Боги ведь смотрят

На стекле, скрывающем репродукцию «Тайной вечери», уже ни живого места: вспрыгнувшая на стол Сямисен Вторая трижды за утро опрокидывает кружку с кофе и царапает хлипкую пластиковую рамку, но Ицки оставляет картину на месте и всегда невольно бросает на нее взгляд, собираясь в школу, будто бы это предзнаменование. Их жизнь скорее уж «Рождение Венеры», и это не его собственные слова, а Кёна, зашедшего как-то одолжить тетради с конспектами — экстрасенс тогда так привычно просто отшучивается, но царапин от когтей на стекле становится больше, а пыль забивается в углы рамки. Для аккуратиста вроде Ицки такое смерти подобно, и это снова замечание друга, брошенное вскользь между долгой неловкой паузой и дежурным «до завтра». Коидзуми, знаете, уже привык, что уголки рта Кёна всякий раз раздраженно ползут вниз, а лицо скучнеет, стоит экстрасенсу с ним заговорить; он прячет себя дальше от чужого взора и бережно полирует чучело лаком слой за слоем, слой за слоем, следя, чтобы уязвимое нутро не вылезло на свет божий. Создатель смеется, качаясь на стуле в клубной комнате и вертя в пальцах ручку: зря стараешься. У создателя искривленный в некрасивой гримасе рот и короткое имя (не имя даже — прозвище), и Ицки соврать бы, что он этого и ждет с двенадцати лет, когда однажды обнаруживает в себе сверхъестественные силы, не поддающиеся объяснению, а на другом конце города его ровесница закрывает глаза и засыпает крепким сном в своей кровати, довольная сотворением нового мира. Коидзуми узнает о Харухи Судзумии следующим утром — как и о том, что переводится в Северную Старшую посреди учебного года; из дома ему разрешают забрать только самое необходимое, и Ицки хватает телескоп, какие-то мелочи и картину. Кён однажды едко комментирует: приклеить бы в центре «Тайной вечери» улыбающееся лицо командирши бригады СОС, только кто же тогда из них четверых Иуда? Коидзуми грустно смеется над своей же шуткой: тот, кто целует. У него самого другие грехи, и заплатит на смертном одре он по предъявленному апостолом строгому списку, стоя пред светлыми очами все также прямо — будьте в этом уверены! Его ежедневные утренние ритуалы увязли в зубах и пахнут «Tom Ford», недоступным простому школьнику: достань улыбку из шкафа вслед за школьной формой, хорошенько прогладь ту с двух сторон да надень, начисти ботинки, выпей уже успевший остыть кофе и возьмись за расческу; не завязывай волосы в хвост даже шутки ради, даже наедине с собой — боги ведь смотрят. Коидзуми до простого школьника — как пешком до Луны, и это уже его собственный невеселый комментарий. Создатель хлопает его по плечу и говорит: «ну, увидимся завтра в клубной комнате!», и все корабли в голове Ицки опрокидываются кверху дном и тонут, тонут, тонут, показывая серому искусственному небу брюха. Он возвращается домой из замкнутого пространства и валится без сил на кровать, а после лежит так до вечера, уткнувшись подбородком в трехцветный бок Сямисен Второй, устроившейся на его шее, будто нет никакой Корпорации, беснующихся аватаров и скучающей пятнадцатилетней девицы, желанием которой мир еще не съехал с катушек окончательно, а потолок идет трещинами, сквозь которые пробивается юное розовое солнце. Вставить картину в другую рамку и надеть новые наручные часы — уже перемены. Ицки улыбается, потому что так правильно, потому что привык; Ицки улыбается в телефоне Кёна пиксельным смайликом, ведь на имя экстрасенса тот даже не желает тратить буквы — Коидзуми уже привычно не обижается. В кабинете литкружка даже любимой экстрасенсом тишине нет места, и тот всегда начинает говорить первым, питает воздух честными (и не очень) словами, постепенно замечая, что находить и те, и другие с каждым днем ему все сложнее; создатель в ответ корчит рот в гримасе, отворачиваясь от старшеклассника к окну, равнодушием топя все хлипкие суденышки в чужой гавани, а в разбросанных по столу фишках для игры в отелло прячется своего рода уродливая гармония. Сямисен Вторая опрокидывает по утрам кружку с кофе, вспрыгнув на стол, и Ицки разглядеть бы что-то в кляксах, застывших на стекле темной пленкой. Если очень повезет, боги Северной Старшей впредь будут к нему чуточку добрее.