***
Киришима никогда не испытывал какого-то интереса в сторону парней. Абсолютно. Никакого. Интереса. Он точно натурал, стопроцентный мужественный натурал, любящий женщин. Его привлекают великолепные женские округлости, груди, талия, их нежные запахи и всё прочее, что имеют при себе девушки. Ему, черт возьми, правда нравятся сиськи! По крайней мере, он так считал, пока не встретил Кацуки.
Это не сразу бросилось в глаза, но…после довольно долгих, исключительно дружеских, отношений с Бакуго Киришима сам не понял, когда его поведение кардинально изменилось. Как, мать вашу, медленно, но верно, менялась его гетеросексуальность! Совсем не в то русло, в которое нужно! И ему это совершенно не нравилось,
ну может чуть чуть.
Кацуки, правда, отличный парень. Он мужественный, немного грубый, со своей изюминкой в виде взрывного характера, иногда даже милый, но он парень, в конце концов. И друг хороший, даже отличный, что немного удивляет. Бывают моменты, когда Бакуго просто буквально взрывается и покрывает всех и вся говном, но, как понял Киришима, в этом весь Бакуго, поэтому красноволосый совершенно не обращает на это внимание. Он понял это из-за слов Мидории, который однажды сказал, что Кацуки немного хоть и грубый, но до жути добрый и понимающий, когда это требует ситуация.
И, почему-то, Киришима спокойно принял такую сторону своего друга и ему даже иногда нравилось, как ругается Бакуго. Его гнев выглядит до жути интересным, а лицо в такие моменты — снос крыши. Он покрывается румянцем, именно тогда, когда кричит и глаза блестят, как будто звёздочки. И когда тот что-то громко выкрикивает, или же бурчит противные словечки себе под нос, проклиная всех находящихся рядом людей, Киришима лишь широко улыбается и хлопает парня по плечу, говоря успокоиться. На что Бакуго, конечно, покрывает его трёхкратным матом, но… успокаивается. И эта черта Кацуки каждый раз продолжает удивлять и одновременно умилять, Киришима просто не может сдержать своей улыбки.
С каждым днём Эйджиро буквально чувствует, как Бакуго медленно, но верно, подпускает его к себе, разрешая намного больше, чем кому-либо другому. Он раскрывается, показывает ещё больше самого себя, допускает всё ближе и ближе, что не может не радовать. Они стали хорошими друзьями за всё прошедшее время учёбы в Академии. И Киришима искренне рад, что у него появился такой друг, как Бакуго.
Но.
Всегда есть это чёртово «но»!
Киришима в последнее время подмечает за собой довольно странное поведение. Ему самому искренне интересно, когда подобные ситуации стали какой-то рутиной. И эти сраные ситуации до жути смущающие и непристойные настолько, что Киришима начинает закапывать сам себя в собственные мысли. Он не понимает, когда для него стало вполне нормальным наблюдать за Бакуго, а если быть точнее — за его задницей, и не только.
В один момент он просто поймал себя на мысли, а зачем он это делает? Киришима тогда просто залился румянцем, а сам Бакуго немного удивлённо на него посмотрел и спросил, не заболел ли он? Нет, Кацуки, это не болезнь виновата, а ты! Ты, и твоя великолепная задница в чертовски обтягивающих штанах! Господи, это было настолько нелепо и неловко, что Киришима тогда просто сбежал, не сказав и слова. И он чувствовал затылком, даже, наверное, шестым чувством, как Кацуки удивлённо смотрит на удаляющуюся спину, а потом нагревается его котелок и взрывается, посылая Киришиму на три веселые буквы.
Киришима тогда, забегая в свою комнату, слышал, как в ушах набатом бьётся его сердце и как горят румяные щёки, а дыхание сбивается при каждом судорожном вздохе. Это странно, максимально странно и неправильно. И, вспоминая сейчас
ту ситуацию, мысли, которые тогда были в его голове, он снова заливается предательским румянцем.
Киришима правда думал о том, какая на самом деле задница у Бакуго. На вид она выглядит настолько мягкой и упругой, что аж дыхание перехватывает и в паху назойливо давит приближающееся возбуждение. И именно эти мысли подтолкнули его к краю, заставляя размышлять об этом ещё больше, чем нужно было бы. Он ведь мог отпустить, забыть, но не тогда, когда буквально в метре от тебя, каждый божий день, эта великолепная попка светит своей красотой и величием.
Видимо, тогда это и стало рутиной для Киришимы — скрытно наблюдать и ловить нужный момент, когда Кацуки просто повернётся к нему спиной, или же нагнётся что-нибудь поднять, выставляя округлые половинки всем напоказ. И Эйджиро чувствует себя каким-то извратом в такие моменты. Он старается уловить взглядом задницу своего лучшего друга, когда тот наконец-то ему доверился и немного открылся. Когда они подружились и у них устаканилось всё в
дружеских отношениях. Премерзкое чувство заседает где-то в груди каждый чёртов раз, но глаз Киришима оторвать не может.
А Бакуго даже не замечает этих скользких взглядов какого-то извращенца, не замечает даже коварный румянец на щеках Киришимы. Или же просто не хочет замечать, и Эйджиро надеется, что это не так. Он искренне верит, что Бакуго не видит каждый скользящий по его округлости взгляд. И, по всей видимости, парню с такой шикарной задницей абсолютно всё равно на своего извращённого друга.
Все происходит постепенно. Странные мысли о Бакуго медленно затапливают его разум, заставляя думать об этом ещё больше. Думать, размышлять, раскладывать по полочкам — нормально или не нормально? Конечно это ненормально! Киришима не должен задумываться над адекватностью и искать сраные компромиссы в подобной ситуации! Но всё равно продолжает противоречить самому себе и ловить себя на мыслях, которые стоят под строгим запретом в дружбе между двумя парнями.
Тяжело вздыхая, Киришима думает — Бакуго же парень. У него есть член и яйца, он по-настоящему идеал мужественности и Эйджиро даже как-то думал над тем, чтобы ровняться на него, но…это было ещё до того, как Киришима заметил его шикарные выпуклости на пятой точке. В последнее время он стал всё больше замечать, что Бакуго в его глазах уже не такой, каким был в их первую встречу.
Хоть он и выглядит довольно высоким, но он меньше Киришимы на полголовы и его тело…оно не выглядит каким-то перекачанным, но в то же время довольно крепким. Он вполне подтянутый и стройный, а когда надевает свои футболки, которые обхватывают тело парня по фигуре, то можно заметить, приглядеться, что у Бакуго проглядывается талия, слишком узкая, из-за чего Кацуки смахивает на девчонку. А грудные мышцы, боже…его грудь, она тоже выглядит упругой и мягкой, как и его задница. И именно в такие подобные моменты Киришима чувствует себя ещё большим извращенцем, чем является на данный момент.
На самом деле Бакуго, в каком-то плане, вполне сексуальный парень. Если приглядеться поближе к нему — можно это понять. Понаблюдать, уловить взглядом определённые детали, которые, в скором времени, сложатся в идеальную картину перед глазами. И именно эта картина даёт понять, что тело Бакуго — настоящее воплощение похоти и желаний многих извращенцев. От чего Киришима загоняется ещё больше, ведь он определённо один из них.
