Я видел во сне тысячу новых путей

Инь Юй опускает взгляд на жёлтую ленту у самых кончиков своих сапог. Тот, кто её обронил, впечатал её в дорожную пыль сапогом, похоже, даже не заметив, как его причёска распустилась. Из всех братьев Инь Юя на пути самосовершенствования это мог быть только один. Когда Цюань Ичжэнь ввязывается в драку, никакая лента не может удержать его непослушные волосы. За шесть месяцев обучения в клане он так и не перестал демонстрировать свою буйную натуру, превращаясь в неуправляемого лохматого ребёнка, каким был до прихода сюда. И этого диковатого шиди Инь Юй шаг за шагом пытается обуздать, осторожно направляя на правильный путь. Инь Юй нагибается, чтобы поднять ленту с дороги. До него доносятся детские крики, разрезающие воздух один за другим: — Ты монстр! — Чудовище! — Знаешь, почему у тебя нет ни отца, ни матери? Они просто избавились от тебя! — И дашисюн тоже, тоже выкинет тебя на улицу! Слышится глухой звук удара о землю, и кто-то начинает заливаться слезами. Инь Юй срывается с места и бежит в ту сторону двора, где молодые ученики клана проводят большую часть времени. Прямо перед ним владелец ленты яростно осыпает ударами придавленного к земле мальчика, собирая мелкие соринки своими растрёпанными волосами. Под весом его тела поверженный мальчик не может ни отползти, ни увернуться. Это уже не драка, а самое настоящее избиение! Инь Юю требуется всего пара мгновений, чтобы пересечь двор и оттащить Цюань Ичжэня. С затуманенным от гнева взором тот всё ещё пытается нанести удар, размахивая кулаками в воздухе. Инь Юй строго оглядывает свидетелей этой сцены, указывает на стонущего от побоев мальчика и говорит не терпящим пререканий тоном: — Ведите его в лазарет к Цзянь Юю. Об остальном серьёзно поговорим позже. Напуганные мальчики разбегаются в разные стороны. Только Цюань Ичжэнь продолжает вырываться, чтобы броситься за ними в погоню. Инь Юй с усилием поворачивает его к себе и пытается осмотреть. На лице Цюань Ичжэня нет ни синяков, ни подтёков крови, ни влажных дорожек слёз. Во взгляде его карих глаз читается лишь одно пронзительное чувство. Это не боль. Это гнев. — Ичжэнь! Ичжэнь! Инь Юю с огромным трудом удаётся удерживать его на месте. Цюань Ичжэнь целиком и полностью охвачен яростью, которая застилает весь мир вокруг. Инь Юй приседает, трясёт его за плечи и заставляет поднять глаза: — Ичжэнь, посмотри на меня! Цюань Ичжэнь моргает. Один раз, два, затем бешеный блеск в его глазах исчезает, уступив место… чему-то другому. Страху. — Шисюн, меня выгонят? Инь Юю всего шестнадцать, его влияние невелико, но сейчас он не придаёт этому значения. — Тебя не выгонят, я обещаю. Это ложь. От него ничего не зависит. Глава клана решает, кого принимать в клан, кому разрешать остаться, а кому указывать на дверь. Даже если Инь Юй сделает всё возможное, чтобы Цюань Ичжэнь мог продолжить обучение, как любой послушный ученик он должен будет повиноваться воле старших. — Я обещаю, — повторяет Инь Юй. Цюань Ичжэнь смотрит на него глазами, полными надежды. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, и затем… Инь Юй вздрагивает и просыпается. На его обнажённой груди лежит тяжёлая мускулистая рука. Под пальцами вьётся прядь кудрявых волос. Юноша рядом с ним с шумом втягивает воздух, потревоженный резким движением на кровати. — Шисюн, — сквозь сон бормочет он, сильнее прижимая Инь Юя к себе, словно хочет убедиться, что они всё ещё вместе. Его дыхание постепенно выравнивается, становясь глубоким и спокойным. Цюань Ичжэнь больше не ребёнок. Повзрослев, Инь Юй успел забыть о тех временах, когда они оба были молоды. Оба невинны. Эти воспоминания пришли к нему во сне, чтобы наполнить сознание эхом его самодовольной лжи. У него не было никакой власти распоряжаться судьбой Цюань Ичжэня. И всё же он соврал, только чтобы успокоить его совесть. Сделать это один раз было бы простительно, но память подкинула много других случаев, каждый из которых будто с немым укором проносится перед глазами Инь Юя. Сначала он убедил Цюань Ичжэня, что у шифу нет любимчиков и к нему относятся так же, как ко всем. Затем, получив множество жалоб от других учеников, он не признался, что поведение Цюань Ичжэнь вызывает у окружающих недовольство и раздражение. И наконец он сказал, что для Цзянь Юя все, кто младше него — тараканы, которых нужно раздавить. Этот список можно продолжать бесконечно. Доброта Инь Юя всего лишь видимость, череда искусно преподнесённой лжи. Ему даже не требовалось раздумывать над правдоподобием своих слов, ведь Цюань Ичжэнь с радостью поверит во что угодно, если это сказано устами его любимого шисюна. Инь Юй очень осторожно выбирается из объятий Цюань Ичжэня и подкладывает ему под руку подушку. Удостоверившись, что его отсутствие пока не замечено, он бесшумно сползает с кровати и спешно одевается. Детство, проведённое на улице, сделало сон Цюань Ичжэня очень чутким, поэтому Инь Юй подкидывает кости и незаметно выскальзывает из Дома Блаженства. Из-за массивных крон деревьев в лес, куда он перенёсся, практически не проникает солнечный свет, но Инь Юй даже в полной темноте может ориентироваться здесь. Вместо того, чтобы тратить время на попытки найти нужную тропинку, он пробирается через неразбериху, творящуюся в его сознании. В юности Инь Юй думал, что усердно взращивает в себе добродетель и следует по пути самосовершенствования с чистым сердцем. Он старался увидеть мудрость великого дао в каждом явлении жизни и разглядеть драгоценность в каждом человеке. Если бы не его сердечность, Цюань Ичжэнь был бы отвергнут всеми членами клана. Именно в нём, окружённым непониманием, страхом и отвращением, Инь Юй видел отчаянную потребность в доброте. Но нет сомнений, что тогда понятие Инь Юя о благе было далеко от реальности. Его жизнь в клане была слишком беззаботной, даже с таким источником хаоса как Цюань Ичжэнь. Он тренировался, сражался с монстрами, изучал книги и писания, наслаждался угощениями и помимо всего этого самосовершенствовался. У него не было времени размышлять о далекоидущих последствиях своей доброты. Даже трёх сотен лет изгнания оказалось