Ты бесподобен

Ему не было и 18, а опыта уже не занимать. Чертова жизнь заставила его учить жестокие уроки. Он терпел издевательства в школе, побои от сверстников, а дома отчим творил с ним невообразимые вещи. Его милое личико обманывало мир. Но только в глазах было невообразимое море боли. Он не показывал её никому. Даже мне. Сначала. Играть с ним воображаемую парочку, намеки на треугольник и просто небольшую вражду было легко. Разница в возрасте выставляла свои правила игры. Однако наш жизненный опыт был почти одинаков, если он не переплюнул в этом меня. Начало было многообещающим, захватывающим и сложным. Проблемы решались. Шаг за шагом мы двигались к цели — понять и принять своих героев. Всё могло закончиться, если мы плохо сыграем и не сработаемся, но мы сошлись. Его ночевки стали чаще у меня. А вещи перекочёвывали в мою квартиру с каждым визитом. Общие интересы тоже нашлись. Друзья — закономерный итог, пока я не спалил те синяки. Внешне благополучная прекрасная семья не заставляла меня разбираться в хитросплетениях психологии и взаимоотношений, до той ночи. Тогда всё изменилось, что-то сломалось. До его совершеннолетия оставалось полгода. Он приехал уставшим, вымотанным и нервным. Зачем-то попросил постелить в гостиной, хотя всегда спал со мной. Я подумал на проблемы в учебе, но вломился в ванную, когда он забыл закрыть дверь, а я принес грязную одежду в стирку. Такое было не раз, да и мы оба парни. Я думал, он смутился, завязалось шуточное поддразнивание. В его глазах было неподдельное беспокойство, вымученность действий. Я остановился, и замер в попытке найти причину. Он закрылся белым полотенцем. Невинность так перла из него, а также огромный испуг. Я проявил резвость и быстро отдернул от него ненужную ткань. Моему взору предстало немного худое подростковое тело, что еще не окрепло и обросло мышцами усеянное то тут, то там багровыми, лиловыми и зеленовато-желтыми пятнами. — Это что?! — почему-то яростным шепотом спросил я. — Ничего, — буркнул он, отворачиваясь и пряча не прошенные слезы. Скрыться от меня ему не удалось и в душевой. Туда я полез с ним, хоть было неудобно и странно, вымыл его и везде осмотрел в полном молчании. Он не возражал. Я не торопил его с рассказом, просто вытер, высушил волосы и обработал раны. И так происходило несколько раз за последующие месяцы. Ангельское личико без единой царапины и тонны синяков на теле. Вот причина отказа от откровенных съемок или похода вместе в сауну. Мне было не легче. Каждый его синяк отзывался тупой болью на сердце и ростом первобытного желания убить тварь, что это творит. За три месяца до совершеннолетия он пришел пьяный, правильнее сказать доплелся, собрав по пути все препятствия. А еще только тогда я увидел его боль, его внутреннюю силу и стойкость, а также услышал рассказ. История лишила меня сна на неделю, приходила кошмарами, что будят перед рассветом, но предпринять никакие действия он не дал. Но его фраза «Ты слишком чистый для меня. Слишком хороший. Слишком правильный. Идеальный» засела как песня, что крутят по радио в моей голове без конца. А потом он разругался с семьей, окончательно. Просто сорвался и устал терпеть. Ему не верила собственная мать. Он пришел, а я пустил его в свою жизнь окончательно. Я никогда не лез к нему с непристойными предложениями, даже не целовал. Ему нравилось флиртовать и заигрывать на работе. Дома, со мной, он был другой — равный, взрослый, немного даже грубый порой. Я открывал его для себя снова и снова, с разных сторон и мне не надоедало, и не приедалось. Я жадно впитывал его новые оттенки и стороны. Все. Без остатка. И принимал. За полтора месяца до дня рождения одним вечером перед сном после душа мы лежали на кровати и играли в онлайн игру. Я выиграл, и он в шутку начал меня бить подушкой. Я защищался руками. Мы смеялись. Он естественно оказался на моих бедрах и пытался меня придушить. Я вырвал подушку. Все — таки наши силовые категории были немного не равны и откинул её так быстро, что он не успел понять, что происходит. Такой довольный и веселый. Такой прекрасный. Молчание невольно повисло между нами. А дальше я не знаю, почему позволил этому произойти. Его взгляд изменился. Я был спокоен и улыбался уголками губ. Он же провокационно двинул бедрами, потерся попой. Как повторяя за своим «папочкой» Сайнтом, прикусил нижнюю губу, взгляд стал темнеть. Я не верил виду. В его карих омутах плескалось неподдельное желание, граничащее с похотью. Они боролись друг с другом. Я замер, чтобы своими движениями не дать невольную силу для победы. Он же просто потянул край футболки вверх. Я накрыл его руки ладонями, остановил. Я был серьезен, он тоже. Глазами говорил « не надо». Его в ответ — «хочу». А дальше было как в дешёвом бульварном романе. Сначала он издевательски медленно тянул вверх с себя футболку. После пальцы скользнули под резинку, собрались снять шорты, привстав, чтобы обнажить плоть. Подростки быстро заводятся. Стоит ли говорить, что он уже был возбужден. Я дал ему подняться и стянул шорты с бельем. Лёжа, я любовался снизу прекрасным телом. В свете ночников он казался пришельцем необычной расцветки. Ещё не все ушибы до конца прошли. Но он был прекрасен. Коварный взгляд его не обещал мне ничего хорошего. Он