***
Север Рюгьяфульке — пристанище отбросов из некогда могучего клана Кьётви. Эйвор не была здесь уже много лет. Снежок похрустывает под копытами лошадей. Зенитное солнце слепит глаза. Рандви делится с ней планами по расширению Рэйвенсторпа, но Эйвор почти не слушает. Она любуется морозным румянцем на щеках своей спутницы. Из-за него Рандви теперь выглядит совсем юно. Время в бессмысленной болтовне протекает незаметно и вот на горизонте маячат обветшалые крыши. Эйвор хорошо, до зубного скрежета, знает это место. Не так давно под влиянием нелепой сентиментальности, которая обычно просыпается в ней после нескольких кружек мёда, она обмолвилась Рандви, что никогда не посещала свой бывший дом после резни. И вот они здесь. Необычайно тихо, ничего не шелохнется, и Эйвор кажется, что даже ветер обходит селение стороной. Кое-где во дворах, что некогда стали полем брани, до сих пор лежит оружие и покореженные шлемы. «Здесь нет ничего. Только кости», — с тоской думает Эйвор. Она спешивается и ведет беспокойную лошадь под уздцы прямо к длинному дому. Ее дому. Он почти не изменился, только крутая крыша поросла бурым мхом. Как бы сложилась ее судьба здесь? Превратилась бы она в искуссного воина, коим является сейчас? Или стала "разменной монетой" для своего клана, как в свое время стала Рандви? В любом случае, жизнь под родительским крылом была бы легче, спокойнее... — Зайдем? — спрашивает Рандви, подходя к задумчивой Эйвор. Та лишь кивает в ответ. Дверь поддается с трудом и они едва могут протиснуться внутрь. В доме темно и сыро. Высокие стены оккупированы вездесущим плющом. Несколько лавок опрокинуто, словно воины только что подорвались с места и ринулись в опасный бой. Эйвор проходит мимо столов, на которых стоит брошенная посуда. Ноги ведут ее в родительскую комнату. Судя по разбросанным там вещам, в ней уже побывали мародеры. — Возможно, раньше здесь что-то и было, но нас опередили, — тихо говорит Рандви, следуя за свое спутницей. — Возможно, — вторит ей Эйвор. В другом конце дома стоит резное кресло — место ярла. Ее законное место. Горькая улыбка появляется на губах Эйвор, когда она опускается в него. — Добро пожаловать домой, — ее голос хриплый, надтреснутый. Она поднимает пустой кубок, прихваченный по пути со стола, и замирает. На миг, лишь на краткий миг ей кажется, что она видит в зале отца, который с укоризной смотрит на свое дитя. — Ладно, это была плохая идея, — Рандви не рада своей затее. Эйвор выглядит пугающе отстраненной и чужой. — Пойдем отсюда. Скоро стемнеет, не хочется тревожить местных духов.***
— Ты знала? — как бы невзначай спрашивает Эйвор, внимательно глядя на подругу. В доме ярла города Форнбург тихо, его немногочисленные обитатели давно спят, но недавно прибывшие искательницы сокровищ решают слегка сократить запасы мёда Стирбьорна. — Я знала, — под тяжелым взглядом Эйвор сложно врать или юлить, поэтому Рандви спокойно соглашается. Ее кружка практически не тронута, в то время как Эйвор опустошает уже третью. — Зачем? — Эйвор тянется к кувшину, но он уже пуст. «Надо было тащить бочонок. Одним кувшином не сотрешь это из памяти». — Тебе это не давало покоя. Я подумала, ты отпустишь терзающую тебя тяжесть, если мы там побываем, — в голосе Рандви нотки раскаянья. — Единственная тяжесть, терзающая меня сейчас — это отсутствие выпивки. А еще — ты, — Эйвор запинается, но уже слишком поздно — признание, слетевшее с ее не совсем трезвых уст, застает Рандви врасплох. — Я спать, — Сестра Волка встает и бредет в сторону лестницы, физически ощущая, как ее спину прожигают взглядом. Свет молодго месяца едва просачивается сквозь окно на втором этаже, поэтому Эйвор решает зажечь свечу. Полночный мрак расступается перед ее мягким светом. Эйвор садится на кровать, закрывает глаза и трёт лицо. Туман опьянения быстро рассеивается в ее голове и ему на смену приходит поток горячечных мыслей. Не так она себе представляла завершение этого странного во всех смыслах дня. Забота Рандви приятна, но есть вещи, с которыми Эйвор в состоянии справиться сама. Тяжесть от ранней потери родителей уже давно зарубцевалась у нее на сердце. Убийство Кьётви не принесло ей покоя, но зато вернуло попранную отцом честь. Она была чужой в Форнбурге. Пусть об этом никто не говорил вслух, но она всегда чувствовала легкое пренебрежение со стороны Стирбьорна. Именно поэтому она всегда следовала за Сигурдом, хоть и он порой вел себя, как козёл… — Прости, — Рандви подкрадывается кошкой и замирает. У нее виноватый вид, или Эйвор это только кажется. Тем не менее, она не может и не хочет злиться на свою подругу, поэтому хлопает ладонью по покрывалу, приглашая сесть. Рандви подходит ближе, тянется рукой к лицу Эйвор и, приподняв ее голову за подбородок, тихо просит: — Позволь мне искупить свою вину, — ее пальцы нежно оглаживают скулу Эйвор, проводят по губам, задевают старый шрам на щеке. Ей не нужно разрешение. Она