***
В следующий раз он просыпается днём. Голова болит, но терпимо. Это уже проснулась, и он замечает, что она тоже бледная и потная. Без слов протягивает таблетки и указывает на стакан с водой. Когда он смотрит на свет, головная боль становится невыносимой, поэтому он ложится лицом в подушку. Это устраивается рядом, и он чувствует резкий запах перегара и желчи. Сам он пахнет наверное не лучше. К вечеру их начинает отпускать. Кишо идёт мыться, и после чувствует себя почти нормальным человеком, и даже дает Маруде нормальный вечерний отчет, трезвый и почти не тревожный. И поскорее вешает трубку. Его срывы становятся чаще, и другие люди это видят, и это правда тревожит. Это выходит из душа, заметно более свежая, набирает графин холодной воды и ставит около постели. День сегодня не разговорчивый, и они просто лежат какое-то время, и Кишо думает о том, что их ноги сплелись в причудливый узел, и что теперь когда ему не нужно пытаться анализировать каждое действие, эти отношения начали приносить ему успокоение. — Насколько хорошо ты помнишь тот вечер? — Это резко поворачивается к нему. Глаза у неё тревожные, а шея странно напряжена. — Смутно. Сидели на крыльце, всю ночь кажется. Разговаривали. Потом... — Играли в догонялки. — Кишо хочет возразить, но потом вспоминает, что как они носили по траве. Так вот что это было. — Потом мы целовались. Был рассвет. В девять утра звонил Маруде, как обычно, и судя по всему, наш отчет был очень ... специфическим. — Эту часть он совершенно не помнит, но раз начальник узнал, что они напились, значит тот телефонный разговор был неудачным. — Да... Маруде вообще не помню. — Это зажмуривается на несколько секунд. — Мне другое интересует. Я помню, как мы целовались. Но я не помню, что было дальше. Как думаешь, мы могли переспать? Арима задумывается. Теоретически, они могли. Потому что она ему нравится. И он нравится ей. И они уже занимались сексом. Он смотрит на неё, и она выглядит на грани паники. От того, что это могло случится против её желания ему становится дурно. — Я не знаю. — Он хочет сказать, что спросил бы её согласия, но ему не нравится, как звучат эти слова в этой ситуации. Словно он пытается переложить ответственность. И он молчит, не находя слов. — Мы могли. Но это не значит, что действительно что-то было. — На несколько секунд он даже думает позвонить Маруде, чтобы узнать, не говорили ли они что-то сексе в ту ночь, но быстро отметает эту идею. — Я точно не хотел бы сделать что-то против твоей воли, и я, — он думает о своем отце, и боится, что мог сделать. — Я не боюсь того, что мы могли переспать. Я не думают, что ты бы мне навредил. Более того, я знаю, что я могла всё инициировать. И по правде говоря, я не вижу в сексе с тобой ничего плохого. — Её слова заставляют его расслабиться. Но она сама по-прежнему напряжена. — Если мы всё-таки переспали, какая вероятность, что мы защищались? Он чувствует, что выпадет в осадок. Если он не подумал об этом сейчас, и если один раз они уже забывали о защите, когда были трезвы и соображали куда лучше, то вероятность почти нулевая. А потом он вспоминает, что у них нет презервативов. Похоже, он достаточно меняется в лице, чтобы Это всё поняла без слов. Это отворачивается, закутываясь в одеяло, давая понять, что разговор окончен. Кишо чувствует сухость во рту, и ощущение, что он должен что-то сказать. — Это... — Он осторожно зовёт. — Я не хочу разговаривать. От звенящей тишины быстро становится некомфортно. Похоже, их отношения закончились, не успев начаться. Во всяком случае, всё так выглядит, потому что они не разговаривают, и Это явно нужна помощь, но на следующие утро она ясно дала понять, что хочет побыть одна. Кишо думал, что в последнее время у него всё больше возможностей узнать себя с новой стороны. Он привык к одиночеству, и оно успокаивало. Он часто даже тяготился обществом кого-либо. Но сейчас оказывалось, что компании можно жаждать, и что одиночество делалось невыносимым. Кишо чувствовал непривычную для себя тягу поговорить с другим человеком, прикоснуться к другому человеку, просто быть рядом, и странный, почти навязчивый страх остаться одному. Но ещё больше пугало, что в последнее