***
Киллуа петляет по городским кварталам, еще более одинаково наштампированными, чем это казалось днем. Черные зубья панельных девятиэтажек прижимаются к друг другу стенами с редкими желтыми прямоугольниками на одном большом черном — Золдик начинает их считать, чтобы отвлечься, но сбивается уже на третьем. Он отмечает, что его некогда белым носкам не поможет ни один отбеливатель, когда в потемках натыкается на грязь и брезгливо отряхивает ногу, шаркая ей об асфальт, в надежде не собрать острые грани мелких камушков и осколков. Искать обувь было некогда, а бежать по улице в носках все же лучше, чем босиком. Примостившись у подъезда в одном из безликих дворов, Киллуа отколупывает ногтями облупившуюся краску со скамейки, машинально проверяет заряд на телефоне, который неумолимо быстро катится к нулю. Его хватает только на то, чтобы отправить Аллуке лживое сообщение, что все с ним хорошо и Гон передает ей привет. Пусть хотя бы Аллука будет хорошо сегодня спать. Глядя на отправленное в ответ сердечко, Киллуа чувствует себя еще больше паршиво: как он ей объяснит, почему Гон перестал ходить к ним в гости? Что еще хуже, как он будет объяснять лучшему другу свои необдуманные действия? Киллуа кажется, что любое сказанное им слово сделает только хуже, со скрипом пройдётся по их треснувшей дружбе металлическим булыжником, паутиной из мелких трещин разрушая прежде нерушимое. Золдик в который раз убеждается в своей собственной аксиоме, что на вечеринках ничего хорошего не случается — по крайней мере с ним уж точно. Не в радиусе Палм в нескольких метрах квадратной комнаты. Киллуа думает, что меньше всего хочет увидеть видео, которое наверняка ему пришлет на мессенджер один из гостей — где он с подростковой неловкостью и тремором в пальцах цепляется за чужие плечи, жмурится до белых всполохов перед глазами, которые тут же рассыпаются искрами под тонкой кожей век. Где едкую ревность гасит щелочью смущения, когда он прижимается губами к губам наяву, а не в одном из многочисленных снов. Стыд проглядывает красными разводами под бледной кожей и тошнотой скручивает желудок, бабочки в котором рассыпались в щекочущую пыль. Осознание того, что Гону однажды придётся заглянуть в глаза, пробегало колючей дрожью по позвонкам. А осознание того, что Гон, возможно, и вовсе не захочет зрительного контакта — делало прохладу воздуха душным головокружительным маревом, которое заполняло будто бы полое тело. Нет, он так не поступит. «Если что, можно свести в шутку.» — думает Киллуа, цепляется за эту мысль как за спасательный круг, но на периферии сознания осознает, что вес этой отговорки не больше грамма. Гон знает его слишком хорошо, чтобы поверить. Гон знает его слишком хорошо, чтобы понять, что шутки Золдика никогда не заходят так далеко. Телефон в кармане вибрирует от череды непрекращающихся то ли сообщений, то ли звонков, и Киллуа не трудно догадаться, кто так отчаянно пытается выйти с ним на связь — большинство людей, в том числе и его родственники, давно уже видят третий сон. Как только телефон на мгновение прекратил тревожить ночной воздух, Золдик решился достать его из кармана, но на дисплее вновь загорелся входящий звонок — большой палец по привычке задержался над зеленой кнопкой, но прежде чем Киллуа сумел хоть как-то среагировать, дисплей потух и больше не загорелся. Растратившийся заряд батареи дал о себе знать и решил все за Золдика, который впервые был обрадован такой бытовой неприятностью, обычно раздражающей своей несвоевременностью. Теперь оставалось дождаться рассвета, и когда Аллука пойдет выгуливать дворового пса, то Киллуа прошмыгнет домой как ни в чем не бывало, закроется в комнате и залезет под одеяло с наушниками и бутылкой газировки, как делал это сотни раз до. Будто бы ничего не случалось. Он греет руки в глубоких карманах толстовки, сутулится, чувствуя как сырой ночной холод пробирается сквозь толстовку и в прорези джинс на коленках. Киллуа забирается на скамейку с ногами, но чуть не падает, почувствовав как чья-то ладонь легла на плечо с настойчивым нажимом, не давая возможности выскользнуть из под хватки. — Попался! Киллуа дергается: то ли от эффекта неожиданности, то ли от знакомого голоса, звенящие (особенно громкие в ночной тишине) ноты которого скатываются леденящими мурашками с затылка. Золдик тихо выругивается себе под нос, усилием подавляет в себе желание обернуться, ассоциируя себя с героем какого-то хоррора, в которые он рубился от скуки: пока не встретишься с кошмаром лицом к лицу — не постигнешь поражение. И эта тактика была выигрышной, пока «кошмару» не надоело стоять без внимания позади, и его пальцы не сжали плечо требовательнее, в попытке развернуть: — Киллуа, ты... — Как ты нашел меня? — Золдик решает первым задать вопрос и перебивает, сухо-нечитаемо спрашивает, будто бы и винить его не в чем, словно его слияние с тишиной Гон прерывал самым наглым образом: то звонками, то своим собственным появлением. — Геолокация! Киллуа чертыхается сквозь зубы на это откровенно радостное заявление со стороны, на свою недальновидность касательно находчивости своего друга, на всю эту ситуацию в целом. Уж если Гон озадачился кого-то найти, то из под земли достанет, это уж точно, с его упертостью в сердце и выносливостью в ногах. — Ну что? Пойдем? — Говорит Гон так по-обычному легко, что у Киллуа закрадывается мысль о том, что вся эта сцена с поцелуем — бред, возникший в голове под влиянием сопливой попсы, которая заставила пораженный любовной химией мозг придумывать нелепые сюжеты во избежание скуки. Но что-то подсказывало, что такая яркая фантазия просто не могла оказаться мыслительной проекцией. — Иди. — А ты? — Как видишь, мне и тут хорошо! — Очевидно врет Золдик. — Возвращайся, если так горишь желанием. Я больше туда ни ногой, передай Биски спасибо, а Палм пламенный привет. — И что мне