Как тени на снегу, как тени на солнце

Боюсь, воспоминания мои воде подобно утекают. В укромных уголках моей души живут те люди, что о друг друге вовсе не узнают. Ричард Джексон, отрывок из стихотворения «Пока тебя не было» (2011). i. — Лучше тебе вернуться домой, дождь собирается. — Лучше тебе вернуться домой, дождь собирается, — передразнивает Джудит. Она ступает следом за Дэрилом в глубь леса тихо, почти беззвучно. — Дома скучно. И вообще-то, Дэрил, я по тебе скучала. Приезжай в Александрию чаще, будем вместе приключения искать. — Ага, конечно. Я же обожаю с детьми нянькаться. Язвительный ответ, но только отчасти, и они оба это знают. Дэрил не ладит с детьми только потому, что в детстве ему самому не на кого было равняться, а такие душевные травмы не так просто вытравить: эта зараза словно пробирается тебе под кожу и сидит там. Кому как не Дэрилу об этом знать. Но Джудит — маленький ангелочек, и ни за что не оставит его, даже если сам Дэрил будет этого искренне желать. — Нет, я серьезно, — настаивает она, — здесь же так одиноко, наверное. Дэрил уклончиво хмыкает, глядя, как Пёс скрывается за деревьями. Мужчина останавливается и ждет, пока Джудит своими маленькими ножками нагонит его, и только когда девочка равняется с ним, Дэрил возобновляет шаг. — Может и так, — соглашается он. — Но дождь все равно собирается. — Знаю, — как ни в чем не бывало отвечает Джудит. Дэрил смотрит на девочку, а она на него, и эта ее дурацкая шляпа задрана кверху. Она ей сильно велика — сначала была велика Карлу, а теперь ей. И Дэрилу всегда казалось, что она глупо смотрится на Рике, эта дурацкая полицейская шляпа, чертов шериф, чертов Граймс. А теперь — теперь она просто смотрится большой. Джудит подрастет, и шляпа станет ей как раз, как и должно быть. Дэрил сделает все, чтобы так и было. И это к слову о том, почему он не хочет, чтобы Джудит бродила с ним по лесу, пока тут шныряют эти проклятые «Шепчущиеся». Как же Дэрилу хочется резко повернуться и отвезти девочку назад, в Александрию, где ей и место. Только вот она наверняка ускользнет и снова пойдет его искать. Но ничего, это всего лишь обычная, рутинная вылазка, много времени не займет. У них есть связь с Мишон по радио, Дэрил все контролирует. Один разок приглядеть за девятилетней девочкой у него получится. В тишине они идут пугающе долго: ни ходячих, ни «Шепчущихся» — словом, красота. Они останавливаются передохнуть. Дэрил уговаривает Джудит попить воды из походной фляги; смотрит, как они с псом играют в «принеси мяч», и в голову мужчине пробираются отголоски воспоминаний из детства, неприятно откликающиеся где-то глубоко внутри. Он уже собирается сказать, что пора возвращаться назад, как Джудит оборачивается и просит: — Дэрил, а расскажи мне что-нибудь про папу. Он хмурится. Пёс бросает ему под ноги палку и неодобрительно гавкает, видя, что хозяин совершенно не проявляет признаков игривости. — Что рассказать? — только и спрашивает Дэрил. — Что угодно, — пожимает плечами девочка. — Что-нибудь, чего я не знаю. Дэрил не удивлен. Пару дней назад Мишон предупреждала его. Предупреждала, что в последнее время Джудит особенно сильно тоскует по Рику. Задает много вопросов, в том числе и не самым правильным людям — Нигану, например. Вообще всем. Дэрил понимает, что по-другому она не может: Джудит родилась в этом проклятом и нездоровом мире, и само ее появление на свет связано с жестокостью и насилием. Она потеряла отца и брата, а сам Дэрил даже не видел, как девочка растет, и теперь совсем не знает, как ответить. Он