время настоящие всё теснее смешивалось с прошлым. Словно каждое новое событие просто дублировало слегка видоизмененное событие в прошлом. Разве не так же он тянулся всё детство к родителям? Отец всегда отталкивал, мама старалась уделить ему столько внимания, сколько ему было нужно, но у неё не всегда получалось, и конечно, она не всегда могла. И возможно, как догадывался Кишо, ей не всегда хотелось. И вот снова, есть дорогой человек, и они находятся рядом физически, но всё равно в груди сосущее одиночество. Может он слишком долго гнал от себя прошлое, что сейчас оно вторгалось в его жизнь без разрешения? Он взялся за заварку чая, механические действия успокаивали. Он залил две кружки, и направился на веранду. Это читала, уперев локти в колени и сгорбившись над книжкой. — Я принес чай. — Поставил кружку рядом с ней. — С мятой. — Зачем-то добавил. — Я не хочу, чтобы мы расставались. — Выпалил самое главное. Это медленно закрыла книжку, и отложила в сторону. — Почему мы должны расстаться? — Голос был тихим, и осторожным. — Мы не разговариваем почти сутки. — Раньше, если они и ссорились, то хотя бы разговаривали. Конечно, не на все темы, больше на отвлеченные, но определенно этого неуютного молчания не было. А сейчас они даже не ссорились? Или ссорились? — Я не хочу разговаривать о ... ситуации. — Она пошевелила руками в воздухе. — Мы можем поговорить о чём-нибудь другом. — Её колени дрожали. — Что за книгу ты читаешь? — Это книга... Она о ... о — её голос тоже начал дрожать. А дыхание сделалось тяжелым. — Книга... — Это, пожалуйста, — Кишо аккуратно взял её ладони в свои, — мне нужно, чтобы ты начала дышать правильно. Вдох, потом считаем до четырех, потом выдох, и снова считаем до четырех. — Он медленно считал вслух, пока её дыхание не выровнялось, а пульс не пришёл в относительную норму. Всё ещё не зная, что сказать, или как аккуратно перевести тему, он решил дать ей возможность вести диалог. Но рук не отпустил. Ему действительно помогло, когда она держала его. — Я просто не могут относится к некоторым вещам также беспечно, как раньше. Просто, — она медленно выдохнула, то ли пытаясь успокоиться, то ли контролировать себя. — В лаборатории, Кано хотел сделать меня беременной ради какого-то опыта. И я до сих пор не знаю, получилось ли у него потому, что почти всё время я провела в каком-то наркотическом бреду, и сейчас... Я просто не могу сделать тест, потому что мне придется делать его снова через месяц, и я не могу успокоиться сейчас, потому что нужно ждать ещё месяц... и ... — Она снова начала задыхаться. Кишо крепче сжал её руки и начал считать. Бессильный гнев поднимался внутри. Он не мог за неё отомстить, как не мог повернуть события вспять. Но он мог утешить её сейчас. Кишо постарался посмотреть как можно мягче, и придать голосу как можно больше теплоты. — Это, милая, — слово слетело с губ как-то само, но он не стал об этом думать, — я здесь, рядом. И чтобы не случилось, я буду рядом, и буду тебя поддерживать. Это несколько раз кивнула, а потом из глаз полились слёзы, и она сжала губы, и попыталась отвернуться, отмахнуться от собственных слёз. Потом она как-то перебралась ему на колени, и он обнял её поперек туловища, её голова зарылась ему в плечо, и всё как-то стало проще.***
— Так ты думал, что мы расстанемся из-за того, что сутки не разговаривали? — Это шутливо ткнула его в бок. Арима отвёл глаза. Вчера этот вывод выглядел логично. — Милая, значит? — Его девушке вернулось ехидное настроение, и она явно пыталась его поддеть. Кишо отвернулся, надеясь, что не краснеет. Не то, чтобы он умел краснеть, но если умел, то не хотел этого знать. — Почему именно милая? Подожди, тебе нравятся ласковые слова? — Само как-то вышло. — Эти слова так сильно отличались от этого обычно определенных высказываний, что Это не могла не зацепится за них. — Это так слащаво. У тебя в голове какой-то набор прозвищ? Или? — Она хитро прищурилась. — Ты уверена, что мы идём в нужном направлении? — Но перевести тему не удалось. Угомонить Это удалось только предложением съесть мороженое в жаркий день. В наличии был только фруктовый лёд, но они не возражали. Кишо взял себе красный, ягодный, Это