там делать без тебя? — недоверчиво косится Гон, на что Киллуа шумно выдыхает и трет костяшкой переносицу. — Продолжать то, чем был занят до! Боже, Гон, прекрати вести себя так будто бы... — Киллуа давится недосказанным: разве это не то, чего он хотел? Чтобы весь этот кошмар проигнорировали и забыли, похоронили в закрытом гробу и не возвращались к этому больше ни разу? — Будто бы ты так хочешь сидеть со мной рядом. Возвращайся, пока эта кудрявая идиотка не перерезала всех гостей. Не хотел вас прерывать. «Хотел». — издевательски опровергает внутренний голос, от которого Золдик морщится и больно прикусывает кончик языка. — Думаю, о ней позаботятся, — Осторожно убирая руку с плеча друга, Гон садится на скамейку, пытаясь разглядеть в сумраке его лицо, которое Киллуа поспешно прячет, отвернувшись. — Куда больше меня волнует твой побег. — А что мне оставалось делать?! Мысль быть убитым твоей подружкой мне не прельщала, — Киллуа звучит зло-раздраженно, чувствуя себя еще более паршиво из-за того, что Гон с ним так обходится: он был готов выслушать все что тот думает о нем, о его выходке, был готов к расспросам под прицелом бдительных карих глаз или вовсе к полному игнорированию своей персоны последующие несколько недель. — Ну уж точно не прыгать с балкона. Киллуа молчит, сжимается каждой клеткой, ощущает на себе пристальный взгляд, от которого онемением берет поджилки. Он ощущает себя куклой с задеревеневшими суставами, приколоченной к этой чертовой скамейке этим испытывающим янтарным взглядом. Гон не требует объяснений, не нападает с расспросами, не топит в презрении и собственном непонимании; он молчаливо выжидает, когда Киллуа соберется со словами, которые рассыпаются короткими выдохами в ночном воздухе. И Золдик думает, что его секундная смелость во время прыжка с балкона лишь прикрытие для паршивой трусости, которая лепит липкий комок в горле из тех слов, которые Киллуа мечтал сказать еще в старших классах. — Гон, — Киллуа делает паузу и почти с мольбой вглядывается в глаза напротив, от волнения раздербанивая шов внутри кармана толстовки ледяными пальцами. — Давай просто забудем об этом, ладно? Плохая шутка вышла. Свалим все на то, что оба перепили. С кем не бывает. Химическая реакция организма, притупленное восприятие, окей? Гон впервые за вечер равнодушно молчит и пожимает плечами, и только после короткой паузы, заметив, как Киллуа разрывает с трудом налаженный зрительный контакт и отводит взгляд в сторону, уточняет: — Ты ведь не пьешь спиртное на тусовках, не так ли? Золдик хмурится и решает откровенно соврать: — Сегодня исключение. Гон верит (или делает вид, что верит) и коротко кивает: — Если ты хочешь, то... Пиликающая мелодия телефона кажется чрезмерно громкой и раздражающей, но сильнее всего — неуместной. Гон реагирует провинившимся взглядом, а Киллуа разочарованной усмешкой, не зная как воспринимать этот случайный звонок: благословением небожителей или муторным оттягиванием неизбежного. Гон коротко и четко бросает поочередно «да, хорошо, понятно, ладно» и сбрасывает звонок быстрее оппонента, после чего предусмотрительно ставит его на беззвучный и отправляет в карман. Гон пытается сдержать смех, и у Киллуа внутри будто бы развязываются узлы — эта чертова улыбка абсолютно не то, что он ожидал увидеть, но почти что искрящее напряжение в воздухе рассеивается, пускай и чувствует себя Киллуа так же дерьмово, как и до этого. Ну, может, чуточку меньше. — Бискет звонила. Спросила все ли у нас хорошо, она, почему-то, взяла в голову, что мы теперь встречаемся, — Произносит Гон легко, как должное, без удивления, смущения, отрицания и сокрушения на чужую глупость. — Палм там, наверное, сопьётся, — Единственное, что может выдавить Киллуа, потому что язвительные замечания это то, что звучит наиболее естественно и непринужденно, то, в чем он всегда был хорош и за что всегда получал по заслугам. То, что может послужить защитной реакцией, когда внутри ветра-ураганы-бури и видимое безразличие рушится как карточный домик во время шторма. Гон смеется, а Киллуа не смешно совсем. — Нет-нет, она уже пострадала на плече у какого-то красавчика... Нов, вроде? Я не запомнил имя, которое сказала Биски, но теперь Палм не отходит от этого парня ни на шаг. Киллуа впервые за долгое время ухмыляется, то ли осчастливленный, то ли действительно удивленный той новостью, что Палм решила найти себе новую жертву для убогих заигрываний. — Ясно. А Биски почему правду не рассказал? — Не думаю что сейчас подходящее время. А еще, она все еще злится за заблокированный по твоей вине балкон и ждет тебя завтра. — О нет, — Киллуа драматично откидывается на скамейку и запертая изнутри балконная дверь сейчас последнее, о чем он хочет задумываться и уж точно не первое, чем он хочет заняться с наступлением завтра. — Как думаешь, если скажем, что у нас завтра первое свидание, она разрешит разобраться с дверью позже? — Ни в жизни. Но попробовать стоит, — пытается пошутить Золдик, отпуская нервное напряжение короткими, прерывистыми смешками. — Сейчас, — Гон решительно достаёт телефон из кармана, и Киллуа моментально пытается перехватить руки Фрикса, который успевает уворачиваться. — Я пошутил, придурок! — На эмоциях выпаливает Киллуа, чувствуя, как щеки опять начинают гореть предательским красным, ненавистно пощипывающим кожу. — В каждой шутке есть доля правды! Фрикс вскакивает со скамейки, и Киллуа подрывается за ним, решая ощутить все неудобство бега в носках на собственной шкуре. И когда Золдик настигает поддавшегося Гона, с самой довольной улыбкой из всех возможных, Киллуа понимает, что сообщение уже отправлено. И все что он может на данный момент — выгравировать у себя в голове четкое, перманентное, не подлежащее раздумьям: «никогда больше не ходить на эти чертовые вечеринки»* * *
31 марта 2021 г. в 23:00
— Я уверен, будет весело!