едва ли достаточно, чтобы переосмыслить всё это. Теперь он нашёл своё место. Ему больше не нужно быть ни молодым заклинателем с сияющим взором, ни отчаявшимся падшим богом. Он обрёл своё тихое… счастье. И главный источник его счастья — тот самый человек, о котором он заботился в молодости, и которого так возненавидел, став старше. Инь Юй никогда не задумался над тем, как много лгал Цюань Ичжэню. Это осознание засело в его голове как заноза, которую невозможно вытащить. Всё это время Цюань Ичжэнь тянулся к нему, требовал его внимания, гнался за человеком, каким Инь Юй давно перестал быть. Да и был ли он когда-либо настоящим? Подобравшись к надгробию, которое может отыскать даже с закрытыми глазами, он проводит по нему ладонью. На ощупь камень ещё холоднее, чем промозглый утренний воздух. Инь Юй позволяет ледяному оцепенению окутывать свои пальцы, чтобы отвлечься от мечущихся мыслей. Вокруг всё ещё темно, первые проблески рассвета на горизонте только пробиваются через листья. Инь Юй не ожидал, что Цюань Ичжэнь пойдёт за ним, поднявшись в такую рань, и вовсе не собирался приводить его сюда. Но под чьими ещё каблуками будут так трещать опавшие ветки, перекрывая ритмичный шелест травы? С его шагами в лес приходит свет. Инь Юй выпрямляет спину и отряхивает свои ладони. Он пытается заслонить собой надгробие, но разве ему по силу спрятать что-то от света восходящего солнца? — Шисюн! — голос Цюань Ичжэня эхом проносится между влажных от росы листьев. — Как ты нашёл меня? — Инь Юй скрещивает руки на груди, чтобы немного сохранить тепло. — Я бродил здесь в поисках шисюна долгое время. Мне известно, где его можно найти. — Это место я тебе никогда не показывал. Вместо ответа Цюань Ичжэнь опускает глаза на надгробие позади Инь Юя и начинает медленно читать иероглифы: — Цзянь Юй. Инь Юй не посвящал в произошедшее со своим другом никого кроме Чэнчжу. И то, после того, как Цзянь Юй рассеялся, его имя больше не всплывало в их разговорах. Камень для надгробия Инь Юй сам отколол от скалы в Призрачном Городе и в одиночку оттащил в лес. Цюань Ичжэнь смотрит на надгробие и молчит, будто не зная, что сказать. Наверное, это даже к лучшему, ведь Цзянь Юй вряд ли бы захотел его слушать. У Цзянь Юя есть излюблённый способ заставить Цюань Ичжэня повиноваться ему — покрепче схватить за ухо и с силой тянуть вверх. Он опять прилюдно демонстрирует свою власть, и Цюань Ичжэнь протестующе кричит, извиваясь в попытке освободиться. Другие ученики либо игнорируют это, либо наслаждаются зрелищем, вставляя обидные шуточки. Цюань Ичжэнь им это припомнит. Всем. — На этот раз тебе не выйти сухим из воды, — со злорадством объявляет Цзянь Юй, — после такого Инь Юй тебя не простит. Однажды Цюань Ичжэнь пообещал шисюну не нападать на Цзянь Юя, так что он сдерживает свои порывы, даже когда ему отвешивают удар по макушке, даже когда его ухо дёргают ещё сильнее. Цзянь Юй не самый талантливый воин, он лучше всего проявляет себя во врачевании. Но доставлять боль у него тоже неплохо получается. По крайней мере, доставлять боль Цюань Ичжэню. — Тебе здесь не место, маленький негодник, — рычит Цзянь Юй, — Инь Юй мирится с твоими выходками, но его терпение не вечно. До твоего появления все жили здесь в мире и согласии. Посмотри, что ты наделал! По твоей милости от прежнего спокойствия не осталось и следа! Ухо пронзает раскалённой болью. Когда Цюань Ичжэнь не может избежать этой пытки, он не издаёт ни звука, чтобы не доставлять удовольствие мучителю. Но сейчас рывок настолько сильный, что вскрик сам собой срывается с его губ. Цзянь Юй ухмыляется: — Знаешь ли ты, как легко оторвать кому-то ухо? Стоит мне чу-у-уть сильнее потянуть, и ты останешься глухим калекой до конца своих дней. Да, Цюань Ичжэнь обещал не трогать Цзянь Юя. Но должен ли он держать слово, если его собираются лишить слуха? Это очень серьёзный выбор. Цюань Ичжэнь не хочет нагружать себя лишними размышлениями, поэтому он просто верит в шисюна и продолжает ждать, что Цзянь Юй предпримет дальше. — Всего один рывок… Цзянь Юй хватает его плечо, чтобы поставить перед собой. И вдруг… — Цзянь шисюн! — зовёт один из учеников, вбегая во двор. — Я занят! — недовольно выплёвывает Цзянь Юй. — Инь шисюн в лазарете! Его ранила стрела во время нашей миссии. Мы пытались оказать ему помощь, но… Цюань Ичжэня немедленно отпихивают на землю. — Иду, — отвечает Цзянь Юй и бежит со двора, следуя за этим учеником. Это шанс удрать от Цзянь Юя как можно дальше. Но шисюн ранен, и Цюань Ичжэнь бросается в лазарет, тем не менее смутно представляя, чем он может помочь. По пути ему встречается много раненых учеников. Цюань Ичжэню плевать на них — они всё равно скоро будут в порядке. Его избивали гораздо сильнее, и он до сих пор жив. — Что ты делаешь, маленький шиди? — спрашивают они, наблюдая, как он крадётся по залу. — Можешь принести нам воды? У Цюань Ичжэня на уме только шисюн. Он игнорирует их просьбы и проклятия, которыми они осыпают его вслед. Наконец он находит дверь в лазарет и заглядывает туда, притворившись таким же плоским как стена. — Хорошо, что они не пытались её вытащить, — говорит Цзянь Юй. Шисюн лежит животом на столе перед ним. Сломанное древко стрелы торчит из его открытой спины. — Но ты ходишь с этим уже несколько дней. Плоть вокруг раны начала отмирать, похоже, наконечник был смазан ядом. Мне придётся вырезать этот участок. Лицо шисюна кривится, будто предвосхищая боль, затем становится решительным. — Тогда сделай это. Чем дольше ты ждёшь, тем хуже будет. — Это нестерпимо больно. Хочешь выпить? Или дать тебе палку в зубы? — Просто сделай это, Цзянь Юй. Цюань Ичжэнь с замиранием сердца смотрит, как Цзянь вырезает из спины шисюна остатки стрелы вместе с почерневшими остатками кожи и мышц. Шисюн не кричит и даже не стонет. Он просто прикусывает губу так, что кровь хлещет из-под его зубов. Закончив срезать плоть, Цзянь Юй промакивает рану, собирает её края и зашивает иглой с белёсой нитью. Каждый его стежок лёгкий и быстрый как взмах ресниц. При виде этого ненависть Цюань Ичжэнь чуть ослабевает. Закончив накладывать швы, Цзянь Юй поворачивается к