***
Тоби приваливается спиной к дереву, ощущая через свою рубашку всю неровность коры огромного ствола и с наслаждением вдыхая запах весны. Пахнет талым снегом, солнцем, прошлогодней травой и только-только начинающей прогреваться землей. Откидывая голову назад, упираясь затылком в неровную кору, она смотрит широко открытыми глазами вверх, где сплетаются вековые ветви и сквозь них, пока еще не покрытых зеленой густой листвой, видать синее-синее небо. Вдох-выдох. Прикрыть глаза и прислушаться. Провалиться в окружающий мир, чувствуя, как под босыми ногами в еще промерзлой земле есть много-много маленькой жизни. Вдохнуть полной грудью воздух, выдохнуть и снова вдохнуть. Дышать — не надышаться. Под ногами целая сеть корней и миллиарды жизней. Под спиной и ладонями живое существо, дерево, бегущий сок. Живая сила, вместе с которой она несется вверх и в разные стороны. Вниз, вправо, влево. По корням, по стволу, по веткам, что ловят ветер. Выше. Глубже. Дальше. Корни. Целая сеть. Мир на ладони. Она здесь и везде одновременно. Под землей, в воздухе, тянется ветками к солнцу. В метре, в километре. В десятках километров. Единая сеть и единый организм. Там волк рыщет. Там олени. Людской караван. Лиса, придушившая зайца в десяти километрах. Погоня в пятидесяти километрах. Снова потеряли. Ну, пускай ищут. Лес — это ее стихия. Вдох. Выдох. Ладно, деревце, отпускай. Спасибо тебе. Она оглаживает руками кору векового дуба, щедро делится силой, получая в ответ отклик и тепло. Не выдерживает, разворачивается и, раскинув руки широко-широко, насколько позволяет ее маленькое тело, обхватывает толстый ствол руками, прижимаясь щекой и всем телом разом, чувствуя, как внутри бьется жизнь, что ласково обогревает ее такой же нежностью. — Спасибо, деревце. Помогло мне очень. Вдох. Выдох. Ноги скользнули по гладким могучим корням, что, словно змеи, извивались, зарываясь в чернозем, и тут же приземлились в подтаявший снег, Тоби, не чувствуя холода, потоптавшись в снегу, смыла грязь, после чего как ни в чем не бывало направилась в глубь леса. Засунув руку в карман, она вытащила очередное румяное яблоко и, слегка притоптывая по земле, посылая поисковую волну, что возвращалась с информацией об окружающем мире, расслабленно погрузилась в полумедитативное состояние. Казалось, корни и камни, любые из препятствий, сами расползаются по разным сторонам, ветки деревьев мягко пропускают свою лесную гостью, ведя самой безопасной для нее тропой. Только вот никто не говорил, что эта тропа безопасна для других.***
Сколько себя помнила Тоби, она всегда была такая. Слышала, как шепчутся травы, разговаривают деревья, и вообще вся природа для нее, словно хор голосов на краю сознания. Отца Тоби помнила плохо, знала лишь, что имя он ей дурацкое дал, мать она помнила получше. Но когда ей стукнуло три года, и матери не стало. Что с ней случилось, Тоби не знает до сих пор. Просто она была, и в один момент ее нет. И привет улица и жизнь бродяги. Вокруг грохочет война, стонет земля и плачут деревья. И люди режут друг друга с такой ожесточенностью, что будто и не люди они. Звери. Да чего там? Хуже зверей! Тоби прячется, вжимается в кору дерева, что обгоревшими ломаными ветками тянется скрыть ее от алчных жестоких глаз, уберечь от всего этого. И Тоби широко раскрытыми глазами смотрит на кровавые ошметки, слушая, как грохот сердца закладывает уши, пытаясь заглушить крики боли и ужаса. Я никогда не буду шиноби. Это клятва. Обещание. Никогда и ни за что. И Тоби стремится сбежать от войны. Деревеньки и небольшие города разорены. Тоби ходит побитой шавкой, бродит между унылыми озлобленными домами. Пока другие дети умирают после сна на холодной