Со звенящим оптимизмом в каждой букве отражается эхом от неровных стен подъезда и разносится отголосками по этажам.
— Лучше скажи, в чем ты не уверен, — флегматично ворчат в ответ с тяжелым выдохом.
Киллуа делает усилия чтобы превозмочь черепашью скорость и догнать торопливого Гона, который предпочитает не обращать внимания на пререкания друга. Фрикс наконец-то прекратил вновь и вновь повторять что-то утешающее и подбадривающее, как заезженная пластинка с кратким курсом повышения социализации у закоренелых интровертов. Он перепрыгивает через ступеньку, скользит ладонью по неровно окрашенным перилам, с периодичностью в десять секунд бросает взгляды через плечо, словно желая удостовериться в том, что его лучший друг точно не планирует крамольный побег.
Гон начал уговаривать Золдика придти на устраиваемую Бискет вечеринку ещё за неделю до события, при любом удобном случае наседая на уши с детским капризом. Всю дорогу он приводил в свою пользу самые глупые аргументы — вроде маячившей возможности накидать в карманы мятных карамелек со стола и запихать в себя столько острой пепперони, сколько сможет позволить их организм.
Невидимый груз усиливал тяжесть в плечах в геометрической прогрессии, нежелание собственными ногами достигнуть роковой двери и переступить порог притягивало ноги в тряпичных кедах к бетону сильнее земной гравитации. Киллуа тяжело выдохнул, еле-видно дёрнул уголком рта вверх, попытаясь в последний момент нацепить на лицо маску видимой непринужденности — портить другу праздник своей кислой миной не хотелось, а терпеть от него очередную лекцию о необходимости этой вечеринки в его жизни тем более.
Стоило зайти в квартиру, как нос защекотало от переизбытка цветочного женского парфюма, которым, казалось, протирали пыль с полок. Сморщившись, Золдик поборол в себе желание выйти обратно на лестничную площадку чтобы продышаться, пускай и воздухом с запахом отсыревшей штукатурки и бетонной пыли. Но увы, перед смертью не надышишься. Из комнаты выглянула тощая, остроплечая, вытянутая струной брюнетка с растрепанными волнистыми волосами, растягивая тонкие губы в приветливой улыбке и поправляя невидимые складки на кружевном подоле сарафана. От вида ее цепких худых рук в побрякивающих браслетах и слипшихся от большого количества туши ресниц, Киллуа поплохело с новой силой — сразу стало понятно у кого возникло желание надушиться этими едкими духами, больше похожими на дешевый лавандовый освежитель.
— О, Гон, рада тебя видеть! — Девушка подбежала к Фриксу и обвила руками его шею, после чего, без лишнего энтузиазма в голосе, добавила: — И тебя тоже, Киллуа.
Золдик хмыкнул на лишенное даже притворной теплоты приветствие, дружелюбность которого стоило бы отрепетировать ради приличия. Наблюдая за тем, как осчастливленная появлением Гона, Палм зажимает того в приветственных объятиях, в Киллуа зародилось навязчивое желание поскорее избавить друга от тугого кольца девичьих рук, так по-собственнически сжимающего его. А еще лучше, сунуть ей в руки промятую подушку с комками вместо набивки, чтобы от ее длинных пальцев и острых локтей пострадало как можно меньше людей.
— Я помогала Биски с салатами, сможешь отнести тарелку в гостиную? — Наконец-то отлипнув, просит Палм с наигранной беспомощностью, складывая руки просящем жесте.
«Ну конечно, отнести одну тарелку ей не по силам!» — мысленно возмущается Киллуа и переводит сожалеющий взгляд на стушевавшегося Гона, с самого порога обременённого просьбами в принудительном характере.
— Да, конечно, — Гон одобрительно кивает и едва успевает снять куртку, как его тут же цепко хватают под локоть и уводят на кухню.
Киллуа оставалось лишь молча проводить пойманного друга взглядом, чьи уши были полностью погружены в прерывистое щебетание Палм о всяких девичьих глупостях.
— Твою подружку увели? — Саркастично заметила подошедшая Бискет в платье-катастрофе: оно сверкало так ярко, что без слез на такое обилие бисера и пайеток не взглянешь. — Ничего, я тоже тебе скучать не дам.
Как можно медленнее развязывая шнурки, Золдик мысленно настраивался на предстоящую полосу препятствий, большую часть из которых составляла борьба с самим собой. Как только с кухни послышался смех Гона и писклявое хихиканье Палм, Киллуа напряженно прислушался и застыл, пока Бискет не забарабанила пальцами по побеленному косяку двери, обращая на себя внимание.
— Так, ящик с пивом отнеси к дивану, вскрой упаковку со стаканчиками и перенеси бутылку на тот стол, — Быстро диктовала виновница торжества, по-хозяйски тыкая пальцем в разные стороны комнаты. Золдик еле успевал запоминать (или делал вид, что пытался запомнить) выданный скороговоркой алгоритм, не переставая удивляться непрекращающимся замашкам диктатора со стороны своей старой подруги, негласное лидерство которой не оставляло попытки на сопротивление.
— Баба с яйцами, — Со смирением во вздохе констатирует Киллуа, не понимая, с какой целью природа наградила её таким скверным характером и тяжелой рукой в придачу. Наверняка вершить правосудие, хоть ей на вид не дашь и больше восемнадцати.
