В стенах Интернационала

Я ехала с Москвы в Новосибирск, но по пути мне нужно было заехать в Петербург, чтобы забрать кое-какие бумаги. Моё путешествие в родной город сильно затянулась и в Петербурге остоваться вообще не хотелось. Ближайший рейс до дома был только утром следующего дня, поэтому мне нужно было заночевать где-нибудь. Всё ближайшие гостиницы были переполнены и оставалась только одна – "Интернационал". Не знаю почему, но она вызывала у меня подозрение, но сделать я ничего не смогла. Пришлось заезжать. – Ночью не выходите из комнат – склоняюсь ко мне, прошептал комендант. Я протянула руку, чтобы взять ключи и оторопела, с непонимание взглянув на него, я спросила: – Почему? – Сегодня день дождливый – крыша сильно течёт, – быстро проговорил он. – Так дождь и сейчас сильный – констатировала я, и увидев его грозный взгляд, замолкла, забрала свой ключ и направилась в номер. В коридоре протекающую крышу не заметила, соврал комендант. Чувствую, что дело тут, явно не в этом... Несколько поворотов ключей и дверь отворились. Номер огромный. Были большие окна, балкон и странная дверь, которая не поддавалась ключу и вообще была заперта. Для такого большого номера цена была слишком низкой... Я убрала свой чемодан в уголок и села на стул. Повернув его я увидела у соседней стены небольшую софу. Она почему-то показалось мне знакомой. Я подошла и провела рукой по спинке, но вот садится на неё желание не было. Я прошла к кровати и неуверенно присела на неё. Она была не очень уютной. Весь номер мне показался жутким... Я очень долгое время просидела за книгой. Неожиданно загремел гром и сверкнула молния. Я вздрогнула. Я легла на кровать в надежде заснуть, но вдруг в коридоре услышала голос, он что-то говорил и смеялся. Я тихонько подкралась к двери и прислушалась. Слова то были хорошо слышны, то отдалялись. Этот человек говорил с рифмой, читал стихи наверное. Мне было страшно, но и жутко интересно, поэтому я решила пробраться на рецепшен и сообщить о том, что творится здесь. Я открыла ключом дверь, толкнув её. Отойдя назад, я судорожно вцепилась руками в стул. Голос приближался. Сердце ушло в пятки и я замерла не в силах двинуться. Вдруг голос стих и послышалось скрипящии шаги. Дверь слегка поддалась вперёд и я увидела бледную, будто прозрачную руку. Я расширила глаза, и смотрела в упор не моргая. – Я так же выглядел, когда они меня убивали...– как раскат грома, прозвучал голос. Я подняла глаза и увидела мужчину в дверном проёме. Он облокотился на дверном косяк и улыбался. Это выглядело как-то печально. Его волосы были цвета ржи, такие курчавые, освещались светом только что вышедшей луны. Я перевела взгляд на его глаза. Один был заклеен двумя пластырями, а другой будто светился. Он смотрел на меня исподлобья. – К-кто Вы? – не своим от страха голосом спросила я. Он усмехнулся и поднял голову. Тогда на лбу я заметила вмятину. Ему будто прострелили лоб... – Есенина знаете? – он всё так же улыбался, грустно, как-то тоскливо даже. – Тише вы! – шикнула я на него и он удивлённо посмотрел на меня – Вы разве не знаете? – Не знаю что? – спросил мужчина, вскидывая брови. – Произведения Сергея Есенина считаются запрещенными! Кто их будет читать, будет либо посажен, либо расстрелян... – Что? – он двинулся ближе. Страх мой немного отошёл, но я с опаской отошла подальше. – Не бойся меня, – улыбаясь проговорил он – Я Есенин! – Вы уверены? Вы точно здоровы? – Я уже почти как три года не могу быть здоровым – он грустно вздохнул и присел на стул около двери. Я не знала, что и думать... – Право! Я, что схожу с ума? – пробубнила я себе под нос. Послышился смешок. – Нет же! Всё проще гораздо... – мужчина мгновенно потускнел – меня держат оковы этого номера, потому что меня в нём убили... Я подошла к нему ближе и поставила рядом стул. – Подождите, а вы разве...? – не успела я задать