Искусство материнства — научить ребенка искусству жизни. Э. Хэффнер
Том Реддл ненавидел счастливые семьи. Появившись на свет холодным зимним вечером на пороге лондонского приюта, он сразу же почувствовал болезненно разрывающуюся нить между собой и матерью. Декабрьский мороз колол нежную кожицу окровавленного младенца, заставляя сильнее кричать неокрепшее детское горло. Ему было так страшно, отчего маленькое сердечко бешено колотилось в груди, почти выпрыгивая наружу. Младенец ясно чувствовал витающий сладкий запах вперемешку с сыростью, который доверчиво прижимался к нему, оглаживая чем-то мягким сморщенное личико. Это был запах матери. Содрогаясь от боли, она крепко прижимала хрупкое тело к себе, оставляя горькие поцелуи на младенческой коже, попутно обрывая длинную пуповину маленьким ножиком. Ребенок ощущал что-то горячее и мокрое на себе, но не мог понять, что же это могло быть. Надрывные стоны пугали младенца, и он отчаянно плакал, ища слабыми ручками жизненно необходимое тепло. Его тельце задрожало в конвульсиях, когда кроха услышал прощальный хриплый женский шепот над собой: — Пожалуйста, назовите его Томом. Томом...Реддлом. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. Он рос совершенно одиноким. Мальчик остро ощущал в себе глубокую дыру, которая требовала чего-то теплого и нежного. Ему чертовски не хватало материнской любви. Но он утешал себя тем, что человек, подаривший ему жизнь, скоро вернется и укутает сиротку в оберегающие объятия. Мать оставила, чтобы спасти - в этом Реддл был уверен. Место, которое стало его домом, Том называл обиталищем. Здесь было очень много детей - плачущих детей. На их испуганных лицах красовались ссадины и кровоподтеки, оставленные воспитателями за непослушание. Том неоднократно ощущал на себе сокрушающие и унизительные удары ремня даже тогда, когда прятался под сырой кроватью, кусая собственные губы от страха. Находясь наедине с собой, он часто шептал в пустоту: мамочка, помоги. Никто не приходил. Но Том ждал. Сосед по комнате тихо скулил про себя, раскачиваясь на прогнившем матраце, раздражая слух скрипящим звуком проржавевших прутьев. Его хрупкая голова покоилась на разодранных коленях, но Том отчетливо слышал, как он надрывно плакал: — Я чувствую тебя рядом, мамочка. Помоги мне, спрячь от злых теть, я очень хочу домой...почему ты оставила меня одного? Том Реддл часто задавался этим вопросом. Но почему то призрачная надежда царила глубоко внутри и успокаивала тем, что за ним скоро придет та, что кровно даровала ему жизнь. Другая ему не нужна. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. Он был закрытым, недоступным для остальных. Том ненавидел общество, в котором находился. Ему было десять и за все это время приемные семьи ни разу не смотрели в его сторону. Воспитатели что-то шептали им на ухо, и те кривились, оглядывая презрительным взглядом маленького Тома. Однажды, сидя в мрачном коридоре приюта возле двери миссис Коул, мальчик услышал в конце помещения хрюкающие звуки двух работниц, которые нагло смотрели на него и тыкали пальцем: — Я слышала, что его мать сосала члены, прежде чем родила прямо на крыльце нашего приюта! Неудивительно, что она решила оставить отпрыска тут. Говорят, нимфомания не лечится... — У проституток это в порядке вещей. Нагуляет - вернется, родит - продолжить трахаться дальше. — Даже не знаю, Кристина. Руперт, мой брат, иногда бывает в таких местах, и он недавно рассказал мне, что одна из подстилок скончалась от сифилиса - то, что вроде как половым путем передается! Поэтому сейчас столько шумихи около этого заведения... — Странно, что гаденыш выглядит здоровым. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. Его снова избили, заставили глотать собственную кровь и задыхаться от нехватки воздуха. Том разозлился, когда очередная семья скривилась, глядя на него сверху вниз. За спинами этих людей стояла одна из воспитательниц, которая обозвала мать Реддла проституткой и заявила, что та мертва. Он искренне не верил, что она была такой... порочной и мертвой. По рассказам взрослых приютских мальчиков шлюхами (как они назвали) становятся вынужденно. Самые разные обстоятельства склоняют хранительниц очага встать на колени и работать ртом, из которого когда-то звучали ласковые слова. Том мог поклясться - его мама если и занималась проституцией, то для того, чтобы прокормить их в будущем, но произошло что-то страшное, и она спасла ребенка, оставив в приюте. Реддлу тяжело было представить женщину, отдающуюся первому встречному. Конечно, к его ангелу это не относится, поэтому воображение и отказывается рисовать извращенные образы. В то утро он подловил подлую работницу и сбил её с ног. Том помнил, как она шипела и пыталась столкнуть его с себя. Мальчик с упоением смотрел на пухлое лицо Кристины, на котором застыла испуганная гримаса. Короткую шею сдавливала резиновая скакалка, жадно впиваясь в податливую кожу воспитательницы, растирая её до крови. Кристина дрожала и было видно, как пальцы сводило судорогой от удушья. А Том радовался и искренне надеялся, что больше никогда не услышит противный голос работницы. Кристина умерла со скакалкой на шее. Том Реддл был доволен. Он не чувствовал сожаление или раскаяние, когда миссис Коул с ужасом смотрела на худого десятилетнего мальчика. Том запятнал свои руки в крови, отчего был счастлив. Ты же вернешься, мамочка? Видишь, про тебя тут больше никто не скажет что-то плохое. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. После того случая его снова избили и повели в церковь, попутно замазывая лиловые отметины непонятной густой консистенцией. В большом сером храме он не чувствовал прилива духовности, о котором часто говорили верующие дети. Том был в Кафоликоне, стоя под самым куполом, на потолке которого свисала лепнина с непонятными узорами. Мальчик скривился от омерзения, когда почувствовал запах горелых свечей и приторного воска. В конце зала проходила служба. — Добрый день, миссис Коул, — высокий седоволосый старик неожиданно появился перед ними, — а Вы, должно быть, Том? Приятно познакомиться, я Альбус. Том не мог долго смотреть в голубые глаза, которые буквально пронизывали его насквозь. Тон старика был располагающим, но мальчик не хотел отвечать ему на его приветливость. Все, о чем мечтал Том - поскорее избавиться от морщинистой руки женщины на предплечье и накрыться с головой одеялом. Реддл знал, для чего миссис Коул привела его сюда. Он должен раскаяться в своем грехе. Но что, если это была плата Кристины за длинный язык? Том никому ничего не должен. В тот вечер мальчик нехотя разговаривал с Альбусом, сидя на лавочке перед иконами. Старик монотонно диктовал свою речь, изредка спрашивая что-нибудь у Тома. Стиснув зубы, Реддл отвечал достаточно сухо, стараясь не подпускать к себе ближе навязчивого собеседника. Альбус говорил о том, что это не вина Тома, пытаясь внушить ему ложное чувство спокойствия. Реддл смеялся внутри себя, ведь прекрасно знал, что он не виноват. Чувство вины вызывает у человека стыд и горечь во рту, желание распластаться и убиться об стенку, лишь бы изгнать из себя томительные муки. Из всего перечисленного мальчик ничего не ощущал. Том сделал вид, что ему жаль. Он заставил себя врать, слезливо рассказывая, как потом ему было плохо. Как потом Кристина приходила к нему во сне и надрывно кричала, пугая до чертиков, до икоты сиротку Тома. И Альбус поверил, оставив на лбу Реддла сухой поцелуй. Это было так просто. Этот старик такой приставучий, мама. Но знай, мне ничуть не жаль, что я сделал. Приходи как можно скорее. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. В приюте его стали сторониться. Ему было одиннадцать, когда к нему пришел Альбус, садясь напротив на пустующую кровать. После того случая соседа переселили в другую комнату и Том наслаждался одиночеством, в котором мог спокойно воображать, как окажется в теплом доме и в таких же теплых объятиях мамы. Он до сих пор верил, что она придет, потому что во сне Реддл явственно чувствовал чуткие касания заботливых рук. — Знаешь Том, я заметил, что это место делает тебя жестоким и глубоко несчастным. Конечно, я не должен говорить тебе это, потому что сам никогда не рос в приюте, — губы старика виновато поджались, но он продолжил, — на протяжении пяти месяцев я наблюдал за тобой. Мне показалось, что внутри тебя живет надежда, благодаря которой ты не выглядишь затравленным, как остальные дети в этом приюте. В тебе невероятная сила духа, Том. Оставь эти прелюдии в стороне, старый ты мудак. Что ты хочешь от меня? —... мне нужен тот, кто будет мне помогать в