Encounter / Неожиданная встреча

      Кто-то стоит, прислонившись к перилам.       Это невозможно. Он знает, что это невозможно, но… но он получил письмо и зашёл так далеко, и здесь больше никого нет, и это должна быть она, должна быть…       — Мэри? — спрашивает он, едва смея поверить.       Человек оборачивается. Это молодой мужчина, темноволосый и красивый. Он совсем не похож на Мэри. Джеймс думает, что он, должно быть, сходит с ума, видя ее повсюду.       — …нет. Извините.       — Мэри? — переспрашивает незнакомец, усмехаясь.       — Моя… — никакого сходства. Как он?.. — Моя покойная жена.       Улыбка исчезает.       — Мне очень жаль это слышать, — искренне говорит он. — Хотел бы я быть ей для тебя, — он делает шаг вперед и протягивает руку. — Капитан Джек Харкнесс.       Джеймс мгновение смотрит на руку, словно не зная, что с ней делать, а потом пожимает ее.       — Джеймс Сандерленд. Спасибо, — добавляет он, когда его разум, наконец, переваривает информацию и до него доходит сочувствие Джека.       В последнее время он чувствовал себя заторможенным, его чувства притупились. Он может двигаться, может бегать, сражаться и ходить с осторожностью, ощущая, как каждый мускул в его теле напряжен от страха, и прислушиваясь к треску статического шума; но он, видимо, не в состоянии вести надлежащий разговор, не в состоянии ясно мыслить.       Возможно, всё дело в людях, с которыми он пытался поговорить.       Джек понимающе кивает («ты не понимаешь, просто не можешь понимать»), глядя Джеймсу в глаза, прежде чем отвернуться.       — Я и сам кое-кого потерял. Двоих, — поправляет он себя. — Я думал, что они могут быть здесь, но не смог их найти. — Помолчав, он добавляет. — Полагаю, это не одно и то же.       «Может, да, а может, и нет,» — думает Джеймс.       — Нет, я… я надеюсь, ты найдёшь их.       — Спасибо, — последовала пауза. — Итак, что привело тебя сюда? — Он прислоняется спиной к железным перилам и жестом показывает на окружающий их мир. — Не самое лучшее место для отдыха.       Джеймс не может вспомнить, почему он здесь, и когда ему удаётся, он потрясен — как он мог забыть, даже на несколько секунд.       — Я… ищу кое-кого.       — Мэри? — спрашивает Джек.       Джеймс удивленно смотрит на него.       — Совершенно верно. Как ты…       — Ранее ты назвал меня Мэри. Похоже, ты действительно ожидал, что она будет здесь. — Джек не смотрит на него, вполоборота глядя на озеро. — И смерть… не всегда можно быть уверенным, что кто-то… — он колеблется. — Я потерял своих друзей, потому что они думали, что я умер. Думаю, я был мёртв, но вернулся к жизни. Но они не могли этого знать. Они бы пришли за мной, если бы знали.       Джек, кажется, сейчас больше разговаривает сам с собой, чем с Джеймсом, пытаясь убедить себя, что его слова правдивы. От этого Джеймсу его жаль.       — Я получил письмо, — тихо говорит он. — От Мэри. Она сказала, что будет здесь.       Джек поворачивается, всё ещё держась одной рукой за перила.       — В парке?       — Не знаю, — на мгновение он заколебался, раздумывая, стоит ли показывать Джеку письмо, но в конце концов решил этого не делать. Это слишком личное. — Она сказала, что встретится со мной в нашем «особом месте».       — Ваше «особое место»? — Что-то мелькает, — возможно, усмешка, — но он быстро подавляет ее. — Есть идеи, где это может быть?       Джеймс смотрит мимо него на озеро.       — Я думал, что знаю, но… — Он замолкает, щурясь сквозь туман. — Это может быть отель «Лейквью». Мы останавливались там три года назад. — На его лице мелькает секундное замешательство. — Нет, этого не может быть. Должно быть что-то ещë, более раннее.       Джек молча наблюдает за ним, заинтересованный.       — Я пытался добраться сюда раньше, но все дороги были перекрыты, и эти монстры…       — Нападают на тебя? — тут же спрашивает Джек.       — А на тебя нет?       — Пока нет. — Он — невероятно — улыбается. — Но если здесь есть монстры, это значит, что и мои друзья, вероятно, объявятся.       «Посмотрим, будешь ли ты по-прежнему искать их, когда встретишь ту красную пирамиду,» — с некоторым злорадством думает Джеймс, а затем удивляется собственным мыслям. Почему он считает, что решимость Джека будет слабее, чем его собственная? Джеймс знает, что ради Мэри он прошёл бы через ад и обратно — в некотором смысле, он сейчас занят именно этим, погружаясь в этот ад всё глубже и глубже ради малейшего шанса, что она всё ещё жива. Это просто смешно. Смешно, и он это знает, но он также знает, что не может повернуть назад.       Некоторое время они стоят молча, а потом Джеймс кивает в сторону отеля — по крайней мере, он думает, что отель в той стороне («какой же густой туман»).       — Мне пора. Удачи.       И идет прочь.       — Подожди. — Джеймс останавливается, оборачивается. Джек проницательно смотрит на него. — Разве ты не говорил, что здесь водятся монстры?       — Они повсюду. Ты их не видел?       — И они нападают на тебя? — он отталкивается от перил и подходит к Джеймсу.       — Ага.       Они двигаются с места.       — У тебя есть чем себя защитить?       Пауза.       — У меня есть пистолет. Несколько пуль. Это работает, только надо добивать их, как только упадут, иначе они снова оживают.       Он содрогается от воспоминаний… хриплые визги, рваные движения («ничто не может так двигаться») и человеческая фигура, свернувшаяся на земле, заставляющая его чувствовать, что он каким-то образом сделал что-то ужасное… они монстры, у него нет выбора.       Джек слегка хмурится.       — Ты взял с собой пистолет и патроны? Значит, ты знал, что на тебя нападут?       — Что? Нет. Нет, я просто… нашел их. — Это кажется таким странным, теперь, когда он думает об этом.       — Ты нашёл их? – скептически повторяет Джек.       — Пистолет был в здании… в апартаментах «Вудсайд», — говорит он, как бы защищаясь. — Пули же просто валяются повсюду.       Он оглядывается, ожидая от этого города чего угодно, и, конечно же, видит упаковку патронов, насаженную на декоративную пику. Он поднимает её. Джек выглядит чуть более убежденным, и Джеймс чувствует странную гордость за себя.       — А ещё я подобрал несколько ружейных пуль.       — Но у тебя нет ружья.       Наступает долгая пауза.       — Я… думал, что смогу найти его позже. — «В этом нет никакого смысла,» понимает Джеймс, ещё до того, как закончит фразу. Но он подбирал коробки с патронами до того, как нашёл пистолет. Почему с ружьём должно быть по-другому?       Джек какое-то время молчит, глядя на пули, а потом поворачивается и смотрит в туман.       — Как давно ты здесь?       Джеймс делает паузу, чтобы подумать. Ночь ещё не наступила, насколько ему известно, но внутри зданий темно, и окон нет. Ему кажется, что он был здесь всегда, и фотография Мэри в кармане — единственное, что связывает его с другим временем, более счастливым.       — …Не знаю.       Он не сумасшедший. Он не считает себя сумасшедшим.       Если Джек и удивлен его ответом, то никак этого не показывает.       — И долго ты намерен здесь оставаться?       На это, по крайней мере, легко ответить.       — Пока не найду Мэри.       Джек колеблется, но всего мгновение.       — А если ты её не найдёшь?       Джеймс не знает, что ответить.       Пойду домой. Как-нибудь найду её. Умру. Останусь здесь навсегда, буду ходить по этим улицам кругами и искать кого-то, кто мёртв.       Что-то касается его плеча, и он вздрагивает и поворачивается, вскидывая пистолет. Никакого статического шума, и от этого ещё хуже, потому что в этом городе есть только одна штука, на которую не реагирует радио, и пистолет не может причинить ей вреда, ничто не может, а она просто стоит — плоть и металл, и нож, который мог бы разрубить человека надвое…       …но это Джек, всего лишь Джек. Он почти забыл о его присутствии. Забыл, что люди прикасаются друг к другу для утешения и поддержки. Он помнит, как узнал, что Мэри умрёт, как он… он хотел…       Это не важно.       