей несуразные подростки с одеждой на размер, а то и на два больше, вышедшие без сопровождения взрослых на завтрак, но почему-то работники отеля лишь с ужасом косились на парочку, всё ещё помня, что оба тут вчера устроили, оставшись без надзора, по всей видимости, отца. Шведский стол уже не привлекал так, как вчерашним ужином, но пахло всё же чудесно, а если не пытаться прочесть названий, ломая язык, а пробуя наобум всё, что видишь, вкус тоже был божественным. По крайней мере, так делал Дадзай, отказавшись от помощи Накахары, который мог хотя бы примерно понять состав и вообще обрисовать, что это такое. Чуя с брезгливостью заметил, что если Осаму начнёт тошнить от того, что он съел несоединяемые блюда, то Накахара к нему ещё дня три не подойдёт во избежание быть запачканным, но Дадзай на это с ехидной улыбкой и набитыми щеками заметил, что обменяться микрофлорой они смогут и при других, более романтичных обстоятельствах. У Чуи тогда кусок в горле застрял, когда он это услышал, и осталось лишь благодарить богов, что в этих французских пяти звёздах персонал не понимает по-японски. Верлен объявился тогда, когда подростки вышли на улицу, прикрывая лица руками от солнца. На этот раз он был уже без белого пальто и жилета, оставшись в чёрной рубашке и галстуке и всё при той же причёске, коса в которой была заплетена явно наспех в стиле «лишь бы держалась». Он улыбнулся и начал было по привычке говорить на своём, но быстро переключился и пожелал доброго полудня — доброго утра желать было поздно, — и первым же его вопросом было, проснулся ли Рэмбо. Накахара плечами пожал и ткнул Дадзая локтем вбок, когда тот, прыснув со смеху, хотел спороть что-то о бурной ночи, после которой наставник так долго спит. Осаму, вообще-то, и слова ещё не сказал, но по его лицу было видно, что хочет сказать что-то навроде. Поль сказал подождать здесь, а сам зашёл внутрь. — Голубка своего будить идёт, — Дадзай зевнул, закрывая костлявой рукой рот. Накахара нахмурился, потирая переносицу и брови пальцами. — Он всё ещё наш наставник, хочешь ты этого или нет, и ещё раз так про него скажешь — я сломаю тебе шею, — Чуя прячет руки в карманы и сутулится. — Имей хоть долю уважения. — И кто это мне говорит? — Осаму скрестил руки на груди. — Тот агрессивный метр с кепкой, который оставил дыру в полу кабинета Мори при первом же появлении там? Ну-ну. — Следи, чтоб от тебя дыра в земле не осталась, — Чуя рыкнул сквозь зубы, отвернувшись. — А то будут хоронить пустой гроб. — Чу-уя, ты же знаешь, что если меня и будут хоронить, то только вместе с тобой, — Дадзай, ухмыляясь, предпринял попытку обнять напарника за шею рукой сбоку, но у Накахары с реакцией благо всё в порядке, и он резко уходит вниз, выпрямившись, отступив шаг назад, а Осаму как наклонился, так и рухнул. — Ты совсем не ценишь моего общества! — Я бы с радостью от этого общества избавился, не будь начальник так категоричен, — Чуя вздыхает. — Не дай бог узнают, что я с тобой знаком… Прошло добрых полчаса, прежде чем Рэмбо появился на пороге гостиницы вместе с Верленом. Наставник был причёсан, волосы убраны в хвост, свеж и бодр, с ясным взглядом, который, кажется, даже не был столь уставшим; пальто на нём не было, как и вчера вечером, а шарф вечным атрибутом, конечно, был. Поль выглядел аккуратнее — во всяком случае, его явно расплели и заплели более туго и осторожно, вплетя в косу ленту и повязав на конце. Дадзай только хмыкнул, заприметив это. Выяснилось, что Верлен не только ранняя пташка, но и спонтанно он не действует: он заранее обдумал то, что сегодняшний день необходимо уделить парку Акклиматасьон. На логичный вопрос, что за парк, Рэмбо сначала удивлённо поглядел на Поля, а затем ответил, что подросткам там определённо понравится. Смекнул Накахара быстро: наверняка что-то вроде Космо-ворлда в Канагаве, только больше. А вот Дадзай то ли не смекнул, что странно, то ли был занят чем-то другим, и точно: по его мерзкой ухмылке Чуя понял ещё и то, что этот чёрт действительно что-то задумал. Парк развлечений — слишком клишированное место для неловкой романтики, а Осаму в неловких моментах просто мастер. Хотел бы Чуя предупредить наставника