***
— Задрали эти стариканы со своими молитвами, — недовольно высказал свои мысли Лоренцо, выпуская изо рта мутную струйку сигаретного дыма в открытое настежь окно, и передал сигарету Себастьяну. — Просто ни один из них давно не трахался, — предположил Себастьян, чем вызвал у остальных ребят смех. — Да вы только этот процесс представьте, буээ, — поддержал эту фантазию Эндрю. — Толстые, волосатые и потные монахи, пытающиеся усмирить своё либидо, и плачущие рядом с иконами, потому что… — Это греееех, — передразнил одного из их учителей Алек, на что мальчишки в очередной раз рассмеялись. — Не хочу это представлять, — хихикнул Магнус, принимая сигарету, — а то у самого либидо сдохнет, а мне едва шестнадцать стукнуло. — Хватит гоготать, эта мразота идёт сюда, — предупредил Саймон, который до этого караулил у двери в класс. Парни тут же спохватились. Затушили крохотные остатки сигареты, выкинув окурок на улицу, и попытались тетрадями развеять сигаретный дым. Большую часть работы пришлось проделать Саймону, так как его парта стояла прямо около этого окна. Ребята едва успели рассесться по своим местам, когда дверь в класс распахнулась, впуская отца Валентина. Вечно подобранного, вечно хмурого и недовольного, вечно сыплющего цитатами из Библии и говорящего о грехах, которые всех окружают. Отца Валентина не любил никто из учеников. Он был директором школы и вёл несколько предметов у старших учеников, но славился больше своим сложным характером и жёстким стилем преподавания. Он окинул придирчивым взглядом класс, выискивая намёки на непослушание, и медленно, сцепив пальцы в замок, подошёл к парте Саймона. — Мистер Саймон Льюис. Ваш недуг в виде временной хромоты — не повод стоять в начале урока, — сказал Отец Валентин и постучал по парте костяшками пальцев. И пусть тон его голоса звучал тихо и спокойно, всем было известно, насколько это могло быть обманчиво. Саймон сел на своё место, проследив взглядом за тем, как чётки, привычно обмотанные вокруг ладони Отца Валентина, скользнули по деревянной поверхности парты. — Это наказание Господне, — выдохнул Отец Валентин, закрывая створки окна. — Все учителя на вас жалуются. Ваше поведение с каждым днём становится всё невыносимей. Для нас неприемлемы ни ваше нежелание подчиняться, ни отсутствие уважения к старшим. Я не позволю столь нагло нарушать правила этой школы. Он отошёл к шкафу, чтобы достать книгу, и направился между партами к своему столу. — Ваши родители привезли вас сюда из разных стран и доверили мне вас для выполнения великой задачи — оградить вас от греха. И я выполню поручение, невзирая на ваше сопротивление. Мальчики сидели смирно, боясь не то что пошевелиться, но и старались дышать не так громко, чтобы можно было услышать хоть малейшее сопение. За спиной они могли называть Отца Валентина как угодно, пускать про него правдивые и не очень слухи, проклинать всеми известными словами, но никто бы не осмелился ослушаться или, чего хуже, сказать что-то в лицо. Никто не желал становиться объектом его… учений. — Себастьян, Александр, Магнус, Лаврентий, Эндрю, Симон, — начал перечислять Отец Валентин имена учеников, не замечая, как Саймон и Лоренцо переглянулись и закатили глаза из-за того, как в очередной раз были произнесены их имена. — Вы, юноши, носите имена великих мучеников. Все они страдали за веру и учили нас, что боль и жертвенность приближают нас к Господу, к совершенству и отдаляют от греха. Страдания возвышают нас и делают достойными соединения с Господом. Отец Валентин отвернулся к доске и, взяв в руку мелок, принялся выводить на ней витиеватые буквы, которые впоследствии сложились в слово «Грех». И едва он