***
Если бы танцем можно было убить врага, у неё бы таковых не имелось. Резкое движение руки точно разрезающий воздух взмах катаны, способной разрубить напополам, вложи оружие в умелые руки. Вот только длинные изящные пальцы сжимают веер. Хозяйке нравится играть в благородство: подбирает юных, обещающих стать красивыми сироток, даёт бедняжкам кров, воспитание. Целая свора учителей трудится над тем, чтобы научить их всему, что положено уметь девушке из высшего общества: петь, танцевать, поддерживать беседу на любую тему. Склонных к иным талантам обучают прикладным искусствам, игре на музыкальных инструментах. Следовать правилам этикета и ровно держать спину. Улыбаться. И они улыбаются. Пока не настаёт время платить по счетам, что «школа гейш» — да-да, так зовётся это место — преподнесёт на дорогом фарфоровом подносе на совершеннолетие вместе с путёвкой во взрослую жизнь. Плавный поворот вокруг своей оси. Так вращается в полёте сюрикэн, готовый навсегда лишить жизни свою цель. Если убийца выбрал яд. Или его навык отточен до совершенства. Она же до совершенства отточила фальшивую улыбку. О приюте наслышаны многие влиятельные люди, но никто не посмеет раскрыть главный секрет, потому что знают — у «школы» есть покровитель из «высших» структур. Тот, кому перейти дорогу, будет равно переломанным конечностям, в лучшем случаем. В худшем — пройдёт пара лет, и уже никто не вспомнит о твоём существовании. Зависит от количества и содержания информации, слетевшей с языка. Но Кадзу знал, как развязать его даже немому. Пара дней ушла на то, чтобы разузнать, где бывает «цель», для чего, как часто и много ли проводит там времени. Ещё пара — пробраться в здание, установить прослушку там, где необходимо. Оставалось самое ненавистное. Самое нудное и в то же время самое тревожное. Ожидание подходящего часа. Он приложил к глазам бинокль. Для столь элитного заведения со скрытностью у них было так же плохо, как и с охраной. Окна «школы» выходили на старое, полуразрушенное, уже давно нежилое здание. К слову, холодное, сырое и пропахшее плесенью. Ему не привыкать. Если бы танцем можно было убить врага, у неё бы таковых не имелось. Ей, наверное, больше пошли бы яды. Кадзу читал однажды историю, как одна из любовниц императора отравила его, поцеловав. Вкус поцелуя сладок, да только на губах у обиженной, не способной перенести измену женщины, был яд. Отравить поцелуем. Девушка из окна отравляла взглядом. Спокойным, как у хладнокровного убийцы, в то же время чистым, как слеза младенца. И хитрым. Как у лисы. Так её и звали в приюте. Лисичка. Вчера у неё был день рождения. «Наставница» подарила ей белоснежное кимоно. Какой сюр. Белое, чистое, невинное. Оно же — тот самый билет на поезд «Школа Гейш — Бордель». Именно с него, белого кимоно, начинали рушиться наивные мечты. Именно в нём должна быть девушка на мидзуагэ. Вот только речь шла не об описанных в древних источниках обрядах инициации, не о взрослении, когда майко становится гейшей. Всё куда прозаичнее. Девственность только что ставших совершеннолетними девчонок буквально выставлялась на продажу. Словно редкий чайный сервиз семнадцатого века. Так он и узнал о ней. Лисичка давно была «уготована» для одного единственного клиента. По его словам, он был готов заплатить любую цену, что назначит хозяйка. Таким, как его «цель», похоже, тоже нравилось носить маску благородного господина, что чтит традиции своего великого народа. А может, дело было лишь в том, что взяв девчонку силой раньше времени, он бы нажил себе врага в лице того самого «покровителя» приюта. А там уже известно вам, какая судьба ждала бы его. Кадзу долго не мог понять, почему его «цель» была помешана на Лисичке. Была ли она красивой? Пожалуй. Но не красивее других таких же «майко», готовящихся к обряду. Наверное, «цели» посчастливилось увидеть, как Лисичка танцует. Кадзу уверен: если бы танцем можно было убить врага, у неё бы таковых не имелось. С момента подслушанной им «сделки» шёл третий день. Три дня он ждал сигнала. Одно единственное слово, что ему было необходимо услышать. И это слово «сегодня». Он не знал, когда настанет «сегодня». Ожидание длилось мучительно долго. Всему виной было отсутствие сети в заброшке. Порой охватывала такая злость от бесполезности проводимого впустую времени, что хотелось плюнуть на всё: устроиться поудобнее на продавленном диване в близлежащем мотеле, включить Discovery, наслаждаясь беззвучными кадрами с проплывающими медузами. Потому что слух должен быть сосредоточен на прослушке. Вместо этого — холодный пол и не менее холодный, заваренный ещё с утра, чай. Радовало одно: на смену беззвучным кадрам телевизора пришло незавешанное окно и девчонка, что уже три дня к ряду только и делала, что танцевала. Всё свободное время. А его у неё было предостаточно: видимо, всё, что учителя могли ей дать, она уже получила. Грациозные, завораживающие движения становились тяжелее. Она устала. По Лисичке можно было сверять часы. Дело шло к отбою — в приюте был жёсткий режим. В восемь часов все окна пустели. Девушки отправлялись мыться. А в девять — гас свет. Как говорится в глупой игре: «Город засыпает — просыпается мафия». Загорались окна двух верхних этажей. Он уже собирается уходить, как вдруг, в её окне вновь загорается только что потушенные свет. В поле зрения появляется стильная, ухоженная женщина лет пятидесяти. Кадзу не видел её прежде в комнате Лисички. Но по одному сухому, сказанному ровным тоном, приветствию узнаёт в ней ту самую хозяйку. Не похоже, что она часто общалась с девчонкой. Та не отвечает на приветствие словами. Её фигура молодой плакучей ивой слегка изгибается в поклоне, точно под порывами холодного осеннего ветра. Тяжёлое молчание способно сломить плечи Атланта. Хозяйка смотрит на девушку, губы её искажает улыбка, от которой у него — наёмника, за чьими плечами не один десяток смертей — по позвоночнику проходит дрожь. Гнусная ухмылка женщины вызывает отвращение, холодной волной разливающееся по телу. За годы своей «карьеры» он выучил людей от и до, познал пороки и смог не поддаться соблазнам. Узнал, что никому нельзя доверять. Эта женщина ничем не лучше его самого: от своей работы Кадзу хотя бы не получал того садистского удовольствия, что так и норовило сейчас сорваться с изогнутых губ хозяйки. «Завтра ты станешь женщиной», — протянула она, поймав неподвижную девчонку за подбородок, видимо, чтобы та не отводила стыдливого взгляда. Завтра. День, когда наконец-то настанет неминуемое, ещё пару минут назад казавшееся таким далёким «сегодня». Ничего больше не сказав, женщина покинула комнату, напоследок выключив свет. «Майко» ей так же ничего не ответила. Её почти невидимый силуэт стал тенью, возвышающейся посреди комнаты. Так и стояли они — две тени — напротив друг друга, не решаясь сдвинуться с места. Кадзу не знал, отчего ноги его налились тяжёлым свинцом, прирастая к холодному полу. Девчонка вдруг кинулась к окну, распахивая настежь стеклянные ставни. «Прыгать собралась?» — пронеслось в голове мужчины, которого моментально окутала злость. Прыгнет сейчас — вся его работу, на которую было потрачено немало ресурсов, в том числе самого важного из них — времени, полетит к чертям за шаг до момента, когда всё должно решиться. Придётся убить ещё неделю, а может и больше, чтобы подыскать нужное место и время для «устранения цели». Это доставит уйму хлопот. Кадзу стоял всё так же: недвижим в пустой темноте, не дышал даже, кажется. Она же лишь громко втянула прохладный октябрьский воздух, опустив на