работе. Том, ты пойдешь со мной? Глаза мальчика раскрылись от удивления. Реддл видел, как миссис Коул стояла около двери и на её губах застыла улыбка надежды. Она хотела поскорее отделаться от жуткого сиротки. Хоть и Том выглядел как маленький мальчик, но для своих лет он был невероятно умным. Реддл сразу же почувствовал сладкое предвкушения, осознавая, какую выгоду извлечет из предложения Альбуса. Поэтому он незамедлительно подыграл старику: — Меня никогда не выбирали. И я очень счастлив, что это сделали Вы. Дьявольская улыбка незаметно проскользнула по губам. Оказавшись на свободе, Том сможет найти свою мать. От этой мысли задрожали поджилки. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. Он жил у Альбуса. Старик занимался его обучением, отмечая, как быстро мальчик впитывает в себя знания. Том был очень способным. К четырнадцати годам юноша размышлял не хуже, чем взрослый сформировавшийся человек. И выглядел он обольстительно. Альбус мог поспорить, что через три года у Тома не будет отбоя от девушек. Потому что уже сейчас на него кидают заинтересованные взгляды, когда он безразлично читает книги в книжном магазине. Казалось, то убийство осталось в прошлом. Альбус дал ему все: отдельную комнату, новую одежду, письменные принадлежности... Только старик не стал менять ему фамилию, ссылаясь на желание самого Реддла. Том был паинькой-служителем в храме днем, а ночью безжалостно царствовал в библиотеке Альбуса, перелистывая сотни справочников в поиске людей с фамилией Реддл. Какое-то время юноша налаживал отношения со стариком, чтобы тот был полностью уверен в нем. Да, через отвращение Тому приходилось посещать службы, читать молитвы вслух, от которых он должен был ловить фанатичное восхищение. Все грешили и приходили замаливать свое поведение. Какой в этом был смысл, если дерьмовая натура не меняется? Сидящий на плече дьяволенок только ехидно посмеивался ему в ухо. Реддл смеялся в ответ. Том ненавидел счастливые семьи. За ужином Альбус тяжело вздохнул и пристально посмотрел на невинного юношу. — Что-то случилось? — Да, и об этом я хотел поговорить с тобой очень давно. Том, ты часто задерживаешься ночью в библиотеке. То, что тебя интересует - это как-то связано с твоей матерью? — С чего Вы взяли? — неожиданно резко спросил парень, жестко накалывая брокколи на вилку. — Когда ты был в приюте, миссис Коул показала листы, которые были спрятаны под твой матрац. Судя по содержанию и подписи в конце "я люблю тебя, мама" это были письма для матери. Извини, что затронул личное, но я понял, что должен посоветовать тебе прекратить поиски. — Что в этом плохого? — почти прошипел Том, но быстро взяв над собой контроль, сжал руки под столом. — Пойдем со мной. После ужина они последовали по тротуару в напряженной атмосфере. Дом Альбуса находился недалеко от городского кладбища и каков был страх Тома, когда он понял, что именно туда его ведет старик. Ноги предательски становились ватными, отказываясь нести тело в злополучное место. Альбус шел чуть позади, будто знал, что еще немного и парень упадет в обморок. Но Том держался молодцом, словно боялся показаться слабаком. Они остановились напротив скромной могилки, из которой торчал деревянный крест с маленькой табличкой:Здесь покоится Меропа Мракс 31. 12. 1907 — 31. 12. 1926
— Это не она. Моя фамилия Реддл. — Я знаю, Том. До того, как забрать тебя к себе, мне стало интересно узнать о твоей прошлой семье. Я послушал то, что рассказала мне миссис Коул и решил провести собственные поиски. Это было нелегко, но мне удалось узнать многое. Ты хочешь, чтобы я тебе рассказал? — Да, — с чувством ответил Том, стискивая зубы от нарастающей злости. — Хорошо. Твоя мать - Меропа Мракс, она зарабатывала на свою скромную жизнь весьма распутным образом жизни. Прости, но я поверил слухам, и это дало свои плоды. Полагаю, что её клиентом являлся некий мистер Реддл, с которым у твоей матери был бурный роман. Мне пришлось пообщаться с девушками из того заведения, и они рассказали мне, что довольно состоятельный господин однажды появлялся у них. Хоть заведение сохраняет анонимность, но нашелся тот, кто проболтался. Меропа назвала тебя в честь этого мужчины, наверное потому, что была влюблена в него. Том чувствовал, как в горле образуется невидимый ком. — Она была опечалена, когда