дописал последнюю букву, послышался короткий стук скомканной бумажки, упавшей на парту. Он медленно обернулся и посмотрел чётко на ту парту, откуда послышался звук. Александр, который за ней сидел, тут же подобрался, стараясь сделать вид, что ничего не произошло, однако лёгкую дрожь рук скрыть не удавалось. Отец Валентин всё также медленно пошёл к месту «преступления». С каждым его шагом напряжение в классе становилось всё сильнее, а воздух будто ежесекундно густел, из-за чего становилось тяжело дышать. И оставалось только ждать… — Александр, — тихо и спокойно произнёс Отец Валентин, протягивая раскрытую ладонь. Парень замялся на несколько секунд и окинул взглядом одноклассников, сжимая в руке клочок бумаги, но всё же сдался и отдал ее учителю. Вспотевшие ладошки Александра прошлись по чёрным брюкам формы и сжались в кулаки до побелевших костяшек. — Ммм, любовная записка, — усмехнулся Отец Валентин и, прочитав содержимое, принялся рвать её на куски. — Разве Вы, мистер Лайтвуд, не знаете, что любовь способна привести к греху? Громкий и уже строгий голос эхом разошёлся по классу, заставив учеников вздрогнуть. — К тому же любовь такого рода, — выплюнул последние слова Отец Валентин. — Кто автор? Он наклонил голову набок, чтобы разглядеть лицо Александра, смотрящего исключительно на парту. — Не скажете, — Отец Валентин задышал чаще. — Откройте рот, Александр. Открой рот! Парень, смирившись, едва приоткрыл рот, когда ошмётки брошенной ему записки врезались в его губы. Большие пальцы с силой просовывали бумагу, отчего Александр случайно прикусил себе нижнюю губу, тут же почувствовав металлический привкус крови. Тяжёлая ладонь второй руки чётко ощущалась на затылке, и единственное, что оставалось, — зажмурившись перетерпеть это унижение. Сколько он находился в этой темноте, отстранившись от действительности, он не мог понять, но в реальность вернулся, когда почувствовал на своём горле чужие пальцы, так сильно перекрывающие доступ кислорода в лёгкие. Ещё мгновение — и он был прижат к стене так, что даже носки ботинок не касались пола. Из носа потекла кровь, и эта тёплая маленькая струйка затекала прямо в открытый от попыток вдохнуть рот. Непонятно откуда налетевший ветер сносил тетради и учебники, двигал стулья и даже парты. Класс оказался пустым, и он один на один с Отцом Валентином, чьё лицо исказилось до неузнаваемости. Бледное лицо с серыми потёками под глазами, распухшие и потрескавшиеся губы, гнилые зубы и вонь болотной тины. От его крика закладывало уши, и Алек кричал в ответ… С этим же криком Александр подпрыгнул на своей кровати. В полной темноте спальни, и лишь огни ночного города кое-как пробирались сквозь прозрачные занавески. Промокшая от пота футболка неприятно липла к телу и холодила кожу. Пробирала мелкая дрожь и хотелось пить. Во рту всё ещё присутствовал привкус крови, и Алек лизнул нижнюю губу, которая действительно оказалась прокушена. Медленный и глубокий вдох, такой же выдох. Ему казалось, что эти сны уже никогда не вернутся, что он переборол свои страхи. Но они, видимо, снова гулким эхом решили ворваться в его жизнь. Все окна в своё прошлое, что он долгие годы с таким усердием заколачивал, вновь были нараспашку и с диким сквозняком. От одной только мысли об этом Алек поёжился и принялся растирать руки, будто от этого можно было действительно согреться. Он оглянулся по сторонам, цепляясь взглядом за будильник. 4:23 — гласили красные неоновые цифры, и ложиться обратно не было никакого смысла, всё равно снова уснуть не получилось бы, а через полтора часа вставать на работу. На ватных ногах Алек добрёл до шкафа и достал чистую футболку, бросив старую прямо на пол. К слову, там уже благополучно валялись рубашка и брюки. Вернувшись с работы, Алек от усталости сразу же завалился спать. Кофе. Вот, что сейчас могло вернуть его до конца в этот чёртов мир с его чёртовыми правилами, с чёртовыми воспоминаниями. Горячий кофе и не менее горячий душ. И сначала Алек решил отправиться на кухню, прихватив с собой мобильный телефон, на котором мигал сигнал об одном голосовом сообщении.***