подоконник сначала локти, а потом уложив на руки голову. Удивительным было то, что на лице девчонки не отражалось не единой эмоции: она не плакала, хотя, он уверен, не строила наивных надежд, что завтра в её комнату заглянет прекрасный принц, с которым они будут жить долго и счастливо; не улыбалась, надеясь открыть для себя в завтрашнем дне нечто новое, что изменит её до неузнаваемости. Либо она была такой хорошей актрисой, либо на душе у неё было так же пусто, как в заброшенном доме напротив, куда был устремлён невидящий взгляд. Фонарь, висевший на углу соседнего здания, построенного перпендикулярно приюту, отбрасывал свет на несколько метров, щекоча маленький уголок её лица. «Ещё не женщина, но уже не ребёнок», — подумал Кадзу, наконец покидая свою смотровую площадку, не оглядываясь назад. «Жаль, что танец не может убивать врагов».***
Уснуть этой ночью не удалось. С ним редко такое случалось. Возможно, виной всему была шумная парочка в соседнем номере. Возможно, неудобный, продавленный матрас. Смех один — приходилось ночевать и на улице, да ещё и сны хорошие снились. Возможно, собственная пустая, холодная постель. Ему казалось, что стоит чуть дольше положенного подержать веки прикрытыми — сон победит. И, как назло, сегодня он лишился единственного развлечения: Лисичка не танцевала. Ещё с утра «наставница» — красивая девушка ненамного старше самой ученицы — сказала, что последней необходимо беречь силы для вечера. Мидзуагэ ждёт её ровно в девять — час, когда она, будучи ещё ребёнком, отходила ко сну. Они считают это символичным. Видимо, девушку готовили к обряду, потому что окно напротив пустовало весь день. Тенью проскользнуть через чёрный ход, миновать незамеченным несколько лестничных пролётов — раз плюнуть. В пустующей комнате пахло ладаном — благовония тлели в каждом углу комнаты. Как предсказуемо, учитывая, что ладан — природный афродизиак. Тем лучше для Кадзу: «цели» будет явно не до него. Когда девушка после «обряда» уйдёт приводить себя в порядок, заказ будет исполнен. Момент идеальный. Нет мишени проще, чем мужчина, только что получивший физическое удовлетворение. Всё пройдёт как надо, наёмник уверен. Осталось только не совершить харакири прямо там, за ширмой, что станет для него убежищем на ближайшие… На сколько хватит старика, что так долго ждал свою «покупку»? Пять минут? Четыре? Скрипнула дверь. Шаги такие тихие, точно она из клана крадущихся. Было бы забавно, узнай Кадзу, что девчонка на самом деле просто перехватила его заказ. Хотя… Разве его жизнь намного лучше, чем у неё? Жизнь ли вообще — постоянно в бегах, скрываясь в тени? Да, чёрт возьми. В любом случае, лучше так, чем быть проданным. В конце концов, своих врагов он может убить — полжизни не танцу учился. В маленькую щель между ставней ширмы видно белую ткань и тень от дыма благовоний. Она не ходит по комнате, меряя квадратные метры шагами. Нет, приросла к полу, ожидая своего часа. Дверь скрипнула ещё раз — судя по шагам, вошли двое. — Добрый господин посетил твои покои, поклонись, — пытаясь не выдавать раздражения в голосе, сквозь зубы процедила хозяйка. — Девушка просто волнуется, вот и растерялась, — оправдалась она перед «целью» наёмника. — Удачного вечера, господин. Третий скрип двери. В комнате осталось двое, если не считать того, кто привык быть просто тенью. — Любитель цветов! Ты стал неприметно Рабом хризантем. Приторно сладкий голос старика заставил девчонку измениться. Сквозь щель между ставнями Кадзу смог различить в глубине её глаз отвращение, хоть на юном чистом лице не дрогнул ни один мускул. Всё же, первый вариант — хорошая актриса. В древние времена из неё бы вышла настоящая гейша: холодная, разумная, спокойная. — Подойди ближе, — приказала «цель». — Красива, как