Remember

— Что входит в состав Аконитового зелья? — спрашивает Снейп ровным голосом, не прекращая помешивать это самое зелье, которое медленно закипает на огне. — Борец, он же волчий корень или аконит… — бодро начинает Люпин, но почему-то запинается и замолкает. — Гениальное замечание, — по привычке язвит Снейп. — То, что заменяет тебе мозги, способно воспроизвести что-то менее очевидное? Люпин внимательно следит за руками Снейпа. Тот не может видеть его глаза, но чувствует взгляд кожей. Невесомое теплое касание — словно мягкие лучи весеннего солнца. Но в его жизни давно нет места для весны. — Извини, Северус, — откликается Люпин, как всегда проигнорировав насмешку. В голосе, тихом и ровном, набирают силу хриплые нотки, и дыхание Снейпа сбивается с ритма. — Аконит, разрыв-трава, желчь броненосца, собачья полынь, кровь дракона… Оборотень перечисляет ингредиенты довольно уверенно, но запомнить рецепт в его же интересах. Хотя это только начало, разумеется. Мало просто заучить состав — чтобы сварить зелье такой сложности, нужно много больше, чем просто знание. Порой Снейп гадает, сможет ли он этому научить хотя бы одного человека. Впрочем, еще чаще он гадает: успеет ли? Сколько еще он будет оставаться членом Ордена Феникса, сколько сможет приходить в этот особняк и чувствовать — спиной, кожей, всем существом — внимательный горячий взгляд карих глаз? Но об этом лучше не думать. Не думать, не гадать и уж тем более не надеяться. Его смертный приговор подписан душным летним вечером — Нерушимая клятва, надо же было быть таким болваном, — и теперь уже не важно, как и когда случится то, чего не избежать. Нет, не избежать. — Ну, надо же, ты ничего не забыл, — резюмирует Снейп. — В Запретном лесу сдох кто-то большой и волосатый, надеюсь, что не Хагрид. — Ты часто это делаешь, знаешь, — улыбается Люпин. Эту улыбку Снейп тоже чувствует. — Что именно? — Повторяешь эту фразу. Почему именно Хагрид? — Люпин, ты кислородом сверх меры надышался? — Мы играли в шахматы, помнишь? — тихо, нараспев говорит тот. — Два года назад, Хогвартс, Рождество. Я впервые переиграл твой гамбит. Снейп помнит. Уже лет семь он всегда начинает шахматные партии именно так. Слизеринский характер или предчувствие? А может, просто длительное знакомство с Альбусом — на свете нет другого такого мастера гамбитов. Не гриффиндорский ход. И гриффиндорец попадался. Очень долго. — У меня хорошая память. — Не хочешь сыграть партию? Приглушенный свет, четкий стук фигур на доске, теплый грог, экзотические пряности и тихие — на краю уловимого — голоса за дверью… Мира нет — и все же он есть. Квинтэссенция жизни. — В отличие от большинства местных бездельников, я не могу похвастаться наличием свободного времени. — Снейп разворачивается лицом к собеседнику. Очередная ошибка: Люпин морщится, словно от удара — больное место: из-за введенных Амбридж законов он уже давно не может найти постоянную работу, — и Снейп с трудом сопротивляется желанию подойти, прикоснуться, сгладить неловкий момент. Повернуть время вспять. Отменить эту дурацкую фразу, а еще лучше — это дурацкое лето, и просто смотреть в коричневые с золотистыми крапинками глаза. Играть в шахматы, пить вино, иронизировать, раз за разом натыкаясь на понимающую улыбку, — и видеть где-то там, за границей войны, возможное — пусть всего лишь возможное, но разве этого мало? — будущее. Общее будущее. — Тогда зачем ты тратишь свое драгоценное время на меня? — Сознательный расчет, — ответ на этот вопрос Снейп заготовил уже давно. — Если ты научишься варить Аконитовое зелье самостоятельно, я буду избавлен хотя бы от этой обязанности. — И все же — спасибо. Надо ответить что-нибудь язвительное и жестокое, вроде «ты наконец-то будешь способен обеспечивать себя самостоятельно», но под внимательным теплым взглядом карих глаз язык прилипает к гортани, и Снейп просто бурчит: — Не за что. — Однако, Северус, даже такой занятой, — Люпин выделяет эпитет голосом и озорно, мальчишески улыбается, — человек, как ты, должен время от времени расслабляться. — Я учту твои рекомендации. — Что с тобой случилось? — мягко спрашивает Люпин. — Несмотря ни на что… Нам же когда-то было хорошо… вместе. Помнишь? То ли из-за запинки собеседника, то ли из-за двусмысленности фразы, а может из-за всего сразу, но от этих слов Снейпа бросает в жар. Да, им было хорошо вместе. В обществе друг друга, за беседой, игрой или просто в молчании, уютном, как ворсистый плед зимним вечером. И вопрос «куда это приведет?» не пугал, а будоражил, словно новый интересный проект с высокими шансами на успешное завершение. Но, несмотря на все хроновороты, время по-прежнему нельзя повернуть вспять. — От острого приступа ностальгии рекомендую принять настой боярышника. Иногда помогает. А если ты изнываешь от скуки — вы, гриффиндорцы, не в состоянии оценить тонкую науку зельеварения, — сыграй в шахматы с Тонкс. Она наверняка мается за дверью. Люпин сводит брови — он терпит насмешки в свой адрес, но нападок на других не переносит, — молча разворачивается и уходит. И так лучше. От живых мертвецов надо держаться подальше: такие встречи ничем хорошим не заканчиваются. Снейп никогда не был приятным человеком, а сейчас он и вовсе опаснее всех инфери и зомби вместе взятых. Опаснее оборотня в полнолуние — как бы смешно это ни звучало. А ведь ты с таким уже сталкивался, верно, Люпин? Не повторяй старых ошибок, иначе заработаешь еще одно проклятье. И снова — на всю жизнь. Только на этот раз — очень короткую жизнь. Снейп горько усмехается, смотрит на закрытую дверь лаборатории и снова повторяет: так лучше. Так лучше. Для всех. Но — он помнит.

Конец