14 февраля 2003 года, Англия. Гермиона.
Вернувшись домой после дежурства в Аврорате, Гермиона с удовольствием сбросила с ног туфли, которые, несмотря на тщательно накладываемые каждое утро чары Удобства, к концу дня начинала буквально ненавидеть. Решив сегодня впервые за долгое время пропустить поход в спортзал, дабы не привлекать излишнего внимания к тому факту, что самая знаменитая ведьма магической Англии осталась без пары на День всех влюблённых, девушка не отказала себе в покупке бутылочки красного сухого вина. В конце концов, если существовала хотя бы малейшая вероятность того, что оно поможет, пусть и незначительно, сгладить то ощущение одиночества, которое ежегодно коварно настигало её четырнадцатого февраля, глупо было не попытаться. Справедливости ради стоило отметить, что провести выпавший на пятницу праздничный вечер в одиночестве было её выбором. Буквально за несколько минут до окончания рабочего дня к ней заходил Кингсли, предложив по доброте душевной всё же выбраться в ресторан, однако Гермиона мягко, но непреклонно отказала, сославшись на то, что появляться вместе с министром магии на публике в такой день означало обеспечить Рите Скитер прекрасный повод для огромной статьи на развороте «Ежедневного Пророка». Представив, что именно эта склочная писака смогла бы себе нафантазировать, заметив их вместе в новомодном «Рыжем пони», девушка поежилась. Не хватало только, чтобы доброе имя Кингсли Бруствера полоскали всуе, приписывая ему выдуманный роман со скандально известной героиней войны, успевшей скомпрометировать себя достаточно резкими высказываниями в адрес не только Министерства Магии, но и Визенгамота. От всей души пожалев, что разрешила родителям забрать Оливию к ним на выходные, волшебница не спеша переоделась в любимую старую клетчатую пижаму и, распустив тщательно уложенный пучок, завязала непослушные каштановые кудри в удобный хвостик. Что ж, теперь она действительно готова к своему традиционному четырнадцатому февраля. Разумеется, все те годы, что успели пролететь с момента депортации Драко, Гермиона всё же порой ходила на свидания, которые, к слову, никогда не приводили даже к желанию просто встречаться с этими мужчинами во второй раз, не говоря о чём-то большем. Тем не менее, основное её правило было непреложно — День всех влюблённых девушка, которая вот уже несколько лет была отчаянно влюблена и оттого считала его своим праздником, была просто не способна проводить с кем-то, кто никогда не смог бы занять в её сердце место Драко. Усевшись в любимое кресло, волшебница включила глупую маггловскую комедию, изобилующую чёрным юмором, чтобы ничто не напоминало о той надуманной и местами нелепой романтике, которой в тот вечер был буквально наполнен до краев весь Лондон и сосредоточила всё своё внимание на демонстрируемой картине.14 февраля 2003 года, Италия. Драко.
Не застав дома Асторию, Драко облегчённо выдохнул. Потребовалась пара лет и море пролитых слёз обиды, чтобы до его жены, наконец, дошло, что он не намерен уделять ей внимание в День всех влюблённых. Наверняка она, решив ему отомстить, сидит сейчас за центральным столом пафосного ресторана с очередным очарованным ее счетом в банке поклонником, наивно полагая, что сумеет заставить Драко ревновать, если завтра их фото опубликуют все местные газеты. Малфою же было совершенно безразлично как женщина, которая буквально принудила его сделать её своей женой, проведёт это, да и все остальные в своей жизни четырнадцатые февраля. Главное — на тот вечер он избавился от благоневерной, получив возможность побыть одному, а это определённо был успех, за который стоило выпить. Плеснув себе огневиски в бокал, мужчина задумчиво подошёл к окну и замер с застывшим взглядом, взирая на покрытые тонким слоем снега виноградные лозы. За годы брака он успел привыкнуть изображать счастливого семьянина на Рождество, Новый год и прочие знаменательные даты, но одно его правило было непреложно — День всех влюблённых, праздник, который он считал своим на том основании, что действительно вот уже много лет был