химозно-синий, неизвестно из чего. После череды беспорядочных дней этот казался долгожданной передышкой. Было здорово просто идти, есть лёд, разговаривать и ненавязчиво касаться ладонями. Словно так и надо. Они порядком устали, когда наконец добрались до водоёма. Это сбросила кеды и сразу забежала по колени в воду. Кишо аккуратно расстелил полотенце на берегу. Ему купаться не хотелось. Да и просто лезть в воду — пахло тиной, проверять чистоту воды не хотелось тем более. Это вернулась на берег, стянула через голову летний сарафан, и слова метнулась в воду. Ариме только и оставалось, что смотреть на неё. Вначале она как-то то ли не рассчитала глубины, то резко обрывалось дно, но только она стояла, а через секунду видны только барахтающиеся руки. Кишо не успел ни испугаться, ни подорваться — сама вынырнула, и плавала дальше спокойно. И близко к берегу. Кишо уселся на берегу, уперев локти в колени. Тишина, плещущиеся волны, и умиротворение в груди — ему большего и не нужно. Веки сделались тяжелыми, в какой-то момент он задремал. Проснувшись, всё-таки решил помочить ноги. Разулся, закатал штаны, медленно вошёл в воду, стараясь не думать о том, чем может быть усеяно дно. — Решил искупаться? — Это помахала ему ладонью. Он только мотнул головой. Стоять по середину голени в воде было достаточно. Кишо сложил руки на груди, и прикрыл глаза. Легкие ветер омывал лицо. Резко волна обрушилась на его голову. Он встрепенулся, открыл глаза. Это хихикала, прикрыв рот рукой. Футболка была мокрой, с волос капало. — Ну прости-прости. Хотела тебя освежить. Она подошла ближе, прислонилась голым торсом к его груди, потянулась за поцелуем. Губы у неё были холодные и влажные. Кишо на секунду прикрыл глаза, растворяясь в поцелуе. А потом сделал короткую и резкую подсечку, и Это спиной опрокинулась в воду. Домой возвращались мокрые, облепленные песком и тиной. — Я больше не полезу в воду. — Конечно-конечно.***
В какой-то момент напряжение стало ощутимым. Оно росло последовательно, но удавалось не придавать ему внимания. До поры. Они целовались, мокро и жадно, словно в последний раз, и Кишо обнаружил, что вжимает Это в стену. В следующий раз они целовались в кухонной половине, почти невинно, но потом губы Это оказались на его шее, и она чуть прикусывала кожу, так что вся шея пошла пятнами. Потом он внезапно поцеловал её, когда она переодевалась, и она отбросила футболку, которую собиралась надеть, а его руки медленно бродили по её талии. Они поговорили о том, что происходит, и решили не торопиться. Кишо хотел, что бы всё случилось медленно и постепенно. Это тоже была за то, чтобы подождать. Но ни один из них не мог не чувствовать растущего напряжения. Всё случилось как-то просто и неожиданно. Они лежали в кровати и читали — каждый свою книгу. Его голова лежала у неё на груди, и её пальцы мягко перебирали его волосы. В какой-то момент Кишо отложил книгу, и потёрся носом о её ребра. — Ты похож на кота. — Это мягко поцеловала его в лоб. Его пальцы пробежались по её ребрам. Она резко дернулась. Перехватила его руку. Он пробежался пальцами другой руки по боку. — А сам-то боишься щекотки? — Он замер. Он учился в школе и знал, что правильного ответа на этот вопрос не существовало. Видимо не отвечал достаточно долго, чтобы Это успела сделать нужные выводы. Её руки потянулись к нему, он резко отпрянул, потом побежал, почти вписываясь в повороты. Рухнули на пол на третьем круге, её руки забрались ему под футболку, и Кишо пытался как мог её остановить. Наконец ему удалось выбраться из-под неё, одновременно перехватив её руки над головой. Оба запыхались, их носы почти соприкасались. Они поцеловались. Поцелуи быстро стали рваными, быстрыми, жадными. Перекатились, так что оба лежали на боку. С трудом оторвавшись, посмотрели друг на друга, и всё поняли. — Давай на кровать. Он хотел, чтобы всё было медленно и постепенно. А получалось как-то быстро, рвано, голодно, горячо. Они, едва выпутавшись из одежды, набросились друг на друга, словно никогда не касались другого человека, и жаждали этого несколько веков. Они целовались, вплетаясь руками друг к другу в волосы, лаская спины. Кишо думал, что будет как-то по-медленному