Корона

Слухи — одна из движущих сил каждой цивилизации. Они могли разрушить судьбу империи или отдельного человека, а могли сотворить чудо и возвести его на пьедестал. Асгард не был исключением и имел множество искусных сплетниц, что изощренно плели свою паутину слов внутри высоких стен дворца. Группа служанок бесшумно передвигалась по безлюдным коридорам. Пир прогремел с присущей Асгарду роскошью. Многие гости начали расходиться по комнатам лишь с рассветом, покачиваясь в такт несмолкающей в их головах музыке. Служанки выплывали из теней и плавно скользили по залу с широкими подносами, загруженными опустевшей после пира посудой. В это время во дворце царила тишина, пока все гости отсыпались после жарких танцев и сладкого хмеля. Ближе к полудню служанки начинали разносить по комнатам завтрак, и в то же мгновение рождались слухи, которые станут темами для разговора придворных на много лет вперед.

✧✧✧

Пальцы скользили по прохладной стене в такт шагам, пока Тор сонно плелся к покоям брата. После вдохновительной речи Одина Локи неожиданно испарился, стоило Тору на мгновение отвернуться. Все оставшееся время Громовержец неосознанно оглядывал зал в поисках черной копны волос, но так и не нашел желаемого. Когда же хмель затуманил его разум, погружая в терпкий мир веселья и улыбок, Тор резко осознал, что остро нуждался в компании своего брата. Но того и след простыл. Покачиваясь меж таких же взбудораженных тел, сплетенных в танце, Громовержец обошел зал и, наконец, вышел на террасу. Прохладный ночной ветер помог ему сбить пелену дурмана, но то лишь усугубило неприятное чувство внутри. Тор непонимающе положил ладонь на грудь и сделал вдох, чувствуя, как сердце ровно билось под ребрами. Тогда откуда же столь неприятное чувство? От осознания ли, что Локи не обмолвился с ним и словом перед тем, как исчезнуть с празднества? Тогда Громовержец, ведомый порывом обиды, направился в покои брата, где того, к удивлению, не нашел. Он нахмурился сильнее и с недовольно поджатыми губами направился обратно в зал, утопающий в шуршании платьев и громкой музыке. «Еще тратить время на его поиски», — не без доли обиды размышлял царевич, пока не уселся за стол. — Чего нос повесил? Громыхая латами, на соседний стул опустился Вольштагг. Глядя в сторону друга, Тор все сильнее гневался, ведь на месте Вольштагга должен быть его брат. «Он всегда был таким. Чего я ожидал?» Неожиданно буйную ярость сменила обида, жгучими потоками разбегаясь по венам. Тор не был слепцом и видел, что с начала пира Локи выглядел опечаленным и погруженным в собственные мысли. В зеленых глазах не было привычного огонька, который словно говорил остальным: «Я готов к битве в любую минуту. Ну же!» Поначалу Тор подумал, что Локи просто не желал находиться в неприятном ему обществе. К тому же тот никогда не разделял присущую асгардцам жажду празднеств. Однако сейчас Громовержец понял, что глубинные печали Локи не были связаны с его нелюбовью к праздному шуму. Та горечь в его кривой улыбке, которую он выдавил из себя после речи Всеотца, будоражила до мурашек даже при одном воспоминании о ней. И Тор внезапно осознал, что обуявшая его злость была направлена не только на скрытного брата, но и на самого себя. Ведь он не проявил должной заботы и так и не поинтересовался причинами такого настроения брата. — Ничего особенного, — отмахнулся царевич, игнорируя косые взгляды друзей, и вновь наполнил свой бокал, желая прогнать непонятные чувства. Так и просидел Громовержец весь вечер и всю ночь в объятиях друзей и вина, пока гости не начали расходиться, а в опустевшем разуме не осталась одна-единственная мысль — найти Локи. Как бы старательно Тор ни отмахивался от навязчивого желания, стоило оказаться одному, как тишина неприятно сдавила голову, и царевич остался наедине с собственными переживаниями. И вот старший сын Одина, покачиваясь из стороны в сторону, пытался сохранить равновесие во время ходьбы, держась рукою о каменные стены. Тор обыскал весь сад, террасу и несколько раз обошел зал, заглядывая даже в самые неожиданные места для местонахождения брата. В конце концов Громовержец