Четыре грани финала

После начался хаос. Меня и Тому ослепили вспышками — каждый репортёр старался запечатлеть руку парня на попугае как исторический момент, о котором скоро узнает весь мир. И каждый репортёр рванул к нам ослеплённым, чуть ли не силой вогнал летающие микрофоны в рот, начал задавать десятки слившихся в одно сплошное жужжание вопросов. Всё это парализовало меня на несколько секунд — а затем Дамблдор и Югорус протолкались сквозь сузившееся кольцо прессы и быстро разогнали их. Охрана же разгоняла остальных посетителей, но те сами удалялись, осознав, что веселье закончилось. Репортёры немного попытались поднырнуть под локоть Дамблдора, но отлетели в сторону, поняли, что ничего тут не добиться, и переключились на Мордевольта со слившимся в одно вопросом: понимает ли он, что его ужасающее устройство только что изменило мировой расклад сил и грозит ввергнуть всех нас в хаос беззакония? Мордевольт в ответ сердито отвечал, что ужасающим устройство становится лишь в злых руках, в добрых оно научный прорыв столетия, а научные прорывы не могут быть злом… Его речь доносилась уже издали — Дамблдор решительно выводил меня и Тому из зала, крепко держа за плечи, обогнул ещё одну волну репортёров и быстро повёл наверх, в свой кабинет. Лестницы, судя по всему, решили не капризничать, и доставили к нужной статуе гаргульи за несколько минут, а та повернулась ещё до того, как прозвучал пароль. Комое-сенсей и МакГонагалл присоединились на полпути, но внутри кабинета слегка отошли в сторону тихо поговорить, а Дамблдор попросил нас подождать и вышел. Я взглянула на Тому, а тот в миллионный раз оглядывал свою руку, словно всё не мог убедиться в истинности происходящего. Разрушитель Барьеров исчез. Передался тому неизвестному Пожирателю Смерти. Плюс они получили Трубу Мордевольта, а сговорившаяся с ними Нерисса ещё и Бузинную палочку. Если план Дамблдора с остальными был в этом, то он какой-то слишком хитрый. Если не в этом, то полностью провалился. — Как ты? — тихо спросила я; Тома взглянул на меня и как-то неуверенно улыбнулся. — Честно говоря, ничего не изменилось, — он вновь оглядел руку. — Чувствую себя как прежде. Ты-то нормально? — Благодаря тебе, — Тома наверняка думает, что спас меня от потери силы эспера. Однако целились враги явно не в нулевую способность. Я что-то. Теперь стопроцентно. И, кстати, вряд ли крестраж. Даже если Нерисса как-то одурманила Пожирателей Смерти за спиной Волдеморта, она вряд ли обрадуется, если один из них получит крестраж. И можно ли вообще Трубой украсть крестраж? Хотя, конечно… кто сказал, что во мне лишь одна сила? Это ведь смесь миров, как-никак. Очень может быть, что я и крестраж, и что-то ещё. А воспользоваться силами не могу из-за диких условий. Например, струя огня вылетит только после определённых телодвижений… хотя это уже вселенная Аватара, его вроде бы здесь нет… Мне нужны ответы! Нужны как можно скорее! — И спасибо, но не стоило, — тихо сказала я Томе. — Я всё равно нулевой уровень. А ты теперь без своей силы как будешь сражаться? — Я… — он сморщил лоб. — Слушай, я вообще об этом не думаю. Как-нибудь там потом разберётся. Тем более что у меня теперь неудачи нет, глядишь, всё теперь наоборот пойдёт, — Тома вновь улыбнулся. — И в любом случае это мои проблемы. А твой нулевой уровень в любой момент может продвинуться, и было бы жалко его навсегда потерять. Да и вдруг из Академия-сити выгнали бы, кто их там знает… Я даже не стала ничего ему отвечать. Ну да, сейчас Тома вполне может уйти на путь полного везения. И засчёт этого даже преуспеть больше прежнего в выбивании дури из всяких магов… Но лишь какое-то время. Вечно удача длиться не будет. Без Разрушителя Барьеров Тома не выстоит против того же