Чтобы утешить друг друга. Люди прикасаются к другим людям, чтобы утешить их, а не только самих себя. Потому что это было бы эгоистично, это было бы неправильно.       Джек поднял руки вверх и приподнял бровь, и Джеймсу потребовалась ещё секунда, чтобы понять, что он всё ещё целится в него. Он опускает пушку, бормоча извинения.       — Извини, если напугал, — смеясь, говорит Джек, опуская руки. — Вот бы это было так же легко каждый раз, как я оказывался под прицелом, — он слегка наклоняет голову, оценивающе глядя на пистолет. — Кстати, милая маленькая модель. Очень необычно.       — …спасибо, — произносит Джеймс после паузы, потому что не знает, что ещё сказать. Реакция Джека не та, которую он ожидал бы от человека, на которого только что направили пистолет — понимает ли он вообще, насколько близок был к тому, чтобы выстрелить? — но после его встречи с Анжелой такое облегчение — найти кого-то, кто, кажется, способен к рациональному поведению, рациональному мышлению. Кого-то, помимо него самого, пребывающего в здравом уме.       Кроме того, после минутного раздумья ему приходит в голову, что это не более странно, чем его собственная реакция на прикосновение.       Он уже давно в этом городе. Кажется, что прошло много времени, кажется, что прошла вечность. Его нервозность вполне оправдана. Джек должен это понимать.       Джек должен это понять, потому что если он этого не сделает, то может подумать, будто бы Джеймс сошел с ума, а это не так. Он чувствует, что может сойти с ума, если ему придётся задержаться в этом городе еще дольше, ища и ища кого-то, кого нет («но она здесь, должна быть здесь»), но сейчас у него есть здравомыслие, и он должен цепляться за него. Здравомыслие и Мэри — только благодаря им Джеймс ещё жив.       У него возникает странное чувство, что Мэри каким-то образом направляет его. Показывает ему пути, по которым он должен пройти, места, куда ему нужно попасть. Она хочет, чтобы он узнал, что значило это письмо, и он это сделает. Он сделает для неё всё, что угодно.       — Ты выглядишь немного подавленным, — голос Джека прерывает его мысли. — Я бы тебя обнял, но не уверен, что это хорошая идея.       Джеймс смотрит на него в замешательстве, прежде чем вспомнить.       — Мне… очень жаль. За произошедшее.       — Не беспокойся об этом. Если бы я знал, что какие-то монстры пытаются съесть меня, я бы тоже испугался. — Джек оглядывается. Он, похоже, лучше видит в тумане, чем Джеймс. Иногда он меняет направление, прежде чем в поле зрения появится поворот, или останавливается, чтобы прочитать указатель, который Джеймс едва может разобрать. — Итак, куда мы направляемся?       — В отель.       — В «Лейквью»? — Джек слегка хмурится, глядя на свое запястье. Джеймс видит, что там что-то есть… что-то вроде часов, но больше и сложнее. — Это на другой стороне озера. Не вижу поблизости никакого способа переправиться через него. — Он поднимает глаза. — Не знаешь, где мы можем найти лодку? — спрашивает он, прежде чем замечает выражение лица Джеймса. — Что такое?       Джеймс остановился, уставившись на него. Теперь, когда он думает об этом, в его действиях вообще не было никакой логики. Он смотрел на карту и шёл по длинным улицам, которые, как он знал, оканчивались тупиком. Он вошёл в то здание просто потому, что нашел ключ от него, обыскал его, перебрался в соседнее здание и также обыскал. Что он ожидал там найти? Апартаменты в «Блу-Крик» не могли быть тем «особенным местом», о котором писала Мэри, так зачем же он туда пошел?       — Джеймс?       Должен же быть более логичный путь. Должен быть. Если он будет продолжать в том же духе, находя его инстинктивно и по нацарапанному наследию мертвецов, он может никогда не найти её.       — Джеймс?       Но ведь до сих пор это работало, так? Он не может объяснить, что заставило его завернуть в тот тупик, но именно там он нашел ключ от апартаментов«Вудсайд». У него не было реальной причины заходить в ту квартиру, но, перебравшись по пожарной лестнице в «Блу-Крик», он смог добраться сюда, к Джеку и парку Роузуотер. Возможно, ему следует продолжать в том же духе, раз уж необъяснимые порывы и ключи, которые попадают ему в руки, завели его так далеко.       Поэтому он спрашивает:       — Как ты думаешь, куда нам идти?       Джек молчит, размышляя, а затем медленно улыбается.       — Я слышал, что здесь неподалеку есть стриптиз-бар…       Джеймс замирает, сглатывает и пытается не думать о стрип-барах, хотя сам не знает почему.       — Ты же знаешь, здесь никого нет. Ну, — поправляет он себя, — есть пара человек. Но не думаю, что там кто-то будет.       Джек смеётся.       — Да, знаю. Но мы можем проверить. В конце концов, у меня есть ключ. — Он хлопает Джеймса по плечу. — Можем раздобыть спиртное. Тебе нужно что-то, чтобы отвлечься.       «Ещё один ключ,» — думает Джеймс. И никаких других зацепок.       — Ладно.       Ему и в голову не приходит гадать, откуда у Джека ключ.

***

      «Райская ночь» — грязное маленькое заведение посреди ближайшего переулка. Джек просит Джеймса отвести взгляд, и тот в недоумении подчиняется; но, отворачиваясь, замечает, что Джек что-то достает из кармана. Похоже на пушку, но этого не может быть, потому что через секунду дверь распахивается.       Думать, что ключ — это оружие… это безумие? Паранойя? Может быть, это побочный эффект пребывания в такой опасности Бог знает сколько времени.       Однако у него нет времени думать об этом, потому что Джек, улыбаясь, придерживает дверь, приглашая его войти.       Внутри здание похоже на любое другое место здесь — темно, грязно, сломанная мебель и разбитые стёкла. Джеймс удивлен, что неоновая вывеска на стене — «Райская ночь» с полулежащей женщиной — всё ещё работает.       Грязно и заброшено. Как и везде.       Почему этот город так сильно изменился с тех пор, как они с Мэри приезжали сюда?       Джек стоит у стойки бара, жестикулируя и делая вид, что спорит с невидимым барменом о цене напитков. После того, как дискуссия завершается тем, что Джек с поразительной скоростью перечисляет список валют, о которых Джеймс никогда не слышал, он перескакивает через прилавок и быстро извлекает из-за него две покрытые грязью бутылки. Ухмыляясь, он смахивает осколки стекла с одного из столов и ставит бутылки, и у Джеймса возникает странное чувство, что Джек пил в местах ещё менее привлекательных, чем это.       Вкус алкоголя поначалу заставляет его непроизвольно вздрогнуть, но он согревает и успокаивает, и почти впервые с тех пор, как он вошёл в город, Джеймс может позволить себе немного расслабиться, перестать прислушиваться к предательскому звуку своего радио, забыть о том, как его парализует страх от малейшего шума.       Но он всё ещё думает о Мэри. Он не позволит себе забыть её.       Джек рядом с ним чувствует себя гораздо спокойнее, откинувшись на спинку стула, положив ноги на стол — блеск полированной кожи неуместен на фоне накопившейся за годы грязи. Джеймс не уверен, когда Джек успел приобнять его за плечи, но это так. Тепло и тяжесть почему-то успокаивают; это усиливает его чувство защищённости. Ему нужна защита.       Джек делает ещё глоток, кивает в сторону шеста на сцене.       — Хочешь, я тебя развлеку? — спрашивает он, и Джеймс слышит ухмылку в его голосе.       Он сидит, уставившись на бутылку, и не отвечает.       Наступает пауза.       — Как давно она умерла? — спрашивает Джек, теперь уже серьёзно.       Джеймсу требуется некоторое время, чтобы осознать, что ему задали вопрос.       — …Три года назад.       — Три года? — удивленно спрашивает Джек. Он хмурится. — Разве она не связалась бы с тобой раньше, если бы она… прости, я имею в виду… то есть…       — Я не понимаю, что происходит, — тихо говорит Джеймс, не отрывая глаз от стола.       Короткое молчание.       — Могу я взглянуть на письмо?       — Нет, извини, я… потерял его.       Это неправда, и он сам не знает, зачем говорит это, но почему-то знает, что нельзя позволить Джеку увидеть письмо. Дело не в том, что он не доверяет Джеку. Он действительно доверяет ему. Думает, что доверяет. Но он чувствует, что если Джек увидит письмо, вся его надежда найти Мэри исчезнет.       — Ты потерял его? – повторяет Джек после секундной паузы.       Хоть это и не было правдой, лёгкий намек на скептицизм в голосе Джека заставляет Джеймса ощетиниться. Он не лжец. Иногда он может говорить то, что не до конца является правдой, но только тогда, когда это необходимо. Он рассказал Джеку о Мэри, о её письме и её смерти. Это самое важное, то, о чём он бы никогда не солгал. Почему он не доверяет ему?       — Да, — говорит он, и то ли Джек что-то чувствует в его голосе, то ли Джеймс непроизвольно напрягается физически, потому что рука покидает его плечи, и он снова один.       Он не должен этого делать. Не должен быть здесь, сидеть в заброшенном стриптиз-баре и пить с почти полным незнакомцем. Должен искать Мэри, но когда он озвучивает эту мысль, Джек спрашивает, куда, по его мнению, они должны идти, и он не знает ответа.       Алкоголь согревает, но Джеймс всё ещё чувствует холод воздуха и воспоминаний, просачивающийся сквозь куртку. Когда он просит еще, Джек — который каким-то образом умудрился прикончить в два раза больше, чем он — вскакивает на ноги и с какой-то решительной, сосредоточенной готовностью направляется к бару. Через секунду раздается звук бьющегося стекла.       Джек бросает взгляд на остатки бутылки, потом снова поднимает глаза с чуть застенчивой улыбкой.       — Прости за это.       Джеймс смотрит на разбитое стекло, на то, как тёмная жидкость впитывается в грязь.       — Нет, это… это не имеет значения.       Через мгновение он понимает, что думает о том, чтобы поднять осколки, сжимать их, пока они не вопьются в ладони — и он отворачивается, пытаясь подавить эти образы.       Люди в этом городе, все эти трупы — вот как они умерли? Блуждая в одиночестве, они в конце концов теряли рассудок и искали боль, потому что им нужно было за что-то цепляться, за что-то конкретное… потому что они устали чувствовать только безнадежность, одиночество и страх…       Но с ним этого не случится.       С ним этого не случится, потому что у него ещё есть надежда. У него в голове письмо Мэри и её фотография в кармане, и это всё, что ему нужно.       С ним этого не случится, потому что он не один.       Джек делает вид, что хочет убрать разбитую бутылку, но потом вспоминает, где они, и снова поворачивается к бару.       — Всё ещё хочешь выпить?       Стул скрипит под ним, и Джеймс встаёт, прежде чем осознает, что сознательно решил это сделать, обеими руками опираясь на стол, чтобы не упасть. В ладони впиваются осколки стекла, но он не обращает на них внимания. Просто случайно положить руки на битое стекло — это другое, говорит он себе. Он не хотел этого. Это не одно и то же.       Джек замер, обернулся на шум. Джеймс поднимает голову и смотрит ему в глаза.       — Я не собираюсь умирать здесь.       Джек смотрит на него спокойно, серьёзно, и алкоголь берет верх над тактом.       — А что, если ты узнаешь, что Мэри мертва?       Джеймс пристально смотрит на него, в его глазах мелькает замешательство.       — Мэри… — медленно повторяет он.       Что-то нацарапано на стене позади Джека. Раньше он этого не замечал.       