Лицо Это холодно-безэмоциональное. Они приходят в кафе почти одновременно. Похоже, Это тоже ходит пешком, не пользуясь общественным транспортом. Арима резко вспоминает, что он не очень хорошо выглядит.
— Привет, — Он открывает перед ней дверь. Это проходит, не удостаивая даже взглядом. Она присаживается за столик у окна. Арима садится напротив. Они молча снимают верхнюю одежду. Официантка приносит меню. Кишо думает, стоит ли извиниться снова.
— Не обращай на меня внимание, день — дерьмо, как и вся жизнь.
— У меня тоже. — Это вопросительно изгибает бровь. — Меня насильно отправили в отпуск. — Это продолжает вопросительно смотреть, и Арима продолжает. — Я должен закончить расследование, но сейчас это невозможно. И если я затяну слишком долго, хорошим это не кончится.
— Но зато у тебя отпуск.
— Я никогда не был в отпуске. Не знаю, что делать. —
Не знаю, как сбежать от своих мыслей. — Но я бы хотел провести часть этого времени с тобой. — Столько, сколько сможет. Пока контролирует свои чувства. Как только все зайдёт далеко, он прекратит эти отношения, как прекратил отношения с Тайши. Но пока что Арима хочет разговаривать с Это и сидеть в кафе.
— Ладно, я не знаю, что ответить. — Это трёт пальцами место между бровей. — Я вчера отправила рассказ в издательство, и меня послали. Всю ночь об этом думала, даже не спала. Рассказ прекрасный, я не понимаю, в чем дело. Они просто говнюки.
Лицо у Это становится усталым и отчаянным.
— У тебя с собой рассказ?
— Да, а что?
— Можно мне прочитать? — Это мнется, а после достаёт из кармана пять смятых листов. Почерк у Это очень мелкий, но чёткий. Арима начинает читать, и чувствует, что не может оторваться. Приходит официантка, и Арима просит заказать ему тоже, что и ей. У главного героя нет ни имени, ни пола, ни возраста, но Арима понимает, что это ребёнок. Нет динамичного сюжета, почти нет вступления. Ребёнок без прошлого стучится в двери, прося о помощи. Одни двери не открываются, другие захлопываются, все взрослые люди остаются глухими. Отчаянье, сквозившее в каждой строчке, сменяется злостью, которая не имеет выхода. Стиль из размеренного становится отрывистым, надрывным. Но злость обрывается, сменяясь странным, нездоровым спокойствием. Ребёнок засыпает в картонной коробке под мостом, баюкая свое искалеченное детство. На этом рассказ оканчивается. Арима тупо смотрит на последние строчки.
— Что, совсем плохо? Говори прямо, я не расстроюсь.
— Это прекрасно. — Арима облизывает губы. — Я не думал, что ты так хорошо пишешь. Мне очень нравится.
Это улыбается полусмущенно.
— Я бы прочитал продолжение.
— Это конец.
— Конец — спать в коробке под дождём? Это очень печально.
— А ты любишь только счастливые концы?
— Нет, их я совсем не люблю. Но словно есть что "после". Откуда этот ребёнок, какая у него цель, цели не может не быть, раз он так отчаянно стучит в двери. Ему важно спастись.
— "Она". Какая бы у неё ни была цель, ей никто не поможет, поэтому не так уж важно, куда она идёт.
— Я не думал, что у тебя могут быть такие тяжёлые мысли.
— А у кого их нет? Я говорила, я хочу написать роман, и может, этот рассказ ляжет в основу, но боюсь большая форма убьёт всю прелесть.
— Я бы прочитал. Даже если все кончится коробкой. — Это смеётся.
Им приносят чай и карри.
— Надеюсь, ты пьёшь чёрный чай.
— Люблю его гораздо больше, чем зелёный. Надеюсь, карри не острый?
— Нет, не любишь острое?
— Я просто имел негативный опыт. Один мой коллега готовит очень острое карри, специй больше, нежели всего остального. — Карри действительно вкусное и горячее. Они едят в тишине, но Это улыбается ему, и он улыбается в ответ.
— Я, кстати, так и поняла, что ты уснул. — Арима поднимает бровь. — Ты никак не отреагировал на информацию о моем нижнем белье. — Арима давится чаем.
— Что?
— Тогда оно было чёрным.
— Подожди. — Арима чувствует, что кровь стучит в висках. — Сколько тебе лет?
— Семнадцать. А тебе?
— Восемнадцать.