В какой-то момент Киришима снова ловит себя на разглядывании задницы Бакуго и, испуганно вздрогнув всем телом, уже хочет отвести взгляд, но Кацуки вдруг начинает потягиваться, разминаясь после силовой тренировки.
В своей чертовой обтянутой футболке, которая в один момент задирается и оголяет полоску молочной кожи на пояснице. А Киришима просто выпадает из реальности, потому что замечает… В его копилку прибавляется ещё один шикарный кадр. Ямочки на пояснице выглядят настолько соблазнительно, настолько притягательно, что по ним хочется провести языком, собрав капельки пота после тренировки или же просто попробовать на вкус эту молочную кожу.
Во рту предательски скапливается слюна и тело натягивается, как по струнке смирно. Мысли в голове путаются, а взгляд продолжает цепляться за шикарное тело, не отрываясь. Киришима натурально удивляется собственным желаниям и если бы не слишком громкий голос, который вырывает Эйджиро из мыслей, у него бы откровенно встал.
На.Чёртову. Поясницу.
— Эй, дерьмоволосый! — Кацуки, кажется, злится. Нет, он взбешён. Его эмоции это что-то с чем-то, Киришима читает его, как открытую книгу.
— …А? — лишь выдаёт застывший на месте Эйджиро с глупым выражением лица. Он ведь хотел стянуть потную толстовку после тренировки, пока не завис. Так и стоит, с задранной до живота тканью, как неловко…
— Ты, блять, меня слушал вообще?! — выкрикивает Бакуго и вмиг меняется в лице: уже не такая ярость отпечатывается в эмоциях, лишь раздражение и недовольство.
— Прости, Кацуки-кун, задумался. Ты что-то спрашивал? — тихо говорит Киришима и начинает стягивать толстовку, откидывая её в сумку, чтобы после хорошенько постирать. И замечает боковым зрением, как Бакуго устало вздыхает и на секунду мажет взглядом по его выпирающим кубикам и натренированной спине. Но пропускает это сквозь себя и вслушивается в слова, которые парень слишком монотонно говорит:
— Ты, вроде, говорил, что тебя в математике поднатаскать нужно, — он, даже как-то чересчур смущенно, отводит взгляд и снова возвращается, глядя прямо в удивлённые глаза Киришимы. — Ты же у нас тупенький, так что радуйся, я готов тебе помочь! — под конец повышая голос, отвечает ему парень.
— Ох, спасибо тебе, Кацуки, а то я уже отчаялся! — улыбаясь, радостно говорит Киришима и хочет было наброситься на Бакуго с
дружескими объятьями, но останавливает себя, потому что понимает, что если дотронется — не оторвётся. Захочется ещё больше ощутить под ладонями мягкость чужого тела и…стоп, хватит! Мысли идут не туда!
— Да обращайся, сегодня вечером зайду. Только посмей свалить куда-нибудь, дерьма кусок! — почти выплёвывает слова Кацуки, пытаясь задеть, но Киришиму этим не пробьешь. Уже привык. Как-то даже неубедительно всё это выглядит, будто Кацуки специально вредничает, лишь бы обидеть, чтобы эмоции его не прочитали, не заметили лёгкого смущения, которое выдало бы с головой. На подобные выпады Киришима лишь усмехается, а после улыбается во все тридцать два, показывая свои клыки. — До вечера, — добавляет Бакуго и, схватив свою спортивную сумку, выходит из раздевалки, пнув на последок дверь.
А Киришима даже не замечает покрасневшие от стеснения ушки.
Быстро собираясь, Киришима ловит себя на мысли, что думать о таком неправильно, но перед глазами будто до сих пор стоит картина с потягивающимся Бакуго, его милыми ямочками на пояснице и задницей, которая, в прямом смысле, выглядела впечатляюще. Это странно, то желание, когда Киришима хотел провести по коже языком, оно никуда не пропало, лишь усилилось и хотелось узнать,
каков весь Бакуго на вкус…
Неправильно, неправильно, чертовски неправильно! Киришима не может прекратить думать об этом, не может остановить поток мыслей даже на следующем уроке и выглядит настолько задумчиво и напряжённо, из-за чего преподаватель странно на него смотрит, но ничего не говорит, лишь продолжает урок. Киришима ловит обеспокоенный взгляд Денки, сидящего рядом, и на вопрос «Все нормально?» — отвечает лишь натянутой улыбкой и старательно отводит взгляд.
Бакуго сидит через две парты от него и Киришима проклинает школьные стулья настолько, что их хочется сломать и заменить на что-то получше, ведь открытая часть стула являет взгляду Эйджиро ничто иное, как задницу Кацуки. И всё-таки, красноволосый признаёт, она идеальна.
Даже сейчас, в сидячем положении, попка Бакуго выглядит лучше, чем когда либо, потому что штаны натянуты до предела, выделяют каждую частичку и очерчивают линию надетых на Кацуки трусов. Именно трусов, не боксёров, полностью закрывающих округлые половинки под тканью, а чёртовых трусов! Киришима громко сглатывает накопившуюся слюну, и этот звук тонет в голосе учителя. Он медленно прочерчивает взглядом эту выделяющуюся линию ткани на заднице, которая, блять, так и бросается в глаза! Это больше нельзя развидеть! Боже!
Эйджиро сейчас проклинает абсолютно всё на этой гребаной планете: стулья, себя и чертовски сексуального Бакуго, учителя и Денки, который странно на него поглядывает. Он не может толком дышать, смотря в одну точку. Не может нормально вдохнуть. Не может нормально мыслить, чувствовать, ощущать, потому что взгляд притянут к ней и оторвать Киришима его не может. И в этот момент Киришима осознаёт своё желание, которое накапливалось внутри с каждым днём наблюдения. Не вырывалось наружу, не давало о себе знать.
Он хочет её потрогать.
Потрогать. Задницу. Бакуго.
Господи, это просто ужасно! Киришима не понимает самого себя! Он ведь верил, что является никем иным, как натуралом. Ему нравятся женщины, их грудь, запах и всё! Он не может принять это глупое, извращённое и мерзкое желание. Не может допустить подобных мыслей! Только не с Бакуго!
Он искренне хочет дружить с Бакуго, а не лапать его за сексуальную попку, наслаждаясь ее упругостью и мягкостью. И всё-таки она бы идеально поместилась в его огромных ладонях. Эйджиро бы осторожно сжал её, каждую половинку по очереди, провёл бы кончиками пальцев по плавному переходу на внутреннею сторону бёдер, а потом обратно. Нет, стоп! Хватит. Нельзя об этом думать, нельзя!
— Киришима, с тобой всё в порядке? — говорит учитель и все, абсолютно все взгляды его одноклассников устремляются на него: всего красного от смущения и с дрожащими ладонями.
— Да…а что такое? — Эйджиро старается натянуть на лицо свою обычную стандартную улыбку, но выходит криво. И Бакуго эта натянутость всегда злила, поэтому он, не сдерживая себя, громко говорит:
— Ты идиот, дерьмоволосый! Если тебе нездоровится — так и скажи! — на весь класс орет Кацуки, заставляя даже учителя вздрогнуть. А Киришима теперь лишь виновато улыбается и заносит руку за голову, чтобы неловко почесать затылок. Кацуки долго сверлит его взглядом, заставляя теперь не только учителя, но и его самого вздрогнуть от такого напора.