Волдеморта, а против Нериссы — особенно Нериссы с палочкой и Трубой — и с ним-то не факт. Получается, Тома становится абсолютно бесполезен, причём не только для меня. И с позиций хоть какого-то героя скатывается мгновенно. Но сам он этого не понимает, и как прикажете объяснить? Дамблдор зашёл внутрь кабинета, на этот раз в сопровождении Югоруса. Но не успел произнести не слова — я раньше шагнула к нему и сказала: — Профессор Дамблдор, я хотела бы поговорить с вами наедине. Несколько секунд он смотрел на меня, а затем повернулся к остальным и спокойно произнёс: — Профессор Лужж, Профессор МакГонагалл, профессор Цукуёми, мистер Камидзе, я попросил бы вас ненадолго выйти. Никто из них не стал возмущаться, и вскоре мы остались вдвоём. Дамблдор прошёл за стол и кивком указал мне сесть. И вот я на месте, где часто сидел Гарри Поттер. Точно так же смотрю на множество серебряных приборов непонятного назначения за спиной Дамблдора… гм, а феникса Фоукса нет. Хотя его жёрдочка в наличии. — Слушаю вас, мисс Сатен, — произнёс Дамблдор, и я набралась смелости. Была не была. — Я знаю о том, что вся ярмарка была фикцией для привлечения внимания, — я смотрела прямо в глаза Дамблдору. Голубые глаза, скрытые холодным стеклом небольших очков. — Я знаю, что моё участие было спланировано заранее. Я знаю, что я нечто важное, может быть даже крестраж Волдеморта, и сегодня Пожиратели пытались похитить это нечто с помощью Трубы. И я хочу помочь вам, помочь тем, кто хочет расправиться со всеми угрозами этого мира, и хочу жить обычной спокойной жизнью. Вы можете прочитать мои мысли и убедиться, что я не лгу, — я даже коснулась своего виска. — У меня нет сил, трюков и желания скрывать их. Так что перестаньте мной манипулировать, перестаньте держать в неведении и просто скажите прямо, что делать. Несколько секунд Дамблдор молчал. А затем очень тихо ответил: — Почему вы думаете, что прямое указание будет куда лучше непрямой манипуляции? — Потому что я сделаю ровно то, что нужно, не преподнесу сюрпризов, — слегка растерялась я, а Дамблдор тем же тихим тоном продолжил: — Почему вы решили, что сможете сделать то, что нужно? Что если мы попросим вас убить определённого человека или переспать с определённым человеком? Вы тогда откажетесь, и вас не уговорить никакими словами. А через манипуляцию вы будете обвинять себя, но всё равно сделаете это — потому что будет слишком поздно и больно поступить иначе. Это не тон Дамблдора. Совершенно не то, что я ожидала от него услышать, и потому даже не знала, как реагировать. А он продолжал: — Вы правы, что многое здесь было спланировано, а вами манипулируют. Но отнюдь не потому, что нам этого хочется. Тому миру, в котором мы сейчас находимся, угрожает очень серьёзная опасность. И для её устранения нам приходится делать вещи, что со стороны кажутся нелепыми и лишёнными логики, но на деле жизненно необходимыми для успеха. — Что за опас… — Вы не обязаны это знать до определённого момента, — голос Дамблдора обжигал холодом равнодушия. — Всё само придёт к вам, и ваша задача — сидеть на месте и делать то, что необходимо для, как вы сказали, «жить обычной спокойной жизнью». Можете вообразить себя солдатом или тайным агентом спецслужб, чтобы было веселее, но прекращайте думать, что вы получите чёткие приказы и выполните их. Вы ничего не получите. Я аж рот раскрыла, в голове вертелись остатки мыслей. Ожидала нормального, душевного, тёплого разговора, а это… Это приводило в ярость. Я не просила отправлять меня сюда, в этот мир! Я не просила оказаться исковерканной частью чужой личности! Я не просила! Ничего! Из этого! Стул аж отлетел с грохотом — настолько быстро я вскочила и уставилась на Дамблдора. Сердце застучало, в голове засияло злостью, руки