За каждый не выпитый глоток - поцелуй

Будучи копом, Райли не питал ложных иллюзий по поводу работы воздушных маршалов. Поэтому нервный хлопок дверью не вызывал никаких переживаний. Зато появление на столе бутылки виски не самого лучшего качества заставляет внутренне напрячься. — Прости, — Билл падает на диван и запрокидывает голову. — Сегодня был поистине ублюдский день. Остин кивает, отстранённо наблюдая. Он полицейский. Хороший полицейский, если верить Марксу. Даже дома, в синеватой полутьме, опираясь бедром о косяк двери и рассматривая столько раз виденный в утренней дымке или вечерних сумерках профиль, он не теряет хватки. Спокойно выжидает. Ему не известно, о чем Билл думает, невидящим взглядом буравя стену. Даже не окно. Остин и не пытается представить метания отрывочных мыслей, тени которых то и дело пробегают по лицу, то и дело запинаясь о широкий нос и щекоча губы. Он спокойно ждёт, пока Маркс наполнит бокал второй раз. Радует, что он не пьет залпом, а неспеша наблюдает за переливами жидкости. Этого времени с лихвой хватает, чтобы привычной походкой пройти до стеллажей с книгами, на обратном пути прихватив бутылку. — Сти?.. — на какую-то долю секунды под впечатлением от этого усталого, вымученного, почти жалобного «Сти?..» становится неуютно. Словно он забирает у Билла последнюю надежду на покой. — Каждый не выпитый глоток — поцелуй. Каждый вылитый бокал — минет, — но рука дрожит лишь мгновение, дальше голос его звучит твердо. Хотя где-то в районе солнечного сплетения все равно свербит от мысли, что чертов воздушный маршал Билл Маркс, который дважды сломал ему нос и спас жизнь, по-прежнему ищет утешения в выпивке, а не у того, с кем делит постель и все немногочисленные радости последних трёх лет. — А если все бутылку? — против ожидания Маркс не возмущен. Ни капельки. Опять расслабленно откидывается на диванные подушки и хитро щурится сквозь приоткрытые веки. — Тебя что, повело с одного глотка? — Остин недоверчиво смотрит на бутылку. Подносит горлышко к носу. И переводит растерянный взгляд на маршала. — А что бы ты хотел? — вырывается само собой, без намеков и флирта, а в животе почему-то скручивается тугой узел напряжения и зарождающегося желания. Билл отвечает не сразу. Резко опрокидывает в себя остатки виски. Слизывает остатки влаги с губ. И смотрит задумчиво-умиротворенно. Словно то, что он сейчас скажет, зародилось в мыслях уже давно и разрослось до огромных размеров, теперь то и дело прорываясь наружу возбуждением, лаской, ухмылкой краешком губ, взволнованным блеском глаз… — Останься… — неуверенность в голосе мгновенно озлобляет ту обиду, что клубится в груди. — Навсегда, Остин, — Райли вздрагивает всем телом и не обращает никакого внимания на выплеснувшийся виски. — Я… я изменюсь, — Маркс подрывается и в два неровных шага оказывается совсем рядом. Осторожно забирает из ослабевших пальцев бутыль и, не глядя, ставит на одну из многочисленных полок. — Что скажешь? — Я думал, что состарюсь раньше, чем ты созреешь! — улыбка получается какая-то бешеная. Потому что не ждал. Не думал. Не предполагал, что все зайдет так далеко. Но теперь Остин своего не упустит. Пусть все ещё страшно, но внутри уже все плавится от этого облегченно радостного взгляда и томящей нежности. Поцелуй выходит немного смазанным, через чур жадным и горячим.