Родная

Остала. Лето. Посаженные вдоль тротуара деревья шуршат молодой, нежно-зелёной листвой. В вечерний час по дороге редко и неспешно проезжают машины. Июнь. Наверное, самое лучшее время в году — ещё не слишком жарко, но уже так приятно и солнечно. В принципе, лето в маленьких остальских населённых пунктах всегда тихое и спокойное. Однако в этот день в городе произошло необычное изменение, хотя этого никто не заметил, и оно никак не повлияло на жителей городка. Но по своей сущности, по сложившимся в прошлом обстоятельствам, это событие было действительно удивительным. Василиса Огнева решила навестить этот город. Город, знакомый с самого раннего детства. В котором жила, выросла и проучилась, пока не открыла для себя странный и притягательный мир магии времени. Все её детские годы, до двенадцати лет включительно, были… одинокими. Тихими и даже печальными. Девушка вспоминала, каково ей было без родителей. С одной стороны, привыкнув уже жить только с опекуншей, которую пришлось звать «бабушкой», она не всегда ощущала себя несчастной и брошенной, так как имела постоянное место жительства, никогда не голодала (но и сыто не жила), денег для минимума вещей в школу и на спортивные тренировки хватало, даже дети из полных семей не брезговали общением с ней. Девочка всегда радовалась, что она хотя бы в детдоме не жила, а ведь там условия жизни и обращение с детьми… все сами понимают, какое. Да и ребёнок, когда с малых лет растёт почти один и не знает, как это — иметь двух родителей, маму и папу, ощущать их заботу, ласку, —не воспринимает свою ежедневную реальность «неправильной», потому что всегда так живёт. До тех пор, пока не начнёт сравнивать себя с остальными детьми. И вспомнит о том, что родители, скорее всего, живы. Просто… оставили. Василиса до определённого момента в своей жизни полностью не ощущала, кто это — «папа» и «мама»? Какие чувства испытывают дети и подростки, когда общаются с ними? Потом узнала и даже пообщалась. Правда, пообщалась недолго и… даже не совсем счастливо. Но это в прошлом. Слава Времени, она хотя бы нашла своих родителей. Василиса шла по улице провинциальнго городка, засунув руки в карманы и слегка улыбаясь навстречу тёплому ветру. Такие простые, но знакомые и приятные виды: белокирпичные стены зданий, освещаемые солнцем; пыльные автомобили, серые тротуары, люди, болтающие о чём-то неважном, отдалённом… О чём-то уже не твоём. Ты ходишь по улицам и разбираешься во всех тонкостях жизни этого мира, понимаешь их проблемы, но… воспринимаешь это как бы со стороны, словно вновь глядишь добрый фильм, последний раз просмотренный в детстве. Такое щемящеее, печальное и одновременно радостное чувство ностальгии. Но… Это уже не твоя жизнь. Или всё ещё твоя?.. Словно эррантия, она ходит и смотрит хитрым глазом на этих простых, добрых и не очень, занятых и свободных людей… но это её не касается. Василиса была бы рада побродить лишь призраком по этим местам. Но нельзя. Миракл бы не разрешил. Да и цель сегодня другая, так что надо оставаться в «телесной оболочке». Сколько же всего произошло за 12 лет, проведённых здесь… детство. Да, оно было грустным и неопределённым, но… почему-то Огнева испытывала сейчас больше положительных эмоций, нежели отрицательных. Конечно, детство — наиболее впечатлительный, яркий период жизни. Василиса наконец-то достигла своей первой в жизни школы — обычной остальской средней общеобразовательной школы. Девушка грустно улыбнулась, глядя на белые кирпичи здания и старую входную дверь, которая даже скрипела точно так же, как раньше! Из неё вышла какая-то старая сгорбленная женщина — похоже, учительница. На Огневу вновь нахлынула ностальгия — весь учительский состав, наверное, так постарел, на смену им приходят новые, незнакомые, не такие опытные люди… да, Время не щадит никого. А её одноклассники… интересно, какие они сейчас? Кем стали, где живут? Конечно, девочка никогда не относилась к своему классу как-то особо тепло, да и вряд ли все заметили исчезновение тихой рыжей девочки-сироты. Школа всегда была словно на втором месте — спорт занимал основную часть времени, и только математика вызывала у Василисы особую страсть. И всё-таки, несмотря