— Всё в порядке, Кацуки-кун, не стоит беспокоиться, — тихо проговаривает Эйджиро и взгляд отводит, потому что Бакуго словно в душу смотрит и раздирает там всё на куски. — пожалуйста, не обращайте внимания и продолжайте урок, сенсей! — обращается он к учителю и снова виноватая улыбка проскальзывает на лице.
— Нет, ты пойдешь в медпункт! — подрывается с места Бакуго и быстро подходит к нему, а после уже обращается к удивлённому учителю, — Ему, видать, совсем плохо, я отведу Киришиму до медпункта, — и эта забота щемит сердце, ускоряя его ритм. Киришима снова вздрагивает, когда рука Бакуго осторожно ложится на его лоб и Эйджиро молча позволяет ему сделать это. — Да ты весь горишь, придурок! Вставай!
— Кацуки, всё правда нормаль-…
— Я сказал тебе — вставай! Значит ты, идиот, встаёшь и идёшь со мной.
И Киришима сдаётся под этими напором. Всё-таки Кацуки до жути добрый и заботливый, когда дело касается
друзей. Но Киришиме это даже нравится, когда подобное происходит и он заставляет Бакуго беспокоиться о нём. В его взгляде замешательство, беспокойство и удивление — всё смешивается в один маленький комок эмоций и поселяется на глубине огненно-красных глаз. И это, до дрожи в коленках, до набатом стучащего о груди сердца, нравится Киришиме.
И Эйджиро снова краснеет, смущается, когда его выводят из класса чуть ли не под ручку, как маленького нашкодившего ребёнка. Кацуки сейчас злится и беспокоится одновременно, довольно мило, не думаете? Киришима думает что да, очень мило, даже слишком. Кацуки в целом милый, наглый, но милый. Загляденье просто. Вот даже согласился помочь с математикой, вытащил из класса, потому что беспокоился. И подобные выходки задевают Киришиму, трогают душу и поселяются в сердце.
Ему нравится такой Кацуки.
Киришима сейчас настолько поглощён в свои мысли, что не замечает, как они приближаются к медпункту и парень перед ним уже резко открывает дверь на себя и отшатывается назад, чтобы самого не задело. А Киришима, идущий хвостиком за ним и полностью находящийся в собственных мыслях, не замечает этого движения и откровенно врезается в него.
Они оба замирают.
Время будто останавливается.
А руки на чужой талии ощущаются до жути правильно и приятно, поэтому Эйджиро невольно сжимает его в ладонях, чувствуя под ними тепло тела напротив. Он самовольничает сейчас, идёт против самого себя и подходит ближе, совсем не осознавая, что творит. Скользит руками дальше, вжимается всем своим натренированным годами телом, заключая застывшего Кацуки в крепкие объятия.
Он чувствует, Бакуго — до невозможности тёплый, мягкий и просто идеальный. Чувствует, как Бакуго подрагивает в его руках, почти сам прижимается и это наталкивает на странные мысли. Он не отталкивает, не кричит, не злится, просто стоит, намертво сжимая в ладони дверную ручку, которая начинает медленно искриться от повышения температуры.
— Ты что творишь, чёртов дерьмоволосый? — тихим, немного хриплым голосом говорит застывший, как какая-то статуя, Бакуго. И до Киришимы медленно, но довольно верно, доходит: что же он творит?
— Боже, Бакуго! — Эйджиро выкрикивает это и быстро отпускает его, отходя назад сразу на несколько шагов. — Прости! Я правда не подумал! — он уже хочет активировать свою причуду, ведь Кацуки так просто это не оставит, долбанет по голове так, что даже отвердение не поможет! Но тот лишь остаётся стоять в проходе между медпунктом и коридором академии. Его спина напряжена, а плечи мелко подрагивают и он молчит. Ничего не говорит. Даже гнусного словечка проронить не может.
Киришима ведь правда не специально, они просто столкнулись и руки по инерции оказались там. На талии. На Бакуго. Сжали. Крепко. И сами не собирались отпускать, будто собственной жизнью живут, отдельно от тела красноволосого.
Тишина со стороны Кацуки давит на нервы, заставляет вздрагивать от каждого шороха и Киришима стоит в полной боеготовности, осталось лишь поймать момент — прямо как с задницей — и Кацуки…
— Пошли, придурок.
Твердо говорит Бакуго, вполне нормальным тоном, но только тихо, только чтобы Киришима услышал и никто другой. А потом просто проходит дальше, заходя в медпункт. Молча и спокойно ступая по полу. Киришима не понимает. Он ничего, черт возьми, не понимает. Ни спокойно отреагировавшего Бакуго, ни себя самого, ни собственное сердце, которое бьётся так быстро и громко, словно наружу вырваться готово.
А на смену мыслей приходят ладони, которые, будто запомнили изгибы чужого тела, отпечатав в памяти каждую мелкую детальку. Киришима снова и снова заливается румянцем, и, напоследок откинув мысли из головы, идёт за Бакуго, который уже разговаривает с медсестрой и указывает на всего красного Киришиму, щёки которого не от болезни румяные, а от жуткого смущения и ненависти к самому себе.
Он представляет, как сейчас себя чувствует Бакуго. Наверное, было противно ощущать на себе подобные прикосновения, даже если это и был друг, объятия вышли какими-то слишком откровенными, личными, до жути интимными. Потому что друзей так не сжимают, облапывая каждую часть тела друг друга. Потому что друзья просто так не делают, как сделал Киришима! И ему самому от себя мерзко, противно и отвратительно. На душе будто кошки скребут, когтями продирая кожу, вырывая мясо и сердце наружу. Киришима не хотел делать так, чтобы Бакуго думал лишнего о нём, думал, что Киришима чёртов изврат, наблюдающий за ним уже долгое время, как сталкер.
Медсестра что-то серьезно говорит ему о соблюдении правил, собственном здоровье, но он не слышит. В голове будто какая-то странная пелена и перед глазами только фигура Бакуго, который выглядит вполне нормальным, но взгляд отводит, когда натыкается на виноватые глаза Киришимы. Эйджиро чувствует себя паршиво, это можно даже списать на болезнь.
— Ты всё понял? Эйджиро? — голос медсестры разрывает, наконец, эту пелену, поглотившую сознание. И Киришима вяло кивает головой, хотя совершенно не слушал, что эта женщина ему говорила. — Кацуки, отведи его пожалуйста в комнату, а то небось что…
— Хорошо, спасибо, — отвечает ей парень и идёт по прямой на Киришиму, начиная сверлить красноволосого взглядом, будто сейчас его убьёт, отправит в ад, а потом достанет обратно и будет повторять всё по кругу. Киришима продолжает виновато смотреть на надвигающегося парня, а потом ощущает на предплечье чужую руку — теплую ладонь, и от этого импульс по всему телу проходит и он теряется, не зная что делать и куда идти. Кацуки тянет его за собой, ведя к выходу, и Киришима поддаётся, следуя за ним.