и Верлена, чтобы смотрели в оба и не упускали эту замотанную в бинты каланчу из виду, да не мог: таков уговор. Не крыса же он, чтобы сдавать своих? В конце концов, если отпустить ситуацию, можно и поразвлечься, хоть Чуя и не особо одобрял такого кардинального решения. Что он, купидон какой… или представитель брачного агентства. План был до ужаса прост: когда Дадзай потянул Накахару в совершенно другом направлении, — к чему останавливать детей в парке с аттракционами, когда у них есть деньги? достаточно только предупредить, чтобы каждые полчаса мелькали перед глазами! — нежели пошли Рэмбо и Верлен, он лишь сделал вид, что уходит. Он ждал, когда солнце припечёт, и, не успев доесть даже своё мороженое в рожке, отдал его Чуе во вторую руку, а сам походкой бодрой лани добежал до столика наставников в тени, и, пока Поль отошёл, а Рандо отвернулся, схватил шарф со стола, спрятавшись в кустах. У Накахары чуть своё мороженое не потекло, пока он наблюдал за тем, что творит напарник, ведь дальше Дадзай обогнул парк по газону за ровной зелёной стеной постриженных кустарников и умудрился, пока никто не видит, повязать украденный шарф на шею большой плюшевой игрушки в тире, выставленной вперёд. Таким же окольным кругом Осаму вскоре вернулся назад и на логичный вопрос, какого хрена он только что провернул, Дадзай откусил от своего рожка прямо из руки напарника и кивнул, мол, смотри. Рэмбо хватился шарфа быстро. Острый взгляд хищника, потерявшего свою добычу, тут же зацепился за шарф на большой плюшевой рыси в тире неподалёку, а Поль застал старого друга как раз там, а не за столом, тогда, когда Артюр на таком же чистом французском получил отказ в возвращении своей вещи: атрибуты игрушек без самих игрушек не отдаются. Да, ситуация странная, да и Рандо мог бы справиться без всяких разрешений, задействовав свою способность, но Верлен подоспел вовремя: «Зачем спорить? Мы же можем выиграть!» Работник тира только хитро ухмыльнулся: любой каприз за ваши деньги, господа. Дадзай, начисто вымыв руки в ближайшем фонтане, как бы совершенно невзначай подоспел к наставникам, мило интересуясь, что же такое происходит, на что Поль ответил смотреть, учиться и никогда не сомневаться в старших. Накахара даже близко не подошёл, наблюдая издалека: слишком просто догадаться, что всё это подстроили они. Рэмбо лишь глаза закатил, взяв ружьё в руки. Да, они с Верленом выглядят, как парижская интеллигенция, которая ничего, окромя шпаги, в руках не держала, но это очень даже хорошо: никто не догадается, что ты наёмный убийца, если ты всего лишь очень хорошо стреляешь в тире. Оба переглянулись и улыбнулись друг другу, прежде чем прицелиться и с нескольких выстрелов, пользуясь моментами рикошетов, вынесли все мишени за минуту. Дадзай лишь присвистнул, когда работник тира, пригнувшись за прилавок, робко пододвинул к ним большую плюшевую рысь, шарф с которой тут же перекочевал на шею Артюра — Верлен аккуратно поправил его, сказав, что всегда восхищался мастерством своего старого товарища. Осаму театрально всплеснул руками, сказав, что до этого ни разу ещё не видел наставника в действии с оружием, но Артюр только хмыкнул: верить лести Дадзай-куна себе дороже. Поль же, пока Рэмбо отвернулся на Чую, подошедшего со стороны и выглядящего совершенно непричастным, и поправлял его взлохмаченные рыжие волосы, убирая с них зелёный листик, склонился к Осаму, полушёпотом спрашивая, к чему должна была привести эта афера. Дадзай посмотрел вбок, убрал руки в карманы и почти честно сказал, что ничего и ни о чём не знает. Но Верлен знает, что он знает, просто не колется, хитрый змей. Японская мафия простачков не растит. Рысь в подарок отправилась всё же с ними, — не оставлять же честно заработанное? — а вот следующими к тиру подлетели явно не французских кровей два подростка, высокий и в бинтах и низкий с рыжими волосами, споря друг с другом на своём языке — ох уж эти туристы! — и протягивая монеты за попытку. Работник тира только вздохнул: когда приходят дети, больше одной мишени и то в лучшем случае никогда не падает. Сначала подростки едва не подрались за винтовки, забрав друг у друга и таким образом