не очень хорошо ладит с детьми, но когда Джудит вскидывает бровь, Дэрил принимается думать, потирая подбородок и хмыкая. — Что-нибудь про Рика Граймса, — бормочет он. — Ну вот, например. По-моему, он был амбидекстром. Джудит только удивленно смотрит в ответ. — Ты не знаешь, что это, да? — спрашивает Дэрил. Девочка отрицательно качает головой. — Это когда можешь писать и левой, и правой рукой. Вот мне кажется, он это умел. Не кажется. Дэрил точно это знает. В ответ Джудит только дразнит его: — И это самое крутое, что ты про него знаешь? Дэрил отмахивается и поднимается с земли. — Ты сказала просто «расскажи что-нибудь», а не «что-нибудь особенное». Если хотела что-нибудь особенное — так и сказала бы, я бы рассказал, зазнайка. — Хорошо, тогда расскажи что-нибудь особенное. Некоторое время Дэрил молчит. Что-нибудь особенное про Рика Граймса, ха. Даже самому не верится, что он ввязывается в этот разговор. — Он был малость ботаником, — говорит Дэрил. — Любил историю, рассказывал мне, что в школьные годы особенно. Читал все эти старые книжки по истории, так, для развлечения. Джудит задумчиво чешет нос, и Дэрил знает наверняка, что она не любит учебу, совсем-совсем. — Книжки, которые у меня дома лежат? — Да, их он любил. И эта картина возникает перед глазами, будто все происходило вчера. Как в те далекие счастливые и спокойные деньки Граймс залазил в кресло с какой-нибудь дурацкой книжонкой и просиживал с ней на коленках до глубокой ночи, пока не засыпал. И нравились ему именно эти старые, древностью пахнущие книги по истории, к которым никто годами не прикасался, хоть и Дэрил ни с того ни с сего говорил ему, мол, лучше застрелиться, чем такое читать для развлечения. Рик спокойно смотрел на него своими голубыми глазами в обрамлении густых ресниц и спрашивал, не хочет ли он просто послушать. И Дэрил знал, что хочет. Если бы мог, слушал бы Граймса всю свою жизнь. «Так-то лучше, Граймс» — говорил Дэрил. И жалел, что тогда не добавил «давай я буду слушать тебя вечно, Граймс». — Дэрил, — окликает его Джудит, вырывая из воспоминаний. Опасно тут все-таки. Девочка стоит впереди, ждет, когда он ее нагонит. — Пойдем домой. Дождь собирается. Дэрил кивает. Они идут домой. ii. Второй раз это происходит, когда Дэрил сидит на ступеньках крыльца дома Мишон и чистит арбалет. Джудит садится рядом и спрашивает: — Так, значит, он умел писать обеими руками и любил историю. Что еще? Дэрил переводит взгляд на девочку. Ее каштановые волосы аккуратно, с нежностью заплетены в косы, и Дэрил отчаянно пытается разглядеть в ней черты Рика, хотя знает, что не разглядит. «Зато у нее такое же чистое сердце» — думает Дэрил. Но как бы он хотел увидеть похожую родинку, горбинку на носу. Бесполезно искать, конечно, но он не в силах перестать. Вот уже шесть лет не в силах. — Что еще, — повторяет он. — Не знаю я, малышка. Спроси у мамы. Она его тоже хорошо знала. — Уже спросила, она мне про тебя то же самое сказала, — парировала девочка. Конечно, что еще она могла сказать. Дэрил оглядывается назад, на крыльцо, и представляет, как Мишон стоит там с едкой ухмылкой на лице. Но Мишон сегодня нет, рано утром уехала в Хиллтоп. — Дэрил, ну расскажи что-нибудь, — не успокаивается Джудит. — Что ты думаешь про моего отца? Что ты помнишь о нем? — Малышка, тебе правда нравится об этом говорить? — мягко отвечает он, осторожничая больше для себя, чем для нее. — Разве от таких разговоров не становится грустно? Джудит уверенно машет головой: — Нет, если говоришь ты. У нее прирожденный талант. Джудит