— Вперед и с песней, Золдик! — подгоняет Биски, и Киллуа рефлекторно отходит на полшага от источника голоса, чтобы не словить приятельский хлопок между лопаток. — Хватить нудить!
Без песни и настроя он поплёлся на кухню за упаковками с одноразовой посудой, где Палм пересказывала рецепт слоеного пирога, доставшийся ей от прабабушки по маминой линии. Гон кивал на каждое замечание и даже уточнял до какой температуры стоит разогревать духовку и сколько это займет по времени. Слушал он исключительно из вежливости, но эти формальности выходили у него так дружелюбно, что Палм тараторила без остановки. К чему она вообще завела этот разговор?
— В четверг я собираюсь приготовить пирог, так что можешь погостить! — Открыто флиртуя, заявила Палм, одёргивая фартук в цветочек. Её «можешь» граничило с настойчивым предложением, отказаться от которого было не сколько неловко, сколько боязно.
Гон, как обычно, не принял во внимание такую откровенную замануху в виде пирога и поспешил отмахнуться:
— У меня тренировка будет, прости. Может мы заглянем как-нибудь с Киллуа.
Упомянутый Золдик не сдержал победоносной улыбки, отвернувшись от них лицом. То-то же, Палм, умойся!
— Ага! Я просто обожаю пироги! — С преувеличенным ликованием заявил Киллуа, которому донельзя льстило, что Фрикс всюду тащит за собой незаменимый талисман в виде лучшего друга. Даже не смотря на свою необъятную любовь к сладкому, Золдик и под дулом пистолета не решился бы попробовать стряпню Палм — если Гону еще и мог перепасть кусочек с прочитанным над ним любовным приворотом из интернета, то Киллуа бы определенно достался с крысиным ядом, причем, вполне материальным.
Палм громко клацнула ножом по доске, на которой нарезала фрукты. Мысль о том, что организовываемое ею рандеву может пойти под откос из-за присутствия третьего лишнего явно злило ее не меньше, чем тот же самый факт доставлял Киллуа удовольствие. Гон либо не обостряет внимание на холодной войне между товарищами, либо даже не догадывается какой костью поперёк горла они друг для друга являются, вечно перетягивая Фрикса на себя как в соревновании с канатом. Киллуа оправдывает себя тем, что поступает таким образом не сколько из-за противного голоса ревности, а сколько из-за желания оградить друга от этой потенциальной пациентки психдиспансера с агрессивными замашками и тягой к острым предметам.
Из гостиной доносится зов Биски в привычном повелительном тоне, требующей подойти задержавшегося Киллуа к ней на выручку и передвинуть диван к столику. К слову, при виде этих двоих, мысль о пластиковых стаканчиках и бумажных тарелках вовсе вылетела из светлой макушки, так что Золдик принялся шарить по всем ящикам подряд в поиске нужного инвентаря. Палм, резко оживившись, подмечает то ли с упреком, то ли с желанием поскорее выгнать его с кухни:
— Ты сюда помогать пришёл, так чего ж встрял? Не окажешь помощь хрупкой девушке?
Киллуа крайне сильно хочется съязвить сразу и на тему «хрупкой девушки», которая не вспотев может сломать руку крепкому здоровяку с два метра ростом, и на тему помощи, которая больше нужна как раз таки его товарищу, чтобы не скиснуть в компании жужжащей и липнущей под стать банному листу Палм. Но Золдик вовремя стопорится — Гон явно не одобрит, если его друг начнёт сеять междоусобицы накануне вечеринки. Ради него можно и придержать пару колкостей, и побыть милым и пушистым аж целый вечер, и даже передвинуть этот злосчастный диван в центр комнаты.
Постепенно, небольшая квартира, явно вычищенная перед таким массовым сбором, заполнилась огромным количеством людей: Киллуа знал лишь десяток человек от силы. Гон же пожимал руки и обнимался с каждым вторым. Со многими Фрикс сумел перекинуться парой фраз: у одного спросит как дела со сдачей сессии, у другого уточнит про здоровье собаки, с третьим побеседует о престарелой бабушке... Теперь понятно, почему у него всегда было туговато с учебой — всю память он растрачивал на такую чушь вроде чужих родословных и биографий. Неудивительно. С его харизмой и способностью по щелчку пальца образовывать связи с незнакомцами, Киллуа был уверен, что под конец вечера он будет абсолютно каждого знать поименно, и более того, узнает кличку их первого домашнего питомца и в каком возрасте они переболели ветрянкой. Золдику, интроверту по своей натуре, оставалось только смириться с фактом наличия огромного магнитного поля у Фрикса — сам в эту же ловушку попался, — и верить тому на слово, что Киллуа его самый лучший друг до гробовой доски, незаменимый, неповторимый и единственный в своём роде. Золдик поспешил отвлечься на телефон, лишь бы не мозолить себе глаза излишней популярностью друга, которая, почему-то, действовала на нервы.
Людской гул давил на уши, зато Гон ощущал себя рыбой в воде: правда Палм, хвостиком мелькающая за ним, расшатывала и без того хлипкое напускное спокойствие. Золдику отчего-то пришла в голову мысль, что парочка из них вышла бы несуразной — даже Гону не хватит нервов на такую истеричку. Киллуа тряхнул головой, словно неприятные мысли превратились в копошащихся в волосах насекомых.
Он решает уйти на кухню, заваленную полупустыми контейнерами, коробками из под сока, невскрытыми бутылками и гостинцами в виде недорогого магазинного печенья с шоколадной глазурью. Устроившись на свободной табуретке и подперев рукой подбородок, Киллуа невнимательно пролистывает папку со входящими на телефоне, останавливает взгляд на сообщении сестры, которая вызвалась отмазать его отсутствие перед родителями и призывает его весело провести время взамен на ее старания. Киллуа бесцельно тыкает на иконку галлереи и невнимательным взглядом осматривает их фото с Гоном, никак не поменявшееся, где Фрикс забавно высовывает язык и дергает друга за рукав водолазки, чтобы тот посмотрел в камеру — фото смазано, но в плещущих азартом карих глазах читалось неподдельное самодовольство и радость от того факта, что он смог незаметно конфисковать телефон самого Золдика и заполнить память кучей неудачных селфи, которые Киллуа никак не решался отправить в корзину, хоть и не один раз демонстративно покушался.
