Ты мой худший кошмар, демоны врозь
Ты, как солнечный луч, ранишь насквозь
Телефонный звонок, конец августа. — Привет, — раздался мужской голос по ту сторону телефона. — Это кто? — отозвался сонный голос. Тишина, въедающаяся в уши. — Ты не помнишь меня? — Эм, нет, кто ты? — Три года, — сказал тот тихо. — Что? Какие еще три года? Ты кто? — Три года.Back to the beginning
За окном солнце садилось, оставляя за собой малиновый шлейф. Птицы, которые летели высоко, казались маленькими, беззащитными, хрупкими созданиями. На кровати в полупустой комнате лежали парень и девушка. Невысокая брюнетка с карими глазами и весьма привлекательной внешностью. Каштановые кудри сползали с ее лица, и та в свою очередь убирала их, пока слушала рассказы. И он, воплощение зла и добра в одном теле, курил сигарету, лежа на кровати, и с особой радостью рассказывал истории из жизни. Дым сигарет струился белёсыми ровными стрелками и пропадал в лёгких. Молчание сбивалось комками и оседало инеем на их душах и сердцах. Он аккуратно складывал свой взгляд на ее лице и улыбался. Это был тот самый момент, когда невозможно что-то сказать, когда нет смысла говорить, когда что-то стонет и кричит внутри, но всё твоё выражение спокойно и молчаливо улыбается в ответ. Тишина способна пожирать мысли и чувства без остатка, и это была та самая тишина, что не оставляла никаких мыслей, а заставляла чувства орать в бесконечном молчании. Тихие силуэты их ошибок покойно смотрели в зеркало времени и безнадёжно поедали их самих до самых костей, до самого неистового пульса, что так безудержно щекотал вены. Есть ли предел боли? Есть ли предел счастью? Есть ли предел всему, что мы так боимся и что делает из нас необычных, когда мы ещё вчера были самыми обычными. Он поправил волосы, отвел в сторону свой кричащий взгляд, она убрала ладонь, что держала ее лицо, и захотела что-то сказать, но не смогла. Тишина, тишина, он улыбнулся ещё раз, касаясь всем своим телом ее души и вышел. Молчание пронизывало дыхание квартиры, а сирена вопила внутри и с нежными звуками уже давно беспокойного сердца глядела ей вослед. В комнате остался аромат его духов, сладкий и такой манящий. Она сидела на краю кровати, печально улыбнувшись, ковыряла воспоминания. Это все сон! Это сон, проснись, проснись.***
Я проснулась с криком на всю квартиру. Мурашки пробегали по коже, заставляя вздрагивать тело. Это очередной ужасный сон. Опять, опять он мне снился. Протирая рукой пот со лба, я резко встала с кровати и направилась на кухню. Прошло три года, а он все еще в моих снах заседает, каждая мысль только о нем. И тело внутри погибает. Набирая в стакан воды, я сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться, достала из шкафчика упаковку открытых заранее антидепрессантов и запила их водой. Холод пробил насквозь. Стоя у открытого окна, я наблюдала за происходящим на улице. На наручных часах время показывало 4:20, раннее утро. За окном медленно начали идти люди. Вдыхая запах улицы после ночного дождя, в голове быстро пронеслись мысли: «Может это я виновата в его смерти? Почему наша ссора произошла именно в тот день?» Голова засорялась самыми грязными мыслями, и все наши вместе проведенные моменты как на лицо, все пролетает перед глазами. Звонкий смех, горькие слезы, ранящие фразы, море извинений и вновь все по кругу. Легкий ветерок обдувал лицо, раскидывая пряди каштановых волос в разные стороны. Быстрым шагом направляясь в спальню, я открыла шкаф и начала выкидывать все вещи с полок, пока не заметила коробку среднего размера. Она была черной и немного покрылась пылью. Дрожащими руками я достала эту коробку, сдувая с нее пыль, и сняла крышку. В памяти сразу появились вспышки, ты застрял там навсегда, даже спустя годы. В коробочке были аккуратно сложены записки на альбомном листе, одна из них была таковой: «Сегодня ночью будет буря, И облетят цветки акаций. В глаза — как в бездну голубую. Я должен был тебе признаться, Я должен был в тебя влюбиться И целовать худые пальцы, Покуда Ковентри бомбили. Начнётся буря, будут падать Цветы из золота и шёлка В палатки с красными крестами. Я никогда бы не ушёл бы, Но мы, конечно же, расстались И мы друг друга потеряли В залитой кровью круговерти. Цветки акаций пахнут пряно, Но их срывает глупый ветер.» Глаза наполнились слезами. Ты здесь. Ты прям тут, перед глазами, улыбаешься и машешь мне рукой. Ты тот, кто продал душу дьяволу. Ты и есть дьявол. Резко подрываюсь, и бегу к кровати за телефоном. Набираю номер подруги Алины. Гудки, гудки, а после: — Да, Вероник, что-то случилось? — отозвалась подруга хриплым голосом. В ответ лишь громкие слезы. Она, кажется, поняла меня без лишних слов, сказав лишь последнее: " Я еду, жди.» Сброс вызова. Я прижала телефон сильно к груди, и дала волю слезам.***