поменявшись, оба толкали друг друга плечами. Тот, что повыше, сложил локоть на голову того, что пониже, а тот, что пониже, наступил высокому с размаху на ногу. Учитывая, что говорили они далеко не на французском и даже не на смеси своего языка с английским, создавалось ощущения, что лают два щенка, злящихся друг на друга из-за косточки. Один выстрелил, сбив мишень, но пуля отрикошетила и чуть не попала в работника тира сзади, отчего тот пригнулся; второй выстрелил сразу дважды, и пули заметались по помещению, сбивая мишени и их крепления. Снова поругались между собой, но уже не так активно. В какой-то момент тот, что повыше, явно съязвил, судя по тону и выражению лица, а тот, что пониже, внезапно выпустил в мишени всю обойму, засветившись красным и останавливая пластмассовые пули в воздухе, направляя их точно в яблочко. Но высокий с деловым видом коснулся плеча низкого, и красное свечение спало — пули разлетелись в разные стороны, словно взорвались, и некоторые вылетели за стены, оставив в них дырки. Остальные мишени сбил из ружья высокий, и работник тира, боязливо высунувшись из-под прилавка, дрожащей рукой махнул на игрушки — выбирайте, какие хотите, только больше здесь не появляйтесь! Подростки, начавшие драться друг с другом, замерли, переглянулись, а затем сорвали ружья с цепочек, проигнорировав настоящие призы, и убежали прочь, смеясь. Ох уж эти странные туристы… и странно, что не русские — обычно только они ведут себя непредсказуемо. День прошёл сносно: Дадзая, видимо, удовлетворила выходка с шарфом, и никаких попыток свести наставников он больше не предпринимал. От одного вида сумасшедших горок с мёртвыми петлями Рэмбо чуть не поплохело, но Поль вовремя нашёл выход из положения, достав из-за пазухи маленькую бутылочку Шато Петрюс. «Да чтоб меня так от низкого давления лечили, когда я состарюсь», — Осаму усмехнулся. «Во-первых, до старости ты не доживёшь. Я не уверен, доживёшь ли ты до следующей недели, если быть честным, — Накахара цокнул языком. — А во-вторых, если это было завуалированное оскорбление о том, что Рандо и Верлен — старики, то вышло неудачно». Дадзай на это только засмеялся, ответив, что не знал, что Чуя умеет строить такие длинные предложения. Накахара отвесил ему подзатыльник. Рэмбо вовремя успел махнуть рукой между подопечными — баста, брейк, брось, стоп, никаких драк! «Иначе оставшийся день проведёте в разных углах, когда мы вернёмся», — Артюр в своих высказываниях был категоричен, но иначе с этими подростками нельзя: только упусти из виду — снова вцепятся друг в друга. Хорошо, что у подростков энергии через край: из Акклиматасьона Верлен плавно вырулил на улицы города, как бы невзначай и ненавязчиво проводя юному поколению экскурсию. Рэмбо с трудом отговорил Поля заводить мальчишек внутрь того же Лувра или Собора Парижской Богоматери, опасаясь за сохранность величественного наследия человечества, и потому экскурс в городскую жизнь был краток: увидели со стороны? восхитились? идём дальше! Мост Мари был обыкновенным переходом с одного берега на другой, но знали ли старшие, что к вечеру, стоило им подойти к этому мосту, в голове Дадзая созреет идеальный план? Чуя понятия не имел, что Осаму задумал. Чуя, можно сказать, даже бдительность потерял, расслабившись — с инцидента с шарфом Дадзай и не думал выкидывать никакие фокусы. А зря: бдительность рядом с таким представителем рода человеческого терять нельзя вообще. Да, можно было подозрительно задуматься о неладном, когда Накахара впервые, ещё на подходе к мосту, увидел хитрую улыбку на лице Осаму, но благо что её заметил не только Чуя — Артюр краем глаза увидел нехорошую ухмылку и почувствовал холодок, пробежавший по спине. Наставник заблаговременно, взяв Верлена под руку и покраснев лишь после этого жеста, держался ровно середины моста, избегая приближения к краю. Нельзя разделяться! Не сказать, что Рэмбо прямо-таки уж подозревал подростков во всех кознях, но что-то ему подсказывало… Но Дадзай не так прост. На мосту он обронил фразу о том, что очень уж воздыханно смотрит Рандо на Верлена. «И чё?» — казалось бы, простой вопрос, намекающий на то, что ничего в этом такого нет. А вот Осаму