Оставленный всеми

Лукас никогда не был горячо любимым созданием Бога. Само его рождение противоречило всяким религиозным убеждениям и естественным нормам. Рождённый с неимоверно огромной силой он внушал страх и панику одним своим присутствием. Его величие было воздвигнуто без спроса, просто в один день все стали считать, что Лукас - гений, каких свет не видывал. А гениев, как известно, нечему учить, они не имеют равных и также не имеют возможности противиться выбранному таланту. Благословенные обречённые плыть собственным течением. Спустя время его отчуждённая гениальность была приравнена к дерзкому высокомерию. Лукас никогда не был любим Богом. Он пытался понять в чем его вина перед родителями. Снова и снова робко спрашивая отца, Лукас ударялся о неосязаемо твёрдую стену безразличия. Боязливая мать одаривала его опасливыми прикосновениями, словно в нем сидел одичалый зверь, а не душа её родного ребёнка. Иные люди из окружения, даже не рисковали смотреть в его сторону, боясь обрушения неведомого гнева. Пугливые взгляды стали привычной частью его маленького мирка, который начинался и заканчивался в уединенной компании с самим собой. Вскоре запинающиеся речи родной семейки приравнялись для него к бесполезному шуму. Из ночи в ночь, судорожно ища причину своей опасности, мальчишка так и не смог найти ответа. Лукас просто стал отдушиной для их страхов. Он рос лишь с осознанием, что Бог одарил его проклятьем, звавшееся «одиночество». Брошенный, ненужный, лишний. Лукас никогда не был любим. Год за годом сердце обиженного на мир ребенка стало покрываться пресловутой грубостью. Каждое слово, пропиталась ядовитой дерзостью, не оставив место для былой мягкости. Лукаса стал раздражать любой человек, способный на миг задержать на нем взгляд. И будь его желание он бы без сожалений ранил каждого осмелившимся заговорить с ним. Но у него не получалось - добрая натура ещё не была похоронена под чёрствостью, которую взрастили в нем окружающие, видевшие в нем только сгусток давящей силы. В один из пасмурных дней к нему на порог заявился удивительно странный мужчина. И главная удивительность проявлялась для Лукаса в том, что этот мужчина его не боялся. Апатия, плавающая в меланхоличных глазах была настолько огромной, что мальчику стало казаться, словно перед ним стоит кукла. — Какое несчастное дитя, - бесцеремонно он проговорил необычайно тихим голосом, — Все чувствуют и опасаются того, что им неведомо, — слова плыли монотонно, как дуновение ветра. Ослеплённый злобой Лукас остервенело бросился на незнакомца. Так состоялась встреча с его учителем, который смог заменить ему долгожданную любовь семьи. Пожалуй, он был тем человеком, которого Лукас желал беречь больше всех на свете. Осязаемо парень ощущал, как учитель берег его от той пучины ненависти, что мальчик успел в себе возвести. Он грубо вытаскивал его из того мирка, в котором Лукас умело прятался столь долгое время. — Сколько бы не противился, но тебе придётся смириться с тем, что я с тобой буду ещё очень долго. Но Лукас смирился в тот миг, когда достопочтенный учитель решил его проучить за грубость, оставив без еды на неделю. Тогда издыхаясь на голом полу от голода, он осознал, что этот странный жестокий мужчина не будет питать жалости к запущенному Лукасу. Почему-то от мысли подчиниться кому-то стало тоскливо и радостно одновременно. Привычная грубость испарилась, оставив от себя лишь тонкую спесивость. Лукас больше не был сиротливым ребёнком, которого все остерегались. Его мирок с радушием впустил ещё одного человека, меняя атмосферу вверх дном, наполняя синим цветом магии и запахом пыльной вечности. Пребывание в сказочной реальности длилось действительно долго. Ровно до тех пор, пока учитель не покончил с собой прямо на глазах Лукаса. Изъеденный отчаянием он давал последние наставления, которые больше походили на проклятье. Мужчина медленно растворялся в ярком свечении магии с тихой радостью, словно ждал этого мига всю сознательную жизнь. — И уйдёшь ты из этого мира ни с чем, - голос похожий на дуновение ветра стал его частью. Учитель оставил его одного с пониманием, что он никогда не был ему отцом. Потому что люби он по-настоящему ни за что бы не сотворил подобного. Лукас просто придумал несуществующие связи, которые тщетно грели сердце брошенного ребёнка. Спустя несколько лет колдун Чёрной башни смог благополучно стереть ненужные для него эмоции. Когда он впервые встретил её, то был поражён