***
Арима поднял две коробки, Это досталась одна, хотя она была сильнее. Без их вещей квартира выглядела совсем нежилой и пустой. Странно. За два месяца Это перестала обращать внимание на излишнюю пустоту и аскетичность квартиры. Слишком многое здесь произошло, чтобы это место перестало быть голым и пустым. Арима, кажется, радовался вынести всё отсюда – его сборы проходили резко и четко, Это сделала вывод, что он часто переезжал (Она знала это, но его быстрые и резкие движения показали, что он нигде не был дома. Она тоже). — Мне здесь нравилось. – Это слегка пожала плечами. Здесь было что-то похожее на дом. Арима удивленно посмотрел на неё. Потом на свою квартиру, как будто видел её впервые в жизни. — Вот как. – Он выглядел усталым. Его спина, как всегда, была прямой, а плечи развернуты. Это хотелось сказать: прекрати. Ты не в порядке, хватит показывать обратное. Они взяли коробки и вышли. Город был поднят на голову. Прямо на улицах вырастали заграждения. Люди в форме носились по улице. Сегодня будут погромы. Завтра должен быть митинг в поддержку гулей, но было ясно, что их видео послужит главной причиной запрета. Его и так бы запретили. Это сглотнула горькую слюну. Нужно ждать утра. Раздался возглас сирены. У Аримы засигналил телефон. Он снял, и молча выслушал всё, что ему сказали. Его лицо было белым, а губы сжимались все сильнее. — Принято. – Он сбросил. – Вашу собирают экстренное собрание. Завтра начнутся допросы и аресты. Мне поручено разобраться с гулями в двадцатом районе. — Я рада, что тебе. Насколько ты сможешь затянуть это дело? – Это по глазам видела, что всё плохо. — Три дня. – Он процедил сквозь зубы. – Нужно сделать всё в течении трех дней. Потом они начнут что-то подозревать, но я думаю, уже. — У тебя паранойя. Ты вне подозрений. Уж в сговоре с гулями тебя не поймать. — Я просто пытаюсь быть реалистом. — Нет, ты видишь преследование, где его нет. Тебя не будут подозревать до выхода статьи. Если честно, если они кого-то и подозревают, то моего отца. Поэтому Ирими и Коме грозит опасность. Не из-за тебя. А на меня им пока не выйти. – Она пыталась говорить спокойно, но сама постоянно видела фигур в тени, которых не было. Арима поджал губы, но согласился с ней. – Но да, лучше сделать всё в три дня. — Это-чан, я исследовал архив V. Твой отец всё ещё в штате. – Это медленно выдохнула. — Не знаю, стало ли мне легче. Я всегда знала, что он – слабак, но я не думала, что после всего он останется в V. – Слюна была горькой. Почему мне до сих пор больно? — Если ты хочешь его убить, я помогу. Если ты захочешь его простить, я буду рядом. — Он не смотрел на неё. Что-то сдавило ей сердце, и она на несколько секунд крепко сжала его локоть. Писать статью было трудно. Нет, ей легко было составлять слова в предложения, а предложения в текст. Было трудно преодолеть собственные чувства. Мама умерла за черновик статьи. Что будет с ней? Арима старался дать ей как можно более полную информацию, но Солнечный Сад был слишком болезненной темой, он говорил, постоянно замолкая. Правду приходилось тянуть из него щипцами. И хотя она написала «Анонимный источник», любому, хоть сколько-нибудь сведущему будет ясно, кто им был. Он говорил, что всё в порядке. Что он готов к последствиям. Она видела, что это не так. Она не сомневалась, что и её личность будет быстро разгадана, но ей удастся спрятаться. Статья была готова, и лежала в папке в кофре. Это смотрела на происходящее на улицах, получится ли? Арима неловко замер, оглядываясь. — Ты сказал, что знаешь, куда идти. – Она с подозрением посмотрела на