их отношения прекратились. Так мне сказали девушки из борделя. Мистер Реддл не жил в Англии и судя по не снятому кольцу на безымянном пальце, у него была семья в другом городе. За услуги твоей матери он подарил ей тебя. Женщины утверждали, что она хотела семью, когда узнала, что беременна, и даже намеревалась прекратить свою деятельность, но репутация не позволяла найти новую работу. — Что ей не помешало оставить меня, Альбус? — на глазах Тома навернулись горячие слезы. — Меропа Мракс заболела - подхватила инфекцию. Она запустила болезнь, отчаянно ища деньги для вашего будущего. Миссис Коул сказала, что девушка была невероятно слаба, когда рожала тебя. Твоя мать будто чувствовала исход сил, поэтому посчитала, что приют спасет ребенка от ледяной смерти. В тот декабрьский вечер она умерла почти сразу же, как только дала тебе имя. Том Реддл. И Том заплакал, отчаянно обнимая сырую землю могилы, из под которой его бережно обнимали призрачные материнские руки. Он потерял то, что так давно искал. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. Реддл не чувствовал себя цельным. Долгое время он не мог понять, почему ему стал так безразличен мир. Время шло, но для Тома оно остановилось еще тогда на кладбище. Эта женщина родилась тридцать первого декабря как и он сам, и умерла в это же число, отдавая свою жизнь крохотному беспомощному младенцу. Парень находился в прострации, и если бы не Альбус, то Реддл никогда больше не открыл глаза. Старик был всегда рядом, пристально следя за ним; он будто чувствовал всем сердцем, на что готов пойти Том, чтобы унять горечь потери. Реддл никогда не видел свою мать, но эта невидимая нить, связывающая их, была тонкой, но прочной. Ночью Том часто просыпался от собственного крика, когда в груди ныла пустота. Ему казалось, что он задохнется от страданий, которые испытывал на протяжении двух месяцев. Том до сих пор не мог пойти на кладбище, чтобы сказать усопшей матери о своем одиночестве. Он игнорировал слабый голос в подсознании, умолявший его склониться над сырой могильной землей и оставить крепкий поцелуй на кресте. Ему было паршиво на душе. Фантазии о теплом доме и вкусных материнских блинчиках медленно, но верно разрушались, и на смену этому приходил образ мертвецки-бледной женщины с густыми черными волосами, которые закрывали лицо покойницы. Она ждала на кладбище. Звала, просила сказать, как сильно Том любит её. А Реддл боялся и злился одновременно. Почему именно он не заслуживает простого счастья? Том Реддл ненавидел счастливые семьи. Том читал очередную молитву на службе. Альбус внимательно следил за ним, невербально поддерживая его. Старик видел, как сильно замкнулся в себе парень. Том отвечал ему односложными предложениями, словно забыл, как раньше мог свободно дискутировать с Альбусом, демонстрируя великолепные знания. Старик скучал по этим временам, но знал, что Реддлу нужно время, чтобы отойти от шока. И он не торопил его. Перед Томом сидела красивая девушка, кокетливо стреляя в него взглядами. Парень давно заметил, что она стала ходить в церковь чаще, после того, как увидела его. Ей было чуть меньше семнадцати. Брюнетка была скромной по началу, но с каждой службой смелела как нимфетка. Тому нравилось внимание, но не более того. Он ясно видел, что она хотела от него, и Реддл мог дать ей это, но почему-то не торопился. Убирая книги в ящик, Том почувствовал легкое прикосновение к плечу. — Я слышала, Вас зовут Том? Простите, если отвлекаю, но после службы я не почувствовала очищение души. Видимо, простых молитв было недостаточно...не могли бы Вы помочь мне очиститься, Том? — Совсем ничего не почувствовали? — насмешливо протянул он, наблюдая, как шаловливые пальчики брюнетки касаются его паха. — Нет...