Так и доходят до комнаты Киришимы.
Под ручку и в напряжённой тишине.
Эйджиро даже не знает что сказать: снова извиняться? Но Кацуки ненавидит это в нём, когда красноволосый слишком много и беспрерывно извиняется. Что же ему делать? Господи, в голове столько мыслей, которые путают Киришиму с каждой секундой всё больше. Он не может их распутать, разложить по полочкам, лишь запутывает сильнее, как комок из нескольких пар наушников. В голове сейчас происходит немая борьба за каждую мысль, Киришима пытается ухватиться, но теряется каждый раз, когда дотрагивается подсознательно до неё. Хочет потянуть на себя — не получается. Аж зубы сводит, когда он напряжённо сжимает челюсть от собственного бессилия.
Кацуки останавливается напротив его двери, Киришима как-то машинально достаёт ключ и открывает перед ним вход в собственную комнату. Кацуки даже не медлит, спокойно, всё так же молча, заходит, как делал это миллион раз до этого. Киришима лишь снова преследует парня, как хвостик, закрывая за собой входную дверь и включая свет, а после поднимает тяжёлый, всё такой же виноватый, взгляд на стоящего посреди комнаты Бакуго.
Он выглядит так же напряжённо, как тогда, у медпункта, из-за чего Киришима загоняется снова и снова. На лице ноль эмоций, поэтому Эйджиро даже понять не сможет, о чем стоящий перед ним парень сейчас думает.
— Что с тобой происходит, Киришима? — хриплый голос в абсолютной тишине комнаты звучит слишком громко, будто бьёт по ушам. Кацуки смотрит в пол, взгляд не поднимает. Что, настолько противно? — так и хочется спросить, но Киришима себя пересиливает и молчит. Молчит. Молчит и будет молчать, потому что ему нечего сказать.
— А что со мной? — лишь выдаёт он, проходя в глубь комнаты и садясь на свою кровать, стараясь выглядеть максимально спокойно и непринужденно, но сердце уже будто в ушах стучит, а мозг плавится.
— Я…не понимаю, ты странно себя ведёшь в последнее время! — Кацуки сейчас так серьезно говорит, что у Эйджиро дыхалка заканчивается, ноги бы подогнулись, если бы он сейчас не сидел в своей «расслабленной» позе. Эйджиро молчит, не может слов подобрать, которые бы скрасили ситуацию. Но Бакуго, смотря на него хмуро и все так же серьезно, продолжает, — Ты, блять, убегаешь посреди разговора, по сторонам озираешься, будто кто-то преследует, на меня палишь странно, будто сожрать хочешь на месте. Что происходит? Даже сейчас, накинулся на меня, облапал по всем местам, где можно и где нельзя… — тихо проговаривает каждое слово Кацуки, при этом тяжело смотря на него, будто в душу, как он умеет. — Ответишь?
— Что ты от меня хочешь, Кацуки-кун? — сворачивая с темы, спрашивает Киришима, стараясь выглядеть и улыбаться так, будто не при делах, делать вид, будто ничего не происходит. Все нормально. Кацуки на это лишь зло цыкает, закатывая глаза и подходит ближе, становясь напротив, смотря на улыбающегося Киришиму сверху вниз.
— Хочу узнать, что с тобой, потому что это проблемы доставляет, понял, придурок?! — злобно выплёвывает слова Кацуки, пытаясь снова задеть за живое, но не выходит, как всегда. Это то и бесит, что Эйджиро вечно выглядит так, словно подобные слова — нормально. Обычная рутина, повседневность, мать вашу!
— Со мной всё хорошо, правда, не стоит беспокоиться, — стандартная фраза, чтобы срулить с темы и больше к ней не возвращаться от слова «совсем». На Кацуки это не работает, они стоят друг друга.
— Ты, идиота кусок, я не беспокоюсь за тебя! Меня просто бесит твое дебильное поведение, вникаешь? Если тебе надо выговориться — сходи к мозгоправу, может поможет! — выкрикивает Кацуки, от чего Киришима улыбается ещё больше, потому что вон он — настоящий Бакуго, вечно недовольный и вспыльчивый, по своему добрый и милый. — Так ты мне скажешь, что происходит? Или я самолично запишу тебя в психушку! — Кацуки срывается, хватая Киришиму за грудки, притягивая ближе к себе и злобно смотря прямо в глаза.
— Успокойся, Бакуго, просто…я не могу об этом
тебе рассказать, — осторожно говорит Киришима и похлопывает взбунтовавшегося парня по плечу. На что Кацуки лишь смягчается в лице, проводя взглядом путь чужой ладони к своему плечу и наблюдая за похлопыванием.
Его бесит вся эта ситуация настолько, что он готов врезать Киришиме по морде прямо сейчас, а потом спалить всю его комнату дотла. Но потом Кацуки, приводя мысли в порядок, резко отшатывается назад, злобно стреляя взглядом на своего друга, а после чего разворачивается к Эйджиро спиной и тяжело вздыхает, устало потирая переносицу.
И, Боже, Киришима, уже по выработанной привычке устремляет взгляд
туда, разгоряченно смотря прямо на чужие ягодицы. Он сглатывает вязкую слюну, краснеет, почти сливаясь с собственным цветом волос, потому что две округлые половинки находятся сейчас в непозволительной близости к его лицу. И они показались миру совершенно не вовремя, не в такой ситуации нужно было вылезать, гребанная задница!
— Всё, блять, с тобой понятно, — на выдохе недовольно произносит Кацуки. — удачи закапываться в своих мыслях и дальше! — гневно говоря это, парень уже хочет было уйти, но механизмы и шестерёнки в голове Киришимы работают быстрее. Он понимает, где-то в глубине души осознаёт, что обижает Кацуки своим недоверием, но ведь…он правда не может сказать о своей маленькой проблемке ему в лицо.
Эйджиро тянется рукой к нему, с желанием схватить друга за тонкое запястье и всё корректно объяснить, хоть сам ещё ничего не понимает, но красноволосый постарается! Они сейчас сядут и Эйджиро доступно объяснит, что это проблема лично его и ни с кем он не сможет ей поделиться, потому что слишком личное это, скажет, что не хочет нагружать Кацуки своими глупыми проблемами, да просто скажет, что Кацуки его самый лучший и отличный друг! Он не хочет его обижать, Боже! Это неправильно, настолько, что мысли о заднице Бакуго уже не кажутся столь отвратительными и плохими?!
Он правда хочет
— Стой, Кацуки!
Всё объяснить.
Но, по видимому, в копилку с неловкими ситуациями Киришимы Эйджиро добавляется. Ещё. Одна.
Боже, Киришима просто хотел ухватиться за чужой запястье.
Рука соскользнула, попала совершенно не туда, куда планировалось заранее. Всего лишь момент, секунда и мир рушится в один крохотный миг.
И, Господи, они правда
мягкие и упругие.
— Ээ… — неловко выдавливает из себя Киришима в тот момент, пока осторожно сжимает в своей огромной ладони одну ягодицу. Мягко. Боже, он готов зарыться в них лицом и никогда не выныривать из этих великолепных ощущений. Он резко вспоминает, что на пояснице ещё есть те милые ямочки, а ещё грудная клетка Бакуго выглядит внушительнее женских сисек!