влюблён, Драко всегда проводил в одиночестве, не желая делить его с нелюбимой женщиной, по вине которой он не мог теперь быть вместе с любимой. Глубоко вдохнув, Малфой постарался отогнать от себя эти мысли, пока они не свели его с ума. Он столько раз прокручивал в голове, что мог бы успеть сделать или, наоборот, не сделать, чтобы жизнь сложилась иначе, но раз за разом приходил к выводу, что, по всей видимости, такова его судьба — иметь дерьмовые варианты выбора, продиктованные чужой волей. Сделав очередной глоток, волшебник сел в своё любимое кресло возле камина и задумчиво уставился на красно-рыжее пламя огня, лижущее дубовые поленья, словно пытаясь в нём разглядеть черты кого-то бесконечно любимого и такого далёкого. Живоглот, который обычно шипел на Драко, когда от того пахло алкоголем, в этот раз, мяукнув, прыгнул ему на колени, словно милостиво решил всё же не оставлять друга в одиночестве.***
Бутылка вина опустела наполовину, когда Гермиона решительно выключила фильм. Обычно она очень любила комедии, но в тот день определённо не была на них настроена. Герои казались глупыми, ситуации надуманными и совсем не смешными, юмор — плоским и грубым. Закрыв глаза, волшебница сделала то, чего старалась себе не позволять — унеслась мыслями в воспоминания о Драко, чтобы хотя бы в своих мечтах и именно в этот вечер он вновь оказался рядом.***
Спустя примерно полчаса Живоглот, решив, что оказал достаточную дозу поддержки, спрыгнул с колен Драко и гордо распушив рыжий, до неприличия лохматый хвост, самозабвенно удалился по только ему одному известным кошачьи делам. Мужчина практически не обратил на это внимания, углубившись в воспоминания о первой ночи после победы над Волдемортом, когда совершенно обнажённая Гермиона задремала у камина в его объятьях, он же, напротив, никак не мог тогда уснуть, любуясь тем, как играют в прядях её непослушных волос отблески пламени.***
Гермиона поняла, что с вином и воспоминаниями, пожалуй, переборщила, когда чувство светлой тоски плавно перетекло в весьма сильное возбуждение, а в мыслях предательски пронеслось осознание, что она впервые за долгое время осталась дома одна, и теперь у неё есть возможность позволить себе представить и попытаться ощутить присутствие Драко. В конце концов, она жила как монашка уже несколько лет, так что ей мешает хотя бы в этот вечер немного отпустить себя? Поставив пустой бокал на столик, она решилась. Закусив губу, девушка стянула с себя пижамные шортики и кружевные трусики нежного кораллового цвета. Привычка носить красивое нижнее бельё вместо такого практичного и удобного хлопкового сохранилась у Гермионы с тех пор, как она изо дня в день ожидала появления Драко в Австралии и собиралась его удивить. В итоге он так и не приехал, а любовь к кружевному исподнему осталась. Раскрасневшись от выпитого вина и смущения, она всё же решилась и провела рукой по своим складочкам вниз, спустившись к клитору и отчаянно пытаясь воскресить в памяти ощущения в тот момент, когда делала то же самое в ванной Малфой-Мэнора, в то время как Драко жарко нашептывал ей на ухо непристойности.***
Драко понял, что вспоминать об обнажённой Гермионе в его объятиях было весьма неудачной идеей, когда почувствовал, как член налился кровью, а в брюках стало тесно. Во время редких половых актов с женой он никогда не позволял себе фантазировать о Грейнджер, чтобы у Астории не закралось и мысли о том, что он испытывает к ней хотя бы малейшую симпатию, чтобы ненароком не заставить ту вообразить, что он смирился с её вероломством, разрушившим его жизнь. Утраченной любви не было места на его брачном ложе. Однако сейчас он совсем один. Нарцисса отправилась в Англию на неделю, чтобы навестить Люциуса в Азкабане, Хуки, постепенно привыкающий к своему свободному статусу, решил провести вечер с женой, которая у него, как оказалось, была. Осознав, что ничто не могло бы помешать ему вернуться хотя бы в мечтах к любимой, он прикрыл веки, вспомнив, как чуть не сошёл с ума, когда Гермиона впервые прошептала ему признание в любви, сорвав с себя маггловский джемпер, как он не мог оторвать взгляд от её полуобнаженной груди, с каким трудом пытался держать себя в руках, впервые увидев её совсем без одежды. От этих воспоминаний давление в брюках из дискомфортного превратилось в невыносимое. К черту все, в конце концов, это же его праздник! Решившись, Драко расстегнул ширинку и спустил штаны вместе с бельём, взяв член в руку и провёл от основания до головки, вспомнив дрожащие пальчики Гермионы на нём в момент их первой близости.***