Взяв со стола ничейный бумажный стаканчик, до краев наполненный мутно-бордовой жидкостью, Киллуа недоверчиво вглядывается в собственное отражение исполосованное рябью. Пить не хотелось совершенно. Честно говоря, Золдик понятия не имел, почему пьянство одно из самых распространённых пристрастий человека, потому что сам этой тяги не разделял: Киллуа обладал стоической выдержкой к алкоголю и соответственно не испытывал никакого удовольствия от градуса в крови. Даже если и приходилось выпивать по глотку на семейных сборищах, то на их столе всегда стоял исключительно качественный алкоголь, произведённый по всем параметрам и требуемым меркам: коллекционный, баснословно дорогой, который обычно люди держат в сервизах для красоты, нежели для употребления. Такой, этикеткой которого всегда можно было похвастаться перед коллегами и любителями элитной выпивки в бокале перед камином.
На обычной тусовке, где в параментах преобладало количество, а не качество, из алкоголя были только ящики пива, дешевое вино, подделанное под бренды шампанское и разведённый спирт в литровых бутылках из под воды. Киллуа брезгливо понюхал содержимое стаканчика и поставил его на стол: травиться добровольно он не станет. Даже если его лучшего друга происхождение напитков ни чуть не беспокоило, и он преспокойно дегустировал все предложенное за компанию. В соседней комнате послышались одобряющие возгласы толпы и смущенное женское хихиканье: кто-то предложил идею сыграть в бутылочку. Типичная развлекаловка для такого рода компаний в подпитии, когда толпу не связывает ничего кроме опьянения и небывалой раскрепощённости. Противно и предсказуемо.
— Эй, так и будешь тут тухнуть? — Из неоткуда появляется Биски, поправляя размазанную ярко-розовую помаду, глядя в карманное зеркальце.
— Жду пока Гон наговорится со своей Палм, — с нескрываемым пренебрежением в голосе выкидывает Киллуа.
— Играть не пойдёшь? Там какие-то девчонки тебя взглядом пилили, обрадуй их своим присутствием, — Бискет игриво подмигнула и хохотнула, закончив подправлять макияж.
— Ну да, мне больше нечем заняться, — Золдик подпирает рукой подбородок выражая полную незаинтересованность. — Только не говори, что ты тоже собралась принимать участие.
— Конечно же собралась! — Биски удивленно улыбнулась, будто заданный ей вопрос поражал своей очевидностью. — Хисока тоже в игре, — Она загадочно ухмыльнулась и перешла на шёпот, качнувшись в сторону Киллуа: — Грех упустить такой шанс и не попытать удачу!
Киллуа закатывает глаза и в который раз удивляется Бискет: давно уже не подросток, а с таким хлещущим энтузиазмом лезет во всякие пьяные авантюры. Если бы не миловидное личико и детское телосложение, то оставалось только повздыхать и посочувствовать нежеланию перерастать давно прожитый возраст. И при всех этих тараканах она была одной из самых умных и талантливых женщин в его кругу — целое бюро советов, правда, не всегда прошенных.
— Не забывай, что ты на вечеринке! — Игриво напомнила Биски из дверного проема, прежде чем уйти с кухни.
— Не забывай сколько тебе лет! — Крикнул Киллуа вдогонку, как только девушка отошла в коридор на расстояние недосягаемости, чтобы не получить заслуженный тычок под ребра.
Время шло слишком медленно: Золдик терпеть не мог подобные пьянствования и чувствовал себя лишним среди бурной тусовки танцующих тел. Им же было некомфортно находиться в компании паренька с колючим взглядом из под ресниц и бегущей строкой на лице, которая гласила о нежелаемости лишних взаимодействий без жесткой необходимости. Но нет же, Бискет решила устроить вечеринку в честь какого-то-там-праздника и позвать всех своих знакомых в трёхкомнатную квартиру: настоящий кошмар клаустрофоба. Если жалобным похныкиванием девушки он и был способен противостоять, то настойчивым упрашиваниям Гона — не в этой жизни. Если однажды Фрикс предложит пройтись по подножию функционирующего вулкана, ища в голубых глазах знак одобрения, то Киллуа непременно согласится, как бы сильно его язык не хотел отчеканить «нет». Так что, два часа тусовки не такой страшный исход событий какой можно себе вообразить, учитывая тягу Гона ко всему будоражащему кровь.
Неожиданно, на кухню вновь залетает Бискет, взвинченная, только сыплющихся искр из глаз не хватало: неужели её мечта поцеловать Хисоку осуществилась?
— Киллуа, ну ай да с нами! — Она принялась тормошить его за плечо. — Даже Гон решил сыграть!
Киллуа подавился воздухом или вовсе, кажется, забыл как дышать на пару секунд.
— Ты не ошиблась? Гон? — усомнившись в достоверности слов перебиваемых басами музыки, переспрашивает.
— Ага! Ну, идём! — Не дождавшись ответа, Биски так же неожиданно исчезла как и появилась, стоило кому-то в комнате сообщить о её очереди.