решил, что, возможно, он мог разминуться с Локи и разойтись в противоположные стороны. Но в том, что его брат всегда ночует в своей комнате, он не сомневался. Порхающие вокруг служанки молчаливо провожали любопытными взглядами царевича, гадая, куда же он направлялся в таком состоянии. Наконец оказавшись у нужной двери, Тор остановился и какое-то время разглядывал расфокусированным взглядом деревянную поверхность. По ту сторону царила тишина. Локи наверняка уже видит девятый сон и явно не поблагодарит, если Тор нарушит его покой своими пьяными речами. Громовержец помнил, как брат со злым прищуром выпроваживал его из своих покоев, когда тот с глупой хмельной улыбкой завалился к нему и упрашивал присоединиться к очередному празднеству. «Ненавижу, когда он так на меня смотрит», — с сожалением вздохнул царевич и все-таки схватился за ручку и приоткрыл дверь. Мягкий утренний свет заполнял комнату, играя множеством бликов на стеклянных флаконах. Тор не сдержал улыбки, когда вошел в покои и сделал глубокий вдох. Локи обожал ароматы жженных трав и сухих цветов, потому в его комнате всегда царило дурманящее благоухание. Пройдя вперед, Громовержец наконец взглянул на кровать. Локи спал в тех же одеждах, что были на нем во время пира. Тор нахмурился, когда заметил, что тот не потрудился снять даже сапоги. Вся кровать была перевернута. Локи завернулся в кончик одеяла, а светлое покрывало сжал в комок, который прижимал к груди. Зная любовь брата к чистоте и порядку, Тор понимал, что Локи бы потребовалось немало алкоголя, чтобы отринуть собственные принципы. Местами на покрывале виднелись блеклые красные пятна, и Громовержец сразу подтвердил свою догадку, когда нашел пустую бутылку из-под вина у подножия кровати. Картина начала медленно складываться в голове, пока Тор аккуратно присел на край кровати, боясь потревожить сон брата. Он не мог вспомнить, чтобы вместо выплескивания эмоций в виде яростного мщения и злых взглядов, Локи позволял себе залиться алкоголем. Выдох получился рваным, и Тор ощутил, как горло словно сдавило. Громыхающее осознание, что он ничего не знает о горестях собственного брата, резко начало душить изнутри. Громовержец привык злиться на Локи, ведь тот игнорировал все, что приносило ему радость: товарищеские бои днем или веселые пирушки по вечерам. Но когда же Тор в последний раз интересовался, чем заняты мысли самого Локи? Одинсон давно составил в своей голове образ брата и зачастую судил о его поступках исходя из пережитого опыта в детстве, не надеясь на перемены. Но вдруг Локи изменился, и вместе с этим разрушился и образ того «Локи», что долгие годы жил в сознании Тора. Теперь, глядя на брата, Громовержец не понимал, что у того в голове или в сердце. Но что больнее ударило по самолюбию Тора, так это факт, что появились люди, которые понимали Локи лучше него. Леди Эйр стала любимым наставником для младшего принца, заслужив редкое с его стороны доверие и уважение. Сигюн стала не только близким другом, но и первым человеком, разделившим с ним свое тепло. Жизнь Локи стала обрастать новыми знакомствами, новыми мыслями, увлечениями и целями. С каждым днем Тору становилось все очевиднее, что в новой жизни Локи более не требовалась защита старшего брата от злых языков или слухов. Неожиданно повзрослев, Локи показался недосягаемым. И Тор не знал, чем же заслужить доверие упертого младшего брата. Ведь многое, что было любо одному, раздражало другого. И вот Громовержец сидел и задумчиво разглядывал умиротворенное сном лицо брата. Он не знал, сколько прошло времени, пока Локи неожиданно не начал ворочаться и не перекатился на другой бок. Ворот камзола немного съехал, оголяя шею. И Тор неосознанно проскользил взглядом по бледной шее, ловя себя на мысли, что привычный темный оттенок смотрелся на Локи лучше. Однако его взгляд неожиданно зацепился за видневшийся из-за ворота синяк. Тор нахмурился и, наклонившись вперед, подцепил пальцем край камзола и аккуратно оттянул его. Рука дрогнула, и Тор отпрянул, резко поднимаясь с кровати. Хмель давно выветрился, и Громовержец ощущал, как бушующие эмоции почти достигли