полкам в поисках чего-то. — Я думал, у нас тут немного осталось, — бормочет он про себя, затем обращается к шисюну: — Инь Юй, я сбегаю за травами. Это не займёт много времени, так что не вздумай отключиться, пока я не вернусь. Шисюн издаёт недовольный звук и наконец открывает рот, обнажая перемазанные в крови зубы: — Разумеется, — скрипучим голосом отвечает он. Цзянь Юй хлопает его по голове и выбегает из лазарета в такой спешке, что даже не замечает притаившегося Цюань Ичжэня. Только шисюн, похоже, давно знал о его появлении. — Ичжэнь, что ты здесь делаешь? — натужно спрашивает он. — Наблюдаю, — говорит Цюань Ичжэнь, — шисюн, ты поправишься? Шисюн улыбается. Из-за кровавого месива на губах его улыбка выглядит немного пугающе, но только не для Цюань Ичжэня. — Конечно, — с коротким смешком отвечает он, — это пустяковое ранение, мне даже не больно. — Что значит «плоть начала отмирать»? — спрашивает Цюань Ичжэнь. Шисюн рвано смеётся: — Знаешь, если честно, я сам не очень в этом разбираюсь. Тебе лучше спросить у Цзянь Юя. Если с шисюном всё будет в порядке, то спрашивать Цзянь Юя Цюань Ичжэнь точно не собирается. — Тогда мы можем завтра потренироваться вместе? — Ох, через несколько дней у нашего класса начнутся экзамены, и я буду круглосуточно сидеть за книгами. Но не волнуйся, очень скоро мы сможем сразиться друг с другом. А теперь тебе лучше поскорее уйти, пока Цзянь Юй не застал тебя здесь. — Шисюн… — Цюань Ичжэнь выглядит растерянным, только что оторвавшись от своих воспоминаний, — почему ты сказал мне, что твоё ранение несерьёзно? Почему ты… — Соврал? — спрашивает Инь Юй, пробуя горький вкус этих слов. Цюань Ичжэнь в недоумении разглядывает его. — Да, тогда я соврал. Инь Юй плотно скрещивает руки на груди, будто это поможет прогнать холод, который наполняет его тело от макушки до кончиков пальцев. — Знаешь ли ты, сколько раз я врал тебе, когда мы обучались в клане? И сколько лжи было между нами на Небесах? Пока за ними не закроются двери спальни, Цюань Ичжэнь не может подойти ближе и схватить Инь Юя. Ему отлично известно это правило. Но лёгкая судорога, прошедшая по его рукам, выдаёт отчаянное желание крепко обнять Инь Юя и прогнать прочь все его болезненные переживания. Они оба знают, как горько бывает просыпаться в объятиях друг друга. Иногда Инь Юй не может смотреть на Цюань Ичжэня. Иногда он не может смотреть на самого себя. И Цюань Ичжэнь ничего не может с этим поделать. — Шисюн, почему? — спрашивает он. Инь Юй не знает, что сказать. Потому что так было проще. Потому что это не ранило ничьих чувств. Потому что Цюань Ичжэнь продолжал слушать его. Солнце уже в полную силу сияет на небе, а у Инь Юя до сих пор нет ответа. — Шисюн, — Цюань Ичжэнь решается на единственный допустимый жест — кладёт руку ему на плечо, — что тебя беспокоит? — Был ли я добрым человеком? — тихо спрашивает Инь Юй. Цюань Ичжэнь склоняет голову набок, будто сбитый с толку зверёк. — Шисюн был самым добрым человеком из всех, кого я встречал, — наконец отвечает он, мотнув головой обратно, — даже если он был зол на меня… ну…. Цюань Ичжэнь что-то сделал не так. Все в клане злы на него, начиная с главы, заканчивая самыми молодыми учениками. Цзянь Юй пихает его на пол, заставляя встать колени перед шифу, и осыпает проклятиями. Цюань Ичжэнь сидит в глубоком поклоне, даже не догадываясь за что. В клане происходит много того, что ему не понятно. Но здесь есть две самые важные фигуры, которым нужно подчиняться: шисюн и шифу. — Ты понимаешь, что сорвал всем охоту? — спрашивает шифу, видимо решив, что Цюань Ичжэнь достаточно долго просидел, касаясь лбом пола. Они охотились на монстров, и Цюань Ичжэня впервые взяли с собой. Должно быть, он нарушил какие-то правила. Ему нужно что-то сказать, ведь вопросы шифу нельзя оставлять без ответа, но ничего не приходит в голову. В конце концов он просто пожимает плечами. Сзади шипит Цзянь Юй. От одного звука ухо Цюань Ичжэня начинает болеть. Шифу опять замолкает и вдруг начинает смеяться. Его внезапное веселье сбивает с толку Цюань Ичжэня, который с любопытством поднимает голову, чтобы увидеть причину. От этого хохот шифу становится ещё громче. — Отведи его к Инь Юю, — приказывает шифу Цзянь Юю, — Он его вразумит. Цзянь Юй тащит его вон из небольшой хижины шифу. Цюань Ичжэнь уже достаточно подрос, чтобы сопротивляться, но в таком случае Цзянь Юй может запросто воплотить в жизнь угрозу оторвать ему ухо. Так что пока его тащат во двор, он с наслаждением воображает, как валит Цзянь Юя на землю точным ударом под колени. — Ты бестолковый сопляк, — Цзянь Юй плюёт в лицо Цюань Ичжэню, — Ты испортил всем охоту. Сколько монстров ты убил, прежде чем распугать оставшихся, а? Сколько? Цюань Ичжэнь прекрасно знает, сколько именно монстров он убил, но отвечать не собирается. — Эй ты, — зовёт Цзянь Юй проходящего мимо ученика, — найди Инь шисюна и скажи ему ждать нас в южном дворе. — Да, шисюн, — ученик кивает, одаривая Цюань Ичжэня презрительным взглядом, будто видит перед собой гадкое насекомое. Этот мальчик из класса постарше, хотя не выглядит достойным противником. Цюань Ичжэнь запоминает его лицо, чтобы избить при следующей встрече. Его обещание шисюну касается только Цзянь Юя, поэтому он с головой погружается в свои мысли о драке, не замечая упрёков и боли в ухе. За увлекательными сражениями, творящимися в его голове, дорога до южного двора проходит незаметно. Шисюн ждёт их здесь, сидя на краю фонтана. Цзянь Юй отпускает ухо Цюань Ичжэня и пихает его в спину, чтобы он растянулся на земле перед шисюном. — Шифу хочет, чтобы ты вразумил его, — победоносно сообщает шисюну Цзянь Юй. — Тогда можешь оставить нас, Цзянь Юй, — говорит шисюн, и его голос немного… странный. — Не давай ему спуска, — перед уходом бросает Цзянь Юй. Цюань Ичжэнь поднимает глаза на шисюна. Его лицо выглядит хмурым, и взгляд какой-то непонятный. Он смотрит не так как взрослые, которые избивали Цюань Ичжэня, когда тот жил на улице. И выражение его лица не похоже на мстительное превосходство Цзянь Юя. Оно совсем другое. Эта неопределённость заставляет сердце биться быстрее. Цюань Ичжэнь