решил по-другому: «И то, дорогой мой недалёкий! — он широко улыбнулся, и в свете вечерних фонарей его глаза блеснули уж очень хитро, как у лиса. — Пусть вожделеет больше». После этих слов полагается напрячься, и Чуя напрягся, неосознанно втянув голову в плечи, когда Дадзай потянул его к краю моста. — Вода красивая очень, не находишь? — Осаму свесился вниз, почти повиснув ногами в воздухе, держась руками за парапет. — Мне не нравится, когда ты так смотришь на воду, — в воздухе витало недоверие: Накахара смотрел то на наставников, то на напарника, ожидая, что с наставниками случится что-то и на расстоянии от очага жестоких проделок. — Дадзай, отойди. Дадзай? Дадз- Твою мать! Накахара спохватился слишком поздно. Напрасно было думать, что хитрец ступит на те же грабли, пытаясь сделать что-то непосредственно с Рандо или Полем. А зачем, когда можно пожертвовать собой во имя любви? Чуя только и успел махнуть руками, сцапав воздух, и упасть грудью на парапет, наблюдая, как Осаму легко и просто спрыгнул топориком вниз, продолжая, кажется, в полёте улыбаться. — Дазай! — подлетевший к ограждению Верлен, увидевший эту сцену утопления, к которой он, к сожалению, не привык, в одну секунду перемахнул через парапет и полетел прямиком в воду следом за парнем, понятия не имея, что тот сделал это не случайно. — Поль! — с криком отчаяния к ограждению подлетел Артюр, видя, как друг скрывается в тёмных водах вечерней Сены, освещённой кругами жёлтых фонарей, и не раздумывая прыгнул следом в желании спасти. — Рандо! — Накахара чуть не охрип, увидя, как наставник браво сиганул под воду, и под взорами удивлённых и напуганных людей, наблюдающих сцену коллективного утопления в Сене, спрыгнул с моста и полетел прямо в воду, замыкая цепь. Наставник, наплевав на всё и ринувшись спасать любовника, — говорим уж прямо! — не учёл то, что совершенно не умел плавать и избегал любых водоёмов. Мост Мари собрал на себе множество людей в эти минуты. Сена мягкой волной, засветившейся изнутри слабым красным цветом, вынесла на тёмный землянистый берег всех четверых, и люди на мосту захлопали. Чуя этого не слышал: водой заложило уши. Он сел, встряхнув насквозь мокрой головой и, наклонив её, постучав по левому уху, наконец возвращаясь в мир звуков; рядом с ним, еле-еле поднявшись на колени, сидел насквозь мокрый Рандо, кашляя и держась рукой за рубашку на груди; поодаль встал на дрожащие от ледяной воды ноги Верлен, забирая мокрой ладонью мокрые пряди волос с лица, и его лицо блеснуло в свете фонаря на краю моста; Дадзай как изображал из себя трупа-утопленника, так резво и поднялся торсом, согнув одну ногу в колене и забрав пряди с лица за ухо, чтобы не закрывали обзор. Если бы этот несчастный идиот был ближе к Накахаре, Накахара бы его точно утопил лицом в воде, только уже по-настоящему, но нет: оба теперь наблюдали то, что Осаму прыжком с Мари и задумал: в мокрой, налипшей на тело рубашке Верлен, героически бросившийся спасать юное дарование из воды, поднимал на ноги Артюра, а тот, кашляя и дрожа, видит, как выглядит его любовник теперь. Поль паникует, когда у Рэмбо закапала кровь из носа — наверняка от резких перепадов температур, — а Дадзай, поймав взгляд Накахары, ухмыляется. Сукин ты сын, только из-за этого ты всё это сделал?! Верлен, видимо, первое время был сильно озадачен поведением юного самоубийцы, желая с ним поговорить, но Рэмбо, придя в себя и отвернувшись, сказал, что для конкретного этого подростка такое поведение нормально — чем бы дитя, как говорится, не тешилось, только успевай из петли вовремя вытащить. Поль, судя по взгляду, был явно сильно удивлён, потому решил напрямую обратиться к Дадзаю, но тот широко улыбнулся и пожал плечами: «Хотел двойного самоубийства с Чуей в таком романтичном месте, да не вышло!» Накахара на это только сквозь зубы процедил, что такие, как Дадзай, никогда не утопятся, потому что не тонут. На отчаявшийся понять хоть что-то взгляд Верлена Артюр устало улыбнулся, дрожа всем телом, но всё же убрав мокрую прядь за ухо: не пытайся понять, всё в порядке. Хотел бы Верлен накинуть на плечи Артюра что-то со своего верха, но, к сожалению, был таким же мокрым, как