него. Арима обернулся, потом прошёл вперед, вернулся назад. – Я знаю адрес. – Его брови сошлись на переносице. Это рассмеялась. — Что случилось? Хватит смеяться. – Он напрягся ещё больше. Это уронила коробку, потом упала сама. — Мы заблудились. Я знала, что что-то пойдет не так. – На улице снова завыла сирена. Люди куда-то бежали. Ночь давно не была такой оживленной. Она не могла перестать смеяться. Губы Аримы сломались в улыбке. — Ладно тебе, Безликий просто живет в катакомбах. – Это рассмеялась ещё громче. — В катакомбах? О чёрт, я представила… Наскальная живопись, плесень… И там он, на троне… Безликий жил в мастерской, находящейся в подвале. — Прекращай смеяться. – Арима толкнул её локтем вбок. – Это сильно набрала воздух внутрь и задержала дыхание. Дверь распахнулась и на пороге оказался Безликий с торчащими дыбом волосами, в тонких и узких очках на переносице. Он был похож на профессора. Это снова прыснула. — Вечер пятницы, в мой алкомарафон не входили дети. – Безликий уже собирался закрыть дверь, но Это ловко поставила ногу в щель. — Я переломаю твою очаровательную стопу и не буду жалеть. – Безликий дернул дверь на себя, но Это резко потянула в обратную сторону. Дверь глухо ударилась о стену, и они с Аримой быстро проскользнули внутрь. Безликий закатил глаза – буквально, его глазные яблоки сделали полный оборот. Арима уставился на Безликого, не мигая. Это снова рассмеялась. — Что такого смешного? — Вы же клоун. Вот она и смеется. – Это сжала губы до крови, стараясь не смеяться ещё сильнее, и сильно ударила локтем Ариму по почкам. Он мгновенно сузил глаза, и Это отскочила на пару метров назад. Ута, смирившись, уселся за свой стол, и продолжил работу. — Нам нужна твоя помощь. – Голос был хриплый после смеха. — Просите помощи у кого-то более нравственного и альтруистичного. Мне нравится наблюдать, а не играть на сцене. — Мы решили обратиться к тебе потому, что ты не подходишь не под один из этих двух критериев. – Арима чуть склонил голову, и очки блеснули на свету. — Допустим, я готов вас выслушать. – Ута откинулся на спинку стула. – Подождите, схожу за сигаретами. — Он не вёрнётся, да? — Это снова рассмеялась.***
Это почувствовала, как кто-то настойчиво трясет за плечо. Она с трудом открыла глаза – голова кружилась. Темное помещение, маски, висящие на стенах. Студия Безликого. — С добрым утром. – Арима протянул ей банку с кофе. Похоже, они оба уснули вчера на красном диване. Она плохо помнила окончание вечера. — Скажи мне, что Безликий не пытался снова меня споить. – Она резко протерла глаза, пытаясь избавиться от остатков сна. — Больно надо. Стоило мне отлучиться на минуту, как вы оба отрубились. Ладно бы сексом занялись. – Безликий появился в дверях с сигаретой, зажатой между зубами. Арима сжал челюсть при таком замечании. – Можете оставить свои коробки у меня. Остальное обещать не буду, посмотрю по ситуации. Может захочу, а может это покажется мне скучным. — Ты трус. – Это выплюнула сквозь зубы, а потом улыбнулась до боли. — Нет, меня просто не интересуют подвиги и тому подобная чушь. Я живу ради веселья, и делаю только то, что весело. – Даже говоря что-то, во что он вроде как верил, он оставался скучающим. В этом он был похож на Ариму, скупой на жесты и мимику, но они ярко отличались. У Аримы были эмоции, их можно было увидеть глубоко внутри глаз, в кончиках пальцах, в наклоне головы. Он давил свои эмоции, но их следы оставались, стоит только смотреть внимательнее. Безликий казался мертвым внутри, а любая эмоция выглядела наигранной. — Я не понимаю, почему. – Как можно жить и