знает, как заставить всех играть по ее правилам. Не удивительно, что ради нее Дэрил и сейчас готов на все, ровно как и тогда, в тюрьме, когда она была совсем маленькой крохой, о которой все заботились. Она, в конце-концов, дочь Рика. Любовь Дэрила к ней — данность. — Твой отец был хорошим, — говорит Дэрил, потому что это правда. — Иногда настолько хорошим, что бесил меня. Джудит смеется: — Это почему? — Почему, — хмыкает Дэрил, глядя на арбалет, покоящийся у него на ноге, и проводит пальцем по тетиве. — Да потому. Он хотел, чтобы все было правильно. Иногда трудно поступать правильно, и людям вокруг от этого плохо. Он думает о мосте, о пистолете. — Но это правильно, — повторяет он. — Я раньше не всегда понимал этого, да и сейчас порой не понимаю, но это правильно. Он всегда хотел поступать правильно. И в этом весь твой отец. Джудит задумчиво хмыкает. — Спасибо, что сказал об этом, Дэрил. — Обращайся, малышка. iii. Джудит болтает ногами, сидя на столешнице, пока Дэрил моет посуду. Обычно он не принимает приглашений на ужин, но ведь это Джудит и Мишон, а он так безумно по ним соскучился. Скоро ляжет первый снег, и уж лучше горячая еда, да крыша над головой, чем ночевки за стенами Александрии. Так что самое меньшее, что он может сделать — это помыть посуду. — Расскажи еще, — требует малышка. — Еще что-нибудь о нем. Какие-нибудь истории. — Иди приставай с этим к маме, — отвечает Дэрил без особого недовольства в голосе. — Приставай с этим к Дэрилу, — тут же парирует Мишон. Она сидит за столом, заваленным бумагами. — Ему есть что рассказать. — Мишон, это… — мужчина вздыхает. — Ладно. Но только если будешь вытирать посуду, малышка. Джудит с энтузиазмом принимается за работу. Дэрил не уверен, что именно ей хотелось бы услышать, поэтому просто рассказывает то, что знает. Рассказывает о том, как еще до рождения Джудит, до того, как им встретилась Мишон, их жалкая маленькая группка всеми силами пыталась выжить, а Рик, полный надежды и уверенности, все время толкал их вперед. О том, как встретился с Риком — тогда Гленн Ри привел этого мужчину с детским лицом в лагерь, и Дэрилу казалось, он будет ненавидеть его всю жизнь, хотя на деле он его, скорее всего, и вовсе никогда не питал ненавистью (об этом Дэрил предусмотрительно умалчивает). Потом была ферма Хершела. Лицо Рика, пока он сидел у постели раненного Карла. Поиски Софии. Джудит слушает с широко раскрытыми от удивления глазами. Воспоминания приходят к Дэрилу гораздо легче, чем раньше. Иногда ему кажется, что однажды большую часть он вовсе забудет, потому что не дает себе мысленно возвращаться к тем временам. Но глубоко внутри он знает, что часть воспоминаний останется с ним навсегда: о Рике, который был упрям как осел, любил ездить на машинах больше, чем на лошадях (можно было чем-нибудь занять руки в дороге); о Рике, который всегда искал оброненную кем-нибудь шоколадку в заброшенных магазинчиках заброшенных городишек, хоть и рисковал заработать отравление. О том, как ангельски вились его волосы, стоило ему их немного отрастить. О том, как Рик говорил о Карле, с какой любовью и гордостью, словно этот мальчишка водрузил на небосвод Луну и все звезды. О том, как один раз он, найдя в машине диск со старыми мелодиями, едва не заплакал, слушая их. О том, как он иногда смеялся во сне. — Я об этом не знала, — замечает Мишон. Они перебираются из кухни в гостинную. Женщина изящными пальцами перебирает волосы Джудит, а Дэрил опускается в кресло и лениво чешет бороду, думая, о чем еще рассказать. — Это пиздец как