но Вы же поможете почувствовать? Том отвел её в одну из апсидиол, поспешно закрывая за собой дверь. Девушка отчаянно набросилась на него, впиваясь своими разгоряченными устами в губы парня. — Не этим местом я заставлю тебя почувствовать, безбожница. Он яростно оттолкнул хрупкое тело к лавочке, заставляя девушку болезненно сморщиться от удара. Демонстративно медленно Том подошел к возбужденной брюнетке, снимая с себя черный типпет. От него не утаился возбужденный огонек в страстных зеленых глазах, и Реддл криво улыбнулся этому. Девушка призывно раздвинула ноги и откинулась назад, приглашая парня прикоснуться к женскому естеству. Но Том не торопился, издевался и будто наказывал нимфетку за торопливость. Он знал - она давно желала его. — Чертовка, хочешь видеть лики святых, когда они будут наблюдать за очищением? — Я знаю, что это богохульство. Но они должны быть свидетелями твоей упорной работы, если ты понимаешь о чем я. Реддл засмеялся, но исполнил прихоть девушки. Он навис над ней, подтягивая за ноги тело ближе к себе. Рывком оголив девственную грудь, Том услышал протяжный стон. Она вся текла, извивалась от потока вытекающих из неё соков. Достав из кармана небольшой серебряный крест, Реддл провел им между женскими половыми губами. Брюнетка закатила глаза, с силой закусывая нижнюю губу. Том потер металлом клитор, получая новую порцию сладких стонов. Он пристально наблюдал за милым личиком, которое порозовело от возбуждения. Парень дразнил её, выворачивая крест под разным углом, иногда проникая немного глубже. Хотела очищения? Получай, развратная сука. — Грязная девка, твои родные даже и не знают, чем ты тут занимаешься. — Плевать, — грязно простонала она, притягивая ногами тело Тома к себе. Реддл стянул ткань брюк, освобождая полувозбужденный член. Он чувствовал жар брюнетки, и то, как она хотела его и желала, чтобы орган оказался в этом чувственном месте. Том толкнулся и зашипел от горячей влаги сжимающихся стенок. Девушка под ним задрожала и закрыла глаза, концентрируясь на ощущениях. Реддл рыкнул и быстро схватил её за волосы, заставляя чужие веки подняться. — Не смей закрывать глаза! Ты будешь смотреть только в глаза икон, нечестивица. Том брал её жестко и грубо, не заботясь о комфорте партнера. Она стонала, выгибалась как кошка, но послушно смотрела наверх, иначе парень прекращал двигаться, оттягивая назад приближение оргазма. Оскверненная сука. Его руки сжимали мягкие груди, перекатывая нежные соски между пальцев. А грешница все стонала и призывно облизывала пухлые губы. — Мамочка, — прохрипела она, сжимаясь на члене от волны удовольствия. Том резко остановился, выбивая из брюнетки разочарованный стон. Разум мгновенно окутала ярость, и руки задрожали от неконтролируемой злости. Смотри Том, она помнит о своей матери. Должно быть, эта девушка очень любит её...почему ты не любишь меня, мой мальчик? Он тяжело задышал. В глазах скопилась ненавистная влага, когда парень услышал слабый голос из заслонок сознания. Она была любима, избалована материнской любовью, поэтому искала другую любовь вне родительского дома. Том почувствовал черную зависть - у него не было этого теплого чувства. Дыра внутри снова заныла. Том не помнил, как начал душить и трахать одновременно испуганную девушку. — Мамочка, говоришь? Настолько сыта по горло её вниманием, да? Ты такая ненасытная сука, дорогая. Что будет, если я заберу то, что мне не хватало всю жизнь? И только Бог был свидетелем второго греха Тома Реддла. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. После убийства девушки он почувствовал спокойствие. Как и прежде Том не ощутил дикого раскаяния в своем поступке. Труп затраханной девицы он выбросил ночью в реку, наслаждаясь, как безвольное тело падает на дно, утягивая за собой предысторию их встречи. Внутренний голос молчал, и Реддл был доволен этим. Он получил то, что хотел. На чужом несчастье не построишь счастья? Глупые слова. Том был несказанно счастлив, когда дыра в груди насытилась и перестала болеть. Крики и надрывные рыдания ласкали слух. Реддл надел маску испуганного мальчика-паиньки, когда отвечал полицейскому, что после службы не видел девушку. Он отметил, что посоветовал ей сказать о своих чувствах родителям, потому что в последнее время брюнетка жаловалась на недостаток внимания. Эти слова вызывали новую волну слез у женщины, из-за чего та упала в обморок от бессилия. Твоя доченька была на грани исступления, когда сжималась на моем члене от унизительного удовольствия, — фыркнул про себя Том, провожая наигранным сочувствующим взглядом людей. Альбус долго смотрел на Тома. Но так и ничего не сказал. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. Срывая с губ болезненные стоны, Том одержимо выцарапывал на коже трясущегося мальчика буквы:ILY, MOM.