своего пика. И увиденное лишь усугубило это. На шее его брата красовался след чужой «любви». Засосы осыпали всю правую сторону шеи, спускаясь к ключицам. Тор усилием воли сдерживал рвущуюся ярость. В голове представились картины того, как кто-то позволил себе сопроводить одурманенного алкоголем принца до комнаты. И Тор знал, что с возрастом Локи не только вытянулся и стал сдержаннее, но и принял соблазнительную, по меркам окружающих, внешность. Одна мысль, что незнакомый человек касался Локи, когда тот находился в столь уязвимом состоянии, была способна заставить Громовержца уничтожить Великие горы. Его сдерживал лишь факт, что Локи продолжал посапывать в подушку, не подозревая о случившемся. Впрочем, бушующую фантазию Громовержца неожиданно прервали шаги за дверью, которая спустя мгновение отворилась, пропуская в комнату незваного гостя. Увидев на пороге олимпийца, Тор опешил и на время замер, словно выпадая из действительности. Геркулес выглядел потрепанным. Его рубашка неопрятно торчала из высоких брюк, а волосы золотым вихрем рассыпались на лоб. Голубые глаза Геракла расширились от вида недовольно сощурившегося Тора. Но самым подозрительным в происходящем являлся широкий поднос, на котором олимпиец принес перекус. — Надеюсь, вы просто ошиблись дверью, — шумно дыша, произнес Громовержец. Геракл замер и сильнее сжал в руках поднос. Тор видел, как олимпиец опешил от неожиданно складывающейся ситуации и активно подбирал в голове ответ, застыв на месте с чуть приоткрытым ртом. В голове медленно складывалась картинка, и перед глазами начала проноситься карусель моментов, как Геркулес прижимался к его брату, пока тот бессознательно раскрывался перед ним во сне. Картина в голове Громовержца возникла столь яркая и реалистичная, что на мгновение перехватило дыхание и он почувствовал, как к горлу подбирается злой рык. Размышлять над причинами такого гнусного поступка Тор не стал. Ему было достаточно осознавать факт, что олимпиец воспользовался слабостью его брата и прикасался к нему, пока тот плавал в пьяном неведении. Геркулес было раскрыл рот, чтобы попытаться прояснить нелепость ситуации, как его с силой вжали в стену, попутно толкнув в грудь. Раздался грохот. Фарфор со звоном разлетелся в дребезги, пока Тор решал, куда же ударить олимпийца дальше: по зубам или в нос? — Вы не так поняли… — было начал Геракл, старательно игнорируя зудящую боль в груди. Он понимал, как все могло выглядеть в глазах вспыльчивого принца и был готов снести пару ударов ради прояснения ситуации. Но Тор не давал ему и шанса на объяснение. — Да кто тебе дал право его касаться?! — зло прошипел сквозь зубы Громовержец. — Поверьте, я бы никогда… Тор схватил олимпийца за ворот рубахи и, не сдерживаясь, тряхнул, вновь впечатывая в стену. Геркулес болезненно сморщился, бросая взволнованные взгляды в сторону кровати. Локи смог успокоиться только час назад, и Геракл надеялся, что сумеет найти что-нибудь для легкого перекуса, пока принц отсыпался. Однако увидеть по возвращении обезумевшего от собственных фантазий царевича он никак не ожидал. — Он же был пьян! Самого Громовержца сон брата волновал не так сильно, как собственная ярость, застилающая глаза. — Уж поверьте, — олимпиец резко скинул чужие руки и оттолкнул Тора назад, — я бы не посмел так унизить его, не говоря о том, что он сам в состоянии за себя отвечать. Громовержец будто ничего не слышал. Его грудь часто вздымалась, а глаза опасно сверкали злобой. Он не заметил, как позади Локи раздраженно откинул одеяло и принял сидячее положение, обводя собравшихся в его покоях недовольным взглядом. — Достаточно. Тор вздрогнул от холодного тона сбоку и обернулся. Локи выглядел расслабленно после сна, но стоило встретиться с ним взглядом, как Громовержца словно окотило ледяной водой. Глаза трикстера светились раздражением, а его губы изогнулись недовольной дугой. — Что он сделал?! — Тор за секунду оказался у кровати, обхватив брата за плечи. Недолго промолчав, Локи тихо хмыкнул и отвернулся, скидывая чужие руки. — Ничего, чего бы я сам не желал. Его слова заставили Громовержца застыть в непонимании. — Но