Разведя колени шире, Гермиона одной рукой раздвинула половые губы, другой начала массировать клитор круговыми движениями, изо всех сил зажмурившись и пытаясь представить, что это была не её, а его — именно его — умелая рука с длинными аристократичными пальцами, которой Драко столько раз доставлял ей удовольствие, на интуитивном уровне ощущая, что именно требовалось её телу для достижения блаженства, которое он неустанно дарил ей всё то недолгое время, что они провели вместе. Девушка снова коснулась клитора, слегка застонав и понимая, что этого ей недостаточно. Ей нужно было больше, намного больше его. Пересев на самый край кресла, Гермиона, вдохнув, ввела в себя два пальца, начав толкаться внутрь и продолжая другой рукой ласкать влажные складки, постепенно увеличивала темп… Досадливо выдохнув, она ненадолго остановилась. Не то. Втянув ноздрями воздух, Гермиона вытащила пальцы, после чего добавила третий и, вновь проникнув внутрь, продолжила двигать ими, изо всех сил зажмуриваясь и пытаясь ощутить присутствие Драко рядом с собой, когда он вторгался членом в ее лоно, а языком в рот, словно пытаясь полностью поглотить, сделать частью себя, раствориться в ней, словно каждым своим прикосновением пытаясь дать понять, насколько она важна, желанна, любима…***
Проведя второй раз по члену, Драко сильнее сжал его в кулаке, закрыв глаза и откинувшись головой на спинку кресла, попытался забыться и представить, что он вновь в английском Малфой-Мэноре и она, Гермиона, оседлав его в кресле, садится сверху, такая горячая и тугая, принимая его целиком, на всю длину и, прижимаясь возбужденными сосками своей идеальной обнажённой груди к его обнаженному телу, начинает медленно двигаться. Она хочет кончить, но не намерена спешить. Зная о своей безграничной власти над ним, Грейнджер пожелает растянуть удовольствие, медленно сводя его с ума. Двигая одной рукой в такт с воображаемой Гермионой, другой рукой он провёл по кожаному подлокотнику кресла, пытаясь представить её грудь в своей ладони и затвердевший от его ласк сосок, который он пропускает сквозь пальцы, Драко издал хриплый стон, который показался ему как будто чужим. Мерлин, как много он бы отдал за то, чтобы вновь услышать её голос. — Я люблю тебя, Драко… Пожалуйста, не останавливайся… — Пронеслось в мыслях спасительное воспоминание, ещё глубже погружая мужчину в его отчаянную фантазию.***
Движения Гермионы становились всё более резкими и хаотичными, смазка буквально текла по пальцам, а она продолжала представлять Драко внутри себя, такого нежного и осторожного поначалу и такого страстного и требовательного, когда он приближался к развязке. Её дыхание становилось все более прерывистым, очертания обтянутых тонким хлопком пижамы сосков при подступающем пике наслаждения становились видны все отчётливей. — Я люблю тебя, Драко… Пожалуйста, не останавливайся… — Прошептала она, чувствуя приближение оргазма. Издав финальный громкий протяжный стон, девушка обессиленно откинулась на спинку кресла. Всё её тело сотрясали блаженные спазмы, а пальцев ног она практически не чувствовала.***
— Моя Гермиона, я тоже тебя люблю… — Прошептал он в ответ девушке из своей фантазии, продолжая двигать рукой, размазывая капли выделявшейся с конца члена смазки и кончил, обессиленно опустив обе руки вдоль туловища и не желая открывать глаза и возвращаться в реальность, ведь в мире его грёз прямо ему в глаза восторженно смотрела любимая ярчайшая ведьма, явно пребывавшая в эйфории оттого, что ей покорилась новая вершина.***