Стояла на удивление солнечная погода. Слишком жарко для похорон и чёрных костюмов. Но несмотря на это церемония была красивая. Огромное количество цветов, печальных и грустных лиц, восхвалений об умершем. Алек стоял недалеко от входа в церковь и разглядывал всех вокруг, немного морщась от слепящего солнца. — Не думал, что у Андерхилла будет столько друзей и знакомых по жизни, — прозвучал рядом знакомый голос, и Алек обернулся. — Лоренцо, — парень неуверенно обнял старого друга. Он понимал, что встретит здесь каждого из их компании, но не до конца был к этому готов. — Ты получил моё сообщение? — Ну, да, раз я здесь. Прости, что не перезвонил. — Ничего. Вы не общались с Энди? — Я, если честно, даже не знал, что он тоже живёт в Нью-Йорке. Все эти годы я ни с кем не поддерживал связь. А ты? — Только с Энди. Он часто приезжал ко мне в Испанию. Но после того, как… Как я узнал, что с ним случилось, я обзвонил каждого. Немного поболтал с Себастьяном и Магнусом, Саймону также как и тебе оставил голосовое. — Откуда у тебя мой номер, и остальных? — усмехнулся Алек, вспоминая, что именно Лоренцо в их компании был самым находчивым. — Ну, есть у меня некоторые связи, — Лоренцо широко улыбнулся, демонстрируя белоснежные зубы и забавные складочки в уголках глаз. — Я не удивлён, что именно ты из всех нас обзавёлся нужными связями, — голос Саймона даже спустя столько лет можно было узнать из тысячи. — Рад вас видеть, парни, жаль, что при таких обстоятельствах. Саймон, как и в детстве, нелепо поправил очки и по очереди обнял Алека и Лоренцо. Он помахал кому-то вдалеке, подзывая, и все одновременно обернулись и увидели, как к ним в элегантном костюме-тройке шёл Себастьян. — Всё такой же англичанин, — улыбнулся Лоренцо, обняв старого друга. — А ты всё такая же язва? — ответил Себастьян и также поприветствовал Алека и Саймона. — Как вы, ребята? — Странное ощущение, если честно, — взял слово Саймон и все поддержали его кивками. — Не общаться пятнадцать лет, а потом встретиться на похоронах бывшего одноклассника. — Пойдёмте, — с грустным выдохом предложил Лоренцо, заметив, что все начинают собираться в церкви. Парни отправились к высокому белоснежному зданию, замечая, что радость встречи тут же улетучилась, оставив после себя лишь горькую печаль и скорбь. Всем всё ещё было не по себе, да и вряд ли в ближайшие сутки что-то бы поменялось. И Алек был не единственным, кого вновь беспокоило эхо далёкого прошлого. Воспоминания одно за другим всплывали с мутного дна, того самого, на котором хранилась их самая страшная тайна. Тайна, которая связала их раз и навсегда. Однако, несмотря на все эти мрачные тени, что надвигались, всё то время, что занял путь до церкви, Алек постоянно оборачивался, пытаясь найти в толпе незнакомых людей того, чьи черты лица были в памяти по сей день. Но увидеть его ему удалось лишь ближе к середине церемонии, когда он услышал, как открылись массивные двери церкви, впуская Магнуса внутрь. Тот остановился в самом конце зала, чтобы не привлекать к себе внимание, но поймав на себе взгляд Алека, кивнул в знак приветствия и легонько улыбнулся. И впервые за несколько дней Алек почувствовал, как его окутало тепло, вытесняя собой всё холодное и жуткое.