он же… — …мужчина? — Локи поднялся на ноги, игнорируя недовольный взгляд брата. Он расслабленно прошел мимо молчаливо наблюдающего олимпийца, на ходу расстегивая камзол. Конечно, он помнил о произошедшем ночью. О слабости, что выпустил на волю. Жалел ли он? Локи так не думал. Единственным упущением стал факт, что Геркулес не догадался запереть дверь. Но этот прокол совершил не он, потому и жалеть ему не о чем. Тор же продолжал стоять на месте, не понимая, как его брат с такой легкостью признается в связи с другим мужчиной. Конечно, в Асгарде не претилось мужеложство, однако в представлении Громовержца это было ниже достоинства воина. — Выметайся. От близко прозвучавшего голоса Тор вздрогнул и поднял взгляд на брата, что остановился напротив. За время его раздумий Локи успел расстегнуть камзол, выставляя брату на обозрение цепочку засов на своей коже. Словно в подтверждение Тор заметил в глубине зеленых глаз обжигающий огонек. Локи всегда был таковым — вместо извинений и оправданий выводил еще сильнее, распаляя в Торе злость и раздражение. Наученный горьким опытом, Громовержец, не желая портить и без того хрупкие отношения с младшим братом, замер, старательно подбирая нужные слова в голове. Трикстер же знал, как Тор относился к мужеложству. Тот не подавал виду, но старательно избегал любых упоминаний об этом, переводя все в шутку или отмалчиваясь. Но какового же будет его слово, если в том он уличит своего младшего брата? Локи выжидающе замолчал, скрестив руки на груди, пока на лице Громовержца проносился вихрь эмоций. Наконец, Тор вздохнул и выпрямился, заглядывая прямо в глаза брату. — Поговорим, когда ты придешь в себя, — от напряжения сводило скулы, пока Тор старательно сдерживал голос. Вовремя успев погасить яростный пожар, Громовержец вспомнил, в каком состоянии был его брат на пиру. Он не выяснил причины, не успел спросить и понимал, что в данную минуту Локи не в том настроении для беседы. Тор бросил злой взгляд на затихшего олимпийца и, напоследок взъерошив черную макушку брата, поспешил покинуть комнату. Локи ощутил, как глаза вновь неприятно защипало, когда позади хлопнула дверь. Он начал часто моргать, подняв голову вверх и не понимая, когда собственные эмоции превратились в такой бардак. Вдох вышел чересчур громким, отчего даже сам Локи понял, насколько жалко сейчас выглядел. Конечно же Тор отмахнулся от его слов, спихнув все на алкоголь. «Ты был не в себе» — наверняка это будет единственным оправданием, что даст за него Громовержец в грядущем разговоре, от которого будет невозможно сбежать. — Мне уйти? — тихий голос Геркулеса звучал чуждо после кричащего Громовержца. Локи обернулся, пересекаясь взглядом с олимпийцем. Внутри до сих пор все мелко подрагивало от волнения, и трикстер на мгновение ощутил, что готов спрятаться от чужого присутствия, но Геракл терпеливо ждал его слов с мягкой улыбкой на лице. Трикстер не понимал его поведения. Олимпиец застал одного из наследников престола Асгарда в неподобающем виде и мог воспользоваться этим. По крайней мере, так бы сделал сам Локи. Только Геркулес поступил иначе, готовый спрятать трикстера в своих объятиях от всего мира. И сейчас, глядя на сонного блондина, Локи не ощущал ничего, кроме необъятной благодарности. Трикстер было открыл рот, но слова застыли, так и не найдя выхода. Локи выдохнул и резко отвернулся, борясь с собственными эмоциями. Должен ли он вновь вести себя как должно по этикету или они перешагнули эти границы, проведя в объятиях друг друга минувшую ночь? — Хотите чаю? Похоже, олимпиец был куда увереннее в собственном выборе. Геракл подошел ближе и аккуратно положил ладонь на хрупкие плечи, разворачивая царевича к себе. Вьющиеся локоны беспорядочно падали на загорелую кожу, и Локи неосознанно зацепился за них взглядом, вспоминая, как ночью увлеченно накручивал пряди пальцем. Жар смущения накрыл его от мелькнувших воспоминаний, и трикстер попытался отвернуться вновь, но чужая хватка твердо удерживала его на месте. Видя метания в зеленых глазах, Геркулес приблизился, оставляя быстрый поцелуй на бледной щеке. Словно по щелчку, трикстер