бесило, — отвечает Дэрил. — Он когда бодрствовал и так кучу проблем приносил, а от такого вообще обосраться можно было. — Следи за языком! — встревает Джудит. — Что еще? Дэрил смотрит на Мишон в надежде на помощь, но она только разводит руками, сама ждет, когда он продолжит рассказ. —Я, наверное, уже пойду, — вместо этого произносит Дэрил. — Забыл покормить Пса. iv. Это, конечно, ложь чистой воды — Пёс бродит по Александрии от дома к дому и подлизывается ко всем подряд, так что нет-нет, кто-нибудь да угостит его остатками со стола. Уж Пёс-то знает, как себя прокормить. Дэрил на секунду ладонями прикрывает уставшие глаза и идет к главным воротам, взбирается на смотровую вышку и видит знакомое лицо. — Доброй ночи — жестами приветствует он Конни. Она радостно улыбается в ответ. — Ужинала? — Да, спасибо, — отвечает она. Дэрил садится рядом. К счастью, освещение не самое плохое, так что друг друга можно разглядеть. Языком жестов он пока владеет не на высшем уровне (и Конни часто подкалывает его за это), поэтому время от времени приходится полагаться на чтение по губам или писать записки в блокноте Конни. — Выглядишь грустным, — этот жест Дэрил понимает. Конни частенько говорит ему об этом. — У меня просто лицо такое, — как всегда отвечает он. Конни, смеясь, закатывает глаза и толкает его локтем. Дэрил жестами пробует показать: — Вечер так себе, не обращай внимания. Конни кивает в ответ. Она достает блокнот, что-то быстро пишет, и показывает страницу Дэрилу: «Можем поговорить об этом, если хочешь». Она-то любит послушать интересные истории, Дэрил это знает. Она ведь работала журналистом. Мужчина откидывается на спину и смотрит на ночное небо. По крайне мере теперь, когда конец света уже наступил, в небе можно хотя бы разглядеть звезды. Дэрил поворачивает голову и отвечает: — Был один парень. Он был мне очень дорог. Мне его не хватает. — И от этого больно, — отвечает Конни. — Больно, — показывает он в ответ. И добавляет, — пиздец как. Конни жмурится от смеха. Дэрил не понимает, что за странное чувство у него внутри. Не понимает, что толкает его на такие слова, но все-таки добавляет: — Я иногда говорил, что он мне как брат. Он он… — Дэрил вздыхает и оглянуться не успевает, как руки договаривают за него, — Больше. Мы были больше, чем братья. Некоторое время они молчат. Конни смотрит на Дэрила, он смотрит на нее, и вдруг она снова берет в руки блокнот. Пока она пишет, Дэрил обдумывает, какие последствия будут у сказанного им. И когда женщина показывает ему страницу, Дэрил посмеивается: — Да, поэтому я жил в лесу один. Искал его. — Он бы тебе понравился, — добавляет Дэрил. — Он был хорошим, прям как ты. Конни улыбается в ответ и быстро пишет что-то еще. Дэрил щурится, силясь разобрать ее почерк, и качает головой: — Нет, он не вернется, — отвечает он наконец. — Его нет. v. — Так много времени прошло, — говорит ему Джудит. — С тех пор, как папы нет. Иногда я забываю, как звучал его голос. Я скучаю по нему. Дэрил хмыкает, наблюдая, как девочка вырисовывает на земле замысловатые узоры пальцем. Давно он не видел, чтобы Джудит рисовала, и еще дольше не слышал голос Рика. Солнце обжигает плечи, но Дэрил не прочь посидеть с девочкой. — У него был приятный голос, — наконец отвечает он. — Люди слушали его. Он давал им надежду. Джудит кивает. Она вытирает руку о штаны, а Дэрил наклоняется поближе к земле, пытаясь разобраться в ее замысловатых рисунках. Только воображением он никогда не отличался. Пусть Джудит и носит при себе пистолет — «Кольт» Рика, который