и так знает, что ей позволено все. Рандви пользуется приглашением, но только на свой манер: ее ноги оказываются по обе стороны от Эйвор, а сама она восседает на ее коленях. Она не упускает шанса исследовать «поцелуй» волка, стянуть с светлой косы несколько металлических украшений. В свою очередь Эйвор обнимает ее за талию и под действием умиротворяющей ласки утыкается лбом ей в плечо. Она могла бы просидеть так до самого утра, но Рандви вносит свои коррективы. Эйвор чувствует, как волосы на ее затылке сжимают и тянут, заставляя запрокинуть голову. — Я тебя поцелую, — выдыхает Рандви. — Ты уже меня целовала, — хрипло возражает Эйвор. Ей вспоминается их невинный поцелуй на разрушенной башне. — На этот раз по-настоящему, — жар её мягких губ красноречивее любых слов. Сестра Волка знает, что Рандви теперь свободная женщина, но все равно не может отделаться от ощущения предательства. Под действием этих мыслей, она хочет отстраниться, но Рандви берет её лицо в ладони и внимательно смотрит своими абсолютно трезвым глазами в ее. — Хватит. Ты знаешь о моих чувствах. А я вижу, что не безразлична тебе, — серьёзно говорит она и, прежде чем Эйвор успевает что-то ответить, снова целует ее. Поначалу поцелуй не смелый, даже какой-то неловкий. Но это лишь притягивает и, вопреки своим убеждениям, Сестра Волка поддается искушению — приоткрывает рот и чувствует влажность языка Рандви. Она зарывается одной рукой в распущенные медные волосы подруги, а второй крепче прижимает ее к себе, словно хочет слиться с ней в одно существо. — Знаешь, как долго я этого ждала? — шепчет Рандви между поцелуями. Затем отстраняется и пытается стянуть с Эйвор хлопковую тунику. — Ожидания оправдались? — та помогает ей, поднимая руки. — Замолчи, — Рандви бьет Эйвор по рукам, тем самым не позволяя ей раздевать себя. — Нет. Сегодня я буду касаться тебя, — в подтверждение своих слов она скользит рукой по животу Эйвор, доходит до грубых штанов и начинает расстегивать пуговицы. Преодолев преграду, рука Рандви продолжает свой путь, пока не оказывается между бёдер Эйвор. Там влажно и скользко. Пальцы Рандви трутся о чувствительные складки, пока с губ Эйвор не слетает первый мучительной стон. Рандви продолжает дразнить, то надавливая, то просто водя пальчикам по клитору. Она тоже чувствует влечение и инстинктивно трется о ногу Эйвор на которой сидит. Сестра волка вздрагивает, когда палец Рандви проникает в неё. И это ощущение ни с чем не сравнимо. Первые движения мучительно медленные, осторожные. От них в ее голове становится пусто. Она готова обречь себя на забвение, если в Вальгалле будет хуже. — Ещё, — как в бреду просит она, когда темп увеличивается. Рандви не нужно просить дважды — не сбавляя темпа, второй палец погружается в шелковистые складки. Эйвор чувствует себя одновременно полой и наполненной. Ее разрывает на части, и она еще никогда не была такой цельной. Ей хочется провести так вечность и поскорее избавиться от этого наваждения. Она нуждается в разрядке, в волне удовольствия, которая смоет осадок от сегодняшнего дня, и, наконец, подарит ей блаженный покой. Рандви снова завладевает ее губами. Теперь поцелуи такие же грубые, как и движения ее руки между ног Эйвор. Каждый нерв в теле Сестры волка натянут струной, в предвкушении грядущей эйфории. Оргазм заставляет ее вскрикнуть и бессильно повалиться на кровать. Ее любовница (о какой дружбе уже может идти речь?) ложится рядом, нехотя вынимая руку из ее расстегнутых штанов. В тусклом свете свечи пальцы поблескивают от естественной смазки. Рандви подносит их к губам и облизывает, не сводя глаз с Эйвор. В этом жесте столько пошлости и неприкрытого обожания, что Сестра Волка находит в себе силы, чтобы подмять Рандви под себя. На той все еще слишком много одежды и Эйвор очень хочется это исправить. — Я сказала — нет, — и хотя лихорадочный блеск голубых глаз Рандви говорит об обратном, ее тон не терпит возражений. Эйвор решает не спорить. — Завтра ты от меня не отделаешься, — шепчет она, легонько целуя Рандви в уголок губ. Они лежат в одной постели, переплетя ноги, и греются под меховым покрывалом. Рандви утыкается в ключицу Эйвор и ее дыхание щекочет чувствительную кожу. Она чувствует себя не менее удовлетворенной, чем Сестра Волка. А еще она горда собой, и уповает на счастливое будущее. Ночь всегда обостряет чувства и дарит ложные надежды, но Рандви старается об этом не думать. Она проваливается в сон первой. Эйвор прижимает ее к себе, словно боится, что утром не найдет ее в своей постели. Впервые за долгое время она чувствует умиротворение, как тогда, когда ребенком она забиралась в родительскую постель после кошмаров и мать успокаивала ее рассказами о храбрых воинах. Дом — нечто большее, нежели четыре стены и крыша над головой. Это люди, только они. И Эйвор знает это. Всегда знала. — Мой дом будет там, где будешь ты, — бормочет она, утыкаясь в макушку Рандви.