резко развернулся к нему лицом, одаривая грозным взглядом. Но олимпиец не видел в смарагдовых глазах ничего, кроме смущения, за какими бы стенами хладнокровия и гордости тот ни прятался. Сейчас перед ним был подавленный пережитым человек, не умевший показывать кому-либо свою слабость. Младший принц привык бороться со своими демонами в одиночку, пряча глубоко в своем сердце боль и ярость. И Геракл знал, что если не выплескивать эмоции в нужный час, то те охватят и потопят и без того рвущееся на куски сердце в пучине горести. — Разрешите, — прошептал олимпиец, прежде чем аккуратно подхватить камзол за ворот и стянуть его с чужих плеч. Кожу обдало прохладой утра, и Локи инстинктивно сжался, чувствуя, как от смущения горят щеки. Ощущать на себе скользящий взгляд Геракла было странным образом возбуждающе. Трикстер спиной ощущал тепло чужого тела, пока олимпиец прижимался к нему все теснее, до хруста сжимая ткань камзола. В следующее мгновение он резко откинул его в сторону. Время замерло. Каждый был сосредоточен на своих мыслях и чувствах, что искрились лихорадочным жаром в их сердцах. Когда горячая ладонь коснулась обнаженной талии, трикстер не справился с рвущейся дрожью и шумно выдохнул. Он кинул взгляд из-за плеча на олимпийца в попытке отыскать ответы на мелькающие в голове вопросы, но стоило Геркулесу склониться к его лицу, как голова вмиг опустела. Словно спрашивая дозволения, Геракл на миг замер, вглядываясь в его глаза, а затем припал к бледной шее, обхватывая губами уже успевший потемнеть след. Локи вздрогнул, чувствуя, как олимпиец медленно заключил его в объятия. Горячие губы продолжали исследовать его шею, перекрывая новыми отметинами старые. Локи провалился в чан ранее не знакомых ему ощущений. Чужое тепло порой пугало, заставляя желать скорейшего освобождения, но прикосновения олимпийца были столь трепетными, что царевич чувствовал, как земля уходит из-под его ног. От разносящегося по телу удовольствия Локи блаженно прикрыл глаза, откидывая голову в сторону. Уловив дозволяющий жест, Геракл сильнее сжал его в объятиях и рефлекторно качнулся, потершись собственным возбуждением о чужое бедро. Стоило Локи ощутить, как его движения стали резче и напористее, как внутри затянулся узел подозрений. Трикстер не стал отрицать, что чужие касания вызывали в нем лишь приятные ощущения, но к большему ни он, ни его тело готово не было. Потому царевич извернулся в чужих руках и уперся ладонью в широкую грудь, резко выпутываясь из жарких объятий. Распаленный желанием, Геракл не сразу осознал, почему Локи отпрянул, и на мгновение расфокусировано оглядывал его. Спустя минуту он нервно провел по волосам и сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить колотящееся сердце. — Мне жаль, — хрипло произнес трикстер, натягивая на себя первую попавшуюся рубаху, — я не готов… — Вам не надо объясняться, — тут же подхватил Геркулес и широко улыбнулся. Локи видел, как тот еле сдерживал бушующее пламя, и понимал, что олимпиец держался лишь ради него. Чтобы не напугать. Чтобы не навредить. Чтобы поддержать и успокоить. «А может, это лишь хорошо отыгранный ход», — пронеслось в голове, и трикстер болезненно сморщился, точно от удара. Порой собственное недоверие не позволяло ему насладиться мимолетными мгновениями теплоты и покоя. А мысль, что кто-то ставил его чувства превыше своих, пугала и вводила в ступор. Однако человек позади него не раз доказал свое трепетное отношение к его чувствам, и Локи неосознанно потянулся к возникшему в груди чувству симпатии. Олимпийцу хотелось довериться. Это осознание пугало трикстера, и он отчаянно цеплялся лишь за жар в груди, что вызывал своими прикосновениями и словами этот удивительный человек. — Может, все-таки чай? — тихо рассмеялся Геракл, неловко топчась на месте. Он нервно дергал головой в попытке отбросить непослушные волосы назад, но пряди вновь и вновь падали ему на лоб. Локи не сдержал смешка, за что получил в ответ широкую улыбку и вспыхнувший огонек радости в голубых глазах. Да. Этому олимпийцу хотелось довериться. И, может, Локи все же попробует испытать подобную роскошь.