остальные трое в их маленький компании. Благо что август; осталось добежать до гостиницы, ведь никакое такси не возьмёт — никто не захочет мочить салон. В отеле Артюр завис у сушилки для рук, присев под ней прямо на пол и суша тёплым воздухом голову. Присел он, правда, не от этого — Поль до этого снял рубашку, выжимая её над раковиной, и Рэмбо как-то сам собой сполз по стене вниз. Верлен суетился над любовником всё то время, пока подростки переодевались в номере; Накахара был полностью взъерошен, стоило стянуть футболку по спине через голову, а вот Дадзай по жизни выглядит, как нищий бомж, потрёпанный собаками и только что сбежавший от полиции. И всё бы ничего, вот только когда начал раздеваться Осаму, из кармана его мокрющих брюк выпало, звякнув о пол, что-то маленькое и покатилось прямо к ногам Чуи. На вопросительный взгляд Накахары Дадзай только головой покачал — не то что не моё, я вообще не знаю, что это и откуда. И в такие моменты Осаму можно верить — его лицо в эти секунды тоже иногда бывает искренним. И надо же: Чуя поднял с пола золотое обручальное кольцо, правда, всё в песке и зелёной тине. — Ты что, на дне успел пошариться, пока тебя Верлен вытаскивал, капитан Немо доморощенный? — Чуя прищурился. — Или у тебя где-то здесь намечена помолвка с француженкой? — Разве что с её утопленным трупом, — Осаму фыркнул, и его мокрые бинты, стоило опустить руки, развязались до пола, тащась следом за ним влажными склизкими полосами. — Ты же знаешь, что моим сердцем можешь завладеть только ты, вырвав его своей малюсенькой рукой. — Зубы не заговаривай. — Видимо, оно чудесным образом попало ко мне, когда я решил поплавать, — Осаму с деловитым видом взял кольцо в руку, наведя его на свет и оттерев пальцем от тины. — А не у Поля ли оно вылетело, когда он полетел тебя спасать? — Если б было его, оно б не было таким грязным, — юноша качает головой. — Оно пролежало там с месяц, если не больше. — Знаток хренов, — Чуя вздохнул, снимая с себя и брюки, вытирая ноги полотенцем. — Сдай в ломбард, разбогатеешь на доллар или два. — Ну-ка… — Осаму уже не обращает внимания, вынимая из прикроватной тумбы телефон — благо что не взял с собой! — и приближая камерой кольцо под лампой. — Ого, двадцать четвёртая проба. — И что это значит? — Чуя роется в вещах и впервые, наверное, в мыслях благодарит Коё-сан за то, что заставила взять вторые штаны на смену — мало ли, что случится, а переодеться не во что! Золотые слова. — О-о-о, это много значит. В буквальном смысле, — Дадзай усмехнулся, подбросив кольцо в руке и сжав в ладони. — Как бы тебе сказать… Тот, кто когда-то купил это кольцо, либо пожал плечами, потому что для него это несущественная сумма, либо утопился вместе с ним, когда уронил в воду. Вот какой-то такой диапазон. Чуя присвистнул. Доступное объяснение. — И что ты будешь с ним делать? — Накахара бросает свои вещи на батарею, вытирая голову и выглядя, как растрёпанный воробей. Дадзай не отвечал. Чуя бросил полотенце на плечи, оборачиваясь и видя на лице Осаму подлую ухмылку. В голове щёлкнуло. — Нет, только не смей говорить то, что я думаю, что знаю, что ты задумал. — Я и не говорю ничего, — улыбка не сходила. У Накахары внутри похолодело. — Даже не думай, — он цедит сквозь зубы с паузами после каждого слова. — Это конченный дурдом. — Я и не думаю, — у Дадзая глаза блеснули в свете лампы, когда дверь ванной наконец отворилась и оттуда показался Верлен, держащий Рандо в махровом халате за плечи. Подростки глянули на наставников, и Осаму крепче сжал кольцо в руке, явно не намереваясь его показывать. — Я просто сделаю. — Не смей меня в это втягивать, — Накахара говорит тише, почти шёпотом. — А если я отдам тебе все оставшиеся пирожные в контейнере? — Ты думаешь, меня настолько легко купить? — И по прилёте обратно неделю не буду тебя и пальцем трогать. Ну, только не в тех случаях, когда тебе снесёт крышу и нужно будет останавливать. Чуя помолчал. Опасная и подлая афера, но… — Две, — Накахара нахмурился. — Две недели ты ко мне и близко не подходишь, не то что не заговариваешь. — Что ж, равноценный обмен, — Осаму закрывает Чую спиной, и оба незаметно скрепляют сделку, легко