затряслись — но когда я попыталась выпалить ответ, то поняла, что не могу открыть рот. Губы попросту не слушались, сомкнулись и отказались подчиняться. — Скажи-ка, Сатен Рюко, — Дамблдор нисколько не изменил тон. — Что такое равнодушие? Я уставилась на него, не понимая, как он думает получить ответ, и ярость внутри начала закипать. — Равнодушие — это когда тебе плевать, что происходит с окружающими, — однако он ответил сам себе. — Когда они могут страдать, погибать и разрушаться, но ты лишь пройдёшь мимо, бесконечно самооправдываясь. А ещё равнодушие — это когда ты хочешь что-то заполучить, и не стесняешься в средствах. Настолько, что люди будут так же страдать из-за этого, но ты даже не попытаешься облегчить их страдания. Однако есть ещё и высшая ступень равнодушия, — Дамблдор продолжал говорить, а волна моей ярости слегка отхлынула. К чему всё это? — Когда вещь, что тебе не нужна, должна быть уничтожена. Просто потому, что ей нет места в твоём мире. Она бесполезна для тебя — и оттого не имеет права существовать. Вне зависимости от того, насколько она хороша для всех остальных. Стул сам собой поднялся и толкнул меня под колени так, что я вновь рухнула на него. Дамблдор при этом не только не шевелил палочкой — я вообще не увидела её. — Ты слышала, что сказал Югорус Лужж, — его голубые глаза блестели как-то абсолютно жутко. — Огромное множество людей выступает против того, чтобы магия и наука работали вместе. Хотя любому человеку с мозгами ясно, что потенциал этого перекрывает абсолютно любой недостаток. Но всем им важно лишь собственное благополучие прямо сейчас, даже если через год оно превратится в нищету. Всем им важно, чтобы их теории о чистоте крови, сохранении традиций, разрушении былого и чего угодно ещё оказались верными — не соответствующими реальности, а верными. Всем им важно, чтобы мироздание целовало их в задницу — и все они без колебаний сожгут мир, если оно откажется. Вот это и есть высшее равнодушие, Сатен Рюко. Таких слов от Дамблдора я точно не ожидала. Однако губы по-прежнему не слушались, по-прежнему не позволяли ответить. — А теперь скажи мне, Сатен Рюко, — его улыбка оказалась какой-то совсем неприятной. — Можешь ли ты сказать, что тебе это незнакомо? Ты хотела отвергнуть возможность провести время со своей подругой, потому что эта подруга тебе неприятна. Ты была уверена, что весь мир — это сюжет, и этот сюжет скачет вокруг тебя. Ты намеревалась прятаться за парня и спасаться за ним, потому что знала, что он позволит это сделать. Тебя не прельщало знакомство с хорошими людьми только потому, что они не были такими же, как твоя подруга Уихару. Ты была уверена, что нам, высшим магам, прямо позарез нужна Сатен Рюко. И что если ты потребуешь вступления в команду по спасению мира, то тебя примут с распростёртыми руками. А знаешь, почему ты хочешь спасти мир, Сатен Рюко? Потому что тогда ты познакомишься с сильными мира сего. Станешь для них своей. Сможешь пользоваться связями. Обеспечишь себе обычную спокойную жизнь. Что… что он несёт? Я не думала о таком! Я хочу спасти мир, потому что… потому что… — Потому что тогда ты получишь титул спасительницы мира, — Дамблдор перестал скрывать, что читает моё нутро. — В компании с другими спасителями мира, которые будут знать, что ты сделала, и в своей доброте с великодушием как следует наградят. И, подобно лучшим друзьям, придут тебе на помощь в любую трудную минуту. А ты, Сатен Рюко, придёшь им на помощь в любую трудную минуту? Или предпочтёшь отказаться либо соглашаться с охами и вздохами, если это потребует от тебя хоть чего-то сложного? О чём вообще речь? Я совсем не понимаю, что происходит! Хотела вскочить, выбежать из кабинета, но ноги с руками не слушались точно так же, как