Эйджиро желает провалиться сквозь землю от таких мыслей.
Но перед смертью он сделает всё возможное, чтобы ощутить ещё раз эту мягкость и упругость.
А Бакуго в данный момент просто заливается краской с головы до ног, молча застыв в одной позе и дрожа от напряжения. Он продолжает стоять, позволяя Киришиме ещё раз и ещё, трогать себя за задницу. Сжимая по началу с лёгкой осторожностью, а после вдавливая пальцы настолько, что останутся маленькие гематомы на округлых полушариях. Кацуки чувствует эту дрожь во всём теле, его немного пугает вся эта ситуация, до чёртиков пугает и напрягает, но он стойко продолжает выдерживать всё, что обрушилось на него прямо сейчас и стоять, не смея шелохнуться.
Словно не может сдвинуться с места. Ноги оказались слишком тяжёлыми, чтобы сделать хотя бы шаг, а тело слишком вдруг отзывчиво реагирует на чужие прикосновения.
Киришима громко сглатывает, и теперь голос учителя не заглушает этот пронзительный звук. Он тонет в тишине комнаты и в чужом сбитом дыхании. Кацуки дышит будто через раз, громко и прерывисто, и красноволосый видит, даже чувствует сквозь пальцы, как парень перед ним откровенно дрожит. Он вздрагивает всем телом, когда пальцы Киришимы тонут в мягкости. И Эйджиро вдруг становится до жути интересно: какова на ощупь кожа на чужих ягодицах? Какой у них запах, вкус, цвет? Будут ли они так же вздрагивать, как и их хозяин?
И что вообще будет делать Бакуго, когда Эйджиро позволит себе такую смелость? Громко кричать, ругаться, может быть…изобьет парня до полусмерти и оставить умирать на собственной кровати? Или же сладко прогнется в пояснице, выставляя напоказ великолепную задницу? Даст потрогать, лизнуть или же укусить. Киришима бы оставил свой след на чужой заднице, прогрыз бы кожу, как какое-то животное, оставив после себя яркий укус. Как напоминание.
Но, когда Киришима почувствовал в себе черезмерную наглость, поверил в себя, и устраивал вторую ладонь на чужой ягодице, то ничего не произошло — Бакуго продолжает всё так же молча стоять, дрожа всем телом и, видимо, нутром. Эйджиро снова сглатывает образовавшийся ком в горле и, со всей своей природной осторожностью, сжимает в ладони вторую мягкую половинку, ничего не получая в ответ от парня перед ним.
Тяжело вздыхая, он снова сжимает и разжимает обе ягодицы, и так по кругу, только с каждым разом прибавляет в прикосновение уверенности и силы. Киришима не может остановиться, он чувствует себя изголодавшимся зверем, который, наконец-то, добрался до заветной тарелки, на которой лежит огромный сочный стейк с кровью, пышущий своим жаром и заманчивым запахом. А когда происходит следующее прикосновение, когда Киришима не может контролировать собственные пальцы, тонущие в упругости чужой задницы, Бакуго просто…
— М-м-мх… — протяжный и довольно затянутый стон издаётся из чужого рта, от этого, пронзающего взбунтовавшееся сердце, звука Киришима вздрагивает всем телом, а после поднимает удивленный взгляд на стоящего рядом парня, который уже зажимает собственный рот ладонью.
Эйджиро снова с нажимом стискивает в ладонях задницу Кацуки и получает на свои действия такую же великолепную реакцию, только теперь коленки Бакуго откровенно дрожат и подгибаются на пустом месте. И Киришима в изумлении наблюдает за каждым чужим движением, за каждым вздохом, вздрогом, старается подмечать каждую детальку. Ему нравится, очень нравится такой Бакуго — дрожащий, пытающийся сдержать собственные постанывания, смущающийся и натурально наслаждающийся прикосновениями к своей заднице!
Возбуждение уже скручивает все органы в нижней части тела, заставляет творить что-то невозможное. Такое, что Киришима бы никогда не сделал в трезвом уме. Он, тяжело дыша, поднимается с кровати — нехотя отрывая ладони от задницы — стараясь удержать потяжелевшее в миг тело на ногах. Он пытается дышать, потому что каждый вздох даётся с трудом, когда перед тобой
такой Бакуго.
Сексуальный, милый, на подгибающихся ногах и пытающийся находиться в трезвом уме так же, как и Киришима.
Но они друг друга стоят — у обоих не получается.
Парень продолжает мелко вздрагивать, когда ощущает на своей талии чужие огромные ладони, которые, теперь не крепко сжимают, а лёгкими, почти невесомыми, прикосновениями поглаживают по бокам и поднимаются выше, мягко проводя кончиками пальцев по вздрагивающему животу. Бакуго чувствует спиной, как Киришима медленно прижимается к нему всем телом, прямо как около медпункта. Он вжимается в Кацуки грудью, стискивая в своих руках, как мягкую игрушку. И Бакуго не может противостоять самому себе, не может отказать в искушении прижаться так же, прильнуть спиной и откинуть голову на чужое плечо.
— Кир-ришим-м…я, блять, убью тебя… — тяжело выговаривает Кацуки, смотря прямо в перепуганные глаза напротив. Только сейчас он замечает, как чужие ладони подрагивают при каждом прикосновении, будто бояться двигаться дальше, но всё же продолжают свой путь. Видит, как сам Киришима еле сдерживает себя, лишь бы не наброситься на Кацуки, но продолжает стойко выдерживать всё напряжение, свалившееся на его плечи тяжёлым грузом.
— Тебе противно? — тихо, даже, можно сказать, шёпотом спрашивает его парень, говоря это прямо на покрасневшее ушко, стараясь сдержать дрожь в голосе и у него отлично выходит. Так же отлично, как и касаться мест, которым друзьям трогать не дозволено. Кацуки на его предположение лишь отрицательно мычит, и пытается сильнее вжаться собственным телом в чужое, горячее и идеально подтянутое тело.
— Тогда я продолжу, если тебе не противно. Хоть я и натурал, но мне почему-то нравится трогать тебя, Кацуки-кун, сам не понимаю почему я это делаю, но ты прости если тебе всё-таки мерзко! — начинает говорить, будто бы сам с собой, Киришима, но всё равно продолжает исследовать чужое тело пальцами, осторожно, нежно и мягко оглаживая каждый чёртов изгиб. Слишком нервничает, Господи.
— Заткнись, или я сам это сделаю… — Бакуго буквально выстанывает последние слова и его голос так красиво срывается на стон, что Киришима вздрагивает, но всё равно продолжает. Ему нравится. До жути нравится. Бакуго такой отзывчивый, а его тело говорит само за себя, подставляясь под каждое прикосновение, будто старается получить ещё больше ласки и внимания. Эйджиро сглатывает слюну, когда взгляд, сам по себе, опускается всё ниже и ниже, чтобы потом заметить выпуклость на чужих штанах. Значит, Бакуго тоже нравится подобное?