вопрос, как он взмыл в воздух. Я оторопела и не закончила свою мысль, уставившись на то, как он парит к кровати, а потом развернувшись ко мне лицом спрашивает: – Кто такое сказал? Это напечатали в газетах? – он вновь полетел ближе ко мне. – П-право, можно мне дверь закрыть, не уютно, боюсь, что подслушают... – проигнорировав его вопрос, я направилась к двери совсем за другим. Только я хотела подойти, как мужчина появился передо мной. Он грустно посмотрел на меня. Во взгляде голубых глаз проскользнула тоска. У меня сжалось сердце и я дёрнув дверь на себя, села на стул, а он полетел к кровати. – Вы совсем один? – прервала я тишину. – Да — Есенин вздохнул – меня видят чекисты по ночам, но не обращают внимание. – Сергей Александрович, вы появляетесь здесь каждую ночь? – воопросила я, удивлённо взирая на поэта. – Да, к сожалению, пока здание не будет разрушено или все причастные к моей смерти не умрут, я буду здесь... Он отвечал мне честно, это было слышно по его темберу голоса и быстроте ответов. Возникло ощутимо напряжение, он что-то хотел спросить у меня, но не решался, тогда я посмел преположить: – Сергей Александрович, хотите ли знать, что происходит? – Если можно – Есенин робеет, как мальчишка. Я улыбнулась и начала: – Давайте Вы мне расскажите о том, как всё было, а я про то, что творится в России? – Давай — он моментально кивнул. – Нет, подожди, – Сергей Александрович осёкся, не начиная – сначала расскажи то, о чём знаешь. – По официальным данным вы совершили рукоприкладство, в газете указывают на двадцать восьмое число – я отвела взгляд к окну – но Троцкий говорил про двадцать седьмое... – Это всё он... Он! – Есенин вмиг разозлился и начал – Они всё подстроили! Всё дороги нарочно вели меня сюда! Знаете почему? Я отрицательно мотнула головой.. – Потому что в соседнем здание, а точнее в подвале находится тайное здание ОГПУ! И вот это вот комната – Сергей обвёл рукой номер – смещена с потайной! Видишь, вон ту дверь? – он указал на крайнюю дверь, которую я раннее не смогла открыть — так вот это та комната... – То есть вы хотите сказать, что... – Нет, нас не подслушивают, я бы заметил, – опроверг он мою догадка, прежде чем я её озвучила – но они могут. И вас поселили сюда не просто так, уж явно! – Мне комендант говорил не выходить из комнаты ночью, мол крыша течёт – изрекла я, переводя взгляд на Сергея – теперь понятно, что за "крыша". Сергей усмехнулся и вдруг полетел ко мне, усевшись на тумбу, спросил: – Скажите, а вы знаете Зинаиду Райх или Айседору Дункан? Он спрашивал об этом с какой-то надеждой, ему явно было интересно. – Да, обеих знаю, – кивнула я – нынче в театрах Зинаиду видела, играет хорошо. – А в газетах ничего не пишут? Всё у них хорошо? – Не знаю, – я помедлила, перебирая мысли – А! В последнюю премьеру она с детьми приходила, они улыбались и смеялись. – Слава Господу! – Сергей выдохнул. – Простите, а можно ещё вопрос? – воопросила я. – Конечно! – он вновь ярко улыбнулся. – Вот вы появляетесь только ночью, а днём вы где? –Ну почему же появляюсь? – Есенин сдвинул брови – я всегда есть, просто днём меня не видно. Мне резко в глаза заслепило солнце. Сергей Александрович удивлённо посмотрел в окно и с печальной улыбкой произнёс: – Видно, пора прощаться! – он слегка промолчал и добавил – Спасибо вам за разговор, вы первая, кто осмелился открыть дверь в номер и вообще заговорить со мной! Я лишь смущенно кивнула и начала собирать вещи, потому что мне нужно было на поезд. Около двери я замерла и повернулась к поэту, который восседал на всё той же тумбе: – Сегодня же двадцать первое? Он кивнул. – С днём рождения, вас тогда! Увидимся ещё думаю! – Спасибо! Надеюсь вы не собрались умирать? — с насмешкой воопросил он. — Нет, пока нет! Я имела ввиду поговорить, как сегодня... – я вновь повернулась, но на той тумбе уже никого не было, а солнце светило ярче.