Поворот ключей в замочной скважине. В прихожей было слышно громкое топанье и тихая ругань. Наконец-то она зашла в спальню, заметив меня, полулежащую на полу, она резко потянула меня к себе и слегка ударила по щекам, чтобы я не засыпала. — Вероника, Вероника, твою мать, очнись, я не дам тебе умереть, — кричала та, усаживая меня на кровать. Я лишь отчаянно покачала головой. Алина стала рассматривать все вокруг себя, раскиданные на полу вещи, перевернутый с ног на голову шкаф и коробка. Она тяжело вздохнула. — Опять… Девушка на корточках подобралась к коробке, рассматривая ее содержимое, не замечая, как подруга подошла к окну, и стала водить пальцами по стеклу. Вдруг послышался громкий крик: " Он там, Алина, я вижу его!» Она показывала пальцем в определенную точку. Подойдя к ней, девушка стала вглядываться в то место, куда указывала Вероника, но там никого не было. Пустота. — Вероник, там никого нет, — сухо отозвалась та. — Но как? Вот он, вот он, смотри! — продолжала показывать она. — Там никого нет, — продолжала та. Лицо Вероники округлилось, выражая полное недопонимание. — Он уже мертв, прошло 3 гребанных года, он умер, — тихо прошептала девушка. Глаза брюнетки стали заливаться слезами и она медленно сползала по стенке. Вместо слов, Алина протянула ей записку, на которой было остро написано: «Письмо из ада». Эту записку она раньше не видела. Развернув ее дрожащими руками, девушка стала читать текст. «Мы стали старше и смелей, Собрав терновые колючки С коварных шахматных полей, Собрав их все, на всякий случай. Мы познавали целый год Святые тексты мураками И делали наоборот. Скажи, мы были дураками? Мы пропадали дотемна В каких-то странных, страшных сказках, О нас заботилась страна, Леча нам мозг и жуткий кашель, И было, кажется, тепло Нам в полуночных электричках. Снег декабрями принесло И с корнем вырвало страничку В конце того календаря, Который назван был «двадцатым». Пусть твои губы повторят, Что ты прислала мне по ватсапу. Последний лестничный пролёт Отнимет сил совсем немного, В бокалах тает сладкий лёд, Я начинаю верить в бога, Но больше верю в чудеса. Не прячь под свитер эти шрамы! Я знаю, как тебя спасать, И ты мне веришь, это правда. Пусть со свечей стекает воск И холод заползает с улиц. Мы вместе встретим рождество, Смеясь, и плача, и танцуя.» Сзади красовалась надпись, написанная черной ручкой:«Детка, сделай одолжение, закопай меня поглубже
Я не про сырую землю, я про память и про душу»
Он умер вместе с ее сердцем и горячими словами.....***
Наша жизнь устроена так, чтоб мы таились в её круговороте: вставали и падали, вставали и падали. Этот чертов круг не бывает разорван никогда. После каждой ночи начинается рассвет. После каждого рассвета есть ночь. И это поистине страшно. Этот круговорот, сменяющий себя таким бешенным ритмом, выматывает и оставляет тебя без сил. Воскресает и тут же лишает всего, что ты только успел почувствовать. Он высасывает из тебя всю жизнь, которую тут же и вдохнул в тебя. По истине страшно в одну затянувшуюся ночь обернуться с пониманием — ты совершенно один. Вокруг крутятся сотни, тысячи людей, но ты в этом месиве один и тебя никто не знает. Страшно кричать в пустоту. Страшно видеть безразличие в когда-то близких. Страшно не слышать ни чей голос. Страшно тянуть руку в пустоту. Страшно поднимать голову. Страшно просто быть в этом. Быть, крутиться, топнуть и тут же подниматься на поверхность. Страшно не быть одиноким, нет. Страшно ощущать чувство потерянности, при этом теряя всех. Словно все в один момент решили… переключиться. Страшно смеяться со своей беспомощности, шагая по проезжей части, не оборачиваясь по сторонам. Страшно браться за ножи в кухне, внимательно взглядом ведя сначала по своим запястьям. Страшно смотреть на это все взглядом полного отчаяния и безразличия. Страшно сделать с собой что-то, пока ты сам не свой. Страшно жить, пока ты не нужен сам себе. А что уж говорить про… других?