***
В комнате тихо, душно и влажно, несмотря на распахнутое окно. На потолке — светящиеся звёздочки, подарок от дяди, у кровати — светильник в форме звёзд, на стенах — рисунки созвездий. — Итэр… Эй, Итэр, ты спишь? — бормочет почти беззвучно Люмин, оглаживает свои ногти — на них тоже нарисованы звёзды (Итэром) — и шмыгает носом. — М-м? — с ленцой отвечает он, с растрёпанными волосами, в дурацкой пижаме, зевая, и переворачивается на другой бок, чтобы взглянуть на сестру. — Опять нос заложило? — Да, но… неважно. Хочешь спать? Посмотрим на небо? Оно сейчас безоблачное: заломы и звёзды должно быть хорошо видно. — Она садится на кровати, подбирает ноги под себя, хватает одеяло. Фиолетово-синее, естественно, под тематику космоса. — Хмх, — фыркает Итэр в подушку, привстаёт на локтях. — Делай «гнездо», я тебе чай сварю, — он говорит ненароком, берёт часы в руки, пытается посмотреть время. — Как думаешь, мама уже крепко спит? — Крепко, — кивает та, собирая в кучу подушки и одеяла, взбивая их. — Но зачем нам чай? — Ничего ты не понимаешь в уюте, Люмин. — Ты просто хочешь вылечить мой насморк, да? Я тебе мешала сегодня ночью? Я старалась потише, извини, — почти виновато говорит она с милой улыбкой. — Но чай я и сама могу сделать. — Нет, я сделаю. — Но ведь младших обычно отправляют делать такие мелочи? Значит я пойду, — продолжает настаивать на своём, то и дело поправляя подушки на подоконнике. — Мы близнецы. — Ты родился первым. — Если бы мы не начали спорить, я бы уже сейчас входил в комнату с кружками горячего чая. — Поэтому должна пойти я, раз уж мы начали спорить, — щурясь, смеётся Люмин, плюхается в «гнездо» и протягивает руку брату. — Договорились? Итэр протягивает руку, останавливает её на полпути… — Камень, ножницы, бумага…***
Зарывшись в сугроб, задержав дыхание, Люмин прислушивается к окружающему миру: совсем неподалёку начинает хрустеть снег — брат обнаружил пропажу — и где-то на ветках каркает мрачно, протяжно ворона. Снег противно тает под горячими ладонями, мочит волосы, затекает под ворот куртки, и ей остаётся только морщиться, дрожать от студёного тела, лбом уткнувшись в небольшой снежный комок. Он — почти что обледенелый, а лоб — горячий-горячий, поэтому состояние только ухудшается. — Люми-и-ин! — кричит Итэр в панике. — Люмин! Та переворачивается на другой бок, чтобы совсем не обмёрзнуть, и приподнимается, чтобы выглянуть из укрытия: брат стоит у дерева, оглядывается и обтирает краснеющие руки — ему тоже становится холодно. Но Люмин непреклонна, беспощадна и злопамятна, потому и остаётся лежать в сугробе. — Люмин? — он зовёт её тише. Поднимает голову наверх, пытается присмотреться к небу за верхушками сосен и ёлок. — Она же не могла… Да ну… Она знает, о чём думает Итэр, и от волнения гладит свою косу, длинную, светлую, прямо как у мамы, но покрывшуюся тонкой коркой льда. Скорее всего, после таких морозов пряди истончатся, распушатся, на ощупь станут жёсткими и сухими, из-за чего у Люмин слезятся глаза, ведь коса — связующая нить между ней и мамой — значит нечто близкое, кровное, но… впрочем, она сама виновата. Стоило спрятать волосы под куртку, да шапку натянуть. — Эй, Люмин, — тихо говорит он и всё смотрит, смотрит за ветки, пытается углядеть за облаками что-то такое особое, загадочное, недостижимое. — Люмин! Та протирает лицо из-за головокружения. — Сестрёнка? Ты же в этом мире, да? Она тихо выползает из сугроба, хватается за кору деревьев — снег под Люмин не скрипит только из-за