Искусство, чувства и сигареты

Война уничтожила их всех. Забрала все счастливые воспоминания, оставив за собой только боль, слово чертов дементор. Никто не чувствовал счастья от победы, все лишь страдали от смерти близких и других потерь. Гермионе было тяжело. Она потеряла родителей, которые словно испарились и уже не помнили родную дочь. Она потеряла себя, увидев тела и руины любимого замка. Грейнджер устала, ей было слишком тяжело жить с этой пустотой в душе и огромнейшим чувством вины. Панси было тяжело. Она потеряла семью ровно в тот момент, когда отец, убив ее мать на глазах у дочери, пошёл сражаться за лорда до конца. Паркинсон потеряла себя, при виде тел своих бывших однокурсников и полуразрушенную гостиную своего факультета. Ей хотелось кричать от боли и пустоты в сердце, она просто до смерти устала винить себя. Хогвартс ещё не успели полностью восстановить, когда наступила осень. Несмотря на это, многие ученики вернулись, чтобы продолжить своё обучение. Границы между факультетами были стёрты, все ели, спали и учились вместе. Хоть и слизеринцев недолюбливали, всем пришлось смириться, а вскоре и перестать пытаться уничтожить и засадить их в Азкабан. В октябре, несмотря на дождливую погоду, было достаточно тепло. Панси сидела у чёрного озеро с магловской гитарой в руках, наигрывая какую-то мелодию. Возможно, впервые за несколько месяцев она чувствовала себя менее паршиво. Гермиона, вдохновившись погодой на улице, взяла с собой мальберт и краски, и напевая незнакомую мелодию шла в сторону чёрного озёра. Тогда, наверное, был один из лучших дней в жизни гриффиндорки. Когда она заметила Панси, та уже давно перестала играть и во всю смотрела на Грейнджер. Гермиона почему-то покраснела, увидев такую умиротворённую и красивую Паркинсон. Ей стало неимоверно стыдно, что она потревожила ее. — Панси, прости пожалуйста. Я совсем задумалась и не увидела, что здесь кто-то есть, — Грейнджер сказала это таким тихим и неуверенным тоном, что Паркинсон невольно умилилась ей. — Не страшно, Грейнджер. Берег большой, всем места хватит. Не знала, что ты рисуешь, не хочешь показать? , — и, видя, как Гермиона ещё больше смущается и боится, она добавила: — я не кусаюсь, Гермиона. — Да, я не рисовала давно, просто сегодня почему-то захотелось. — она показала ей рисунки, которые вызвали восхищение у Панси, гриффиндорка продолжила: — Я хотела спросить, можно ли мне нарисовать тебя, если ты хочешь конечно. Это был один из тех разов, когда холодная принцесса слизерина не знала что сказать. Паркинсон снова взглянула в янтарные глаза Гермионы, которые смотрели на неё с надеждой и каплей заботы. Она не могла отказать девушке, к которой испытывала чувства с 5 курса, особенно, пока та смотрела на неё так. Особенно, если все песни Паркинсон были о ней. Гермиона была счастлива, когда Панси сказала «да». Она влюбилась в неё летом после 5 курса, с того момента как они встретились на Косой Алее. Грейнджер рисовала ее, когда они с Гарри и Роном охотились за крестражами. Девушка думала только о ней. Рисунок получился прекрасным, возможно, даже слишком. Гермиона вложила в него слишком много, что, когда Панси попросила ее показать ей его, девушка испугалась. Паркинсон все же увидела картину. Возможно, в тот момент они обе что-то поняли. Панси сыграла ей одну из своих мелодий, написанную прошлым летом, после их встречи. Они лежали на траве у озера и общались обо всем на свете. Кроме прошлого, слишком рано, слишком больно. Спустя 40 минут Панси достала сигарету. Она увидела немой вопрос в глазах Грейнджер и сказала: — Мы все равно умрем, а умирать здоровой скучно. И закурила.