Если ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочешь увидеть Мэри…       — Я… я не знаю…       Он никогда не думал об этом раньше. Он всегда был так уверен, что никогда не покончит с собой. Это даже не приходило ему в голову, даже здесь. Даже когда он блуждал по отсыревшим, вызывающим клаустрофобию коридорам, чувствуя, что он сделает что угодно, лишь бы выбраться из них. Даже когда он спрятался за решетчатой дверью от той пирамиды и… забыл выключить фонарик. Даже за те часы, которые он провел, сидя в тёмной квартире и глядя на нож, оставленный Анжелой.       Это не то, о чем он когда-либо задумывался. Убивать человека — это всегда неправильно, несмотря ни на что. Даже убивать себя. Даже если человек хочет умереть.       Но может быть — он никогда не думал об этом раньше — если Мэри правда мертва, если у него отняли этот последний клочок надежды, тогда может быть…       Последствий всего этого достаточно, чтобы заставить его пошатнуться. Он шатается… непроизвольно отпуская край стола, делает несколько спотыкающихся шагов назад, падает…       …и Джеймс никогда не поймет, как ему это удается даже с рефлексами, притупленными алкоголем, но каким-то образом Джек оказывается рядом и подхватывает его. Он помогает ему встать, и Джеймсу кажется, что его руки задерживаются на нём, возможно, чуть дольше, чем это необходимо, но, возможно, это просто его чувство времени. Как бы то ни было, он благодарен за человеческий контакт. Он слишком изголодался по прикосновениям за столько времени.       Возможно, Джек что-то говорит, думает Джеймс, но не слышит его из-за собственных проносящихся мыслей. Теперь он может вспомнить. Он помнит, как навещал Мэри в больнице, помнит жалость и печаль, когда видел ее состояние, но было и что-то еще, таящееся за желанием утешить ее пустыми обещаниями, что ей станет лучше… гноящаяся ярость, смутная и далёкая, но всегда усиливающаяся. Бывали моменты, когда ему хотелось схватить ее и закричать: «Как ты могла так поступить со мной?», прийти, чтобы принести ей цветы, и заставить ее кричать и плевать на него в ответ, три года бояться известия о её смерти и одновременно виновато надеяться на тот день, когда он больше не будет привязан к умирающей женщине. Бывали моменты, когда, обезумев от отчаяния, он хотел броситься на нее, пропихнуть свой язык ей в глотку и сорвать больничный халат с её больного тела, мстя за три года ожидания и мучений, воздержания ради жены, которая всё равно умрёт. Бывали моменты, когда ему хотелось выхватить подушку из-под её головы и…       Он отшатывается назад, под ногами хрустит битое стекло. Через мгновение рука Джека снова оказывается на спине, придерживая его, и Джеймс резко поворачивается и яростно целует его.       На мгновение Джек кажется растерянным, но затем он отвечает достаточно охотно, крепче сжимая куртку Джеймса, и его рука даже проскальзывает под рубашку… и это бесит Джеймса, потому что он делает это не для Джека, чёрт возьми, это для него, он хочет заставить кого-то страдать.       В следующий момент Джек отстраняется, приглушенно охнув от боли; и отступает назад, подальше от Джеймса; его руки упираются в колени, а нижняя губа почти прокушена — но он смеётся, смеётся и задыхается, пока его кровь капает на пол.       Это неправильно. Джеймсу нужно что-то почувствовать… ему нужно почувствовать, что он кого-то предал. Ему нужно, чтобы Джек смотрел на него, страдал не только физически, но и морально, и спрашивал: «Почему?». Ему нужно, чтобы Джек разозлился, угрожал ему, повалил на пол или убил. Ему нужно чувствовать вину или боль, потому что если он не почувствует этого сейчас, то будет делать это снова и снова, Джек будет прятать раны за смехом, а Мэри будет забыта, и Джеймс будет ненавидеть себя, но он никогда, никогда, никогда не сможет остановиться.       Джек слегка хмурится, но не от боли, а от беспокойства.       — Джеймс?       Джеймс снова отчаянно целует его, прижимает к стене.       И Джек не сопротивляется.