Это произошло в парке. В первый раз он увидел его там с родителями. Семья наслаждалась теплым днем, радостно поедая шоколадное мороженое. Мальчик обнимал за руку женщину и смотрел на неё нежным детским взглядом. Она искренне улыбалась ему, оставляя поцелуй на сладкой от морожена щеке. Отец держал за руку ребенка, рассказывая очередную веселую историю, от которой семья невольно рассмеялась. В их отношениях царила идиллия. То, что правильно и должно быть в настоящем родственном кругу. Это задело Тома до глубины его почерневшей души, которую ни одни молитвы не смогли спасти. Реддл аккуратно проследил за семьей и был приятно удивлен, когда обнаружил, что они живут недалеко от храма. Найти мальчика и отобрать счастье не составит труда. Альбус в последнее время был занят встречами с другими служителями из разных церквей Лондона. У Реддла была полнота власти над своим временем. Теперь ему не придется отвлекаться на подозревавшего его в убийствах старика. Альбус часто говорил с ним об этом, но Том отвечал невинное: "я не убийца. И я сам боюсь, что могу стать жертвой." Том поймал ребенка, стащив дрожащее тело с велосипеда. Предусмотрительно сжав ладонью раскрытый рот мальчика, в глазах Реддла вспыхнуло безумие: — Вкусное было шоколадное мороженое, малыш? Хочешь попробовать сливочное? Схватившись за кучерявую копну волос, Том расстегнул ширинку штанов, вынимая вялый орган наружу. Глаза мальчика расширились от ужаса и отвращения. Через ладонь парень чувствовал жалобный писк ребенка. Но ему было плевать. Дыра в груди нещадно болела. Тому нужно почувствовать спокойствие. — Тебе понравится, обещаю. Открой ротик. Впихнув в маленький рот свой немаленький член, Реддл быстро толкался во внутрь, крепко сжимая голову ребенка, тем самым не давая ему отвернуться. На глазах крохи навернулись слезы. Это было так невинно и упоительно, от чего Том не на шутку возбудился. Член увеличился в размерах от прилива крови к органу, и малыш начал давиться слюной, задыхаясь. Глотка мальчика саднила, а перед глазами заплясали черные точки. Спустя пару фрикций, Реддл наполнил рот жертвы вязкой спермой, наслаждаясь подавленным видом ребенка. Его незамедлительно вырвало. — Продолжим дальше наш диалог? Том насиловал ребенка, всячески унижая и высмеивая неокрепшую психику. Но он был счастлив. И это не было странным. Том Реддл ненавидел счастливые семьи. В Лондоне быстро распространился слух о маньяке, насиловавший исключительно детей. У всех жертв была кровавая отметина на руке, которую местные жители расшифровывали, как признание в чувствах матери. Вероятней всего, у убийцы было трудное детство, оставившее глубокий отпечаток в его памяти. Родители боялись выпускать детей из дома, потому что чувствовали витающую в воздухе угрозу. Каждый раз сердце болезненно сжималось, когда люди узнавали о новых убийствах. Чужие семьи искренне сочувствовали жертвам животного насилия и даже молили, чтобы убийцу поймали и отправили гнить в тюрьму. Но маньяк словно кутался в мантию-невидимку. Его никто не мог поймать. Потому что никто не видел. Выкуривая очередную сигарету, Том стоял на платформе, ожидая прибытия поезда. Реддл решил отправиться в другую часть страны под предлогом получить настоящее образование в университете. Лондон был чужд для него, а Эдинбург мог стать новым домом. Том уверил Альбуса, что хочет начать новую жизнь. Хотя, на самом деле, ему осточертело внимание старика и вечные подозрения в маниакальных нападениях. — Мистер, простите, я потерялась и не могу найти свою маму! Что-то маленькое и хрупкое уткнулось ему в коленку. Около него стояла заплаканная девочка, прижимая к себе грязную растрёпанную куклу. Опустившись на корточки, парень аккуратно провел пальцем по нежной детской щеке, смахивая текущую слезу. — Как долго ты не можешь её найти? — Не знаю...но очень долго! Я хочу к маме... — Мы найдем твою маму. Как тебя зовут? — Том медленно поглаживал шелковистые волосы девочки, пытаясь вселить в неё чувство безопасности. — Дельфи, мистер. — Что ж, Дельфи, — медленно начал он, смакуя имя, — кажется, я знаю, где она может быть. Ты же сильно любишь её? — Да. — Пойдем со мной, Дельфи, — Реддл обхватил маленькую детскую ручку, поражаясь, какой милой она была. Они медленно шли по перрону, заходя в ближайший вагон прибывшего поезда. На небе повис теплый закат, забирая в темноту яркие лучи солнца.