и губы. Отпустите меня! — Это и есть Грань Равнодушия, — взгляд Дамблдора приковывал к месту не хуже заклинаний. — Когда тебе важно лишь своё собственное благополучие, и ты готова пройти мимо чего угодно, отвернуться от чего угодно, проигнорировать что угодно, лишь бы скорее вернуться к этому благополучию. Тебя не волнует необходимость спасать мир, тебе лишь хочется быть вовлечённой в это и снять сливки. И ты пройдёшь отвернувшись мимо того зла, от которого сливок не будет. А то и поможешь ему свершиться. О чём он говорит? Какое зло? Какие сливки? Я лишь хочу, чтобы всех злодеев победили, и мир стал спокойным местом! Пожалуйста, прекратите этот разговор и сотрите мне память, оставив установку не задавать вопросов, я готова на это, клянусь! — Стирать память? — Дамблдор медленно покачал головой. — В этом нет никакого смысла. Как я сказала, некоторые действия могут со стороны показаться лишёнными логики. Тем не менее, уверяю тебя — она существует. Молнии ослепили, выжгли зрение, швырнули на пол вместе со стулом. В тело вонзились иглы, в ушах зашумело, горло сдавило. На несколько секунд я перестала ощущать мир — а затем вернулись и зрение, и слух, разом. Я висела посреди кабинета, прямо в воздухе, и кожа горела множеством уколов. Хотелось кричать, плакать, но ни единого звука не могло вырваться с намертво сомкнутых губ. Дамблдор уже встал. И в его руках белела тонкая, бугристая Бузинная палочка. Прозрачная волна пробежала по всему телу волшебника с головы до ног, полностью меняя его внешность. Секунда — и переливающееся четырьмя цветами одеяние сменяется серостью. Кажущаяся слабой, выцветшей, но всё ещё высокая и властная старуха. Седые волосы неимоверной копной обвивают серое одеяние, чьи полы подметают пол. Она держится обеими сморщенными руками за посох, в навершии которого сияет огромный розовый камень, а глаза горят жёлтым огнём, хотя через левый протянулся толстый шрам. Нерисса. Бывшая Стражница, предавшая дело сохранения баланса между мирами. Как долго она притворялась Дамблдором? Всё это время? — Перед тем, как мы начнём, девочка, я хочу облегчить твою участь и раскрыть одну маленькую тайну, — губы колдуньи исказились в издевательской ухмылке. — Ты — не крестраж. И вообще не «что-то». Твоя роль отнюдь не в том, чтобы быть источником какой-то полезной и важной силы, потому что у тебя нет никакой силы. А теперь начнём. Осколки металла вынырнули из ниоткуда и быстро сформировали тонкий клинок, мигом подлетевший ко мне и вонзившийся в живот. БОЛЬНО! больнобольнобольноБОЛЬНОБОЛЬНО! Больно, БОЛЬНО! ТомаУихаруКомоеПорриКисерМикотоАкселераторНагатоЮгорус СПАСИТЕ МЕНЯ! Клинок выскользнул (БОЛЬНО!) и завис передо мной, мерцая алой кровью. Перед глазами всплыли багровые круги, смочённые выступившими слезами, но во взгляде Нериссы не скользнуло и капли сочувствия. — Больно? — с вожделением спросила она. — Это хорошо, что больно. Это очень правильно, что больно. А теперь прощай, Сатен Рюко. Новые молнии соскользнули с её пальцев и выбили из тела все чувства — в том числе чувство невероятной скручивающей боли. И ничего не стало. *** Две подушки, невероятно мягкие и тёплые. Приятный полумрак с пробивающимся сквозь шторы мягким светом. Я села на кровати и осмотрела тихую, спящую комнату. Боль исчезла. Исчезла вместе со всей реальностью Хогвартса и убивающей меня колдуньи. Где-то пару секунд я таращилась в никуда, а затем рванула так быстро, что едва не упала. Однако всё-таки удержалась, схватилась за стол и мигом, даже не беря в руки, включила смартфон. Слабо-зелёные круги заставки. Дата и время большими цифрами. Тридцать первое августа две тысячи восемнадцатого года, два часа ночи. Я вернулась почти на неделю назад. В ту точку, когда всё началось.