нежности, с которой она его позвала. — Лукас! Как ты здесь оказался? Лукасу казалось невозможным, чтобы кто-то обращался к нему так мягко. Каждое слово было наполнено трепетным ожиданием. Словно она долго ждала его. — Откуда ты меня знаешь? Как он и думал, девчонка его перепутала с каким-то другим Лукасом. И судя по тому, как она вальяжно о нем рассказывает отношения у них чертовски хорошие. «Как этот придурок смог позволить кому-то проникнуть в своё сердце? Настоящий идиот. Сам же клялся, что никогда не будет испытывать эмоций из-за другого человека и вновь наступил на те же грабли» - Лукасу хотелось обсмеять другого себя до хрипа в горле. Ведь в отличие от него колдун верно пребывает в одиночестве. И никакие глупые принцессы со сверкающими глазами не морочат ему голову своей очаровательной дерзостью. — Лукас - мой хороший друг, с которым я знакома с самого детства... Это так странно говорить! Потому что ты являешься им, но ты не он... Агх! Я запуталась, – Атанасия неловко смеётся. От теплоты в её глазах ему становится отвратительно, слишком добрая, слишком искренняя. От её глупого смеха, звучащего перезвоном мелодичных струн мерзко настолько, что он мысленно проклинает того ублюдка. Атанасия выглядит, как самая настоящая фея, которых рисуют в детских книжках. Лукас видел других отпрысков императорской династии, но она разительно отличается от них всех. Её топазовые глаза больше похожи на замороженное небо, а не бесполезную стекляшку. Волосы сияют так ярко, что парню в иной раз лезла настойчивая мысль их потрогать, намотать на палец, точно ощутив их реальность. Её поразительная честность и упёртая дерзость были самой отличительной чертой. Никто на его памяти не мог так уверенно с ним пререкаться, напрочь отринув мысли о самозащите. Но ей было явно плевать, настолько сильно она доверяла другому Лукасу, раз сейчас так нагло его отчитывает. Этот достоверный факт бесил до скрипа в зубах. Лукас не был идиотом, он прожил достаточно даже слишком, чтобы научиться разбирать свои эмоции и чувства. Ему не нужно было долго додумывать настолько простое и нелепое ощущение зависти, которое насквозь его поглотило. Он до жути завидует другому себе, который смог найти близкого человека. Вскоре, укромно прячась за отрицанием, Лукас принял то, что ему нравится Атанасия. «Неудивительно почему этот ублюдок подпустил к себе именно её» – смеяться хочется теперь над собой. Уперто грубя ей, он встречал лишь нахмуренные брови и недовольное ворчание, но никак не обиду или страх. Атанасия не испытывала неприязни к хамству Лукаса, казалось, что это сторона его характера отчасти её забавляет. — Спасибо тебе большое, – она улыбается нежно-нежно, что внутри все стягивается, – Ты мне очень помог. Хотя я не забыла, как ты пытался меня убить при первой встрече! Эта особенность у вас какая-то что ли, - Атанасия смешно кривит лицо. Но Лукас не хотел быть заменой другому человеку. Он хотел, чтобы она испытывала именно к нему то самое чувство привязанности. Он желал слышать ласковый голос, который будет звать его. Он бы снес к чертям весь Имперский город, но лишь бы она смотрела на него с теплотой. Только на него. Атанасия заимела отраву, которая верно и медленно губит душу Лукаса. И смертельный яд - его тупые чувства, которые к черту никому не сдались. Снова. Лукас жалкий до невозможности, барахтающийся в ожиданиях ответной симпатии. Великовозрастный идиот, который так и не смог убить того несчастного ребёнка в себе. Когда другой Лукас появился перед ними, привычная злость охватила его с головой. — Пожалуйста не надо! – Атанасия взвизгивает, закрывая его собой от этого ублюдка. Ведь доверяла настолько, не сомневаясь, что они оба развеят магию прямо перед ней. Лукасу хочется выть от досады. Защищённый ей, но истерзанный внутри, он смотрит, как они медленно растворяются в воздухе. Лукаса трясёт уже от этого гребанного заклинания. — Спасибо тебе за все! – Атанасия улыбается и смотрит с горечью в глазах на него. Только на него. В последний миг он, как глупый ребёнок кричит несусветные клятвы о том, что найдёт её, полностью понимая - это невозможно. Когда Башня полностью избавляется от непрошенных гостей, все вокруг наполняется адской тишиной. Лукасу кажется, что его барабанные перепонки лопнули. Привычное одиночество волной застилает, перекрывая доступ к кислороду. Остервенелые крики не приносят облегчения, оставляя только саднящую боль в горле. Лукас никогда не был любим Богом.