precious treasure

Хёк зачёсывает волосы назад пальцами и стягивает их резинкой. Он больше чем уверен, что через пару минут к нему подбегут суетливые стилистки и собственноручно исправят его маленькую шалость, превратив в нечто красивое, но думает об этом не дольше пяти секунд. Смотрит на своё отражение в зеркале — макияж скрывает несовершенства кожи так удачно, что и не скажешь, что у Хёка в принципе есть какие-то изъяны. Чёрная подводка ярко выделяет глаза, делая их ещё более красивыми. Хёк вздыхает, пальцами стучит по щекам, чтобы согнать усталость и дурные мысли, заменяя их одной единственной. Красивый. Это же проносится и у Ина в голове, сидящего неподалёку и внимательно наблюдающего за чужими действиями. Он, возможно, единственный, кто понимает Хёка, если не лучше него самого, то хотя бы так же. Каждый раз глядя на этого ребёнка, хочется обнять его и сказать, что он самый красивый на свете, самый лучший, самый-самый. Вон Хёк. — Хён, ты пялишься. Хёк улыбается отражению в зеркале, игнорируя стилисток, что действительно подбегают привести волосы в порядок, и добровольно усаживается в кресло. Взгляд со старшего он не сводит, смущая Чхве донельзя — щёки идут красными пятнами, словно Ину семнадцать или того ещё меньше и на него впервые обратил внимание его краш. По телу пробегает какая-то приятная волна предвкушения и Ин отводит взгляд, не желая больше радовать младшего своим смущением. Рассматривать собственные пальцы, теребящие край атласной рубашки, становится внезапно очень увлекательным занятием. В тесную гримёрку влетает взволнованный и явно довольный Ёнсоп. — Меньше получаса осталось! — Бён чуть ли не виснет на кресле Хёка, расталкивая стилисток, в попытке как можно ярче показать свою радость. — Представляете? Полчаса и вы станете популярными! — Хён, умоляю, ты так радуешься за нас, как будто сам себя распиарил и к тебе набежала куча фанаток, — со смешком отвечает Хёк, всё так же наблюдая за всем происходящим через зеркало. Одна из стилисток сильно затягивает резинку на волосах, заставляя поморщиться. — Я да, да я, — многозначительно отвечает Ёнсоп, наконец отлипая от кресла и перемещаясь на гримировочный столик; усаживать свою пятую точку на любую поверхность — любимое занятие Бён Ёнсопа. — Ты не понимаешь, я делаю великое дело! Может, сейчас от вашего выступления у всех челюсти рухнут на пол, а я радостно пробегусь, соберу их и скажу, что вот вы — мои самые лучшие и талантливые друзья и заслуживаете всей любви в этом мире. Ёнсоп кидает взгляд на притихшего Ина — обычно, он такой же шумный, как и любой из их компании, но сегодня кажется каким-то нервным и неуверенным в себе. Это Ёнсопу не нравится от слова вообще, поэтому он тут же обращает чужое внимание на себя. — Хён, всё хорошо? — Да! Всё в порядке, — Ин отзывается молниеносно, поднимая взгляд; он старается смотреть только на Ёнсопа, чья нелепая панамка чуть покосилась на голове и закрывает больше лица, чем положено. — Задумался о своём, я в норме. — Надеюсь, ты не обосрёшь хорягу, хотя как ты можешь, ты же сам её поставил. Бён Ёнсоп — самый честный лучший друг, который когда-либо был у Ина и Хёка. Суета не стихает, а только усиливается — Ин перехватывает чужое волнение на себя, топчась около сцены за кулисами и вполсилы повторяя все движения танца вместе со словами песни. Чуть поодаль разогревается сосредоточенный Ёнсоп — зачитывает свой рэп, стараясь делать акценты на некоторых словах, чтобы читка звучала чётче и интереснее. Хёка поблизости не наблюдается. До выхода на сцену около десяти минут. Ин проносится быстрее пули мимо Ёнсопа в сторону гримёрок, да так, что тот даже не успевает моргнуть. — Хён, время! — Я быстро! — судорожно бросает Ин через плечо, а у самого гул в ушах стоит. Не то чтобы бежать было слишком далеко, скорее просто. Волнение. В опустевшей гримёрке Хёк всё ещё рассматривает своё лицо в отражении зеркала. Ему кажется, что ему чего-то не хватает, он выглядит прекрасно, но что-то не то. Такое же волнение спускается грузом на плечи и давит-давит-давит, но Хёк улыбается, потому что знает, что он справится. И Ин справится. И Ёнсоп тоже. Они — отличная команда. Когда пальцы касаются расстёгнутой кожанки в попытке поправить, дверь позади распахивается. Ину, кажется, трудно дышать. Он торопливо закрывает за собой дверь и подходит к Хёку близко-близко; руки против воли ложатся на чужие плечи, но в самом дружеском и поддерживающем жесте. Взгляды сталкиваются в отражении. — Тебя все ищут, — Ин чуть медлит, прежде чем всё-таки убрать руки — он сделал это инстинктивно, хоть и не собирался. — Выглядишь потрясающе. Хёк тихо мычит и кивает — он согласен с услышанным и