— Значит, если мы займемся сексом, это не будет чем-то аморальным, не то чтобы я не любила аморальность.
— Давай не будем говорить об этом.
— А что, я тебя не привлекаю?
— Хватит — Арима почти стонет, укладывая голову на руки. Он не хочет думать об Это в таком ключе. Он не хочет делать их отношения настолько близкими. Это смеётся. Она гладит его рукой по голове. Приятно. — Ты почти сорок минут рассказывала о своём нижнем белье?
— Нет, ещё кое о чем.
— Спасибо, мне стало легче.
— Хочешь знать о чем?
— Я этого не переживу.
— Знаешь, Арима-кун, мы встречаемся только четвёртый раз, поэтому сегодня тебе ничего не светит. Но к концу недели может повезти.
— Я не хочу выигрывать в эту игру. — Это снова смеётся, и Арима думает, что у неё самый прекрасный смех.
***
— Привет, Мару. — Улыбчивое лицо Йошитоки появляется в дверном проёме. Маруде внутренне готовится к тяжёлому разговору. — А где Арима-кун, никак не могу его найти?
— А, этот мальчишка, я отправил его в отпуск отдохнуть. — Лицо Йошитоки темнеет. Часть энтузиазма гаснет.
— Это как-то слишком резко, обычно же всё планируется заранее.
— Да, пацан подал заявление вовремя, это я забыл из-за закрытия месяца предупредить. Не лишать же его отдыха.
— Это... Знаешь, это очень странно. Мне он ничего не сказал.
— Видимо, был уверен, что я тебя уже уведомил. Да и к тому же, не должен же следователь второго класса лично уведомлять директора о своём отпуске, даже если он такой многообещающий следователь.
— Да, ты прав, но уходить посреди расследования... На Кишо это не похоже. — Маруде не знает почему, но чувствует ложь. И плохое предчувствие. Йошитоки говорит так, будто очень хорошо знает ребёнка. Если вспомнить, как плохо Арима отреагировал на привлечение Йошитоки, картина получалась скверная.
— Он три с половиной года работает здесь без отдыха. Ему действительно стоит отдохнуть.
— Да, Мару, ты, как всегда, прав.
Йошитоки уходит, и плохое настроение становится совсем отвратительным. У мальчишки конкретные проблемы с головой, но начальству важно, чтобы он продолжал работать. Маруде вспоминает, как остекленел мальчишка, стоило ему начать допрос. Ни одной сознательной мысли на лице. Диалог с Йошитоки убедил его, что если он поднимет вопрос о ментальном здоровье Аримы, то в лучшем случае ничего не изменится. И речи нет, чтобы положить в клинику. И сам Арима это понимает лучше других. Возможно, стоит все-таки осторожно поговорить с Йошитоки ещё несколько раз. Что-то не то было ещё когда ему предоставили в напарники подростка. Но этот подросток оказался также развит и умел, как и любой из взрослых, если не лучше. И Маруде смирился с этой странность. Потом ни одного отпуска и больничного. Арима выходил из любой зачистки целым и невредимым, и работал без передышки, и Маруде закрыл глаза на столь явное нарушение прав несовершеннолетнего. Сейчас оказалось, что глаза он закрывал слишком на многое. И что-то не так с дирекцией. Нужно разобраться. И как-то взаимодействовать с Аримой. Маруде понятия не имел, как обращаться с проблемными подростками.
***
Он держит Это под руку. На удивление удобное положение. Голова Это на уровне его плеча, и Арима удивляется их разнице в росте. Они бесцельно ходят по улицам. Холодно, и Арима думает зайти куда-то. Всё ещё клонит в сон, но всё внимание сосредоточено на Это. Она рассказывает о "Замке" Кафка, и Кишо с удивлением узнает собственные мысли. Они оба идут стремительно, привыкшие к быстрой ходьбе. Щеки Это алые-алые, шапка сбилась в сторону, и Кишо задаётся вопросом, можно ли ему поправить шапку. Сам он не носит головные уборы, но Это выглядит замерзшей, и Кишо останавливается, натягивая шапку ниже. Это сбивается на полуслове, не договаривая фразу до конца. И Арима наклоняется к ней, целуя первым. Её руки обвивают его шею, кофр свешивается под неудобным углом, а снег сыпется за шиворот. Арима целует Это в красный рот, а его серые глаза смотрят в её смеющиеся зелено-серые, не желая закрываться первыми.
Хорошо. 