Мишон нашла в грязи почти сразу послы взрыва на мосту, — но все же она еще ребенок, и делает то, что и все дети. Дэрил уже давно не ребенок, но иногда задает себе вопрос: а был ли он ребенком вообще? — Знаешь, он любит петь тебе перед сном. Карие глаза девочки расширяются от удивления. Иногда Дэрил благодарит мироздание за то, что у нее не Риковы глаза (откуда им взяться). Но иногда он так тоскует по этим глазам, ему так хочется еще хоть разок увидеть эти голубые глаза вновь. И если бы Джудит была дочерью Рика, и у нее были бы голубые глаза, как у Карла — это было бы или проклятие, или благословение. Но ей от Лори достались карие глаза, и она удивленно глядит ими на Дэрила: — Я такого не помню! — Конечно не помнишь, ты была совсем крохой. А времени прошло ого-го, малышка. Сколько тебе, напомни? — Ты же знаешь, что девять, — отвечает Джудит. Дэрил знает, что девять. Рика нет уже шесть лет, значит, ей девять. — И что он пел? Дэрил пожимает плечами. Джудит громко вздыхает. Девочка с характером, этого у нее не отнять. Заботливая, но не послушная лапочка, как Карл. Есть в ней что-то еще. Она смышленая и упрямая, как Рик. В то же самое время мягкая, добрая, вся в родителей. В груди у Дэрила что-то сжимается. — Колыбельные, — наконец отвечает он. — Что еще детям поют. «Ты не плачь, мой малыш, отчего ты грустишь…» Ты ревела навзрыд, аж разрывалась, но стоило ему запеть — тут же замолкала. Это была твоя любимая. Джудит кивает. Она кладет руки на колени, вытягивает ноги перед собой. Дэрил вспоминает, какой крохотной она когда-то была. Самое крошечное, хрупкое и дорогое сердцу существо, что он держал в руках. Он поднимает лежащую между ними шляпу и надевает Джудит на голову. Девочка смеется в ответ и поправляет головной убор. — А откуда ты знаешь, что он мне пел, Дэрил? — спрашивает она, глядя на него. — Откуда знаешь, что мне нравилось? Он снова пожимает плечами, отводя взгляд куда-то вдаль. — Потому что я тоже пел ее тебе, малышка. vi. Иногда он даже не может разобрать, насколько эти воспоминания правдивы. Нет, Дэрил, конечно, не врет себе. Но чем больше ты вспоминаешь, тем сильнее пытаешься подстроить отрывки из прошлого под то, чего тебе не хватает сейчас — правды, окаймленной светом, или обмана, растоптанного под каблуком ботинка. В безопасности только воспоминания, надежно запрятанные в сознании тех, кто их никогда не сможет оживить. Как Джудит, например. Иногда она делится с Дэрилом воспоминаниями об отце — едва различимыми и тусклыми, но мужчина не сомневается, что они правдивы. Рик и был таким. Он брал Джудит с собой в сад, где лежа на траве рассказывал ей истории, когда-то поведанные ему дедушкой. Конечно, некоторые детали потеряны навсегда, но Дэрил знал Рика, он может восстановить недостающие элементы сам. Джудит многие вещи помнит лучше, чем он, пусть память порой и подводит ее. Иногда Дэрил не может вспомнить, правда ли Рик не любил, когда ночью дверь в ванную оставалась открытой, или он это выдумал, приписал Рику то, чего боялся сам? Восприятие Рика Граймса и восприятие самого себя часто перемешиваются так, что уже не разобрать, кто есть кто. Так часто бывает в парах, но Дэрил ругает себя за это — ему хотелось бы помнить Рика таким, каким он был. Прошло много времени. Пройдет еще больше, но Дэрилу уже кажется, что минула вечность. Он всегда аккуратно закатывал рукава рубашки. Зрение у него было не очень, а еще он постоянно жаловался на запах любого лосьона после бритья, какой они находили. Иногда он плакал во сне. В Таре Чамблер он видел