земле, Тоби даже не чихает. Пока другие не в состоянии добыть себе пропитание, Тобираме достаточно попросить саму природу помочь и представить то, чего она хочет. Больше всего она обожает яблоки и грызет их даже тогда, когда размытую дорогу покрывает снег. Тоби не чувствует холод, ступая в снег босыми ногами. Что-то внутри нее, горячее, живое, не дает ей замерзнуть и заболеть. Оно же не дает ее обнаружить. Сама природа стремится спрятать ее от всех опасностей, стоит только попросить. С рук срывается нечто, что помогает природе, а природа помогает ей в ответ. Она слышит, как дышит лес. Чувствует, как под кожей-корой пробегают жучки. Как бегут по венам соки. Она становится деревом, лесом. Ловит ветер на верхушках могучих деревьев руками-листьями. Смотрит далеко-далеко. И никакие штучки ушлых шиноби, что пытаются задурить ей голову, на нее не действуют. Даже тот мальчишка, с огненной, жгучей и кусачей жизнью-энергией, что у него в груди, не смог ее обмануть. Как можно попасться на эти штуки, если она твердо стоит на земле? И одновременно она под его ногами, сзади, спереди, обхватывает лианами, гибкими стеблями плотно его руки и ноги? И когда она просит лес провести ее самой безопасной дорогой, но не для своих преследователей, Тоби знает, что он исполнит ее просьбу, и смело шагает вперед, а после делает крюк и идет туда, откуда ее гнали. Ведь дальше сухость, жар, песок и совсем другая жизнь. Там ей спрятаться негде. А шиноби хитры. Ничего не скажешь. И Тоби прижимается ухом к земле, слушая их шаги. Улавливая листьями их движения, чувствуя, как сама скрипит под их ногами она-ветка. Она бежит по траве, не оставляя следов. Трава тут же распрямляется, стоит ее только примять своими босыми ногами. Тоби резко тормозит, скользя по траве свободно и легко. Ловушка. Она резко втягивает воздух носом. Гарь. Дым. Кусается. В сторону. Перекат, и Тобирама вскидывается, по-звериному дергая головой, упираясь пальцами в землю. — А ты шустрая! — весело хмыкает. Черные волосы. Черные глаза, которые начинают краснеть. Не смотреть. Понимание приходит неожиданно, и Тоби отводит взгляд в сторону. Он не один. Пяткой слегка притопнув, отправляя волну, она чувствует других. Те далеко. Этот один. Но как он сделал так, что она его не почувствовала? — Кто ты? — Шисуи Учиха. А ты ведь Тобирама, верно? Гарь. Сильная. Дым. Это на уровне инстинктов, Тоби даже сообразить толком не успевает, как понимает — надо бежать. Конкретно от этого надо бежать. Он силен, и он опасен. Учиха. Босые ноги упираются в землю. Она поклялась, что никогда не станет шиноби, но она и не шиноби. Она не нападает. Она защищается. — Учиха, — вырывается резко и с каким-то замогильным холодом. — Да? Деревянные колья едва не протыкают Учиху насквозь. Он бы не пострадал. Наверное. Ей надо всего лишь сбежать. Спрятаться так, чтобы не нашли. — Куда? — Уйди! — Стоять! Бежать. Взлетают за спиной травы, хватая Учиху за ноги, тормозя. Тобирама, не осознавая, ускоряется и одним прыжком оказывается под сенью деревьев, тут же сливаясь с окружающим миром. Дым. Гарь. Отвратительно. Кровь и огонь. Но пьяняще. Тоби крадется бесшумно, двигается медленно, сидит в засаде. Выжидает. Странное чувство наконец-то отпускает ее. И она почти не дышит. У того Учихи страшные глаза. Опасные. У первого были другие. Второй старше. И он гораздо сильнее. Надо бежать. Мало сил. Убьет. Тоби трясет головой. Что с ней такое? Она теряет бдительность. И стремительные деревянные путы обхватывают в одно мгновение, связывают ее по рукам и ногам. — Молодец, Тензо! Привет, беглянка! Парень Учиха улыбается вполне дружелюбно. А Тоби неожиданно для себя скалится зверской улыбкой. Глотку перегрызу!