До этого Киришима не осмелился дотрагиваться до чужой груди, но сейчас, когда он видит чужое возбуждение, он, кажется, набирается уверенности и начинает с большим нажимом оглаживать бока, медленно переходя к грудной клетке. Он опускает на неё свои ладони и сразу же чувствует, как приятно ощущается упругость. Дорвался, как ребёнок. Он начинает играться с ней, пропуская через ладони её тепло и каждый изгиб сквозь одежду. Пиджак немного мешает, но в данный момент это не столь важно.
Киришима пальцами находит выпуклые бусинки сосков и начинает осторожно сжимать по одному сквозь белую форменную рубашку академии UA. Он чувствует чужую дрожь, чувствует, как Бакуго старается прижаться ещё ближе. Видит, как тот тяжело дышит, как мило хмурит бровки и глазки жмурит, словно маленький котенок. Как откидывает голову на плечо Эйджиро, открывая шейку каждый раз, когда Киришима сжимает между кончиками пальцев напряжённые бусинки сосков. Он продолжает ласкать грудь Бакуго через рубашку одной рукой, а второй спускаться ниже, проводя ладонью по напряжённому прессу.
А у самого Кацуки колени подгибаются, он чуть ли не падает каждый раз, когда прикосновения становятся сильнее, напористее. У него голова кружится от всех нахлынувших ощущений, ему чертовски приятно и он старается показать это Киришиме, как может, но тот, видимо, и так всё понимает, когда откровенно пялится на чужое возбуждение. Кацуки чувствует, как чужой член прямо-таки упирается в бедро, давая понять, что всё так просто не закончится. Но он и не против, почему-то.
— Кацуки, тебе нравится? — опаляя своим горячим дыханием, говорит на ухо Киришима, медленно спускаясь своей рукой к паху и начиная ласкать сквозь одежду давно вставший член, на что Бакуго просто не может сдержать протяжного стона. Ему уже хочется кончить, от одних только прикосновений сквозь одежду. Так хорошо ему ещё никогда не было, это даже не сравниться с тем, когда он ласкает сам себя.
Киришима снова вздыхает на ушко, заставляя Бакуго вздрагивать всем телом и сильнее толкаться бёдрами в чужую ладонь. Эйджиро сейчас сзади, делает невообразимые вещи своими руками, а тело Кацуки отзывается на прикосновения горячих ладоней — он чувствует это, даже сквозь одежду. Ему хочется позорно скулить, прося, чтобы поскорее дали кончить, но так не хочется прерывать всё это. Хочется ещё, больше, сильнее, чтобы взяли его, грубо и напористо. Чтобы крепкий член не о бедро потирался, а о разработанную задницу, которая бы смазкой сочилась.
Тело Кацуки не держится на ногах — коленные суставы не выдерживают, поэтому он просто оседает на пол и Киришима медленно опускается с ним, усаживая Кацуки к себе между ног, чтобы член в задницу упирался, чтобы парень почувствовал, как Эйджиро его хочет. Киришима не знает, что вообще сейчас творит, но когда перед тобой находится такой лакомый кусочек, который буквально опаляет кожу ладоней своим жаром — он не может сдержаться.
Осторожно проводя мокрым языком по чужой шее, которая так идеально поставлена для него, Киришима старается расстегнуть пряжку ремня, но руки будто не слушаются и ни черта не получается! Он продолжает облизывать чужую шею, иногда несильно покусывая и всё равно оставляя следы зубов на молочной коже, поэтому он нежно их зализывает, как какой-то пёс. Эйджиро слушает, как срывается чужой голос, как Кацуки что-то бормочет, как сладко выстанывает его имя, скользящее по губам. Наверняка мягким и нежным губам, сладким, как и весь Бакуго в целом, так и хочется попробовать на вкус — что он и делает в следующий момент.
Ремень наконец-то поддаётся.
Киришима нежно целует его губы, сразу же проскальзывая языком между ними и очерчивая кромку зубов. А ладонь пропускает в чужие трусы, чувствуя, как у Кацуки между ног мокро. Как у девчонки в порно, честное слово. Но от мыслей про порно его отвлекает долгий и протяжный стон, который по ушам бьёт своей тональностью и в мозгу громким эхом отдается.
Эйджиро не чувствует никакого отвращения, когда сжимает в своей руке чужой, стоящий колом, член. Парня! Господи, Киришима, до чего ты докатился? Он мягко оглаживает головку, продолжая ласкать эти невозможные губы поцелуем, и начинает водить рукой так же, как делает это сам себе — осторожно сжимая в ладони, медленно проводя по всей длине и размазывая выступающую смазку по головке. И Бакуго это, видимо, нравится, потому что он резко отрывается от поцелуя, громко выстанывая что-то нечленораздельное и смотря возбуждённо на чужую руку в своих штанах.
— Хорошо, правда? Кацуки, скажи мне, пожалуйста… — тихо шепчет на ухо Киришима и тоже начинает следить за собственными движениями руки, так же пристально, как и Бакуго.
— Блять, очень х-хорошо, — говорит Бакуго и вдруг тянется рукой за свою спину, чтобы собственной ладонью ощутить чужое напряжение в паху. Он поднимает горящий возбуждением взгляд на Киришиму и встречается с удивлёнными глазами, а так же полностью залитым румянцем лицом.
А потом Кацуки вдруг тоже начинает ласкать его через одежду, проводя по выступающему бугорку на штанах своей ненормально горячей ладонью, при этом продолжая наблюдать за чужой реакцией, приоткрыв в немом стоне рот. Эйджиро жмурит глаза от приятных ощущений, он до этого даже не думал о себе, пока ласкал податливое тело, но сейчас возбуждение дало о себе знать.
Бакуго тянется к нему, не забывая толкаться бёдрами в застывшую на месте ладонь Эйджиро. Он тихо постанывает сквозь плотно сжатые губы и прикусывает щеку изнутри, а когда приближается настолько близко к лицу Киришимы, то выдыхает в губы сладкий стон и, сжимая в своей ладони вставший член, выговаривает хриплым голосом:
— Трахни меня, чёртов Киришима…
У Эйджиро от таких слов член напряжённо дёргается в горячей ладони, смотрит изумлённо на ухмыляющееся напротив лицо. И будто тормоза срывает, он совсем не осознает, когда успевает накинуться на только и успевшего ойкнуть Бакуго, прижимая его всем своим телом к полу. Он уже жадно целует сладкие губы и старается расстегнуть пуговички на белоснежной рубашке, но у него руки будто перестали работать, поэтому он просто с мясом выдирает чёртовы пуговицы и освобождает для собственных прикосновений чужое тело.
Кацуки на это лишь злобно шипит, что-то говоря про то, что убьёт его, когда всё закончится, но Киришиму это мало волнует, потому что он уже припадает губами к чужой груди.
Он жадно облизывает вставший сосок, обводя его по кругу языком и лаская второй пальцами, на что Бакуго, выгибаясь на полу, громко стонет и дрожит. Киришима прикусывает эту нежную бусинку, зажимая меж зубами, и слышит жалобный вскрик, поэтому сразу же старается зализывать свои непрекращающиеся укусы. Сердце будто в ушах стучит, а воздух кончается в лёгких и накаляется до предела, когда Кацуки устраивает руки на его шее, притягивая ещё ближе к себе и заставляя творить странные вещи, которые не поддаются никакому контролю и долгой выдержке.