довольствоваться этим миром? — Вот что странно, этот мир хотят изменить двое полукровок, но вот в чём дело – это не поле вашего интереса. Вы можете выдать себя за людей, и все вам поверят. У вас есть шанс на лучшую жизнь, но вы им не пользуетесь. — Его нет. – Голос Аримы звучал холоднее, чем обычно. Внутри Это кипела ярость. У неё не было выбора. — Он есть – сесть на ближайший корабль и уехать в другую страну. Вы ещё дети, вас не будут долго искать. Жить в другой стране и быть счастливыми. – Безликий ухмыльнулся. – Вы верите в случайности и совпадения? — Ты говоришь о судьбе? Нет, я не верю. – Это посмотрела в его черные ничего не выражающие глаза. Арима кивнул в знак согласия. — Отлично. Я тоже считаю, что наша встреча не случайна. Я уверен, самое абсурдное предположить, что я – Одноглазый Король. Бывший. – Он снова ухмыльнулся. – Но ты росла в подземелье, где одичавшие и обезумевшие люди до сих пор ждут моего возращения, хотя ни один из них меня не видел. Ты слышала обо мне с самого детства. Как и ты. Но в Солнечном Саду я что-то навроде байки, которую дети передают друг другу, и не дай бог, услышат взрослые. Так получилось, что как миф, я присутствовал в вашей жизни с самого её начала. Но я не миф, и мы живем в одном городе, и в разные промежутки времени разделяли одну и ту же идею, поэтому мы бы встретились в любом случае, поэтому самое абсурдное для вас стало правдой. Вы искали меня, даже если не понимали этого, и поняли, что нашли, не понимая этого. — К чему ты клонишь? – Арима склонил голову влево. — К тому, что всё в жизни закономерно. Вы хотели меня найти, неосознанно, и нашли, так же неосознанно. Конкретные действия привели к конкретному результату. И сейчас вы хотите мира, поэтому ждете, что он настанет. Но вы хотите не мира. Или точнее, хотели бы, но, в сущности, вас всё устраивает, а хотите вы совершенно другого, но прячете свои желание под «миром». Но всё в жизни закономерно, ваши желания не приведут к миру, потому что не его вы хотите, и не к нему стремитесь. За эту ночь произошло больше арестов, чем за последние пять лет. CCG уже начало закручивать гайки. Ненависть к гулям растет, как и пропасть между людьми и гулями. Вы добились противоположного результата. Потому что «мир» — инструмент для достижения ваших целей. Вы думаете, что если вы подарите миру «мир», то взамен исполнятся ваши желания. Но это не сработает. — Откуда тебе знать, чего я могу хотеть, а чего нет? – Это вскочила с дивана. — Потому что я вижу ваше отчаянье. И жертва, которую вы собираетесь принести никого не спасет, но может всё разрушить. — Но тот кто по-настоящему отчаялся – это ты сам. Ты философствуешь и смеешься над другими потому, что это отвлекает тебя от собственной жизни. Ты стоишь на месте, пережиток эпохи, и делаешь вид, что тебе интересно наблюдать, но ты уже ничего не хочешь. Тебе всё надоело, и ты разрушаешь сам себя. О тебе действительно я слышала только мифы. Слабый человечишка, вознесенный в легенду.***
Издательство находилось в многоэтажке с панорамными окнами. Это присвистнула. — Вот где работают люди, посылавшие меня последние три года. – Она постаралась обратить всё в шутку, но воспоминания о попытках вырваться из двадцать четвертого района были слишком болезненными. Они поднялись на четвертый этаж и прошли в офис. Человек двадцать сидели в кабинках за компьютерами. Арима подошел к одному из них. — Добрый день. Вы редактор? – Молодой человек за столом дернулся и резко обернулся на них. — Простите, вы кто? Что вы здесь делаете? Посторонним сюда нельзя. – Арима лениво достал удостоверение. — Я