на то, что эта жизнь уже в прошлом, словно призрак… в Огневой, плотно изучающей часовое зодчество, разгорелось желание подглянуть хоть часок за нынешней жизнью каждого, кого она знала до 12 лет. Это ведь и было её работой — изучать и распутывать часовые клубки судеб, размышлять, какая жизнь лучше для человека и стоит ли вообще вмешиваться в ход событий. Только вот в её работе фигурировали преимущественно клубки жизней известных, сильных часодеев. Это серьёзнее и сложнее, а значит, интереснее, но… порой надоедал весь этот часодейный пафос. Конечно, обычные люди — всего лишь пешки в вихре событий Вселенной… Сильно углубившись в воспоминания, она и не заметила, как почти подошла к улице, на которой жила раньше. Василиса про себя отметила, что почти механически дошла досюда, — видно, ноги не забыли путь из школы домой… Во дворе между двумя пятиэтажками пахло машинами, асфальтом, зелёной листвой и летом. Такой знакомый, незабываемый запах. Огнева умилённо наблюдала за двумя детишками, играющими в песочнице.  — Привет! — один из них, мальчик лет пяти, вытаращился на девушку и беззаботно, задорно улыбнулся. Рыжеволосая не выдержала и тихо хихикнула, кивнув в ответ. Всё-таки Остала совсем другая… и по-прежнему родная. Во всей круговерти своей сложнейшей учёбы, бесконечных встреч с советниками РадоСвета, беседами с высокомерными и коварными часовщиками Астрограда увидеть искреннюю улыбку здесь было так… приятно. Девушка ещё постояла пару минут и зашла в подъезд. Картина из детства — серые опшарпанные ступеньки, не очень приятный запах сырости, мрак… … Пятый этаж, на котором живёт Лёшка… Василиса бы зашла к нему, но тогда не хватит времени на самое главное, а ведь у неё в распоряжении всего пара часов… да и со старым другом ещё будет время увидеться. Поэтому она не стала подниматься выше и осталась на родном этаже. Четвёртом. Напротив неё была квартира тётки Гали — той самой болтливой, но всегда улыбающейся женщины, любящей в прошлом наведаться к ним в гости. Василиса ностальгически вздохнула. Сейчас нужно было решаться. Дверь в её квартиру — такая же ободранная, чёрная, только вот кнопка звонка была новой. «Видимо, сменили» — иронично усмехнулась девушка. Не решалась сама нажать или хоть постучать. А вдруг там никого нет?.. Или живут уже чужие люди? Или её просто не вспомнят? Хотя Василиса узнала от отца по секрету, что он не стёр память опекунше и что живёт она там же. Не будь это так, Огнева бы не пришла сюда. Но всё равно не была уверена. До жути знакомый, приторный голос разорвал тишину подъезда и заставил резко вздрогнуть. —… Я зайду к тебе ещё за теми семенами! — открывая входную дверь, на лестничную клетку выскочила средних лет женщина — та самая тётка Галя. Она держала в руках плотный свёрток газеты, машинально обернулась и увидела Василису.  — Ой… Здрасьте! — она, как и всегда, улыбнулась до ушей, любопытно разглядывая гостью. Огнева только по одному взгляду поняла — не помнит. А может, просто не узнала её. — А вы к кому?  — Я… сюда, в сороковую, — Василиса ткнула в дверь Марты Михайловны, бормоча первую попавшуюся отговорку, —… из коммунальной службы.  — А-а… Марта, к тебе из коммуналки! — женщина крикнула соседке и спешно ушла в свою квартиру, заинтересованно оглядываясь на девушку. Василиса обрадовалась, что надоедливая соседушка наконец отстала, и несмело переступила порог родной квартиры, захлопнув дверь. Сначала она просто оглядывалась. Здесь ничего почти не изменилось — те же некрасивые обои, холодный линолеум, небольшое зеркало в прихожей. Однако квартира хоть и была старой, но везде имелся порядок и чистота. Тут даже не было кошек и их запаха — удивительно и приятно! Тем временем за поворотом коридорчика послышалось шуршанье пакетами и недовольное бормотанье.  — Да опять что ли дверь не закрыла?.. Галька! — гаркнул знакомый хрипловатый женский голос и зашаркали шаги — хозяйка пошла разбираться. У Василисы сердце ёкнуло. Вот он, —момент. В прихожую вышла женщина, подняла глаза… да так и опешила. Её хмурый взгляд сразу стал удивлённым, рот ненарочно раскрылся. Марта Михайловна стояла и рассматривала новоприбывшую, с каждой секундой вспоминая всё больше, что это за девушка. А рыжеволосая молча осматривала свою опекуншу. Она была всё той же: тёмные волосы затянуты сзади, невысокая и полноватая, в простеньком хлопковом халате, с недовольным лицом и крепкими «рабочими» руками. Только вот постарела немного. И волосы слегка поседели.  — Здравствуйте. — Единственное, что девушка смогла вымолвить. Марта Михайловна ещё больше сощурилась, оперлась рукой о стену, взглядываясь в до боли знакомое и одновременно уже совсем другое лицо.  — Здрасьте… Так ты же!..  — Да, я…  — Нет-нет, стой! — женщина в своей обычной грубой манере перебила и почесала лоб, упорно размышляя. — Как же имя-то… как в сказках… Огнева усмехнулась: уже который раз за её жизнь проводят параллель между её именем и всякими Василисами-Премудрыми.  — Василиса. Девушка только кивнула. Всё-таки Марта Михайловна помнит её. Удивительно...  — Да где ж ты была!.. Проходи хоть… Бывшая опекунша засуетилась, побежала куда-то в ванную. Пока шумела вода, Василиса позволила себе пройти в кухню. Очевидно, хозяйка проводила уборку — вещи были разложены по полу, везде лежали губки, намытая посуда. Из окна дул свежий ветерок, раздувая старенькие льняные шторы.  — Я ведь и не ждала никого совсем… — женщина неловко стала сгребать вещи в кучу, освобождая путь к столу. — Да ты садись, не стесняйся! Василиса умилилась хозяйственности Марты Михайловны и присела на стул. Надо же, скрипит так же, как и раньше. Огнева не знала, с чего начать разговор. Но и понимала, что молчать тоже неправильно — не просто же так она сюда наведалась.  — А кошек у вас нет?.. — Василиса потупилась от такого банального вопроса и от того, что обратилась к опекунше на «вы».  — Да что ты, какие там кошки! — она хихикнула своим крякающим смехом, но как-то нервно — видно, была ошарашена таким визитом. — Один геморрой от них… здоровья уж нет совсем. Шесть десятков живу! Только вот Марсик… И правда: из-за кухонного гарнитура вылез незнакомый кот. Василиса удивилась — он выглядел не таким, как все их предыдущие питомцы: был чистым, пушистым, ухоженным и даже красивым. Животное равнодушно-удивлённо оглядело гостью и осторожно вышло вон из комнаты. Тем временем Марта Михайловна, наконец, тоже села за стол, но не решалась придвинуться ближе.  — Ну ты как сюда попала-то хоть? Из каких краёв? Её тёмные глаза внимательно смотрели на Василису, словно видя душу насквозь. Обычно недовольная и бурчащая, сейчас опекунша была притихшей и даже как будто… погрустневшей.  — Я… учусь. За границей. Давно.— Василиса просто улыбнулась, пытаясь унять душивший её океан чувств. Смятение, ностальгия, тоска, взволнованность и радость перемешались внутри неё.  — Слышала, да… отец твой говорил. — Женщина вздохнула, предаваясь воспоминаниям.  — Да? Что он вам сказал? Опекунша поглядела на неё и вдруг рассмеялась.  — Василиса, столько лет вместе прожили, и на «вы»! — Она затряслась в своём забавном кряхтящем смехе, от которого девушка всю жизнь смеялась.  — Чего уж там! Наговорил мне чего-то про международные школы, престиж… я его и не видела почти, твоего отца-то. Да и не нравится мне он, — помедлив, смущённо выговорила она. — Ей-богу, Василис! Хоть и нельзя так говорить, он же родной тебе… Весь всегда такой надменный, важный, занятый… Василиса молча рассмеялась: даже здесь, на Остале, нашёлся человек, которому Нортон Огнев не нравился. К тому же Марта Михайловна очень похоже изобразила его выражение лица, что не могло не позабавить.  — Я вижусь с отцом, — Огнева решила не молчать и рассказать о себе хоть что-то, — правда, не так часто — он и правда очень занятый человек…да и я почти каждый день пропадаю на уроках.  — Тебе ведь сейчас около двадцати двух, да? Я ведь помню твою дату рождения! — женщина озорно помахала пальцем, и девушка до щипания в носу умилилась этому знакомому, родному жесту. — Какая профессия у тебя хоть?  — Я занимаюсь… скажем так, международными отношениями… дипломатией и всё подобное. Это сложно, да мне и нельзя много говорить. Василиса решила не отходить в своих выдумках о жизни «за границей» от реального своего занятия — тоже связанного с политикой. К тому же, Марта Михайловна не задавала лишних вопросов, а лишь с пониманием кивала, молча слушая.  — А ведь я тебя ещё совсем малюткой помню! Такая вся худющая-худющая, лохматая и глазастая… Рыжеволосая согласно кивнула: да, её жизнь до Эфлары не назовёшь сладкой. Вспоминая себя маленькую, что давалось ей с трудом, девушка напоминала себя самой себе таким маугли. Замкнутая, стеснительная, грустная — только с Лёшкой она и дружила. А так — жизнь была занятой: школа, тренировки, уроки. А ещё еженедельные субботние и воскресные уборки, уход за капризными кошками… скучать и лениться было некогда.  — А вы разве не за границей живёте? С детьми? Мне казалось, отец что-то подобное говорил…  — Да куда там! — Марта Михайловна просмеялась, хлопнув рукой по ноге. — За границей дети живут… и то, только недавно обустроились там. Я иногда приезжаю к ним. Только вот сил уже нет ездить туда-сюда… не молодая! Девушка усмехнулась — женщина, несмотря на возраст, сохранила в душе «огонёк», который так нравился Василисе, и способность не унывать, а подшучивать над тяготами жизни.  — И выросла же ты! Умная такая, серьёзная, красивая… ну прямо Царевна-Василиса, не нагляжусь никак! И в кого же ты такая рыженькая… Огнева поняла, к чему клонит опекунша. Что ж, видимо, не упомянуть Лиссу нельзя.  — Я виделась в матерью… с мамой. — поправилась она. — Правда, у неё тоже сложная судьба… была. Сейчас она живёт и работает в совершенно другом месте, у нас почти нет возможности видеться… Как Василиса ни старалась, но скрыть дрожь в голосе и блеск в глазах не удалось. Марта Михайловна заметила это и сочувствующе похлопала по руке. Ну и пусть… здесь нет знакомых-эфларцев, можно немного и дать волю чувствам.  — Да… женщины сегодня пошли… карьеру строить научились, а про детей и забывают, не воспитывают… нет, не понимаю я нынешнее поколение.  — Нет-нет, моя мать не забыла про меня… если кто и виноват, то оба моих родителя. — Девушка никому не позволяла плохо отзываться о своей матери. — Это нехорошая история. Но… мне не хватает её. Марта Михайловна с искренним сожалением глядела на свою воспитанницу — уже действительно такую взрослую, уверенную, созревшую и несчастную прямо сейчас. Женщина не знала ничего о загадочной семье Огневых, так безответственно сваливших воспитание дочери на чужого человека, но по глазам девушки — таким же большим, синим и серьёзным — видела, что та думает как раз о ней. О своей семье. Печальная тишина повисла во всей маленькой квартире. Из коридора вышел кот, протопав по кухне к своей миске с сухим кормом. Хозяйка дома недовольно подсыпала ему добавки и продолжила:  — Ну, а я воспитывала тебя как могла. Такое тяжёлое время было тогда, ты бы знала… своих-то детей еле подняла и выучила. А тут и ты — малютка без крова… Может, и была я где-то чёрствой и неправильной… сейчас все как-то правильно воспитывают детей, а я растила тебя, как умела. Ты уж прости, если где обидела когда. Марта Михайловна судорожно вздохнула и налила дрожащими руками воды из графина сначала себе, потом Василисе. Девушка растрогалась: видимо, опекунша стала ещё сентиментальнее, чем раньше. Эта женщина… этот человек извинялся за то, за что его нужно было благодарить. Она тратила на маленькую девочку своё время и здоровье, свою пенсию, хотя сама не являлась ей роднёй и только по доброй душе согласилась помочь. Может, и за деньги, которых, кстати, было немного. Они жили бедно, но по-другому было никак. — Не за что извиняться. Всё хорошо... Да, теперь у Огневой есть всё. Отец хорошо обеспечил её материально, начал учить сложным и редким эферам, «вводить» в тайны часового мира; Чёрная Королева учила Василису держать себя, быть достойной правительницей, «вселила» в девушку чувство собственного достоинства, помогала расставлять приоритеты, учила разбираться в людях. А Марта Михайловна, простая остальская женщина, научила Василису ходить. Разговаривать. Научила держать ложку, завязывать шнурки. Учила делать домашнее задание в срок, здороваться со старшими, не открывать входную дверь незнакомцам и переходить дорогу только на зелёный свет. А ещё отвела в спортивную секцию, которую девочка сразу полюбила, где нашла первых друзей и врагов. Забирала в первом классе из школы, дарила шоколадки на Новый Год