цветок, — неприятно рассмеялся он. — Скажи, моя хризантема, хочешь, чтобы я сорвал тебя? Молчание — щит от многих бед? Или же молчание ломает судьбы? Тишину разрезает хлёсткий звук удара, заставляющий пальцы крепче сжаться на рукояти ножа. — Говори! — повышающийся голос в сопровождении ещё одного удара. — Говори, сука, мне не хочется портить твоё красивое личико, так что, тебе лучше поторопиться. — Нет, — если можно говорить тихо и оглушать одновременно, то подобный дар достался этой девочке. — Что ты сказала, дрянь? — сквозь щель между ставней видно, как «цель» схватила Лисичку за волосы, оттягивая голову ниже. Ему кажется, что он выше девушки, хочется чувствовать своё над ней превосходство. — Наставница говорит, я не умею врать, — спокойно сообщает девчонка. — Если бы я ответила положительно, господин бы сразу распознал в моём ответе ложь. — Не хочешь, значит? — прошипел старик. — Тебе же хуже. До безупречного слуха убийцы доносятся хриплые, сдавленные стоны. Ублюдок посмел обхватить её тонкую шею своими короткими кривыми пальцами. Чёрные угольки наполнены страхом. Впервые. И он — красная тряпка. Кадзу не переносит страха. Поэтому ненавидит смотреть жертвам в глаза, предпочитая наносить удар издалека. Или, как сейчас, подходить со спины. Пересечение взглядов. Длинный палец, прижатый к тонким губам. Бой между желанием закричать и желанием не подавать виду. Второе одерживает победу — девочка уже с вызовом смотрит в глаза старику, привлекая его и без того сосредоточенное на ней внимание. Левая ладонь Кадзу быстрым сильным ударом по кадыку выбивает воздух. Правая — на рукояти ножа, ощутимо прижимающегося к груди «цели». Ловко. Ни одного лишнего движения. Годы тренировок дают свои плоды. — Закрой глаза, Лисичка, — словно шелест листвы, слышит свой голос Кадзу, не узнавая его. Наверное, дело в том, что он уже пару дней ничего не говорил. С тех пор, как в номер мотеля заглядывала со свежим бельём горничная. Короткое «спасибо». И два дня молчания. Она слушается. Повинуется человеку, что держит нож у груди другого. Доверяет? Глупая. — Старый друг просил передать привет, — сообщает Кадзу над ухом «цели», одновременно надавливая на нож. А ведь хотел всё сделать красиво. Без крови. Маленький порез отравленным лезвием сюрикэна. И без свидетелей. — Ты убил его, — констатирует факт девчонка, задыхаясь. А чего она ожидала, интересно? — Наблюдательная, — бросает коротко, придерживая тело одной рукой, другой сбивая простыни на кровати в кучу. — Кто ты? Почему спас меня? — сыплет вопросами, вызывая у наёмника ухмылку. Спас. В спасители его ещё не записывали. Он опускает тело на смятую постель, аккуратно извлекая рукоять ножа и вытирая лезвие о брюки старика, параллельно подхватывая оружием бляху ремня и расстёгивая её. — Что ты делаешь? — Иди, — кивает он на дверь, но девушка смотрит на него, ничего не понимая. В её глазах немой вопрос. — Куда должна после ритуала, недогадливая, — шипит мужчина, теряя терпение. — Всё прошло, как и должно было. Ты ушла. Вернёшься через время, шум подними. На тебя не подумают. Откуда нож. — Мне не поверят, — ответила девушка. — Я всё ещё… — Что предлагаешь? За него доделать? — усмехнулся наёмник, кивая на «выполненный заказ», распластавшийся по кровати. Он сразу понял, что хотела сказать девчонка. Столкнувшись с её испуганным взглядом, добавил: — Шутка. Девушка схватила его за рукав, заглядывая в лицо. В глазах у неё плясало сумасшествие. — Помоги мне сбежать, — прошептала она. — Какой мне толк? — Зачем тогда спас? Зачем? Ответа у него не было. Не мог смотреть, как ей боль причиняют. Зачем? Потому что танцем врага не убить. Ножом — да. Зачем? Видимо, чтобы нажить себе проблем на голову. — Выйти помогу, — кивнул Кадзу. — Дальше своей дорогой пойдёшь.