принимает комплимент, но не может сказать простое спасибо, словно бы внезапно возник какой-то барьер. Хочется сказать Ину о том, что он выглядит ещё более потрясающе, эта рубашка так красиво смотрится на нём, что он вообще самый лучший из лучших, но молчит. И внимательно смотрит, будто пытается это всё сказать одним взглядом. Ин понимает. Когда Хёк разворачивается, у него внутри что-то надламывается от чужого восхищения во взгляде, которое блестит слишком неприкрыто. Он опирается руками о столешницу, чуть отклоняясь назад, чтобы сохранить дистанцию между и уже приоткрывает рот, чтобы сказать что-то, но не успевает. Ловит иновские губы своими и удивлённо моргает, но никак не хочет оттолкнуть. Ин целуется классно и Хёк очень запоздало это понимает. Поцелуй прекращается очень быстро — Ин паникует, отстраняется и на автомате облизывает губы под чужим изучающим взглядом. Тело среагировало быстрее мозга и вот он результат — смятение, удивление и, кажется, удовлетворение? Прежде чем старший говорит хоть слово, Хёк сам обхватывает Ина за шею и утягивает в новый поцелуй. Гул вокруг стихает, нервозность уходит, а в мире существуют только тёплые губы Хёка, которые так приятно целовать. На языке отдалённо проблёскивает привкус пудры и тинта, но это совсем не мешает, а даже вызывает какой-то непонятный восторг. Ин никогда не замечал за собой проявления инициативы в подобных ситуациях — он бы лучше вообще не прибегал сюда в последнюю минуту, ведь это грозит недовольными возгласами Ёнсопа, который, собственно, и дал им возможность выступить у всех на виду. Но время вспять уже не повернуть, а хватка у Хёка такая, что совершенно не понятно, хочется расплавиться самому или расплавить младшего собственными прикосновениями. На счёт пять, Хёк отпускает и отстраняется — бегло смотрит на чужую реакцию, а потом легонько целует напоследок. Его совсем перестаёт волновать, что на лице после такого могут остаться какие-то следы, что Ёнсоп может отчитать за отсутствие дисциплины, да и ворох других мелких факторов, которые раньше волновали. Ин смотрит на Хёка, как на самое драгоценное сокровище, и это стоит целого мира. — Пойдём, хён, — наконец подаёт голос Хёк и тянет Ина за руку в сторону двери. — Ёнсоп-хён нам головы снесёт, если задержимся ещё хоть на секунду. Ин молча следует; за Хёком — хоть на край света. Выступление проходит настолько феерично, насколько только могло — небольшой зал рассыпается в овациях от крышесносящего перфоманса трио лучших талантливых друзей. Они держатся за руки и кланяются так, словно отыграли весь концерт, хотя выступили всего лишь с двумя песнями, которые и имеются в их репертуаре. Ёнсоп полностью доволен проделанной работой — и своей, и Ина с Хёком. Всё складывается именно так, как он ожидал, когда вообще брался за организацию этого всего. — Вы, — Ёнсоп первый накидывается на друзей с объятиями, стоит только скрыться за занавесками от зала, — вы просто шедевр вместе. Ваша химия — пиздец. Умереть можно. Вы лучшие. Ин и Хёк тихо смеются, обнимая Ёнсопа — они довольны не меньше, ведь огромное количество времени подготовок явно не прошло впустую и теперь у них есть свой мини фан-клуб, а значит, скоро и на большую сцену, может, пробьются. Но это всё мечты. Бён отлипает от своих друзей и треплет их обоих по волосам — Ин мысленно прощается со своей причёской, а вот в волосах Хёка у Ёнсопа застревают кольца и начинается возня. — Я на это не подписывался, слишком много лака! Видите? Всё прилипло! — возмущается Ёнсоп, стараясь отделаться меньшей кровью и не испортить Хёку причёску. Ин методично раздвигает чужие склеенные лаком прядки, чтобы не сделать больно. — Только ты так мог, хён, — бурчит Хёк, но он вовсе не расстроен произошедшим — в голове настолько много положительных мыслей, что даже эта ситуация встаёт на рельсы радостного, но смущающего воспоминания. — Зато будет, что вспомнить, — посмеивается Ин, — готово. — Спасибо. — Спасибо. И именно в эту секунду у Ина снова внутри останавливаются вращающиеся галактики, потому что он, делая шаг назад, обращает внимание на хёковский внешний вид — немного вымотанным после резких танцев, он выглядит ещё более притягательным, чем ранее. А Хёк замечает расстегнувшуюся пуговицу на чужой рубашке и сглатывает как-то шумнее обычного. Ёнсопу бы почувствовать себя лишним в этой ситуации, но мешают опустившиеся на глаза поля крутой панамки. — В общем, теперь точно можно в бар и отметить. — Поправляя кольца на пальцах, Ёнсоп усиленно делает вид, что ничего не замечает и радостно улыбается. — Я даже оплачу всё, точнее, запишу на свой счёт или как там принято говорить. — Понятно, мы сопьёмся, — Хёк прячет руки