и День Рождения. Самые важные люди в её жизни делают из неё сильную личность, но именно Марта Михайловна поставила девочку на ноги. Пока она, видимо, крайне смущаясь такой тяжёлой и тонкой темы, рассуждала о чём-то будничном, Василиса молча улыбалась. Не переставая слушать, она разглядывала графин с водой — такой же, как и раньше: низенький, пузатый, только теперь начищенный до блеска, как новенький. Внешне квартира действительно не изменилась, только здесь стало чище, пахло чистотой, что не могло не радовать. И несмотря на то, что свою новую, хоть и сложную и опасную жизнь Огнева ни за что не променяет на тихую остальскую, её сердце просто ломало от ностальгии. Сколько всего здесь произошло… Не по событиям, но по взрослению самой девочки. Как она росла, менялась, грустила и радовалась, плакала по ночам от одиночества и, наоборот, лелеяла надежду… Эта старая квартирка возвращала в прошлое. Словно тебе снова двенадцать и ты — простой подросток. Марта Михайловна, желая отвлечься, рассказывала о своих проблемах: о маленькой пенсии, о злом вирусе, опасном для пожилых людей, о запланированном ремонте, о том, что Лёшка поступил в хороший институт… Василиса слушала женщину внимательно, не упуская ни детали. Теперь, спустя много лет, пройдя через множество испытаний, потерь, она смотрела на свою опекуншу по-другому. Теперь она видела в ней не угрюмую тётку, как раньше, а вполне милую, мудрую и уставшую от жизни женщину. И по-прежнему родную. Она своим трудом и заботой заслуживала называться бабушкой, а не чужим и сухим словом «опекунша». Когда та наконец перестала говорить, Василиса решилась кое-что сделать.  — Марта Ми… бабушка?.. — похоже, не только самой девушке было неловко на душе от этого слова. Марта Михайловна вопросительно поглядела на свою воспитанницу. — Я хочу кое-что дать вам…тебе… подарить. В благодарность за твой труд. Девушка аккуратно вытащила из глубокого кармана джинс маленький свёрток мягкой ткани. Развернула и положила на стол перед опекуншей-бабушкой. Это были тоненькие, но очень красивые золотые винтажные наручные часы.  — Ах! — женщина взмахнула руками, ошарашено глядя на столь дорогую вещицу. — Да ты что, Василиса! Нет, даже не настаивай… Она в своей обычной упрямой манере замахала руками, но Огнева решила идти до победного:  — Возьми, пожалуйста! Ты заслуживаешь этого полностью. К тому же, мне ничего не стоило приобрести его… Просто это единственное, что я могу оставить тебе в память обо мне. О нас… о нашем общем прошлом, моём детстве. Если не будешь носить, то хотя бы сохрани его. Это же подарок. Что мы, чужие, что ли… Марта Михайловна ещё помялась, но всё-таки завернула часы обратно и положила рядом с собой. По её лицу видно было — она тоже борется с чувствами, переполняющими душу.  — Что ж… спасибо. Буду хранить и помнить тебя. Василиса посмотрела на свои наручные часы — почти час она находится в этом городе. Получается, у неё в запасе всего часок с небольшим…  — Давай ещё посидим, пока у меня есть время…  — Так с радостью! Давай я тебя угощу… Марта Михайловна полезла куда-то в подвесной шкафчик, поставила кипятиться чайник. А Василиса просто наслаждалась. Разглядывала весь этот простой, знакомый быт, слушая бормотание женщины. Ведь потом она вряд ли сможет снова с ней увидеться. И если сможет, то нескоро… Да и кто знает — доживёт ли Марта Михайловна до того времени? Огнева упорно не хотела об этом думать. Смерть близких была одним из самых больших её страхов. И где её беззаботное детство? Время не щадит никого. «Но Время сохраняется в подарках…» — думала часовщица, разглядывая тканевый свёрток с маленьким, но дорогим подарком. Подарки — проводник между прошлым и настоящим. Материализованное воплощение воспоминаний. Скоро Василиса уйдёт отсюда. Грустно и даже как-то… несправедливо. Но жизнь — она такая. Приходится рушить мосты и отрывать от сердца дорогое тебе. Но она будет помнить всё то, что произошло с ней здесь, на Остале. Не только гимнастику и Лёшку, но и свою, пусть не кровную, бабушку. Родную. Пока девушка и женщина пили чай с конфетами и гладили пушистого котика, болтая обо всём на свете, за окном шуршали деревья, дул тёплый июньский ветер.