дочь; чувствовал душевный подъем и прилив сил, когда солнце обжигающе светило в глаза; он отчетливо помнил первого ходячего в своей жизни. Маленькую девочку с плюшевым мишкой в руке. У нее были светлые волосы, как у Джудит в детстве. Он хотел помочь ей, она хотела откусить ему руку. Лошадь останавливается у ворот в Хиллтоп. У посевов грустно бродит одинокий ходячий, на которого никто не стал тратить времени. Но Дэрил тратит, стрелой попадая ему точно в левый глаз. Он спешивается и подходит, чтобы забрать свою стрелу. Глядя на безобразное существо под ногами, мужчина вспоминает испуганное лицо Лидии, глупыша Генри, и Конни, несущуюся в поле с младенцем на руках. Столько всего Рик не увидел, хотя должен был. Должен был увидеть и возненавидеть. Столько всего произошло, что не давало бы ему уснуть, заставляло бы лежать полночи без сна, умостив голову на плече Дэрила, смотреть в потолок и хмуриться от задумчивости, пока наконец не заснет. Дэрил вздыхает, вытаскивает стрелу из головы ходячего и, взявшись за поводья, ведет коня к воротам. vii. — Джудит умнее, чем ты думаешь, — однажды говорит Мишон, укладывая аккуратно сложенное полотенце Дэрилу на постель. — Никогда не говорил, что она глупая, — отвечает мужчина. — Уж она-то умнее большинства взрослых в Хиллтопе. Твоя же дочурка, м? Мишон широко улыбается, но по ее лицу понятно, что перевести разговор на другую тему она не даст. Женщина присаживается на край кровати, и Дэрил понимает, что отвертеться не выйдет, и теперь он обязан отложить арбалет на стол, повернуть стул и посмотреть на Мишон в ответ. Было время, когда они с ней были так близки, что не имели друг от друга никаких секретов. И Дэрил все еще чувствует эту близость, но все-таки не до конца понимает, где теперь проходят ее границы. Время меняет людей, которые нам дороги, и редко делает это бережно. Собственно говоря, настолько редко, что практически никогда. Шрамы на их спинах — яркое тому подтверждение. — Она все знает, вот к чему я клоню, — продолжает Мишон. — Не стоит равнодушно делать вид, будто она не в курсе. — Она ребенок, что она может знать. — Может. И я считаю, тебе надо как-то это решить. Дэрил вздыхает и трет руками лицо. — Мишон, она твоя дочь. Я не хочу в это вмешиваться. Прошло много времени. Он не… Он хочет продолжить: «…он не вернется, Миш. И мы оба это понимаем», но не может заставить себя произнести эти слова. Да и Мишон все прекрасно понимает сама. — Хватит ходить вокруг да около, ты ведь и сам понимаешь, что рассказываешь ерунду, — отвечает Мишон. — Она любит тебя, ты ей дорог. И ты — часть ее жизни. Рик хотел бы, чтобы ты это понимал. Рик хотел бы, чтобы ты был рядом с ней. Дэрил отмахивается, и Мишон, вздыхая, встает с кровати. Уже у двери она оборачивается и произносит: — Подумай об этом, Дэрил. — Я всегда об этом думаю. Спокойной ночи, Мишон. И даже когда Мишон уходит, он не может заставить себя снова взять в руки арбалет, да и в сон не клонит. Он сам не понимает, зачем согласился остаться на ночь. Ладно, знает. Из-за Джудит. Она показала ему свою комнату и снова попросила рассказать что-нибудь про Рика. Дэрил рассказал какую-то глупую историю, и девочка засияла от радости. И после этого надо было вернуться к себе, в свой проклятый дом в Александрии. Сесть, насупившись, пока пес греется у ног, и глядеть на стены, выкрашенные Риком в дурацкий голубой цвет. Но он не в своем пустом доме. Он здесь. Дэрил помнит, как они перевезли сюда колыбель Джудит, книги по истории и деревянную плитку с отпечатками рук Джудит и