Киришима держит его за талию, когда спускается дорожкой поцелуев ниже, оставляя мокрый след из подсыхающей слюны. Бакуго стонет, громко и сладостно, с таким наслаждением и словно надрываясь, когда Эйджиро резко задирает его ноги, укладывая себе на плечи. Красноволосый тяжело дышит, смотря на такого развратного Кацуки, которого ещё никогда не видел, подобная картина ему очень нравится! И он хочет ещё. Увидеть больше эмоций, больше страсти, больше Кацуки и его сладких стонов.
Эйджиро стягивает с него штаны с трусами одним рывком, сразу же избавляясь от одежды и выкидывая ее куда-то себе за спину. Бакуго выглядит просто потрясающе: у него волосы растрепались по полу и некоторые даже прилипали к румяному лицу от пота, он дышит тяжело и с натягом, смотрит так возбуждённо, как никогда не смотрел, прямо в глаза, будто контакт устанавливает. Киришима лишь широко ухмыляется и резко раздвигает чужие ноги, подгибая в дрожащих коленках. Боже, эти ножки — просто прекрасны, они будто созданы для того, чтобы их целовали и кусали каждую их филейную часть. Бакуго в принципе хочется зацеловать, всего, с головы до ног, настолько он шикарен.
Он успевает укусить Кацуки куда-то во внутреннею сторону бедра, пока спускается ниже, ближе к пульсирующей дырочке, которая так и жаждет чужого внимания. Парень под ним лишь что-то бурчит и смущённо закрывает лицо ладонями, когда Киришима опускает голову прямо напротив его члена, из которого так и сочится предэякулят, как сок из спелого фрукта.
Не слишком удобная поза выходит. Спину уже начинает ломить и шея затекает, находясь в таком положении, поэтому Эйджиро, молча хватает Кацуки за бёдра, резко поднимает так, чтобы острые колени оказались прямо у него на плечах.
— Ты что творишь, придурок?! — пискляво выкрикивает Бакуго, когда чувствует, что его оторвали от ровной поверхности пола и притянули ближе к себе, для удобства.
Но Киришима нагло игнорирует выпад и уже тянется губами к сжатой дырочке, не забывая, наконец-то, провести по ягодице языком и попробовать на вкус. Великолепно. А когда он почти проводит языком между двух полушарий, чтобы смочить — Кацуки начинает дёргаться и брыкаться, агрессивно стараясь выбраться из крепкой хватки.
И Эйджиро не настаивает, лишь отстраняется от своего занятия, смотря с прямым вопросом — «что не так?» — прямо в испуганные глаза.
— Т-там же грязно! — умоляюще выкрикивает Бакуго и, встречаясь с напряжённым взором чужих глаз, резко отворачивается, прикрывая смущённое лицо ладонью.
— Если я не сделаю это — будет больно, — тихо говорит Киришима, потому что…как-то ему удалось посмотреть гей-порно и он примерно представляет, что там да как устроено, но это уже совсем другая история… поэтому Эйджиро вновь возвращается к прежнему занятию, не встретив толкового сопротивления.
— Это обязательно?
— Да, — отзывается Киришима.
— Блять, — тихо выдыхает Бакуго и неуверенно разводит ноги шире, растерянно смотря куда угодно, лишь бы не на копну красных волос между собственных ног. Это правда чересчур смущающе для него, даже слишком.
И Бакуго уже хочет было отказаться, придумать другой способ и решить эту ебаную проблему, как чувствует, что юркий язычок проскальзывает прямо внутрь него, мгновенно смачивая напряжённые стенки. Он буквально давится воздухом и прогибается в пояснице от таких невозможных ощущений, будоражащих тело и сознание. А Киришима продолжает исследовать его внутренний мир, проникая глубже и заставляя Кацуки постанывать. Громко и натяжно.
Кацуки ощущает себя странно, это до жути приятно и необычно, когда чужой язык оказывается прямо внутри и ласкает стеночки ануса, мягко оглаживая, смачивая вязкой слюной вместо смазки. Он смотрит на Киришиму, — точнее на его расстрепанные волосы — который очень усердно орудует языком внутри. Кацуки откровенно дрожит и пальцы на ногах поджимает от наслаждения. Он кусает губы, почти прокусывая до крови и осознает, что это ни с чем не сравниться, даже с собственными пальцами! Черт возьми, это настолько приятно, что быстрее хочется кончить.
А потом Эйджиро, к своему языку, добавляет пальцы, начиная аккуратно массировать, разрабатывать, надавливая на определенную точку — сгусток нервов внутри, от чего Кацуки буквально взрывается, а перед глазами будто фейерверки и звёздочки летают туда сюда. В прямом смысле — он ярко кончает себе на живот, полностью пачкая порванную рубашку и школьный пиджак. И ощущение от пальцев становится ещё острее, ещё приятнее. Тело прошивает импульс, один за другим, а мурашки бегут толпами по спине и рукам. Он снова выгибается и заливается сладостными стонами.
— Да вставь ты мне уже! — выкрикивает среди стонов Бакуго, чувствуя, как член снова наливается кровью и встаёт колом, в полную боеготовность, пока Эйджиро там копается.
И Бакуго пропускает момент, когда Киришима, с хлюпающим звуком, отрывается от него, напоследок протолкнув пальцы глубже, от чего Кацуки выгибается дугой. Внутри отвратительно пусто, тело изнывает, требует, чтобы его заполнили до краёв и Кацуки не может сдержать жалобный скулеж, когда Киришима отстраняется, чтобы расстегнуть штаны и свой чёртов ремень. Он осторожно опустил дрожащие ноги на пол, но тело не слушается, поэтому Бакуго откровенно раздвигает коленки в разные стороны, являя миру своё болезненное возбуждение. В паху уже ноет, напряжение давит, а Киришима всё не может расстегнуть ремень. Больная тема какая-то.
— Боже, Кацуки, почему ты такой красивый? — шёпотом произносит Киришима, который случайно отвлекся на движение рядом с собой. Он просто перевел взгляд, чтобы увидеть, как там Бакуго, пока расстёгивает свой ремень — пытается, по крайней мере.
— А? — отзывается Кацуки, не расслышав, что там бормочет этот чёртов Киришима, и перекатывает бедра с одной строны на другую, потираясь о пушистый ковер ягодицами. У него между ног течёт, абсолютно всё. И сочащийся смазкой член и разработанная дырочка, которая соблазнительно блестит от чужой слюны. А сам Кацуки уже давно покрылся испариной, от чего выглядел настолько сексуально и великолепно, что Киришима застывает на месте.
Блять.
Кацуки Бакуго — само совершенство.
Воплощение всех сексуальных фантазий и мокрых снов.
Как маленький дьявол, поглощающий чужие сердца своей красотой.
— Ты меня трахнешь сегодня или как? — серьезно говорит Кацуки и хмурится, стараясь выглядеть угрожающе, но…в таком положении у него это плохо получается. Выглядит как ребёнок, который до сих пор не получил заветный леденец. Что ж, Киришима готов пожертвовать своим.