Киллуа вскакивает со стула, из-за чего деревянные ножки с противным лязгом проходятся по плитке. Неужели Гон перепил настолько, чтобы полезть в эту игру? Или это вина уговорам скучающего Хисоки, который взял его на слабо? Киллуа качнул головой: нет, Гон был способен принимать подобного рода вызовы и в трезвом состоянии, но чтобы это было связано с поцелуями... Фрикс не из тех у кого романтика облаком из сахарной ваты витает в голове. Скорее всего, он бы вежливо отказался, если бы какая-то муха его вдруг не укусила. И Киллуа искренне надеялся, что это муха была не Палм. Золдик решительно двинулся в гостиную, где наткнулся на обширный круг сидящих гостей, за спинами которых расположились шумные зрители, готовя смартфоны для записи видео с компроматом. Гон встрепенулся и приветственно помахал рукой вошедшему Киллуа: в комнате, где из освещения были лишь разноцветные светодиодные ленты и слепящие вспышки телефонов было не разобрать насколько тот перепил. Киллуа качнул головой в сторону выхода — Гон по-детски надул щеки.
Золдик плюхнулся на кресло, всем видом заявив, что не собирается принимать в этом подпитом сборище участия. Кто-то из толпы попытался воодушевить его гиканьем и даже подколоть, что целоваться не так страшно и его научат, на что Киллуа тут же ответил одним из самых суровых своих взглядов. Уговоры прекратились. Честно говоря, никого из присутствующих целовать не хотелось — одна только мысль вызывала желание почистить зубы ядерной мятной пастой. Никого. Кроме одного единственного, вон того, в зеленой толстовке, со смешно торчащими в разные стороны волосами. Лезть туда только ради одного него — идиотизм. Шанс один к двадцати, а слепо верить в свою удачу подобно Бискет — проигрышная позиция.
Благо, темно-зеленое горлышко с играющими на нем бликами все время проскакивало Гона (к счастью, думал Киллуа), да и до его очереди человек десять как минимум. Может ему надоест до этого времени. Может кто-то предложит более интересную развлекаловку и стадное чувство заставит всех позабыть об этой игре. Может начнётся метеоритный дождь или соседи сверху забудут закрыть кран, устроив потоп. Может вылетят пробки и вырубит все электричество в доме. Золдик понимал насколько глупо верить таким предположениям, но его мозг упрямо отказывался принимать то развитие событий, где Гон целует кого-то прямо у него на глазах.
Вокруг весело хохочат, визжат и подпевают очередному реперу из колонок; какая-то скромная блондинка не согласна целовать того, на ком остановилась бутылочка. Отлично, пускай она тянет время своей нерешительностью.
Черт, все-таки сдалась.
Киллуа замечает, что следит за горлышком бутылки чуть ли не внимательнее всех присутствующих, готовый буквально повернуть её с помощью телекинеза в противном случае. Вдруг от такой несправедливости у него откроются чудесные способности? Ещё одна смехотворная и невероятная возможность. Киллуа безостановочно трясёт ногой и кусает губы.
Опять пронесло.
Взгляд скачет туда-сюда: с бутылки на Гона, с Гона на бутылку. Фрикс сидит по-турецки, беспечно смеется запрокидывая голову, обсуждает что-то с рядом сидящими, активно жестикулирует и подбадривает целующихся. Улыбается широко, в привычной манере, и Киллуа будто бы слышит его голос сквозь призму второсортной музыки. Или просто себе додумывает.
И Гон даже не замечает, как пристально на него смотрит Палм с противоположного конца круга, которой пришла пора вертеть бутылочку.
Та самая Палм, которая вешается Фриксу на шею при каждой удобной возможности и воркует слащавое о том, как она соскучилась, ему на ухо.
Та самая Палм, чей взгляд должен был уже прожечь в нем дыру или вызвать икоту.
Та самая Палм, которая совершенно не скрывает свою влюбленность, но Гон упорно видит в ней хорошую однокурсницу, а все её заигрывания принимает за шуточный флирт и манеру поведения.
Она смущённо хихикает, заправляет волнистую прядь за ухо, оглядывает глазами замершую в тягостном ожидании толпу. Кладёт ладонь на бутылку, настраивается, будто бы высчитывает, с какой силой её нужно крутить, чтобы горлышко остановилось под нужным ей углом. Киллуа нервно сглатывает.
Кто-то встаёт и закрывает весь обзор, Киллуа подскакивает на месте одновременно с хором громких «ого!».
Палм наверняка красно-розовая и при свете дня, без лишних светодиодов и слоя румян на щеках. Её губы, жирно намалеванные фиолетовой помадой, растягиваются в полуулыбке; она смущенно зарывается лицом в ладони, пока девушка рядом хлопает в ладоши. Та самая Палм либо чертовски везучая, либо смогла просчитать невозможное.
Горлышко показывало на Гона Фрикса.
Киллуа замер, ощутив острый недостаток свежего воздуха: хотелось высунуть голову в открытую форточку или сразу нырнуть в ящик со льдом, даже если для этого придется сложиться в три погибели. Сердце в ушах тарабанило с огромной силой, погружая все остальные звуки в вакуум, как бывает под водой, когда ощущаешь лишь собственный пульс. Гон незадачливо почесал затылок и пожал плечами, настала пора двигаться навстречу брюнетке под всяческие овации.
«Ведьма!» — проносится у Киллуа в голове. Из всех возможных вариантов случился самый худший.
Самое время достать телефон залежавшийся в кармане, чтобы сохранить этот полный неловкости момент на карте памяти и показывать завтра утром своему лучшему другу, пока тот мучается от головной боли с таблетками нош-пы в ладони и просит принести холодный лимонад на тумбочку. Припоминать это ему с издевательским тычком под ребра. Насмешливо улыбаться каждый раз, стоит этой парочке столкнуться в коридоре перед аудиторией.
Самое время.
Но Киллуа делает иначе.
Либо время на его стороне, либо он действует чертовски быстро: хватает со стола чей-то стакан с недопитой жидкостью. Золдик тут же опрокидывает это в себя, залпом проглатывает, кривится, чувствует, как жжёт горло и язык. Хочется сплюнуть или закусить, но времени хватает лишь на то, чтобы втиснуться в битком набитый центр любителей поцелуев, игнорируя неприятные ощущения после выпитого.