думаю, для вас не секрет, что вчера на телевидение попало компрометирующие видео. Мы хотели опубликовать статью. – Он извлек несколько листов, исписанных с двух сторон. Молодой человек быстро пробежался по статье, потом принялся перечитывать. Его лицо медленно теряло краску и вытягивалось. – Что это такое? Я не понимаю. – Он сглотнул. — Да, это может сбить с толку, но нужно раззадорить общество, и – Он бросил на неё отчаянный взгляд, и Это поняла, что у него кончились слова. — Приказ директора. Не волнуйтесь, ваша редакция получит чек. Лучше скажите, вы можете опубликовать этот материал? Как он с литературной точки зрения? – Это сжала край своей юбки. Вдруг, статья плохая. Может, у неё нет вкуса. — Нет, статья хорошая. Просто отличная. – Глухо проговорил редактор. – Послушайте, ваше удостоверение ничего не значит. Мы не имеем права публиковать подобный вымысел. Это просто неэтично. — А если директор подтвердит, что подобный материал надо напечатать, вы опубликуете? – Арима сузил глаза. – Вы можете написать ему электронное письмо. Это нужно для создания определенного общественного мнения. Неужели вы не гражданин? — Я посоветуюсь в главредом.***
— Не знала, что ты умеешь угрожать. Это было горячо. – Это ущипнула Ариму за локоть. — Не думаю, что такая формулировка подходит. – Он отвернул от неё горящее лицо. — Что мы будем делать, если они отправят письмо? — Ну, у меня есть пароли от почты отца и брата, и я собираюсь сесть в круглосуточном интернет-кафе и мониторить почты. Если они не зайдут одновременно со мной, то всё будет хорошо, я напишу согласие, а потом удалю всю переписку. – Глаза Аримы бегали. Тебе страшно, резко поняла Это. – Но я хотел зайти в одно место, вряд ли они пошлют письмо прямо сейчас, и брат, в отличие от отца, безответственно подходит к своей почте. — Значит, я беру все переговоры с редакцией на себя, ты всё равно еле продержался те пять минут, что мы там были. — Мы были внутри семь минут, сорок две секунды. Просто, чтобы ты знала.***
Арима быстро шёл по коридору управления, вот нужная дверь. Он не дал себе времени на раздумья, и постучавшись, вошёл. Маруде стоял спиной к нему и перебирал документацию. — Да, положите на стол. – Маруде не обернулся. Кишо чуть наклонил голову, собираясь с мыслями. Он не знал, как сказать всё то, что происходило внутри. И желательно сказать что-то кроме «Вы были правы, мне нужна помощь, потому что недавно я чуть не сиганул под поезд». Две полосы рельсов добавились в его кошмары. — Добрый день, Маруде-сан. – Арима чуть поклонился. Бывший начальник резко обернулся, несколько листов выпали из рук. Его лицо из удивленного быстро стало недовольным. — Ага, зачем пришёл? – Кишо прикусил губу до крови. — Меня переводят в Киото, я хотел зайти попрощаться и сказать спасибо за эти четыре с половиной года. – Может, они вообще больше не увидятся. Может, его просто убьют? — Я не слышал о твоем переводе. Как и о прошлом. – Лоб Маруде пересекала длинна складка. Кишо медленно выдохнул. — Поэтому я и хотел вас лично уведомить. – Кровь во рту давала успокоение. Как жалко. — Ладно. – Лицо Маруде не спешило разглаживаться. – Ну, до свидания. — Да, до свидания. – Весь рот в крови, он искусал губы. – Мне страшно. – Он не хотел этого говорить, эти слова просто вырвались сами собой. — Ну-ну, всем страшно на новом месте. – Маруде положил свою руку ему на плечо. – У тебя всё получится. — Да, конечно. До свидания. – Арима не смотрел на Маруде, когда уходил. Страх трепал всё тело. Папа перестанет любить меня. Как это глупо, ты знал, что предаешь его, какой смысл думать об этом сейчас.***