завёл руки назад в замок и показательно потянулся, выгнулся. Я жадно ловил все его плавные изгибы немного угловатого тела. Чёрт возьми, моя выдержка держалась на последнем издыхании. Стоит ли говорить, что он отобрал и это? Руки на затылок, ерошит волосы себе, одной рукой спускается по шее к соскам, добавляет вторую и смотрит мне в глаза. «Ты шутишь?» — хочется мне спросить, но ком стоит в глотке, и прервать пытку не получается. Я продолжаю наблюдать, не предпринимают никаких попыток прекратить. Его палицы скручивают, теребят соски. Под моим пристальным взглядом он ещё больше возбуждается. Природа не обделила его. Навскидку сантиметров 20. Не маленький агрегат прилипает к низу живота, подергивается на особо болезненных щипках сосков. Для большего обзора для меня он опускается на колени плавно. Его достоинство уже начинает течь. Капли смазки выступают и пачкают его плоский живот с почти незаметной дорожкой мягких русых волос, что тянется к лобку. Даже здесь аккуратно. Явно делал специальную стрижку. У меня уже стоит колом. Палатка из домашних треников вызывает лишь ещё большее озорство в его глазах. Он поводит бедрами. Обнаженные ягодицы едва касаются, но этого хватает, чтобы меня повело. Он удовлетворительно хмыкает, когда видит мой мутный взгляд и повторяет действия. Из груди вырывается первобытный рык. С силой стискиваю ягодицы, прижимаю к своему возбуждению, увеличиваю количество прикосновений. Слышу стон наполненный удовлетворением. Комок нервов еще больше накаляется. — Трахни меня, — шепотом как в горячке просит.- Я больше не могу! — тут срывается в хриплый крик, поднимается на коленях и опускается, зазывающе трётся. Это развязное и вызывающее поведение ломает, лишает последних сил контроля. Добивает, когда его руки контрастно робко пробираются под мою футболку, царапают живот. Поцелуй выходит грубым и жадным, когда внезапно поднимаю корпус и накрываю его губы. Немного сладкие на вкус, он ел десерт недавно. Еще хранят аромат ванили. Он отвечает, судорожно шарит по моему телу, льнет и всем видом показывает, как он хочет, можно всё. Но у меня нет ничего для близости, еще не время. Футболка летит на пол к его вещам, помогает снять и треники. А потом делает то, что не вяжется с его милым видом. С шальным блеском в глазах опускает голову и засасывает мою плоть. Язык проходится по уздечке, толкается в нее, скользит ниже. Он берет сразу и до упора. Вызывает удивление и восторг. Волосы по всему телу встают дыбом от удовольствия. Его дыхание ерошит волоски в паху при движении. Я вцепляюсь в волосы и пытаюсь оттащить. Но он только стонет от моих грубых действий так, что приходится поджимать пальцы на ногах. Вибрации от стонов заставляют мой член дергаться, судорожно хотеть долбиться в этот горячий рот, забыть про всё на свете и получить свою дозу кайфа. Кондиционер не спасает от жары. Освежитель не перебивает острый запах секса. — Прекрати, — звучит так тихо через зубы, но он останавливается и открывает глаза, всё еще с моим полностью возбужденным достоинством во рту. Мягко тяну его для поцелуя. Его пошло блестящие губы, обеспокоенный взгляд, струйка слюны, что тянется с подбородка, сводили с ума. — Тебе противно? — задает он внезапно вопрос. Я вижу, как слезы скапливаются в уголках его глаз. — Я такой грязный… — Нет, — мотаю головой.- Ты прекрасен. Мы целуемся нежно, я стараюсь успокоить его, глажу спину. Минуты две так все пиково и обжигающе мучительно. — Я просто тоже хочу тебе сделать приятно, — шепчу на ушко, прикусываю мочку и поцелуям спускаюсь к острым ключицам. Его сотрясает волна мурашек. Моя усмешка остается незамеченной, прикрываюсь, лаская языком горошины сосков. Он не остается без движения, пытается также продолжить дарить удовольствие. Шаловливая рука накрывает соприкасающиеся мокрые плоти. Это просто невероятно приятно. Он двигает тазом по кругу и толкается в ладонь. Звезды взрываются перед глазами. Мы оба стонем. Я легонько оттягиваю зубами сосок. — Возьми, возьми, возьми меня, — лепечет почти без перерыва. Я хотел бы, чтобы наш первый раз был наполнен нежностью и неторопливостью, а не похотью, безудержной страстью и несдержанностью, грубостью. Он решает за меня. Приподнимается, опрокидывает на спину и, взяв в руку мой член, насаживается сам. Я охаю, а он морщится, но принимает в себя полностью. Удовлетворённо выдыхает, когда ягодицы встречаются с пахом. — Малыш, — оглаживаю его тело, отвлекаю от боли. — Я в порядке, — упирается руками о живот и приподнимается, насаживается. Раз за разом. От неторопливости не остается и следа. Вскидываю бедра навстречу. Громкие смачные шлепки кожи заводят, а казалось уже больше некуда. Он постоянно постанывает и неосознанно облизывает губы. Так по блядски. Так охеренно. Мои руки его придерживают за талию. Амплитуда растет. -Давай! — не сдерживаюсь, кричу, приказываю.- Кончи для меня! — впиваюсь до собственной боли пальцами и начинаю безудержно мощно вбиваться. Крик оглушает, когда белесая жидкость выстреливает и пачкает наши тела. У меня в ушах встает вакуум и слышен звон, оргазм накрывает с головой. Мы замираем на мгновение, а после нежно целуемся, отходим от пережитого. — Ты бесподобен. — Всё, что могу сказать со сбитым дыханием. — Хааа, — выдыхает. — Ты тоже.