забирается на фонтан и встаёт на колени, чтобы смотреть прямо в глаза шисюна. — Шисюн, ты злишься на меня? — выпаливает он. Выражение лица шисюна становится ещё более непонятным. Он сжимает колени и то собирает, то разглаживает складки своих одежд. Цюань Ичжэнь делает это, когда ему не терпится с кем-то сразиться. Неужели шисюн хочет устроить поединок? Грудь Цюань Ичжэня взрывается противоречивыми чувствами. Шисюн сильный, с ним, должно быть, непросто сражаться. Было бы интересно попробовать. В то же время мысль о том, что шисюн может быть зол на него, вызывает у него беспокойство. — Нет, — говорит шисюн после недолгого молчания. Его лицо всё ещё невозможно прочесть, и он продолжает сжимать колени. — Ох, — Цюань Ичжэнь с облегчением усаживается обратно на поджатые ноги, — Цзянь Юй обещал, что ты изобьёшь меня так, что я не смогу больше заниматься самосовершенствованием. — Я никогда не подниму на тебя руку, Ичжэнь, — шисюн не прекращает терзать свои одежды. — Нет, шисюн, мы должны сразиться в будущем! — вскакивает Цюань Ичжэнь. От резкого движения одна из ран, полученных во время охоты, начинает болеть. Он невольно хватается за неё. Шисюн поднимается на ноги. Хмурое выражение лица сменяется гневным, отчего Цюань Ичжэнь пятится назад. — Шисюн, ты точно не злишься? — Ты ранен? — строго спрашивает шисюн вместо ответа. — Да, но скоро всё заживёт. Цюань Ичжэнь не врёт. Зачем, ведь это правда. — Так ты злишься на меня, шисюн? — То, что ты сделал, было опрометчиво, безрассудно и совершенно неприемлемо, — шисюн медленными уверенными шагами направляется к нему. — Если хочешь, чтобы тебя когда-нибудь ещё раз взяли на охоту, ты должен поклясться, что больше не будешь себя так вести. — Но мы должны были сражаться с монстрами, разве нет? — Цюань Ичжэнь вытягивает шею, чтобы рассмотреть сердитый взгляд на лице шисюна. — Ты должен был оставаться со своей группой на отведённой тебе территории, а не бегать самому по себе, убивая всех, кого коснётся твой взор. — Ох. Мне никто не говорил. — Нет, Ичжэнь, кое-кто говорил. Я. Я говорил, когда помогал тебе завязывать наручи этим утром. Я понимаю, что ты был весь в предвкушении, но это не значит, что ты можешь игнорировать мои наставления. — Шисюн, ты точно не злишься? Шисюн закрывает глаза и делает глубокий вдох: — Нет, Ичжэнь, я не злюсь. — Однако ты злился, — Цюань Ичжэнь заканчивает свой рассказ о событиях трёхсотлетней давности с таким видом, будто раскрыл сокровенную тайну. Инь Юй опускает свои руки: — Ты подверг свою жизнь опасности и испортил охоту всему клану. Конечно, я был в бешенстве. — Но ты никогда не бил меня и не ругал, как это делал Цзянь Юй. — Я скрывал от тебя правду, позволяя твоему поведению продолжаться. Я позволил тебе вырасти в того, кого все презирают. Это не доброта, это просто… трусость. — Ты ненавидел меня, шисюн? Тогда, в клане? Это далеко не первый раз, когда их разговор становится настолько откровенным. Но тема клана всплывает между ними впервые. — Иногда ты действовал мне на нервы, но я… никогда не испытывал к тебе ненависти. Разве ты не понимаешь, Ичжэнь? Тебе бы никогда не сошло с рук то, что ты вытворял, если бы ты не был… — по горлу Инь Юя проходит спазм, — необычайно дорог мне. Поза Цюань Ичжэня меняется. Он так сильно хочет обнять Инь Юя, что начинает теребить окружающие кусты. — Шисюн тоже всегда был дорог мне. — Поэтому моя доброта должна была быть более подлинной. С рассветом край утёса наполняется пением птиц. На лице Цюань Ичжэня застывает замешательство, будто он не знает, что ответить. — Шисюн, сядь рядом со мной, — просит он, присев на самый край утёса. Инь Юй проводит ладонью по надгробью Цзянь Юя и идёт к Цюань Ичжэню, опускаясь на землю совсем рядом с ним. Цюань Ичжэнь на мгновение перестаёт болтать ногами и шустро пододвигается, чтобы их бёдра соприкоснулись. Его пальцы шарятся в поисках руки Инь Юя. Наконец нащупав то, что искал, он накрывает её своей и кладёт себе на бедро. Живописный вид, открывающийся со скалы, заставляет сердце замирать от восторга. Они молча сидят рядом, слушая умиротворяющие звуки природы. — Шисюн думает, что он часто лгал мне, но я думаю… я думаю, что мне всегда было понятно, что шисюн хотел до меня донести. Даже если это была ложь… Когда шисюна изгнали на землю, не осталось никого, кто бы направлял меня. — Но ты бог, Ичжэнь. Никто не имеет права тебе указывать. Цюань Ичжэнь поворачивает голову, и они оба смотрят друг на друга, вместо того, чтобы любоваться пейзажем. Инь Юй чувствует, как тёплые пальцы крепче сжимают его ладонь, и от этого к нему будто возвращается опора. — Когда шисюна не стало рядом, всё, о чём я мечтал — упасть на землю вслед за ним. — Если ты ещё раз хоть слово скажешь о шисюне, то костей не соберёшь! Два бога войны, которые с юга, хватают Цюань Ичжэня и оттаскивают его от чиновника средних Небес. Цюань Ичжэнь не знает его имени, и ему всё равно. Достаточно того, что этот чиновник наговаривает на шисюна. Прошёл три тысячи шестьдесят один день с того момента, как шисюн исчез. Цюань Ичжэнь ведёт счёт каждому. Он больше не хочет сдерживаться, чтобы остаться на Небесах. Теперь это потеряло для него всякий смысл. Если Цзянь Юй не попусту сотрясал воздух, драки с небожителями служат непререкаемым поводом для изгнания. Это именно то, чего он желает. Цюань Ичжэнь поворачивается к двум богам, которые пытаются удержать его, и неожиданно атакует одного из них кулаком в нос. При виде потока крови из ноздри своего коллеги, второй сдавленно вскрикивает от шока и, прежде чем успевает собраться мыслями, получает коленом в пах. Цюань Ичжэнь не страшится использовать грязные приёмы. Может быть, тогда его вышвырнут в мир смертных, где он сможет найти шисюна. Генерал с севера, тот, что постоянно бегает за женщинами, прибегает на шум и пытается остановить потасовку. Но у Цюань Ичжэня есть уникальный опыт, которого нет больше ни у одного из этих богов. Он привык сражаться на улице. Стоит только генералу подбежать ближе, он оказывается повален на спину, и Цюань Ичжэнь с силой наступает ему на лицо. Сломанный нос должен на долгое время вывести его