Спустя полтора суток он позвонил Это из автомата. Ему повезло, писали Чике. — Да, я знаю. Но они всё ещё сомневаются. Я уговариваю их поторопиться. Слышал, хотят издать новый закон? Ужесточить наказание за сотрудничество с гулями. Смертная казнь. Арима-кун… Ты слышал? Они созвонились ещё через три часа, и она сказала только два слова – сегодня утром. Они молчали, прижимая телефон к уху.***
Небо было светло-голубым, совсем безоблачным. Кишо присел на скамейку в парке двадцатого района. Тело ломила усталость, голова была тяжелая. Сердце билось в агонии. Когда он в последний раз испытывал такой дикий страх? Шесть лет назад. Сзади послышались шаги, их он бы узнал из тысячи. Он медленно обернулся. Лицо Это было перекошено радостью, полубезумной, восторженной. Её широкая юбка шуршала на ходу. В руках она держала две банки с кофе, под мышкой была зажата газета. Она присела рядом с ним и протянула одну банку. Потом газету. — Я подожгла кафе отца. – Её улыбка стала только шире. — Я так и думал. – Его глаза пробежались по заголовку. Он быстро читал уже знакомый текст, снова восхищаясь её талантом. А потом его сердце упало, когда на следующей странице рядом с подписью Укина Накамура он увидел её фотографию. — Это позволило ускорить процесс публикации. – Она легкомысленно пожала плечами. — Это-чан, ты подвергла себя опасности, это было неразумно. – Она только сильнее улыбнулась на его замечание. — То, что мы делаем – опасно. Я не сильно ухудшила ситуацию. – Он не нашёл, что ответить, беспокойство жгло грудь. Идиотка, что ты надела. — Это-чан, тебе пора уходить. – Сказал он через какое-то время. Парк медленно заполнялся людьми. Статья уже должна была лежать на столе отца. — Я решила остаться с тобой. — Это неразумно. – Он схватил её за плечи. – Не делай глупостей. — Если ты останешься один, всё обернется ещё большей глупостью. — Ты не понимаешь, что они могут с тобой сделать. – Его серые глаза с вызовом смотрели в её спокойные серо-зеленые. – Я не хочу, чтобы ты пострадала. — Но это решать не тебе. – Она мягко взяла его руки в свои. – Моя фотография под статьей – мне не сбежать, меня быстро опознают. И мы вместе всё это начали, поэтому я не могу бросить тебя одного сейчас. Я не стану прятаться и бежать. — Это глупо. Это-чан, пожалуйста. – Её взгляд был прямым и открытым. Его трудно было выдержать. — Я приняла решение. И я знаю, что тебе страшно. Но я здесь не ради тебя, а ради себя. Я должна взглянуть в их лица. – Он крепче сжал её руки. — Они убьют тебя. – Его голос сорвался на шёпот. — Не сразу. Я слишком ценна. Одноглазый гуль, та ещё редкость. – С тяжелым сердцем он понимал, что её не переубедить. Радость то, что она остается с ним смешивалась с отчаяньем того, что будет дальше. Её руки казались совсем маленькими в его руках, и он мягко гладил её ладони. – Можешь звать меня просто Это. Без суффиксов. Раз уж мы ввязались. — Ты можешь звать меня Кишо. Я не против. — Хорошо, Кишо. – Её уши заалели. — Да, — он выдержал паузу, — Это. — Про себя он сказал "Я люблю тебя". Время перевалило за полдень, когда в парке среди резвящихся детей и их родителей появились фигуры в черном. Страх, сидевший в горле, исчез. Он сменился обреченностью. Случилось. — Добрый день, Кайко-сан. Мы не собираемся сопротивляться. Как видите, я безоружен. – Для Это был последний шанс убежать. Она не пошевелилась. Люди тревожно оглядывались на них. Во взгляде Это сквозила мрачная решимость. Черные плащи сомкнулись вокруг них. Кишо взял Это за руку, и она ответила тем же, до хруста сжав его ладонь.