в карманы кожанки и улыбается тоже — он знает, что его хён никогда не жмётся в плане алкоголя. — И Ин-хёну придётся везти нас на машине домой. — Нет, ради такого, я тоже выпью, — встревает Ин, многозначительно взмахнув руками. — Неужто я пропущу такое событие? Ёнсоп снова виснет на плечах друзей, направляя их в сторону обходного пути до бара, почему-то, как раз через коридор мимо гримёрки. — Тогда идём пить! Они напиваются слишком быстро, но быстрее всех оказывается Ёнсоп — уже через пару шотов он начинает болтать ещё больше, и при этом не забывая напоминать, что он совсем не пьяный. Разговор заходит об отношениях, точнее, об их отсутствии у Бёна и, на удивление старших, Хёк сливается самым первым. — Сейчас приду, — он сползает со стула и направляется через танцпол обратно к тому самому ходу, по которому вёл их Ёнсоп, и лишь только раз оборачивается через плечо. Ину хватает света и зрения разглядеть в полумраке помещения чужой взгляд. — И я, — выждав полминуты, Ин срывается следом, но старается не создавать подозрений ни у кого вокруг. Ёнсоп ничего подозрительного и не замечает, предпочитая завести глупый пьяный разговор со своим сменщиком-барменом. В небольшом коридоре только пара стилисток, которые ещё не успели уехать домой, да прочий стафф, которому Хёк вежливо кланяется и здоровается. Он находит нужную дверь без проблем, толкает её и едва ли успев толком заглянуть, как Ин вталкивает его в комнату, наваливаясь всем телом сзади. Хлопает дверь, Хёк потрясённо выдыхает, впечатавшись в соседнюю стену, а Ин, будто потеряв последний контроль, разворачивает его и вновь целует так, будто хотел этого вечность. Кожанка скрипит, пуговицы рубашки трещат, хотя к ним толком не прикасаются — Ину по голове алкоголь даёт серьёзно и он пальцами хватает Хёка за хвостик. Поцелуй прекращается на пару секунд; Ин даже не видит толком в кромешной тьме комнатки, но чувствует, как дыхание младшего меняется от одного лишь прикосновения. — Поцелуй, хён, — шепчет Хёк и запрокидывает голову назад, пальцем проводя около своего кадыка, — пожалуйста. Ин не то чтобы нетерпеливый, но он не привык отказывать, когда его так просят. Пальцы сжимаются в волосах, точнее, у самой резинки, и Ин целует так мягко и нежно, что очень сильно контрастирует с предыдущим поцелуем. Хёка ощутимо ведёт, ему нравятся поцелуи старшего, он готов продать ради них всё что угодно; он сам обнимает Ина за шею, притягивая ближе. Пальцы точно так же касаются волос, несильно сжимая. Чхве зацеловывает чужую шею, не в силах оторваться, а когда терпению приходит конец, подцепляет пальцами резинку и стягивает её с волос. Причёска рассыпается, чёлка спадает на глаза ещё больше, чем до этого. В удивлённом вздохе Хёка Ин слышит все возможные вопросы и отвечает на них коротким: — Давно хотел это сделать. Они меняются местами — теперь Хёк вжимает Ина в стену и целует так, что Ину хочется растечься на месте, но он только крепко сжимает хёковские волосы в пальцах, направляя и придерживая. Голова кружится, тело возбуждается, но гримёрка клуба, в котором работает барменом Ёнсоп — далеко не лучшее место для удовлетворения своих нужд. Ин мысленно решает оставить всё на уровне крышесносных поцелуев, когда хёковские руки ползут под рубашку, а Хёк будто слышит его мысли и замирает. — Ты уверен, что мы сможем вернуться к этому моменту в другой раз? — почему-то спрашивает Хёк, но он совсем не собирается давить на своего хёна или к чему-либо принуждать. С Ином хочется как можно дольше и чувственнее, а ещё намного ближе, чем вот так, чем вот здесь. — А почему нет? У Ина сбито дыхание и оценка происходящего не является объективной — он ведёт чужие руки выше, к своей шее, а потом возвращает свои в хёковские волосы. Пальцы медленно перебирают жестковатые прядки и Ин уверен, что он точно что-то продал в своей жизни, раз получил возможность делать нечто подобное. Хёк чуть запрокидывает голову и прикрывает глаза, ластясь к иновским рукам. — Точно, — наконец выдыхает Хёк; его дыхание лишь чуть отдаёт алкоголем, потому что пил он меньше всех, лишь по одной известной ему самому причине. — Но сейчас я хочу целовать тебя до онемения губ. — Я не буду против, потому что кто я такой, чтобы отказывать Вон Хёку, — Ин улыбается так мягко, что от этого у Хёка чёртовы бабочки вспархивают где-то под солнечным сплетением. — Какой же ты дурак, хён. — На себя посмотри. — Я тебя сожру сейчас. — Нет, — Ин чуть подаётся вперёд, отлипая от стены и надавливает Хёку на затылок притягивая ближе; губы почти соприкасаются. — Я первый. Хёку кажется, что он хочет подарить Ину весь чёртов мир и он действительно это сделает. Главное, чтобы Ёнсоп не заметил.