На кой черт Киллуа это сделал, ответить он не мог, возможно подражая привычному жесту «для храбрости». Даже если три глотка с его стойкостью к алкоголю не дадут и легкого головокружения. Возможно, он просто чувствовал потребность что-нибудь сделать, затопить неприятную волнительную тошноту, сворачивающую желудок в морской узел. Возможно, потому что это вечеринка. А на вечеринках всегда творятся безумные вещи.
Такие, как например, решение пойти наперекор глупым правилам игры.
Палм, видимо, быстро сообразила к чему идёт и схватила Гона за воротник, пока остальные наблюдатели с недоумением пропускали отпихивавшего всех по сторонам парня, нагло лезущего прямо в середину.
— Палм? Подожди, — Гон повернулся в сторону Киллуа, не успев понять, что же такое на него нашло. Девушка цепко схватила Фрикса за подбородок и насильно развернула растерянное лицо парня к себе, ставя в приоритет выполнить условие игры до того, как Киллуа доберётся до центра.
Толпа замирает. Вспышки телефонов загораются со всех сторон круга.
Киллуа отпихивает Палм с такой силой, что она тут же теряет хватку и падает кому-то из сидящих позади на колени, в то время как Гон в полном непонимании пытается успевать за картиной происходящего, удивленно хлопая ресницами. За мгновение до того как разозлённая и разочарованная Палм вцепится в спину Киллуа, он прижимается своими губами к губам Гона, сухим и горячим, обветренным, оттого и слегка колючим. Светомузыка бьет бликами по коже век, на языке вкус спирта и вишневой жвачки, а Фрикс даже не пытается его оттолкнуть, будто бы осознание происходящего застопорилось где-то в пути и никак не хотело разгонять туман в черепной коробке; будто это вовсе не он целуется со своим лучшим другом перед десятками пар глаз. Всё как в причудливом сне — быстрое, яркое, нереальное, захлёбываешься в спектре ощущений и пытаешься зацепиться за остатки земной гравитации. Киллуа до боли сжимает холодными пальцами его плечи, жмурится, комкает мягкую ткань в пальцах. В ушах медным колоколом стучит собственный пульс, заглушая отголоски оставшихся мыслей и нарастающую панику от грядущих последствий своей решимости.
Киллуа и правда определённо попадает в просак, когда дело касается поцелуев. Те невесомые чмоки от одноклассниц в средней школе, которые дарили ему валентинки зажимая в пустых коридорах, не служили базой опыта в таком деликатном деле. Золдик, бывало, смотрел от скуки обучающие поцелуям ролики на ютубе, предполагая, что эта информация может пригодиться ему в будущем.
Увы, те знания не всплыли в нужный момент, оставляя в голове лишь вязкий белый шум, который потопил в себе все посторонние мысли. Подведенному собственной памятью, Киллуа оставалось лишь неумело прижиматься к чужим губам на виду у кричащей на все лады толпы, явно воспринимающим все как что-то несерьезное, глупое, постановочное, ради привлечения внимания к своей вызывающей выходке. Один из визгов звучит прямо над ухом, а чьи-то сжатые кулаки (а именно, Палм) без остановки колотят по спине.
Когда до Киллуа медленно докатывает понимание, что Гон даже не пытается ответить на поцелуй или прижать к себе ближе, теснее, заглушить своими объятиями вой тревожной сирены под сердцем, то Золдик решает отстраниться. Киллуа открывает глаза, и маленькая комната становится еще уже, беспорядочно крутится перед глазами и придавливает потолком, он впивается ногтями в ладони, пытаясь унять лихорадочную тряску в пальцах, колючую дрожь в диафрагме и жжение от нехватки воздуха в легких. Гон отползает обратно и с полной растерянностью в карих глазах смотрит на лучшего друга, который решает резко покинуть место происшествия, отходя от приступа собственной смелости.
Хисока, сидящий позади, давится приступами смеха и хлопает Гона по плечу, побуждая к действию. Фрикс удивлённо промаргивается, вскакивает на ноги и бежит за Золдиком. Бежит — громко сказано: он путается в чужих ногах, почти оказывается схваченным цепкой клешней Палм, но вовремя уворачивается; дважды запинается о складки на паласе и почти падает, подворачивая ногу.
Из-за поворота показывается миниатюрная фигура Бискет, которая держит в руках пластмассовый поднос с коржом, облитым чем-то сладким. Именно про него девушка с гордостью заявляла, что пыхтела над тестом чуть ли не до полуночи и главный гвоздь программы появится на столе отдельно от прочих закусок, чтобы орехово-шоколадное чудо кулинарии оценили по достоинству. Ах, как не кстати.
Киллуа, чья голова была повёрнута в бок, чтобы уследить за быстрым преследованием его персоны сквозь толпу, врезается в Биски на полном ходу, из-за чего корж неумолимо быстро катится к краю подноса, но вовремя стопорится девичьей ладонью.
— Золдик, мать твою! Совсем не видишь куда прешь?! — Страх за свою выстраданную поздно вечером выпечку несколько смягчил эффект злости, которую можно было прочесть по сведенным светлым бровям к переносице. Киллуа скользнул в дверной проём, решив сэкономить время на объяснениях и извинениях перед виновницей торжества.
Биски раздраженно цокнула языком, мысленно отметила пунктик провести с Киллуа воспитательную беседу и надавать поучительных пинков под место, откуда торчит шило, заставляющее его носиться по квартире сбивая людей.
Ещё один толчок: Бискет чертыхается сквозь зубы и чуть ли не прижимает верхушку пирога в глазури к расшитому бисером платью. Обошлось. Гон хватает потерявшую равновесие блондинку за плечи.
— Да вы что, с ума посходили тут?!
— Прости, Биски! — Гон машинально кидает извинения сразу за обоих и продолжает бежать даже не оборачиваясь.