из строя. Внезапно на плечо Цюань Ичжэня ложится рука, и он замирает на месте помимо своей воли. Тот, чьё огромная сила сковывает его тело, тихо смеётся позади него. Цюань Ичжэнь узнаёт этот голос. Небесный Император. — Циин, продолжаешь оживлять обстановку на Небесах? Цюань Ичжэнь с удовольствием бы сразился с ним, но не может даже обернуться. Боги войны, стоящие вокруг него, смотрят на него так, будто хотят разорвать его на части. — Я не хочу здесь оставаться, — сквозь стиснутые зубы говорит Цюань Ичжэнь. У него из носа начинает течь кровь, будто Небесный Император может ранить одним прикосновением. — Ну что ты. Такому могущественному богу войны, как ты, место только на Небесах. Твои духовные силы слишком велики, чтобы растрачивать их на скитания в мире смертных среди всякого сброда. — НЕ СМЕЙТЕ НАЗЫВАТЬ ШИСЮНА СБРОДОМ, — успевает вскричать Цюань Ичжэнь до того, как его нос взрывается фонтаном крови, а глаза застилает чёрная пелена. Он приходит в себя на своей кровати. Никто не снял с него обувь и никто не присматривает за ним у изголовья кровати. Кроме шисюна и Цзянь Юя все Небесные чиновники, которых он знает, ненавидят его. И Цзянь Юй тоже его ненавидел. Цюань Ичжэнь поднимается на ноги и осматривает себя. Все его одежды, шея и руки заляпаны коричневой спёкшейся кровью. Эти пятна стягивают кожу и делают её липкой, их нужно смыть. Он раздевается догола, с безразличием бросая на пол испорченную одежду, затем бредёт через весь дворец к своим купальням. Он ненавидит всё, что у него есть. Золото, нефрит, драгоценные камни, роскошную мебель и отделку. Всё. Не обращая внимания на свою ничем не защищённую наготу, он разбивает хрупкий стол, который кто-то подарил ему, затем раскалывает надвое изящную скамью. Фрагменты дерева и камня разлетаются повсюду. Он сдёргивает драпировки шёлка со стен и разрывает на части. Уничтожив всё, до чего может дотянуться, Цюань Ичжэнь покидает комнату, чтобы окунуться в купальню. Вода идеально тёплая, и это отвратительно. Он скучает по холодным источникам в клане. В детстве шисюн научил его мыть волосы. Волосы, с которыми так непросто сладить. Но шисюна больше нет. Не важно, сколько раз Цюань Ичжэнь спрашивал Линвэнь, ответ остаётся прежним. Она не знает. И он сомневается, что она продолжала поиски. На Небесах одиноко. Он хочет покинуть их. Цюань Ичжэнь выпрыгивает из воды, вспомнив, что забыл взять полотенце. Оставляя по пути мокрые следы, он возвращается в спальню и надевает одежду поверх мокрой кожи. Он закалывает волосы короной, которую шисюн дал ему, и вода с мокрых кончиков продолжает стекать ему за ворот халата. Это не имеет значения. Несмотря на устроенную Цюань Ичжэнем потасовку, никто не преграждает ему путь на землю. Став незримым для смертных, он направляется туда, куда всегда приходит, если становится невыносимо тошно. В клан. Молодые ученики, с которыми он дрался, теперь заправляют кланом. Здесь возведено два храма: один для него, другой для шисюна. Алтарь шисюна всё больше приходит в запустение и зарастает пылью. Члены клана практически не приносят сюда подношений. Всё самое изысканное, вкусное и драгоценное они оставляют у алтаря Цюань Ичжэня, где скоро не останется места для блюд и золота. Храм Цюань Ичжэня сияет чистотой, и там всегда следит за порядком один из учеников. Внутри Цюань Ичжэня вскипает ненависть: не проявлять должного почтения храму шисюна — просто непростительно. Сжимая кулаки, он принимает форму смертного. Ученик сначала не замечает его, но от одного взгляда его глаза расширяются, и он падает на колени в глубоком поклоне. — Вставай, — говорит Цюань Ичжэнь. — Ваше Высочество Циин, я не посмею, — подобострастно отвечает ученик, не шелохнувшись. — Почему ты не чистишь алтарь шисюна? — требовательным голосом спрашивает Цюань Ичжэнь. — Ш-шисюна? — ученик выглядит растерянным, будто даже не знает, о ком идёт речь. — Вставай и сразись со мной, — приказывает Цюань Ичжэнь, не желая больше тратить время на бессмысленные разговоры. — Сразиться? С Его Высочеством? Я несомненно проиграю. Ученик всё ещё вытирает коленями пол, не решаясь встретиться с Цюань Ичжэнем лицом к лицу. Цюань Ичжэнь поднимает его на ноги за шкирку. — Тебе стоит попытаться, — говорит Цюань Ичжэнь. Драться с этим учеником всё равно что атаковать чучело — совершенно неинтересно. Как ему вообще позволяют остаться в клане с такими посредственными навыками? Цюань Ичжэнь хорошенько поколачивает его, затем оставляет рядом с алтарём шисюна, приказав тщательно убраться здесь. Он впервые избивает своего верующего. Впрочем, какая разница, верующий он или нет. Тот, кто не знает, кто такой шисюн, заслуживает взбучки. Может быть, продолжай Цюань Ичжэнь в том же духе, ему перестанут поклоняться, и он вылетит с Небес. Это не срабатывает. Верующим Цюань Ичжэня нравится получать от него побои. Спустя семь тысяч четыреста тридцать два дня после исчезновения шисюна Цюань Ичжэнь купается в духовной энергии и заслугах. Его казна ломится от золотых слитков. Он не желает ничего, что можно приобрести на Небесах. Ему не нужно ничего в мире смертных. Каждую неделю он устраивает драки, и всё равно никто не изгоняет его на землю. Он смотрит всюду, где, по его мнению, можно найти шисюна, и не находит ни следа. Он больше не может навестить место, где был счастлив когда-то: здания клана давно превратились в пыль. Другие боги не замечают его существования, он тоже не тянется к ним. Одиночество невыносимо. Чаще всего он просто погружается в длительный сон. Они всё ещё держатся за руки. Инь Юй хочет сжать Цюань Ичжэня крепче, хочет освободить его от печальных воспоминаний. Он не знает, что сказать. В его груди сражаются гнев и жалость, и они ничто по сравнению с шоком, который испытал Инь Юй, услышав этот рассказ. Он не знал, что Цюань Ичжэнь был настолько несчастен. Не знал, что он настолько осознанно тратил своё время на Небесах впустую. — Я прятался у Чэнчжу, — говорит он Цюань Ичжэню, — каждый раз, когда ты искал меня, я не показывал носа из Призрачного Города. Я предпочёл бы умереть, чем встретиться с тобой. — Вот видишь, — Цюань Ичжэнь сжимает его