Аневризма

Когда Ната неожиданно сама предложила взять его фамилию, Стрельников немного опешил. Ему всегда казалось, что независимая Нателла Разумовская добровольно не полезет в эту довольно дурацкую, на его взгляд, бюрократическую ловушку, так что он такой вариант даже не рассматривал. Собственно, тот факт, что Нателла в целом согласилась пойти под венец (говоря образно, конечно), уже был достаточно удивительным. (Не то чтобы Григория ранило, если бы она отказалась.) Они знали друг друга непростительно давно. Иногда Лидеру казалось, что он никогда не был влюблён в Нату: она просто вросла в его сердце сразу и намертво, это была больше болезнь, что-то вроде аневризмы. Им было едва по восемнадцать. В молодой Нателле не было ничего хрупкого и женственного, зато было всё то, что Григорий бесконечно уважал: амбициозность, безжалостность и мрачная суровость. Нет, Ната умела быть нежной, умела проявлять любовь. Но искренность как будто осталась в шестнадцати годах, в их первых свиданиях. После смерти матери в ней что-то ушло, а вместо этого «чего-то» остался лёгкий надрыв, заметный только внимательно смотрящему. Григорий всегда был таким. Отца Нателлы он не знал. Он то ли умер до её рождения, оставив глубоко беременную жену вдовой, то ли вообще законным мужем и отцом не был. Девушка отшучивалась, отмалчивалась, но напрямую никогда не говорила. Григорий никогда не спрашивал, а подозрения держал при себе. Только потом, много лет спустя, она, уже возглавляя ещё не враждебные «Железные каблуки», рассказала историю. Ей было девять лет, омерзительное пьяное животное в очередной раз ударило жену. К несчастью для него, Ната знала, где хранится пистолет. Не то чтобы Григорий удивился. Он привык не удивляться, когда дело касалось Нателлы. Она говорила подчёркнуто равнодушно, всем своим видом показывая, что ей плевать на мнение мужа, но Стрельников умел смотреть на неё. Он видел заполошно трепещущие ресницы и судорожно сжатые пальцы. И вскинутый с вызовом подбородок. Григорий тогда пожал плечами: – Как говорят американцы, если бешеного пса не подстрелить, он тебя... Он загрызёт самое ценное. – А не загрызёт, так обоссыт, – мрачно кивнула Нателла. Но заметно расслабилась. Это откровение раз и навсегда прояснило для Григория причину смены фамилии.

***

С аневризмой долго не живут. Разрыв пришёл с разводом. Стрельников никогда не был безнадёжным романтиком. Напротив – он был прагматичным и довольно жестоким человеком. Но семья была для него всем. В двадцать два потерявший обоих родителей, в двадцать шесть ставший отцом, Григорий остро реагировал на любую опасность, грозившую его семье извне. Опасности изнутри он не ожидал. Ладно, не то чтобы совсем не ожидал. Ната реализовывала свои амбиции. Планами она особо не делилась, но круг её общения стал известен довольно скоро. Ведению дел с путанами Григорий не препятствовал. Во-первых, конечно, попробовал бы он. Во-вторых, что было важнее, он бы и пробовать не стал. Ему никогда не приходило в голову ограничивать Нату в чём-либо, давить на неё. Ему вообще было не до подобного бреда – «Железные рукава» вели успешную борьбу за лидерство в Катамарановске, а с большой силой, как говорят американцы, приходит большая ответственность. Свободное от переговоров и разборок время Григорий проводил с сыном, тот к отцу охотно тянулся. Ната просто упустила момент, когда ребёнок не только поделил семью на два лагеря, но и выбрал сторону. Это задевало сильнее, чем она демонстрировала, и гораздо сильнее, чем могла когда-либо предположить. Стрельников в этой войне участвовать не собирался и считал её абсурдом, но обида Нателлы на ребёнка в какой-то период времени приобрела настолько сюрреалистический масштаб, что Лидер не выдержал и впервые повысил на неё голос, обвинив в том, что в своей тирании она становилась не лучше собственного отца. Это был удар ниже пояса. Нателла подала на развод. На общем совете «Рукавов» и «Каблуков» было решено провести процедуру тихо, не устраивать скандала, не расшатывать установившееся в Катамарановске равновесие и не травмировать ребёнка. Григорий тогда ощутил какое-то подобие уважения к путанам, которые особенно нажимали на последний аргумент. Неправым себя Стрельников не считал. Но было всё ещё больнее, чем хотелось бы. Он вычитал потом в каком-то медицинском журнале: «Без своевременной медицинской помощи разрыв аневризмы приводит к смерти». У него была своевременная помощь. Была ОПГ – его вторая, теперь последняя, семья. Был сын. А вот огромного пласта жизни, с корнем выдранного из сердца, больше не было. Появился надрыв, который был бы заметен внимательному смотрящему. Жаль только, что смотреть теперь было некому.