стукнув своим кулаком о чужой кулак. Казалось, Верлен начал побаиваться выходок юного поколения. Хоть дуэт и выглядел ближе к ночи и весь следующий день сущими ангелами, Поль упорно видел, как в их глазах пляшут черти, причём что у одного, что у второго, хотя Тюя ещё внушал толику вменяемости. Мало ли, на что они способны в заговоре? На завтрак оба сходили первыми и одни, пока наставники спали, что удивительно, ведь Поль привык просыпаться рано — вчерашнее водное поло наверняка повлияло; на обеде никто не косился на подростков, как на дьявола во плоти, после того что они могли устроить за завтраком, а от ужина прямо за столиком в Ле Сенкь отказались — мол, разобьют ещё что-нибудь, испортят, пускай наставники идут одни. Да, Поль решил сегодня не рисковать, но и унывать после вчерашнего не стал — предложил Артюру провести вечер за бутылочкой вина и хорошей едой и никуда сегодня не ходить, и Рэмбо охотно согласился. Конечно, он-то отогрелся и отошёл, даже не придавая значения очередной суицидальной выходке подопечного, а вот на Верлене даже с утра лица не было; главное, что Поль ожил, а остальное — неважно. То, что Верлен выбрал именно ресторан, сыграло на руку. Рэмбо, перед тем как уйти, проверил весь номер на наличие опасных предметов, а затем предупредил подопечных, что персонал знает их в лицо и скажет ему, Рандо, лично, если ужин юного поколения будет составлять одно сладкое, а не что-то серьёзное вроде гратен дафинуа, киш лорен или хотя бы тарт татен с кофе после консоме. Дадзай многозначительно покивал, как будто понял, что наставник имеет в виду под этими названиями, и потому Рандо глянул на Чую — тот кивнул уже более осмысленно. «Мы вернёмся не позднее девяти или десяти, уж постарайтесь не убиться за это время, — Артюр прищурился, погрозив пальцем. — Если будете ломать вещи, то ради всего святого — не бить друг друга по голове и не стараться никого пронзить насквозь!» Рэмбо беспокоился, на самом деле. Были б они помладше, он был бы ещё и нежным воспитателем, но они в самом расцвете сил, лет и подростковых гормонов, бьющих через край прямо в голову — лучше один раз пригрозить, чем по десять раз мотаться в госпиталь и платить за ремонт. Юноши в последний раз были окинуты взглядом жёлтых глаз, прежде чем остались вдвоём в пустом номере. И это было ошибкой старших. Дадзай подрядился быстро. Не прошло и двадцати минут, как Осаму, до этого безмятежно валявшийся на диване и жующий крабовые чипсы из упаковки, спрятанной под кроватью, вдруг вскочил, резво влез в белую рубашку и чёрные выглаженные брюки и повязал на шее бабочку. На логичный вопрос, на какое такое свидание этот джентльмен хренов собрался, Дадзай махнул рукой и сказал одеваться точно также. А на вопрос, с какого перепугу, Осаму красиво и по-еврейски ответил — вопросом на вопрос: «А где ты видел, чтобы официанты разгуливали в белых майках, из которой едва твои рёбра только не просвечивают?» — Ты что, успел устроиться в официанты? — Накахара только бровь вскинул, почесав бок. — Без знания французского? Или ты всё-таки протащил пистолет и угрожал им? — Очень смешно, — Дадзай посмотрел на себя в зеркало, улыбнувшись самому себе. — Нам достаточно слиться с толпой и уйти, только и всего. Перечить Осаму насчёт его планов нет смысла. Кольцо было спрятано в нагрудном кармане у Чуи. Удобно, когда ресторан находится прямо в гостинице! Ле Сенкь пестрил персоналом, и Дадзаю удалось по-тихому умыкнуть чёрный жилет, став почти идентичным с официантами, потому он и был отправлен на разведку: нужно выведать, что наставники собираются заказать. Мхм, пятый столик? Прекрасно. Накахара стоял в тени, когда увидел поднявшуюся в зале руку в белом рукаве с растопыренными пальцами — пять? Ладно. Повара, су-шефы, шефы были слишком заняты, чтобы разглядывать, кто конкретно пришёл за заказами, и потому Чуе даже вставать на носки не пришлось, чтобы никто не видел его головы — никто из готовящих не поднимал глаз выше своего стола или своей плиты. Из доски с заказами мальчишка выхватил бумажку с пятым номером, успев заметить лишь бутылку Брюта. Ага, значит, будет романтичное кольцо в бокале… господи, Дадзай, зачем он