Ремень, наконец-то, поддаётся, когда Киришима производит какую-то странную махинацию над ним, поворачивая в разные стороны. И он, приспуская боксёры, выпускает наружу болезненно стоящий член, а Кацуки, замерев на месте, откровенно разглядывает чужой орган, не отрывая блестящих возбуждением огненно-красных глаз, на что Киришима широко улыбается.
После он подползает к Кацуки на коленях, подтягивая парня ближе к себе за бёдра и устраиваясь между его разведённых шикарных ножек. А Бакуго мелко подрагивает и нетерпеливо смотрит. Смотрит этими невозможными глазами, огонёк в них так и блестит всевозможной похотью. Киришима тяжело вздыхает, устраивает чужие ноги так, чтобы Кацуки мог удобно обхватывать его спину и притягивает парня ближе к себе.
— Всё нормально? — ему нужно удостоверится в этом. В чужом явном согласии. Просто для справки.
— Боже, дерьмоволосый, ты можешь просто мне присунуть? — Кацуки закатывает глаза и отводит взгляд, нервно цокая языком, но не успевает поймать момент, когда горячая головка чужого члена уже пристраивается ко входу и резко толкается, входя сразу же наполовину.
Стон вырывается сам по себе, а глаза блестят от накопившихся слёз, которые сразу же брызнули мелким фонтаном, когда Кацуки ощутил в себе Эйджиро. Киришима что-то обеспокоенно бормочет, осторожно притрагивается к лицу и хочет было уже вынуть свой, чертовски огромный, член, но чужие ноги мгновенно начинают удерживать на месте, не давая сдвинуться с места. Только лишь двигаться.
— Давай, Боже! Киришима-а-ах! — выстанывает Бакуго и старается насадиться на чужое возбуждение ещё сильнее, чтобы его затопило, буквально наполнило до краёв, ощутить в себе что-то подобное — просто Вау! Бакуго сладко стонет, когда Эйджиро, уловив сигнал к действию, начинает двигаться дальше, все так же обеспокоенно смотря на дрожащего Бакуго, которому сейчас слишком хорошо, чтобы думать о бессмысленном беспокойстве Киришимы.
Эйджиро входит до конца, останавливаясь и чувствуя, как под ладонями подрагивает чужое тело в его руках. Раздаётся громкий шлепок разгоряченной кожи о кожу, он прижимается к мягким ягодицам и держит Бакуго за узкую талию. Он слишком беспокоится, даже если видит, что Кацуки сейчас хорошо. Он не хочет его ранить или доставить боль, потому что будет загоняться ещё больше, чем было до этого. Но думает над тем, чтобы отпустить себя и доставить удовольствие партнёру. Что Киришима, конечно же, и сделает.
Поэтому он начинает медленно выходить из Кацуки, наблюдаю за каждой мелкой деталью: за тяжёлыми вздохами, дрожью и эмоциями, но видя, что тот откровенно наслаждается ситуацией и членом внутри себя — спускает свои тормоза с предохранителя, снова.
Киришима резко загоняет член обратно, входя сразу на всю длину, от чего Кацуки громко стонет и прямо-таки кричит его имя, которые срывается с, блестящих от слюны, губ. Эйджиро снова выходит, а потом так же резко входит в горячее нутро, которое обхватывает его член и буквально засасывает обратно в себя.
Охуенно.
Эйджиро находит нужный темп, подбирает определенный угол входа, для них обоих, и начинает медленно прибавлять скорость, двигая бедрами и вбиваясь своим членом в горячее нутро. Он втрахивает Кацуки в ворсистый ковёр, заставляет выстанывает собственное имя и чуть ли не кричать, заставляет вздрагивать при каждом глубоком толчке и стонать. Громко. Хрипло и сладко.
Кацуки так красиво выгибается в его крепких руках, стоит лишь задеть заветную точку внутри него. И выглядит он сейчас таким обалдевшим и одновременно наслаждающимся всем происходящим, что Киришима совершенно не сдерживает себя — лишь сильнее вбивается в чужое тело, тоже хрипло постанывая.
Трахать Кацуки оказывается одно удовольствие, можно наслаждаться меняющимися эмоциями на заплаканном лице, а стоны, боже, просто крышесносные. Он то хнычет, то стонет жалобно, как какая-то девчонка в порно. Выгибается и уже сам двигает бёдрами навстречу, стараясь получить больше, заглотить чужой член глубже в себя.
Киришима чувствует, что влюбляется в эту сексуальную задницу всё больше и больше.
— Боже, Бакуго, ты просто маленькая шлюшка, — между толчками говорит Киришима, ухмыляясь и не забывая сильнее двигать бедрами, вколачиваясь в чужую задницу и придавливая Кацуки к полу. — Видел бы ты себя сейчас, ты прос-мх-то загляденье!
— Кир-ришАХ!
— Что, хочешь что-то сказать?
— Больн…мАх! — услышав это, Киришима сразу же резко останавливается, зависнув на месте. В мысли сразу врывается ураган эмоций.
— Больно? — Ему больно? Киришима что, спутал слезы наслаждения с болью? Его мгновенно начинает трясти от нервов, чувствуя, как член медленно опадает, но Бакуго вдруг резко подрывается с места и хватает его за шею, притягивая для страстного поцелуя. Он постанывает в чужой рот, натыкаясь языком на острые клыки и насаживаясь на член сильнее.
— Идиот, спина болит из-за ковра. Пиджак задрался, я трусь об него и это немного больновато! — выговаривает быстро и неприрывно Бакуго, а после, тяжело дыша, серьезно смотрит в испуганные глаза напротив, привычно хмурясь при этом. А Киришима лишь удовлетворённо выдыхает собравшийся в груди воздух. Все нормально… — Давай, тащи меня на кровать.
И он делает так, как ему велят. Аккуратно поднимает Бакуго, который сразу же хватается за его широкие плечи и прижимается теснее, не оставляя между ними и капельки воздуха. Но в таком положении член проскальзывает ещё глубже, поэтому парень в руках Киришимы резко вскрикивает от наслаждения и стискивает в кулак ткань чужого пиджака, тяжело дыша при этом.
— Точно всё хорошо? — напоследок переспрашивает Киришима, опуская Кацуки спиной на кровать. Они оба сразу принимают ту же позу, что и на полу.
— В порядке, давай, двигай жопой!
И Киришима делает, что ему сказали.
Продолжает откровенно трахать Кацуки Бакуго, в которого, кажется, влюбился.
***
— А ведь началось всё с твоей задницы, Кацуки-кун — шёпотом говорит Киришима, когда они полностью выдохлись после трёх заходов и теперь мирно лежат и прижимаются к друг другу.
— …чего? — недоумение так ярко отражается на его лице, что Киришима прыскает смехом себе в кулак и лишь сильнее прижимает к себе удивленного Кацуки.
— Неважно, спи давай, — удовлетворённо улыбаясь, говорит Эйджиро.
— Не указывай мне, что делать, дерьмоволосый!
Сколько бы Бакуго не кричал, но, всё-таки, быстро уснул на чужом плече, уже тихо посапывая и пуская слюни, как ребёнок.
— … кажется, я правда влюбился.
end