ладонь, — даже если ты врал мне раньше, сейчас ты говоришь правду. — В смысле? — Только что. Мне было грустно услышать, что ты не хотел видеть меня. Но ты всё равно это сказал. Инь Юй коротко смеётся: — Полагаю, так. Но кого ты любишь? Лжеца, что боится ранить твои чувства, или того, кто говорит неприятную правду? — Обоих, — говорит Цюань Ичжэнь, — потому что они оба — ты. — У них едва ли найдётся что-то общее. Цюань Ичжэнь протягивает руку и касается родинки под глазом Инь Юя. — У них обоих есть моя любимая родинка. У них одинаковый смех. И они оба смущаются, когда я говорю, что хочу сделать в… Инь Юй прикрывает ему рот. Цюань Ичжэнь неловко касается его ладони языком, и Инь Юй одёргивает руку, чтобы спешно вытереть об одежды Цюань Ичжэня. — Ты не говорил мне ничего подобного раньше, — ругает он. — Потому что раньше шисюн не делился со мной тем, что чувствует. С этого момента я лучше буду проигрывать каждую битву, чем просто так это оставлю. — Почему для тебя это так важно? Ты просто бередишь старые раны. — Если я знаю, о чём думает шисюн, я могу бороться. Но если нет… тогда я ничего не могу сделать. — Иногда ты и так должен понимать, о чём я думаю. Или по крайней мере догадываться. — Я пытаюсь, шисюн, но у меня не очень хорошо получается угадывать. Я не понимаю, что из себя представляют люди. Мне удаётся только сражаться с ними. — Вряд ли мы когда-нибудь сразимся, ты стал слишком силён. Цюань Ичжэнь поворачивает голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и слегка наклоняет её вбок. — Мы можем заняться другими вещами. Он говорит это невинным тоном, но Инь Юй прекрасно понимает, что на самом деле имеется в виду, и отворачивается, ощущая, как горячая волна распространяется от кончиков ушей до подбородка. Цюань Ичжэнь наклоняется к нему: — Здесь никого нет, шисюн. И ты покинул спальню раньше, чем я сделал всё, что планировал в этот визит. Если бы Инь Юй сказал, что здесь Цзянь Юй, вероятнее всего Цюань Ичжэнь бы ещё сильнее настаивал на своём из глубоко укоренившегося в детстве чувства соперничества. Эти двое постоянно сражались за него, каждый по-своему. Он совершает ошибку, поймав пронзительный взгляд Цюань Ичжэня, в глазах которого светится золото восходящего солнца. — Шисюн, — шепчет Цюань Ичжэнь. Ему не нужно больше ничего говорить. — Не на краю этого утёса. Прочистив горло, Инь Юй резко встаёт и чуть не падает вниз из-за спешки. Он не верит в то, что действительно собирается сделать это, не верит, что способен быть таким, но у него во рту пересыхает от предательского возбуждения. Цюань Ичжэнь поднимается на ноги с практически кошачьей грацией. Сжав челюсть, чтобы не выдать себя, Инь Юй хватает его руку и уводит глубже в лес, подальше от надгробия Цзянь Юя. Он не поворачивается, почему-то боясь того, что может увидеть позади. Они находят рощу, покрытую невысокой травой и редкими дикими цветами. Инь Юй отпускает руку Цюань Ичжэня и начинает от волнения тереть ладони. Цюань Ичжэнь сзади обнимает его за талию и прижимает к себе. Он проводит рукой вверх по груди и, нащупав шарф Инь Юя, скидывает этот неугодный ему кусок ткани на землю. Затем его губы нежно касаются обнажённой кожи шеи. — Шисюн добрый и хороший, — говорит Цюань Ичжэнь в промежутках между поцелуями, — он всегда был добрым и хорошим. — Я не согласен, — возражает Инь Юй. — Ты и не должен, шисюн. Мы можем вечно спорить об этом, если хочешь. Не вырываясь из объятий Цюань Ичжэня, Инь Юй разворачивается, чтобы заглянуть в его глаза: — Вечно? Хотя лучи солнца больше не отражаются от радужки Цюань Ичжэня, его взгляд всё так же пронзителен. — Вечно, — говорит он и тянется к губам Инь Юя. Цюань Ичжэнь целуется так же, как делает всё остальное — вкладывая в это всю свою душу. Ошеломляющий поток его чувств сносит Инь Юя, который не валится назад только благодаря тому, что его придерживают за талию. Инь Юй упрямо прижимает руки к бокам, не потворствуя Цюань Ичжэню. Он не совсем понимает, зачем скрывает свои желания подобным образом. Просто Цюань Ичжэнь слишком сильно на него влияет. Пойти у него на поводу — всё равно что сдаться. Хотя… какая разница, если это так? Инь Юй обхватывает широкие плечи Цюань Ичжэня и прижимается ближе. — Шисюн! — радостно щебечет Цюань Ичжэнь, на мгновение оторвавшись от его губ. В Призрачном Городе годы текут медленно. Инь Юй не знает, сколько времени прошло после их первого поцелуя недалеко от городских ворот. Не знает, как давно впустил Цюань Ичжэня в своё прогнившее сердце. Но с тех пор его душа наполнилась сиянием восходящего солнца. Внезапно поцелуй прекращается. Цюань Ичжэнь выпускает его из своих рук и отходит назад, шарясь по одеждам в поисках чего-то. Он достаёт небольшой горшочек мази, которую они используют в качестве смазки, и с лучезарной улыбкой сжимает его в ладони. Вокруг ни души, но… — Ичжэнь, ты последовал за мной с этим на уме? — с крайней степенью смущения спрашивает Инь Юй. Цюань Ичжэнь кивает. — Я уже говорил шисюну, что мы не успели сделать в кровати всего, что я хотел. Но это место нам тоже подходит. Здесь достаточно мягкая трава. Потрогав землю для большей уверенности, он плюхается на неё и протягивает руку. Этот совершенно не эротичный жест вызывает в Инь Юе непреодолимое желание поцеловать его. Дождавшись безмолвного согласия, Цюань Ичжэнь дёргает Инь Юя вниз и усаживает его себе на бёдра, незамедлительно схватив за поясницу. Инь Юй пытается устроиться повыше, и их носы сталкиваются. Абсолютно не романтично, сколько не пытайся настроиться на обратное. Инь Юй трёт ушибленный нос и, когда боль успокаивается, опускает глаза на Цюань Ичжэня. Лицо молодого бога сияет, будто на свете нет места, где он хотел бы быть сильнее. И Инь Юй знает… это так и есть. Он никогда не думал, каково быть чьим-то самым сокровенным желанием. Не позволял себе воображать, будто заслуживает подобных чувств. Даже не представлял, что примет их, учитывая его неприязнь к самому себе. Но каким бы недостойным он ни считал себя, безусловная любовь сияет в глазах Цюань Ичжэня и струится через его нежные пальцы, убирающие взлохмаченные волосы со лба Инь Юя. Инь