Карла. Мишон повесила ее на стенку, ведь она так любит ребятишек. Каждый раз, проходя мимо, Дэрил отводит от отпечатков взгляд, потому что перед глазами тут же возникает Рик, и то, как он каждое утро прикладывал свою ладонь к отпечатку Карла. «Она будет скучать по тебе» — сказала Мишон перед отъездом Дэрила. «Я ведь не знаю, какие колыбельные ей нравятся». На это Дэрил ответил, что так будет лучше, ведь они оба это знают. Мишон поцеловала его, они крепко обнялись. «Берегите себя». Итак, возвращаясь к слону в комнате. Когда Дэрил, одевшись, с утра выходит из своей комнаты, с той стороны двери его уже поджидает Джудит. Все еще одетая в пижаму и с полным беспорядком на голове. — Ты в этих шлепках не на встречу с ходячими собралась, надеюсь? — подшучивает Дэрил. — Лучше в них не бегай, боевая малышка, а то шлепнешься лицом о землю. Девочка легонько бьет его кулачком по ноге. — Расчешешь мне волосы? — спрашивает она. — Я не умею. — Но раньше же расчесывал, — отвечает Джудит. — Когда я была маленькой. Я спрашивала у мамы, она сказала, что расчесывал. Давай скорее, Дэрил, время идет. Разумеется, он позволяет ей затащить себя в детскую. Здесь Дэрил чувствует себя пришельцем из другого мира, но Джудит ничего не смущает. Ее кровать наспех заправлена как попало. Девочка берет расческу со шкафа и жестом указывает Дэрилу, который все еще нерешительно стоит, на кровать. — Малышка, у меня куча дел, — вздыхает Дэрил, но все же садится. Она радостно прыгает рядом, бросает ему на колени расческу, поворачивается спиной и ждет. Не сложно вспомнить, какой она была еще шесть-семь лет назад. Так терпеливо и спокойно она не сидела, конечно, но Дэрил точно так же причесывал ее светлые и кудрявые локоны — она была как ангелочек с картинки. У Дэрила слишком грубые руки для такой деликатной работы, он всегда старался проводить расческой как можно осторожнее. — Косы плести не проси, — предупреждает он. Джудит смеется, потряхивая плечами. Но Дэрил, конечно, не какой-то злобный ворчун, поэтому он добавляет: — Ну, может когда-нибудь и попробую. Только предупреждаю, выглядеть будешь смехотворно. — Со временем научишься, уверена, — по-простому отвечает Джудит. — Если захочешь, я тебе тоже заплету косички. Будем похожи. Мужчина смеется, и Джудит даже ерзает на месте от радостного открытия: она смешная, и Дэрил оценил это, пусть и не сказал вслух. Волосы у Джудит тонкие, шелковые, каскадом лежат на плечах и так отличаются от коротких кудряшек Рика или жестких волос Карла. Дэрил говорит об этом. — Вот бы у меня были кудрявые волосы, — говорит она. — Думаю, твои тоже хороши, — отвечает Дэрил, откладывая расческу в сторону. Джудит разворачивается к нему лицом и усаживается, подтянув колени к груди. — Что такое? — спрашивает мужчина. Джудит не отвечает. Вместо этого, она протягивает свою крохотную ручку и касается его лица, осторожно проводит большим пальцем по щеке Дэрила. От неожиданности он забывает, как дышать, как говорить. — Папа гладил тебя так, — говорит она. — И тебе нравилось. Ты мне об этом не рассказывал, я просто помню. Но мог бы и сказать, я бы с удовольствием послушала. Про вас с папой. Я помню, что ты был с нами, Дэрил. Он кивает и девочка убирает руку. Дэрил сознательно вымарал это из своей памяти, но теперь он вновь вспомнил, каково было ощущать руку Рика на своей щеке. Он неосознанно подносит руку к лицу, туда, где только что лежала маленькая девичья ладонь. — Спасибо, малышка, — отвечает Дэрил. — За что? — слегка нахмурившись, шепчет она. — За то, что я тоже помню.