___________________________________
Ему нравится дразнить ее. Конечно, в большинстве случаев он попросту выслушивает замысловатые ответы ее летающей спутницы, но иногда ему удается подловить и саму девушку; и колкий взгляд ее глаз — сияющих, словно расплавленный янтарь — стоит того. Они могут прогуливаться среди многолюдной толпы, но он знает, что она в этот миг видит лишь его, а он — ее. Каждый момент близости, который он крадет у нее — бесценен. (Общаясь с ней, он словно поглощает энергию звезды; некогда она озаряла своим сиянием весь мир, но теперь обратилась лишь к нему. Ее свет ярок и свиреп, он может ослепить наглеца, задержавшего свой взор хотя бы на мгновение дольше. Его финал ясен — он будет сожжен, не способный более видеть и не знающий ничего, кроме вечной агонии обнаженных нервов, что будут обращены в пепел. Но Чайльд способен продержаться. Он готов принять все это, насладиться этим мучением, потому что он хочет, хочет, хочет. Он никогда не перестанет хотеть.___________________________________
Тот далекий день был дождливым. Люмин наконец приняла его приглашение на ужин, хотя он был уверен, что у него ушло не менее десяти попыток, прежде чем она сменила гнев на милость (что закономерно, ведь он тщательно следил за своей речью, подгадывая нужные моменты, чтобы поддразнить ее, а все для того, чтобы казаться чуточку глупее, чем он, фатуи, должен быть. Ведь когда он поступал так, Люмин раскрывалась, позволяя в полной мере впитывать сияние звезды, принадлежащей только лишь ему, ему, ему). Ее спутницу, как и обычно, интересует лишь бесплатная еда, но вид Люмин мрачнеет тем сильнее, чем ближе они продвигаются к центру города — самому сердцу Ли Юэ — где располагаются наиболее известные рестораны. — Чайльд… — восклицает она, — Я не думаю, что… — Я угощаю. Он перебивает девушку и, перехватив ее запястье, тащит вверх по лестнице, ведущей ко входу в ресторан. Смущенная столь внезапным нарушением границ — ее выдает бешеный пульс и напряженные плечи — дева пытается освободиться, но он не отпускает. Он сильнее, чем может показаться на первый взгляд, даже когда удерживает ее в легком захвате (ровно столько, сколько нужно, чтобы она не убежала). — В следующий раз место выбираешь ты. Обещаю. — С чего ты взял, что он вообще будет? Голос Люмин тих, когда она бормочет это, будто пытаясь убедить саму же себя в правдивости сказанного. Впрочем, наблюдательности Чайльду не занимать, его слух был остер (в Фатуи острый слух является необходимостью: пущенная ли стрела, или клинок, пронзивший чье-то сердце — действие занимает не более секунды. Таким образом, секундное замешательство легко может привести к тому состоянию, в котором уши уже не понадобятся), поэтому он слушает ее, прикрыв глаза и улыбаясь неестественно широко.___________________________________
Очередной ужин, но в этот раз, как он и обещал, решение осталось за ней. Поэтому неудивительно, что их выбор останавливается на продуктовом ларьке, где им подают лепешку «Мора» и порцию требухи «Чжун Юань». Он не произносит ни единого слова, когда она протягивает ему еду, понимая, что ей хватит одной его улыбки. Она сверлит его недовольным взором, пока они сидят на скамье — бок о бок — и неспешно поедают скупленное. Ночь только занимается. Оранжевое сияние фонарей окутывает Люмин; извилистые тени скользят по ее лицу, формируя изысканную маску — все контуры затемнены, лишь янтарные блики в глазах заиграли новыми красками. Звездам лучше в темноте, когда конкурент-Солнце не в силах затмить их красоту и величие; именно в это темное время суток они источают свой истинный свет. Яркий. Сверкающий. Люмин напоминает сказочную героиню; далекую принцессу из древних сказаний, воспоминания о которой оживают лишь в романах, бардовских песнях да историях, передаваемых из поколения в поколение искусными рассказчиками чайных домов. Но все же она реальна. Она сидит рядом с ним, небрежно уплетая шашлычок из требухи. На ее щеках крошки, и она жует, донельзя счастливая простой возможности поесть после тяжелого рабочего дня. Чайльд чувствует ее тепло; вот она, совсем близко — настоящая и живая. Лишь инородные цветы в волосах, да одеяние, переливающееся, словно паутина, когда она бежит, окруженная неведомой силой, выдают в ней чужачку. Люмин — принцесса, сошедшая со страниц сборника сказок, что защищена писанными на бумаге законами и чернилами, из которых была сотворена, а Чайльд — Чайльд — смертный, который видит, как принцесса выходит из своей истории, и хочет взять ее. (В поле зрения черной дыры попадает звезда, испускающая чистое белое сияние. Однако, она неподвижна, потому черная дыра затягивает ее. Конец очевиден.)___________________________________
Истекающая кровью, дева по-прежнему прекрасна; она все еще остается странницей из другого мира — фантазией, придуманной смертными, мечтой. Он касается ее щеки, и это уже второй раз, когда он дотрагивается до нее. Как и в прошлый раз, она старается избежать этого, но Чайльд все еще сильнее, чем кажется. Достаточно силен, чтобы свергнуть богов. (Гравитация черной дыры — самая мощная, ничто не в силах сопротивляться ее притяжению.) Он усмехается и на этот раз — впервые — показывает зубы. — Я выиграл, Люмин. А победителю всегда полагается приз. Она рычит, охваченная порывом животной ярости, ни разу не замечаемой за ней прежде, и это находит отклик в груди Чайльда. Его собственная кровь бурлит в его теле, и он чувствует, как вязкая тьма просачивается наружу сквозь широко раскрытые глаза, понимает, что его улыбка подобна лезвию ножа и полна поистине ужасных помыслов, но теперь это больше не имеет значения. Люмин уже узрела все худшее в нем, и теперь была исполнена презрением: за то, что его товарищи сотворили с Анемо Архонтом и лично он — с Чжун Ли. Но сейчас она оказалась неспособной к противостоянию. Звезда затухает, ее свет больше не ослепляет, и он свободно смотрит на нее без нужды закрывать глаза. Руки Чайльда достаточно широки; он с легкостью обвивает ими звезду, готовый поглотить ее. Чайлд берет, потому что может. Это не принадлежит ему, но это не имеет значения, потому что он будет продолжать брать и брать, покуда не останется одна лишь пустота. Он смеется; его горячие губы скользят по ее ушной раковине, а взгляд — полыхает лютым морозом. Люмин злится, но если бы только дева смогла увидеть выражение его лица в текущую минуту, она наверняка бы испугалась. Чайльд знал, насколько всепоглощающей может быть тьма его глаз. Пальцы впиваются в ее нежную плоть, и, пускай они и сокрыты перчатками, он уверен, что точно оставит следы. Люмин продолжает бороться несмотря ни на что, и его это устраивает. Ее меч сломан, а сама она — слишком слаба даже для того, чтобы призвать силу Архонта себе в помощь. Чудная летающая спутница покинула ее, а друзья и союзники — слишком далеко, чтобы прийти на подмогу. — Нам будет так хорошо вдвоем, — шепчет он ей на ухо, высвобождая силу глаза порчи. (Черная дыра поглощает, а звезда не ведает ничего более.)