Юй целует его. Цюань Ичжэнь подпрыгивает от удивления и крепче сжимает Инь Юя в объятиях, так, что тому становится трудно дышать. Ему удаётся, не разрывая поцелуя, перевернуть их и накрыть собой Инь Юя, устроившегося спиной на мягкой траве. Инь Юя уже не заботит, в каком смущающем положении он находится. Его возбуждение слишком велико, и Цюань Ичжэнь красноречиво утыкается ему в бедро. Он пытается дотянуться до завязок на одеждах Цюань Ичжэня, но тот останавливает его руку и зажимает между ними. — Подожди, шисюн, давай не будем торопиться. — Так ты хочешь растянуть удовольствие? — фыркает Инь Юй. Медленно наслаждаться друг другом, смакуя каждый момент, конечно, хорошо, но вряд ли стоит делать это на свежем воздухе, даже если роща надёжно спрятана от чужих глаз. — Я хочу поцеловать шисюна с открытыми глазами, чтобы увидеть, о чём он думает, — серьёзно говорит Цюань Ичжэнь. Насколько бы абсурдно ни звучала эта идея, Инь Юй зажмуривается, ощущая, как горят уши. Цюань Ичжэнь мягко целует его, и, может быть, его глаза открыты, потому что Инь Юй чувствует, будто чей-то свет вторгается ему в душу. Он не знает, как защитить себя от этого, и просто позволяет захватывать свои губы, пока свободная рука Цюань Ичжэня водит вдоль его тела. Наконец Цюань Ичжэнь отстраняется, приподнимаясь на руках. Инь Юй чувствует, как вес чужого тела сильнее давит ему между ног, и ресницы сами собой вздрагивают от пронзительных ощущений. Цюань Ичжэнь внимательно смотрит на него своими карими глазами с золотым блеском: — Шисюн опять думает о себе плохо. На самом деле вряд ли бывает хоть одно мгновение, когда Инь Юй не думает о себе плохо. — Ты всё ещё злишься на себя за то, что лгал мне. — И ты понял это, глядя на меня во время поцелуя? — Тело шисюна не врёт. Ты морщишь веки, когда думаешь о чём-то плохом, даже если твои глаза закрыты. Раньше у меня не было возможности подолгу смотреть на шисюна, но теперь я собираюсь наблюдать за ним, не отводя глаз. Челюсть Инь Юя падает вниз. Он не знает, что сказать. Цюань Ичжэнь же невнимательный и невежественный, когда он успел… — Я собираюсь сделать шисюну так приятно, что все его дурные мысли сразу развеются. По телу Инь Юя проходит волна возбуждения. Заметив это, Цюань Ичжэнь с дрожащими ресницами наклоняется к Инь Юю и оставляет на его шее лёгкие нежные поцелуи. — Шисюн, меня не волнует, говоришь ты правду или лжёшь, — шепчет он между поцелуями, — я доверяю тебе. Я знаю, что своими поступками ты всегда желаешь добра и выбираешь лучшие варианты из возможных. — Ичжэнь, я едва не убил тебя. Цюань Ичжэнь замирает. Инь Юй чувствует, как горячее дыхание растекается по чувствительной коже его шеи. Весь мир сейчас вращается вокруг них. — Мне плевать, — Цюань Ичжэнь поджимает губы, — я сделал тебе больно и был слишком глуп, чтобы понять это. — Ты не глупый, Ичжэнь! — Инь Юй берёт его за плечи, чтобы заглянуть в глаза, смаргивая с ресниц утреннюю влагу. — А шисюн не плохой человек. Но даже если бы он был хуже, в разы хуже, чем сейчас, я бы всё равно любил его. Эти слова звенят в пространстве между ними, пока они смотрят друг на друга. — Я… тоже люблю тебя, Ичжэнь. Зрачки Цюань Ичжэня резко расширяются, закрывая чернильно чёрным море золота вокруг. Он вновь склоняется к Инь Юю, скользит рукой за ворот ханьфу, всё шире распахивая его, и кусает в оголённую шею. От этой блаженной боли спина Инь Юя непроизвольно выгибается дугой. — Ичжэнь, Ичжэнь, — стонет он, хватаясь за одежды Цюань Ичжэня в безуспешной попытке стянуть их, пока тот терзает его шею и впивается губами в ключицу. — Что такое, шисюн? — в голосе Цюань Ичжэня явно звучит улыбка. — Поцелуй меня, дурачок, — требует Инь Юй. Поцелуй пригвождает его к земле, будто Цюань Ичжэнь пытается передать всю гамму своих эмоций через соприкосновение их ртов. Со сменой положения Инь Юю наконец удаётся добраться до завязок на его одеждах. Он освобождает сильные плечи Цюань Ичжэня и стягивает тяжёлые складки ткани вниз, оставляя на спине полосы ногтей. Инь Юй разрывает поцелуй и отталкивает Цюань Ичжэня, чтобы припасть к его груди. Он покрывает её поцелуями и укусами, оставляя сверху вниз дорожку красных отметин, задевает языком сосок и обхватывает его зубами. — Шисюн! — стонет Цюань Ичжэнь и вплетается пальцами в волосы Инь Юя, собранные на затылке чёрной лентой. Инь Юй недовольно мычит, когда его нечаянно дёргают за хвост, и сильнее оттягивает сосок Цюань Ичжэня, пока тот не встаёт. Повторяя: «Шисюн, шисюн, шисюн», Цюань Ичжэнь привстаёт, чтобы Инь Юй не смог дотянуться до него, затем целует его снова, кусая и посасывая нижнюю губу до тех пор, пока во рту не появится привкус крови. Отстранившись, Цюань Ичжэнь гордо улыбается: — Ну как тебе, шисюн? — Ты ещё спрашиваешь… — отвечает Инь Юй, ощущая, как горят уши. — Я просто хочу, чтобы шисюну было хорошо, — говорит Цюань Ичжэнь, уткнувшись носом в ямочку за его ключицей. От этих слов смущение Инь Юя сменяется чувством глубокой привязанности, которое он всегда в той или иной степени разделял с Цюань Ичжэнем. — Я скажу тебе, если мне станет неприятно, — успокаивает его Инь Юй, поцеловав в висок, — обещаю. Цюань Ичжэнь льнёт щекой к плечу Инь Юя. Его глаза ослепительно сияют проникающими через листву лучами солнца. Инь Юй не может отвернуться. У него сбивается дыхание. — Шисюн, ты скажешь мне, чего хочешь? — будничным тоном спрашивает он. — Конечно. Я скажу тебе. Цюань Ичжэня настолько радует его ответ, что он снова тянется за поцелуем. Инь Юй чувствует, как рука Цюань Ичжэня неожиданно залезает к нему в штаны и обхватывает его, поглаживая с каким-то хищным энтузиазмом. Прикосновение влажной ладони к чувствительной плоти одновременно и приятно, и мучительно. — Ичжэнь! — Шисюну не нравится? — спрашивает Цюань Ичжэнь, не останавливаясь, — ох, мне стоит использовать мазь. Он вынимает руку и растерянно ощупывает рукава, которые превратились в скомканный ворох ткани. Инь Юй вынужден помочь, но только они выпутывают горшочек из складок, и Цюань Ичжэнь готовится запустить пальцы под крышку, Инь Юй останавливает его. — Подожди. — Что такое, шисюн? — Возьми… возьми