нежно. Нежно было, но стремительно, и всеобъемлюще. Пройтись губами по каждому участку кожи, вдыхать чужой аромат, и тянутся к другому человеку. Остановились на несколько секунд, посмотрели друг другу в глаза — убедиться, что каждый готов продолжить. Подготовиться, и рухнуть в головокружительную пропасть. Потом упасть на кровать, обессиленными, и попытаться отдышаться. Это обняла его, и он уткнулся носом ей в ключицу. Сердце у неё билось громко и быстро. Они поцеловались, сейчас гораздо спокойнее, плавнее, аккуратнее. Мягко и влажно. Спокойствие разливалось от сердца до кончиков пальцев, и Кишо подумал, что этот момент, момент после, когда они лежат голыми, вплотную прижимаясь друг к другу, дыша в одном ритме, гораздо приятнее. Он почувствовал себя счастливым, без оглядки на что-либо, впервые за долгое время. Кишо медленно водил взглядом вокруг, посмотрел на изгиб шеи Это, плечо, свою руку, лениво перекинутую через талию. Руку, испещренную порезами. Он думал, ему станет стыдно перед ней, теперь, когда она точно знала их происхождение, что он почувствует себя неправильным. Этого не произошло. Кишо чувствовал только единение. Арима не знал, сколько продержится это странное, необычное чувство, он только крепче обнял свою девушку, легонько поцеловав в плечо.***
Это проснулась легко. В последнее время ей было тяжело просыпаться, в теле постоянно что-то болело. А сейчас было легко. И она чувствовала себя выспавшейся. Было тепло, но не душно, а уютно. Кишо лежал рядом, уже проснувшийся, мягко приобнимая её. Это потянулась вперёд, мягко целуя. — Я приготовил завтрак. — Но они не сдвинулись с места, снова соприкасаясь губами. Потом всё-таки встали. Кишо был в одежде, но всё равно из ворота рубашки проступали красноватые пятна. И видеть их было до странного приятно. Завтрак был вкусным, погода отличной, их руки соприкасались, они говорили, ни о чём, и не могли перестать друг до друга дотрагиваться. Она действительно могла бы к этому привыкнуть. Смотрела на своего парня, и думала, что наверное понимает людей, которые влюбляются. Понимала, почему влюбляются. И эта мысль не была противной, не вызывала раздражения. Это думала: "я кажется влюбилась по уши", и не чувствовала злости. Только странное волнение и радость. Может, из-за депрессантов она превратилась в глупую человеческую девушку не только физически. Но ничто не могло объяснить ту щемящую нежность в груди, от которой она задыхалась, от которой кружилась голова. Ей было хорошо. Ей было так хорошо, как не было никогда в жизни.***
Она была в его одежде, но ей всё больше казалось, что он возражал для виду. Шли проверенной дорогой, к их месту. Они не договаривались, что это их место, всё вышло само. Это переложила корзину в другую руку, и взяла ладонь Кишо в свою. Арима слегка сжал в ответ. Между ними строилось что-то новое, легкое и хрупкое. Это в начале осторожничала, даже боялась. Но потом поняла, то что между ними происходит так легко не разрушить, связь крепла день ото дня. Они словно сплетались нервами. И связь дарила свободу. Это прислонилась к его плечу, задаваясь вопросом, почему когда-то им было так сложно вдвоём, когда сейчас так легко и ественно. Странно, что так не было всегда. Кишо расстелил полотенце, и они уселись на берегу. Это поставила корзину с фруктами, обобранных с чужих деревьев. Детская шалость по сравнению со всем остальным. Хотели посидеть до вечера, но жара спадала, и начали вылезать комары, уйти хотелось целыми. Это прислонилась к своему парню, и его руку обвили её со спины. Девушка подцепила персик, и откусила сочный кусок. Липкий сок полился по руке. — Хоть бы вымыла. — Это он тоже по привычке. А потом легонько касается губами макушки. Август подходит к концу, а её волосы уже отросли ниже скул и мелко вились. Это прижалась к Кишо поплотнее, словно хотела сроститься с ними. Потом потянулась за яблоком. — Хочу остаться здесь с тобой навсегда. — Он ничего не ответил, но она не ждала ответа. Просто говорила вслух. Подумала, что может ляжет ему на колени и немного поспит. А потом можно и искупаться. Или нет, просто посидеть на берегу, посмотреть на волны, как делают старые пары, женатые десятилетия.