невероятной удачи — и медленно-медленно подкрадывается к Итэру сзади. Всё лицо, промокшее от снега, горит на морозном воздухе, руки колит от недостатка тепла, лёгкие режет от сухого воздуха, но она продолжает путь, стиснув зубы. — Бу. Вскрик. Облегчённый вздох. — Люмин! — возмущается Итэр, как только сталкивается с ней взглядом. — Зачем? Я волновался! Ты гадкая! — он пыхтит, сдвигает брови, выпячивает от обиды губу неосознанно, из-за чего выглядит обидчивым малышом. Мама, на самом деле, злится подобным образом — братец всё больше и больше походит на неё. Люмин заливается хохотом, растягивает его щёки, отчего ему сложнее становится выговаривать слова: — Кфак ты шмогла тафк со мной поштупить? — Только сейчас поняла, насколько идея эта была дурацкой. Прости-и, я же не знала, что ты подумаешь о таком, — пожимает плечами Люмин и глазами указывает на небо. — Мне бы просто не хватило энергии, чтобы долететь до залома. — Да, но если залезть на верх сосны — вполне возможно, — бурчит он и в отместку щипает её за живот. Она хватается за это место и издаёт короткий писк. — Не делай больше так. Потерять тебя — это очень страшно. — …но только посмей сказать ещё раз, что если уж я девчонка, то дерусь хуже тебя. Я вообще-то с мечом управляюсь получше тебя пока что, — та растягивается в беззаботной улыбке и приобнимает Итэра с лаской. — Хорошо. И пообещай, что без меня не покинешь этот мир. — Только с тобой и мамой, договорились? — Только со мной и мамой.***
Люмин смотрит на отражение: синяки на лбу, опухшие от слёз глаза, глубокие царапины по носу и подбородку — и глубоко вздыхает. Чувствует себя самой уродливой девчонкой на планете. — Наплакалась? — без издёвки спрашивает Итэр, заглядывая в ванную. — Подойди сюда. — Он прикладывает пакет с замороженной курицей к успевшим опухнуть синякам, заправляет её прядь за ухо и ободряюще улыбается: — Ты большая молодец. Дядя хвалит твою скорость, говорит, скоро за тобой и углядеть будет нельзя. — Зачем он отрезал мои волосы? — хмурится она скорее от смущения. — Я бы не так злилась, и не ранила бы его! — Ты так говоришь, будто он на это жалуется. Наоборот, говорит, что ты отлично дралась. Со стороны казалось, что меч для тебя и грамма не весит. Это просто фантастически! Я горжусь тобой! — Было бы ещё чем гордится… Как я теперь буду косу плести? Мама её так любит, она, наверное, сильнее меня расстроится. Или разозлится. Ты представляешь злую маму? — Не очень, на самом деле, — задумывается Итэр, прикрывает глаза, чтобы представить картину. — Но дяде она что-то да скажет. А тебе… Наверняка что-нибудь наподобие: «Волосы — не зубы, отрастут! Это ведь такой пустяк», вот. Люмин фыркает, пытаясь сдержаться: — Ты даже её акцент скопировал. — К вашим услугам, — смеётся тот хрипло: разодрал горло на тренировке боевыми кличами. — Поэтому… правда, не стоит так переживать о волосах. Они ведь и так красивые, и ты красивая. Кто сказал, что красота в длине? Они у тебя густые, красивого цвета, переливаются золотом на солнце, ещё и мягкие на ощупь, — уверяет он и демонстративно проводит ладонью по её голове. Люмин от такого действия становится приятно, словно где-то под рёбрами растекается сладкий мёд: она рефлекторно жмётся ближе к брату, вспомнив про маму. — Ну-ну, хватит! — не без смеха комментирует Итэр. — Ты прямо как котёнок! — он треплет ей пряди так, что они теперь походят на кошачьи ушки. — Хочешь, я косу отращу? А она только слабо улыбается: — Я рада, что ты мой брат. — И я тебя люблю.