в рот, — кое-как выговаривает Инь Юй. Цюань Ичжэнь кидает мазь на траву и лучезарно улыбается Инь Юю, будто получил лучший подарок на день рождения. Он без лишних слов спускает вниз штаны Инь Юя, а затем склоняет голову между его ног. Его рот горячий, обжигающе горячий. Жар окружает Инь Юя, дразнит его пульсирующую от возбуждения головку. Инь Юй шарит руками в поисках чего-то, за что можно ухватиться, но лишь вырывает траву из земли и собирает комки почвы в кулак. Отчаявшись найти другую опору, он вцепляется в кудрявые волосы и борется с желанием закрыть глаза. Цюань Ичжэнь скользит губами вверх и вниз по его длине и водит языком по бороздке. Удовольствие просто головокружительно. Внезапно отпуская его, Цюань Ичжэнь сглатывает и радостно спрашивает: — Шисюн, тебе нравится? — Прошу тебя, не останавливайся, Ичжэнь, — умоляет Инь Юй. — Я собираюсь остановиться, потому что у меня был другой план на это утро. Я хотел, чтобы ты кончил, когда я буду внутри. Хотя… ты можешь кончить дважды, шисюн. Инь Юя снова окутывает жаром, когда Цюань Ичжэнь с жадностью заглатывает его. Инь Юй не хочет кончать так быстро, это стыдно. Но Цюань Ичжэнь подталкивает его к краю быстрее, чем он успевает совладать с собой. Несмотря на смущение, Инь Юй скрещивает ноги за головой Цюань Ичжэня и сильнее толкается в его гостеприимный рот, стимулируя себя ещё быстрее. Разум безуспешно велит ему замедлиться. Он дёргает Цюань Ичжэня за волосы, между стонами выкрикивая его имя. Когда Инь Юй понимает, что больше не может это выносить, Цюань Ичжэнь мягко нажимает между его ягодиц. Инь Юй издаёт неразборчивый звук и притягивает Цюань Ичжэня ближе, изливаясь ему в рот. Обмякнув на траве с чувством приятного опустошения, он вспоминает, что они находятся посреди леса, где кто угодно может обнаружить их. Однако эта мысль, звучащая в глубине затуманенного сознания, уже не волнует его. Цюань Ичжэнь возвращается на колени и стягивает свои штаны. От одного вида его наготы наполовину обмякший Инь Юй вздрагивает, ощущая, как сильнее приливает кровь. Полностью лишённый одежд, Цюань Ичжэнь раздевает Инь Юя, оставив его без одного сапога, и широко раздвигает ему ноги. Никто, с кем Инь Юй спал раньше, хотя, конечно, это число было невелико, не растягивал его с таким почтением. Первый палец, обильно смазанный мазью, мягко проскальзывает внутрь, пока Цюань Ичжэнь нежно целует его бёдра, иногда прикусывая и посасывая кожу. После него всегда остаются синяки, которые Инь Юй обычно рассматривает на следующий день со смесью стыда и возбуждения. Цюань Ичжэнь выжидает, пока Инь Юй привыкнет к ощущениям, затем добавляет второй палец и раздвигает их внутри Инь Юя, оставляя поцелуи на его набухающих венках. Инь Юй становится ещё более твёрдым, он настолько поглощён лёгким касанием губ к своей нежной плоти, что третий палец застигает его врасплох. Цюань Ичжэнь растягивает его ещё шире и касается точек внутри, которые усиливают желание как ничто другое. — Ичжэнь, — на выдохе зовёт он. Цюань Ичжэнь наклоняется вперёд, чтобы мягко спросить на ухо Инь Юя: — Шисюн, ты готов? Он скользит рукой вниз по животу Инь Юя и начинает ласкать его снова. Хотя Инь Юй кончил только что, возбуждение накрывает его тело, словно песчаная буря. — Пожалуйста, просто сделай это. Мы посреди леса. Инь Юй пытается вернуть себе благоразумие, но в его голосе звучит мольба, которая не укрывается от Цюань Ичжэня. — Хорошо, шисюн. Цюань Ичжэнь закидывает ноги Инь Юя себе на бёдра, легко входит в него и наклоняется вперёд, чтобы они оказались лицом к лицу. Инь Юй смотрит в его горящие глаза, не в силах отвести взгляд. — Шисюн, ты такой горячий и такой узкий, — Цюань Ичжэнь делает небольшой толчок. Инь Юй отворачивается, но Цюань Ичжэнь ловит его подбородок. — Нет, я хочу, чтобы мы смотрели друг на друга. Я хочу видеть лицо шисюна, когда он кончает. Это слишком смущает. Как бы отчаянно Инь Юй не пытался отвернуться, Цюань Ичжэнь крепко держит его за подбородок. Он целует Инь Юя, затем отстраняется, не сводя с него своего проникновенного взгляда, и начинает двигаться. В постели Цюань Ичжэнь был ужасным любовником. Он не умел контролировать свой пыл, и Инь Юю неоднократно приходилось осаживать его. Но с того момента, как они начали спать вместе, Цюань Ичжэнь однозначно многому научился, потому что сейчас его движения не приносят ничего, кроме удовольствия. Точно вымеренная сила, идеальная скорость и нужный угол — всё это быстро подталкивает Инь Юя к краю во второй раз. Чувства в тысячи раз более пронзительные, ведь, пока Цюань Ичжэнь берёт его, Инь Юй смотрит ему в глаза. Он может видеть, как Цюань Ичжэнь наслаждается им, видеть его реакцию на свои вырывающиеся стоны. Это слишком невыносимо. Инь Юй жмурится. — Шисюн, прошу тебя, позволь мне видеть тебя. Я так сильно хочу смотреть тебе в глаза, — шепчет ему на ухо Цюань Ичжэнь. Он улыбается, когда ресницы Инь Юя неуверенно распахиваются, всё ещё дрожа от переполняющих ощущений. Его рука гладит Инь Юя, и желание разгорается в два раза, нет, в три раза сильнее. Инь Юй лежит здесь, отдавшись человеку, который любит его. Любит, вне зависимости от того, какой он есть. Эта мысль доводит его до пика наслаждения, и он сжимается вокруг Цюань Ичжэня, изливаясь между их телами. Брови Цюань Ичжэня сведены вместе, его дыхание становится тяжёлым и отрывистым. Инь Юй смотрит, как он использует его тело для собственного удовлетворения. Наблюдает чистую уязвимость в его глазах, когда он кончает. — Шисюн! — стонет Цюань Ичжэнь, падая на Инь Юя и крепко сжимая его в своих руках. Он тяжёлый, но Инь Юю абсолютно всё равно. Они долго-долго лежат в объятиях друг друга посреди леса, недалеко от надгробия Цзянь Юя. Первым заговаривает Цюань Ичжэнь: — Шисюн, в следующий раз, когда будешь расстроен, расскажи мне, а не Цзянь Юю. Инь Юй, горячий и пульсирующий после двух мощных волн удовольствия, смеётся. Его голос эхом прокатывается по роще. — Мне просто нужно было побыть одному и подумать о своём. — Тогда, после того как подумаешь, ты поделишься со мной? — Конечно, Ичжэнь, — говорит Инь Юй, — я не стану ничего скрывать.