Спустя некоторое время Гермиона, наложив на себя очищающие чары и вернув трусики с пижамными шортиками на их законное место, встала с кресла и подошла к окну, в котором по-прежнему шумел переполненный романтикой Лондон. Теперь вся эта суета вокруг праздника не казалась девушке такой уж назойливой и бессмысленной. Седьмым чувством и вопреки здравому смыслу волшебница ощущала, что не была одна этим вечером. Взяв в руки палочку Беллатрисы, с которой она мужественно сражалась уже несколько лет, не желая заменять, волшебница вновь подумала о Драко, вспомнив все яркие, как звезды, мгновения их бурного романа и, решившись, проговорила «Экспекто Патронум» — заклинание, которое не могла выполнить с момента битвы за Хогвартс. К её огромному удивлению, из палочки вырвалась уже не выдра, а красивая серебристая львица и закружилась вокруг Гермионы. Она было решилась отправить этого Патронуса Драко, однако остановила себя, вовремя вспомнив о том, что он, вероятно, отмечает этот праздник с женой и меньше всего будет рад поздравлениям от той, что не сумела придумать способ вызволить его из тюрьмы, не разрушив их отношения. Гермиона осознала, что вопреки логике очень хотела, чтобы Драко был счастлив, пусть даже не с ней, а потому нелепо было бы вот так, с бухты-барахты, напоминать о себе человеку, который недвусмысленно дал понять, что не желает иметь с ней ничего общего.***
Наложив на себя очищающие чары и надев боксеры с брюками, Драко застегнул ширинку и, не обращая внимания на свисающий на талии с открытой застёжкой ремень, вновь поднялся на ноги и подошёл к окну. К тому времени совсем стемнело и виноградников стало почти не видно. Тяжесть, буквально придавившая его некоторое время назад, отступила. Отчего-то интуитивно он ощущал в тот момент, что не был один этом вечером. Внезапно грудь кольнуло чувство тревоги оттого что он не знал, можно ли было считать случившееся только что изменой. Подойдя к камину, он связался с английским Малфой-Мэнором. — Мам, с тобой всё в порядке? — Уточнил Драко, увидев очертания миссис Малфой в пламени. — Да, всё хорошо. — Удивлённо проговорила волшебница в ответ. — Хорошо, что ты вышел на связь. Люциус просил передать… — Начала она говорить, однако сын, не став слушать, прервал сеанс каминной связи. Не хватало только портить этот вечер мыслями об отце. По всей видимости, под верностью как обязательном условии Непреложного Обета понималась именно физическая составляющая отношений. Ведь морально этим вечером Драко не был верен жене. Мысли вновь вернулись к Гермионе. Грустно усмехнувшись собственной сентиментальности, волшебник вытащил из кобуры палочку и прошептал «Экспекто Патронум», после чего завороженно наблюдал за львицей, ожидающей от него указаний, поскольку Дементоров рядом не наблюдалось и спасать его средоточию позитивной энергии было не от кого. Драко открыл рот, чтобы попросить Патронуса передать поздравление Гермионе, но остановил себя. Для чего ей это сообщение после нескольких лет игнорирования? Едва ли Кингсли Бруствер не сообщил ей, что Малфой отправил её послание в огонь. Да и потом, велика вероятность, что этот вечер столь ослепительная девушка проводит не одна, а потому нелепо и глупо напоминать о своём существовании. Зачем всё это? Он по-прежнему женат, Непреложный Обет по-прежнему невозможно разорвать. А потому жутко эгоистично будет с его стороны врываться на мгновение в её жизнь бестелесным призраком, который не имеет шанса быть с ней рядом. Пусть она будет счастлива. Хоть и без него.***
Гермиона с грустью увидела, что львица постепенно растворилась в воздухе, так и не дождавшись от неё послания.***
Как и следовало ожидать, когда на смену эйфории Драко пришла грусть от осознания реальности, серебристая львица исчезла, ведь заклинание Патронуса требовало максимальной концентрации на самых светлых воспоминаниях.***
— С Днём всех влюблённых, Драко… — Медленно проговорила Гермиона, продолжая смотреть в окно своей небольшой квартиры, купленной ею по возвращении в Лондон.***
— С Днём всех влюблённых, Гермиона… — Проговорил Драко и, вновь потянувшись к бутылке с огневиски, наполнил собственный бокал.