Киллуа захлопывает дверь на балкон со звонким стуком, виной которому был сквозняк и отчаянное желание жертвы поскорее спрятаться от преследователя. Защёлка успевает войти до упора ровно за секунду до того, как Фрикс тянет дверную ручку на себя нервно подергивая. Золдик пятится назад, облокачивается на перила и с облегчением выдыхает: из-за светомузыки блики отражались и двоились на стекле вместе с силуэтами гостей, так что Киллуа почти не разглядеть, если не приложить ладони к стеклу. Зато отчаянные попытки Гона открыть дверь видно превосходно.
И он это прекрасно знал.
Продолжая расшатывать дверную ручку, он угрожающе свёл вздернутые брови к переносице и что-то пытался донести до Киллуа, но слова то ломались о препятствие из стекла, то терялись в музыке из выкрученных на полную колонок. Золдик посмотрел с балкона, благодаря всех существующих богов за рабочий фонарь над дверью подъезда, из-за чего часть земли под окнами была выхвачена в тусклый жёлтый круг.
Они всего лишь на втором этаже. Киллуа ощущает себя главным героем какого-то боевика с фигурирующими сражениями на кораблях, где за бортом находились голодные акулы с зубами-лезвиями. И, если оценивать ситуацию со стороны нынешнего местоположения, то Гон был никем иным, как той самой поджидающей в волнах акулой, от которой отделял лишь прямоугольник тонкого стекла, неоднократно испытываемый на прочность дробью ударов ладонями. В таком случае, асфальт внизу являлся единственным спасительным клочком суши, на который Киллуа мог выпрыгнуть с тонущего корабля-балкона. Всего лишь второй этаж.
Чепуха какая, после стольких тренировок с самого детства, этот прыжок может прибавить лишь минутной дрожи и в без того подкашивающихся коленках, не больше.Пока Гон осознает, времени убежать куда подальше будет достаточно.
Видимо Киллуа слишком долго таранил землю задумчивым взглядом, так что разозлённый Фрикс превратился в опешившего: кажется, он смог уловить ход чужих мыслей и отчаянно замотал головой в разные стороны. Пару раз стукнув ладонью по двери, что отразилось мелкой дрожью на стекле, Гон показал крест из рук, продолжая говорить о чем-то своём в комнате. И это что-то своё, было ни что иное, как «даже не думай прыгать с балкона.»
Даже не пришлось включать умение читать по губам или интуицию для расшифровки такого простого посыла.
Золдик думает, что быстрее сломается дверь, чем он решится привести план А в стадию выполнения. Поэтому, продолжать себя уговаривать бесполезно — проще идти напролом и поступить так, как чаще всего поступает Гон: действовать, а потом разгребать последствия. Надо же, с кем поведёшься, от того и наберешься.
— Киллуа! — Гон в очередной раз наносит удар по стеклу и его голос выделяется криком на фоне однотипных песен, на что все гости реагируют недоуменными переглядками.
В одно мгновение подлетает Биски, которая успела расстаться со своей ношей и чудом донести её до стола в полной сохранности. По затылку Фрикса прилетает не жалеющей силы удар рукой. От неожиданности Гон встречается лбом со стеклом, громко ойкает и ловит салют из мерцающих звёзд перед глазами, слушая звон в ушах в перемешку с ругательствами Бискет.
— Это мой дом, так, к слову! И если мы друзья, то это не значит, что я тебе не выставлю счёт за порчу имущества! — Блондинка ткнула указательным пальцем в крепкую, как показал опыт, дверь. — Вы, придурка два, не выросли из догонялок что ли?!
Биски раздраженно схватила Гона за воротник и оттащила от балкона, прикладывая ребра ладоней к лицу. Несколько секунд девушка молча вглядывалась в темноту за дверью, после чего злость в её голосе вытеснила неуверенность, будто Бискет не могла поверить собственным глазам и боялась сделать ошибочные выводы:
— Там... никого.
Гон, все ещё потирая лоб и затылок, тяжко простонал.
— Но я же видела... Как он туда забежал! Или... Боже, Гон, только не говори, что он спрыгнул. — Для уверенности, Биски ещё раз прислонилась к стеклу и дважды потянула за ручку. — Черт! Он же заперся изнутри! Как мне теперь на балкон попасть?!
Фрикс даже не заметил, что на их разборках замечательно греют уши практически все присутствующие, успевающие шушукаться и приглушено посмеиваться с каверзности ситуации, попутно набирая сообщения адресатам, которые по какой-то причине пропустили все веселье.
— Ах он засранец, по стене у меня поползёт обратно, пока дверь не откроет! Я ему устрою!.. — Биски раздосадовано стукнула кулачком по подоконнику. — Стой, а ты куда собрался?!
Девушка цепляет Гона за локоть и рывком тянет на себя, порываясь оставить синяки своей сильной хваткой. Не хватало ещё, чтобы она пустила в ход свои наманикюренные ногти:
— Далеко намылился, поганец? Что между вами двумя произошло?!
— Умоляю, Биски, давай потом! — Гон разворачивается и кладёт ладонь поверх плеча девушки, с умоляющей жалобностью смотря ей в глаза.
— Только попробуйте потом не объясниться! — Смягчилась Бискет, складывая руки на груди, помахав кулаком напоследок.
Гон утвердительно кивнул и ринулся в коридор, пропуская мимо ушей чьи-то крики вроде «удачи» и даже несколько одобряющих свистков в спину. Да уж, неплохой концерт они закатили для скучающих без сплетен гостей. Фрикс пару раз пытался обуться в не свои кроссовки и даже чуть не схватил чужую куртку, роняя вещи с перегруженных крючков, скрывающихся под несколькими слоями одежды.
В коридоре послышался хлопок закрывающейся двери.
Даже не смотря на бьющую по перепонкам музыку, в комнате воцарилась какая-то пустота, которую Биски особо остро ощущала, стоя в середине комнаты, в своём искрящемся, как диско-шар, платье. Что же она, черт возьми, пропустила, пока была на кухне?