ему вообще помогает? Когда настоящий официант повёз пятый заказ и Чуя тихонько вышел за ним в двери, подав сигнал, Дадзай элегантным шагом направился прямо к развозчику блюд и совершенно случайно упал прямо перед ним; Чуя же воспользовался суматохой и, надеясь, что бросает кольцо в верное шампанское, уходит в сторону, мешаясь с толпой. Нельзя дать наставникам себя увидеть! Осаму очухивается быстро, на чистом французском извиняясь (ведь это единственное слово, которое он выучил) и огибая ресторан с другой стороны, встречается с Чуей уже за дверьми, стукнувшись кулаками — дело сделано, осталось наблюдать. …Но всё, конечно, пошло не так, как им бы хотелось. Дадзай когда-то был прав, что они голубки: пока Верлен что-то рассказывал, Рандо смотрел на него самым что ни на есть влюблённым взглядом, и это было видно даже издалека. Когда на их стол поставили шампанское, разлив по бокалам, ни один из них даже не посмотрел, что налито, чокнувшись хрустальными краями и с закрытыми глазами делая глоток. Дадзай успел лишь нервно сглотнуть; показалось, что хруст оба услышали прямо за дверьми. Верлен от внезапного звука чуть брютом не подавился, вздрогнув и видя, как с лица Рэмбо исчезают все краски: он прикрыл ладонями рот, прежде чем вынуть из него пальцами кольцо и осколок зуба, который неудачно сомкнулся на сюрпризе из бокала. Взгляды обоих нечитаемы: Поль бы и рад сказать, что это не его и он впервые видит это кольцо, да неудобно, а Артюр рад бы и изобразить приятное удивление на лице, да проклятый зуб против! Как так?! Чуя только ладонью лицо закрыл, отойдя в сторону. Верлен в суете оглядывается, ища глазами юный дуэт трикстеров, но юноши не так просты, чтобы оставаться в поле зрения. Обоих чуть не припечатало к стенам, когда наставники пулей вылетели из дверей: Поль говорил, что всё будет хорошо и всё сделают быстро, а Артюр закрывал кровоточащий рот одной рукой и смотрел на кольцо на другой — положить было больше некуда, потом и снять можно. Но, как выяснилось, не снял. Подростки провели оставшийся вечер в номере, сильно не отсвечивая. Стоило с балкона заприметить машину Верлена, вернувшуюся из стоматологии почти в ночи, обоим пришлось принять самые непринуждённые позы, мол, они здесь всё время и пробыли. Когда дверь в номер открылась и зажёгся свет, Рэмбо тихо смеялся, всё ещё держа руку у лица — от заморозки онемела щека. Осаму почти искренне поинтересовался, что случилось, и Поль почти искренне рассказал, что, мол, кто-то явно ошибся бокалом и Артюр из-за этого закусил шампанское кольцом, сломав зуб. Чуя покачал головой, сочувствуя, но Рандо только рукой махнул свободной — уже всё в порядке, не беспокойся. Дадзай потянул за руку, намекая, что им срочно-срочно нужно ненадолго выйти, и сквозь щель закрываемой им же двери видел краем глаза, как Верлен помогает банально пить из стакана простую воду, пока Рэмбо придерживает рукой свою немую щёку, чтобы всё не пролилось на грудь и постель. «Лямур, лямур в воздухе», — мечтательно вздохнул Осаму, пока Накахара не дёрнул его дальше, чтоб наконец закрыл дверь насовсем. Наверное, их нужно оставить. Дуэт слонялся по гостинице до двух ночи, пока не надумал вернуться в комнату. Оба, конечно, понимали, что, скорее всего, не попасть им на диван, чтоб поспать… и угадали: чуткий слух Чуи уловил подозрительные звуки ещё в коридоре, а Дадзай кивнул, подтверждая: ну, всё, их миссия выполнена. Пришлось сесть прямо у дверей, обняв колени, и ждать. Много охов и вздохов на французском доносились из-за стены, и Осаму впервые обрадовался тому, что не знает языка. А вот Чуя краснел, хмурился и ходил из стороны в сторону. — Это любовь, — Осаму усмехнулся. — Нет, ну, воспылать страстью сразу после стоматологии, в которую попали из-за сломанного обручальным кольцом зуба… — Называй вещи своими именами, — Чуя вздохнул, остановившись у противоположной стены и подбросив в ладони монетку. — Любовь — это держать стакан, чтобы он пил и не обливался, пока щека не ожила. А это уже… ну, кхм. — Ой-ой, слово «спермотоксикоз» он знает, а в «сексе» даже первую букву сказать не может. — Хочешь, я сделаю так, что ты вообще говорить разучишься на ближайшее время? — Эх, одни угрозы и никакой романтики, — Дадзай вздыхает, закатив глаза. Рука у него только недавно от гипса избавилась, не хватало ещё с подвязанной челюстью ходить. — А вот ты бы ради меня такое провернул? — Я ради тебя ручку с пола не подниму, — Чуя зевает, закрывая рот кулаком, и оседает на пол по стене, вытянув ноги. — Если честно, мне всё ещё некомфортно от того, что мы сделали. — Да ну брось, — Дадзай махнул рукой. — Если б было что-то не так, привело б это всё к этому? — Ну… нет, наверное. — Ну вот и всё, чё ты. — Нам просто повезло, — Чуя хмурит тонкие брови. — Мы их просто подтолкнули к тому, к чему они сами бы дошли. — Ага, когда им по шестьдесят будет. Нормально мы сделали. — А мне кажется, что поторопились. Не все ж такие, как ты, которые уже в пятнадцать готовы по борделям скакать. — А ты у нас прямо-таки весь из себя правильный, — Дадзай фыркнул. — Всё равно лучше тебя там не найду… — Чё ты там вякнул? — Ничего! — Осаму поднял руки ладонями вперёд в сдающемся жесте, мол, тише-тише, и хотел было сказать что-то ещё, как вдруг в номере всё стихло, а дверь открылась, и на пороге появился Верлен — с растрёпанными волосами, в расстёгнутой рубашке и в своих чёрных брюках. Дадзай невольно бровь вскинул, присвистнув. — Мы мешаем? — Спокойно, бить не буду, — естественно, что Поль догадался, кто всё это подстраивал всё это время, но Осаму не изменился в лице, в отличие от Накахары, выдавая обоих с головой — честный, мать его, мальчик. Верлен опустился на колено, вынимая из заднего кармана бумажник и доставая оттуда несколько крупных купюр. Достаточно… крупных. — Во-первых, не знаю, где вы будете ночевать, но за то, что вы сделали, спать будете в холле гостиницы. Во-вторых, — Поль подманил Чую рукой и вложил ему в руку деньги, — я всё ещё надеюсь на то, что ты среди вас обоих самый вменяемый, потому с утра сходите до ближайшего ювелирного магазина, хорошо? — Да без проблем, — Дадзай сразу улыбнулся, вставая на ноги, потому что понял, к чему всё идёт. — Пятьдесят девять с половиной по диаметру? — Около того, — Поль покачал рукой, выпрямляясь. — Можно без камня. Если помните, как выглядит то, что на Артюре, то примерно такое. — Понял-принял, — Осаму приложил ладонь ребром к виску, дав отмашку. — Доставка будет в лучшем виде. — Надеюсь на ваше пособничество, раз уж вы всё так завернули, — Верлен взъерошил свои волосы, встряхнув головой. — И к слову, Дазай, где вы его взяли? Дадзай хитро прищурился, показав жестом «рот на замке». Поль встретился взглядом с Чуей, но тот пожал плечами, вздохнув. — Хотел бы я раскрыть свой секрет, но Дадзай-мать-его-Осаму всё ещё даже для меня загадка о двух ногах. — Хотя бы не украли? — Да за кого вы нас принимаете? — Осаму фыркнул, скрестив руки на груди. — Я никогда не опущусь до воровства. Верлен не ответил, покачав головой, и шагнул в темноту обратно, закрыв дверь. Был слышен голос Рэмбо, что-то спрашивающий на французском, и Осаму даже вслушиваться не стал. — Что ж, — он закинул руки за голову, зашагав медленно по коридору, — видимо, сегодня нас ожидает променад по ночному Парижу. — Видимо, — Чуя запрятал купюры в карман брюк, спрятав туда и руки. — А я, вообще-то, думал, что на воровстве ты пошутишь про своё сердце! — В смысле? — Ну, когда я сказал, что никогда не опущусь до кражи, я ждал, что ты с чувством заявишь про кражу своего сердца и всё такое. — Да я лучше съем все эти деньги, чем скажу что-то подобное, — Чуя поморщился. — Попроси Мори, он тебе из мёртвых тел хоть с десяток сердец достанет. — Это совершенно неромантично! — Веришь-нет, мне всё равно. — Чуя жестокий! — Скажи спасибо, что я не утопил тебя в Сене, кусок идиота, хотя шанс был. — Ты никогда меня не любил. — Я-то? — Накахара пожал губы, отвернувшись и неловко почесав затылок. — je t'aime. — Что? — Дадзай вскинул бровь. — Если ты проклял меня, то спасибо. — Ну, можешь считать, что проклял. — Зайдём утром в Мак? Я уже не могу смотреть на эти правильные вычурные блюда на шведском столе, как будто на королевском приёме, честное слово. Я видел один Мак где-то… э, на улицах. Чуя помолчал, а затем охотно кивнул. Заманчивое предложение. Надо зайти.