In honor of you, Mary...

      Летний вечер. Возле речки в тени зеленолистых ив сидели, свесив ноги вниз, двое детей – мальчик и девочка. Мальчик не был ни худым, ни толстым, одетый в тонкие льняные штанишки. Длинные незагорелые ноги болтались, чуть не касаясь воды. Рыжие волосы у него были кучерявыми и непослушными, а лицо дышало духом детских забав. О, а у него в нагрудном кармашке синей футболочки видно набор карандашей. Сразу видно, что у него за хобби. Уголки его губ были запачканы джемом. Это был пирог, сделанный его бабушкой. Мама мальчика, жившая в Техасе, была художницей. Парнишка гостил у бабули в живописном селе, причем с превеликим удовольствием – бабушка и внук очень друг друга любили. И не потому, что он был довольно послушным. Какая из бабушек не знает, как приятно видеть внуков? Девочка же – совсем другое дело... ну как тут не удивится? Высокая, худенькая, с длинными черными волосами и с врединкой во взгляде, она разговаривала с мальчишкой, который смотрел на нее снизу вверх. Ох, как же искренне она улыбалась. Простите, отвлекся. Имя мальчика было Уорд, для друзей – Пен. Одиннадцатилетний мальчик и четырнадцатилетняя девочка по имени Мэри делали то, о чем многие из нас мечтают – просто радуются жизни, болтают.       Буйная растительность местности радовала глаза и укрепляла тело. А пребывание рядом с другом... оно доставляло столько радости, что нету сил на то, чтобы описать это.       – Ну, и как твоя рок-группа? – спросил Пен у Мэри.       – Ну, знаешь… – Она взяла большим и указательным пальцами один из своих локонов и начала его закручивать, смотря куда-то вверх. – мы решили, что это все глупости. Майкл сказал, что это слишком сложно для нас, что... впрочем, не важно.       Мэри вздохнула и закрыла глаза.       – Мама всегда говорит, – Пен сморщил шнобель и поднял указательный палец вверх, – что «сделать что-то умное, используя глупое – настоящее искусство». А они просто дуралеи, вы же прекрасно играли, Мэри!       – Да. – Она хохотнула и посмотрела на мальчика, закрыв один глаз и склонив голову набок. – А знаешь, иногда мне кажется, что ты даже умнее, чем я.       – Ну, – тот засмущался и начал потирать правую щеку. – это же моя мама сказала, а не я…       – Та хорош тебе скро-омничать, Пен. – Она очень легонько, чисто символически, толкнула его в правое плечико. – Ну, а у тебя что стряслось? Что с твоей сказкой? Какой-то ты не такой.       – Пока нет времени на нее. Ну, в школе сложновато, понимаешь? А может, подморился я. – Уорд пожал плечами.       – Ну, поня-ятно. – Она посмотрела на небо, о чем-то задумавшись. – Слушай, тут такое дело, Пен. Я… я с родителями переезжаю.       – Что? – Вот теперь мальчик был грустным. – Как?       – Да, переезжаем в Техас.       – Ох... – Молодой Уорд несколько приободрился, и у него в душе появилась надежда. – А куда именно, не скажешь?       Мэри сказала адрес.       – Эй, так это же недалеко от моего дома! – радостно воскликнул мальчик.       – Серьёзно? – Видимо, девочка тоже раньше была опечалена, потому что сейчас в ее взгляде читалось облегчение. – Так это же классно!       Вот так, живя рядом в одном городке, и дружила эта парочка. Пен приходил к своему другу в гости. Ни родители Пена, ни родители Мэри не были против.       Вот так и в этот зимний, снежный день – четырнадцатилетний Уорд пришел к Мэри в гости. Пол в прихожей намок от снега, отлипшего с его ботинок. Отец Мэри, полноватый мужчина в очках, ничего не сказал, а только поприветствовал мальчишку в ответ. Девочка ждала его в своей комнате на втором этаже дома, где жила с мамой и папой.       Комната девочки буквально дышала жизнью: большая кровать, кремового цвета обои, большой, темных оттенков ковер, три стула, на спинки которых были повешены множественные майки и штанишки. Один из стульчиков стоял перед столом, на котором были расставлены (а частично и разбросаны) учебники, карандаши и ручки. Но самая интересная деталь – это темно-красная бас-гитара, прислоненная к уголку комнаты. Сразу видно, что это комната девочки-непоседы, которую родители очень любили и баловали.       – Привет. – Мальчик, у которого на челке красовались снежинки, радостно, довольно улыбнулся. – Можно присесть рядом на стульчик?       – Да, конечно. Куртку повесь на вешалку. – Мэри, сидевшая на кровати, пожала плечами. Не знаю, то ли из вредности, то ли из-за своей девчачьей природы, но она хотела выглядеть как можно более равнодушной и серьёзной.       Пен повесил на прибитую к стене вешалку свою куртку (перчатки он вывернул и засунул в ее рукав), пододвинул к кровати Мэри стул, и начал говорить ни о чем – о школе, в которой они вместе учились, о следующих летних каникулах. Мэри слушала и порой отвечала. Вдруг, когда разговорные силы мальчика иссякли, она сказала:       – Эй, Пен, дай-ка мне гитару, я хочу поиграть. Споешь со мной?       – Да, конечно! Вот классно.       Мальчик встал, бережно взял в руки ее гитару, которая покоилась в углу комнаты, и передал хозяйке. Мэри села в кровати, взяла в руки гитару и, проведя пальцами по струнам, запела:       – There are loved ones in the glory       Whose dear forms you often miss.       When you close your earthly story,       Will you join them in their bliss?..       Теперь парнишка и Мэри пели хором:       – Will the circle be unbroken       By and by, by and by?       Is a better home awaiting       In the sky, in the sky?..       Хотя песня и должна вызывать печаль, хотя она, вообще-то, не подходила для бас-гитары (кого это волновало, всё-же?), по ее окончании парочка засмеялась...       Этот день был одним из последних, который они провели столь беззаботно. Спустя месяц случилось то, что можно передать одним словом. Одним страшным словом – «лейкемия». Мэри отвезли в больницу, родители делали все, чтобы вылечить дочь. Но, будто по чьей-то воле, проклятая болезнь и не думала отступать.       Больничная палата. Лежащая Мэри тоскливо смотрит с кровати в находящееся рядом окно. Она очень бледная и вялая. Около нее никого не было, она лежала одна в относительно небольшой палате. Проклятая болезнь буквально выедала её изнутри. На улице наступала тьма. Из коридора слышно, как ворчит старая медсестра.       – Ох, ну, ладно. Но, учтите, не больше пяти минут – ей нельзя нервничать.       Мэри повернула голову в сторону двери – кто же там? Пен, сдерживая слезы, подошел к ней, взял её правую руку и начал целовать тыльную сторону ладони.       – Почему? Почему, Мэри? Почему ты заболела? – сказал… нет, прохрипел тот, не в силах больше сдерживать плач.       – Не знаю. – Мэри печально вздохнула. – Ну, не плачь, все будет хорошо. Я выздоровею.       Девочки взрослеют быстрее, чем мальчики, посему Мэри нашла в себе силы для улыбки.       – Мне так жаль, Мэри. Тебе очень больно? – Уорд посмотрел ей в глаза, ожидая правдивого ответа. И он его получил.       – Нет. Маме и папе куда больнее, но они выдержат. И я тоже.       – Да. – Пен шмыгнул носом, положил аккуратно ее руку ей на живот и слегка улыбнулся. – Ты крепкая девчонка, Мэри.       – Эй, Пен. Ты будешь приходить ко мне? – с неприкрываемой надеждой в голосе спросила она у него.       – Конечно. Как можно чаще… – Пен закрыл глаза, наклонился к девочке и поцеловал её в левую щечку. Мэри подняла правую руку, и Пен присел, чтобы облегчить ей это действие. Ладонь девочки легла ему на левую щеку.       – Все, время вышло, – послышался голос медсестры, выглянувшей из-за двери.       Конечно же, Уорд и Мэри встречались ещё неоднократно. Конечно же, каждый из них очень хотел, чтобы этот кошмар прошел. Но вселенная решила иначе. Мэри умерла, оставаясь той самой улыбчивой девочкой с врединкой во взгляде. Мать девочки погибла, не выдержав нервного напряжения, а отец, будучи человеком верующим, продолжил жить дальше… если это можно так назвать. И Пен… для мальчика это был очень тяжелый удар. Родители утешали его, как могли, но тот преобразился – стал молчаливым, зацикленным на учёбе. В течении двух первых недель после гибели друга он практически не ел. Но вдруг к ним пришел один загадочный человек.       – Посылка для мистера Пендлтона, – сказал тот, стоя в дверях. За ними была ранняя весна, освещаемая вечерним Солнцем.       – Да, благодарю Вас, – ответил отец мальчика, забирая небольшую картонную коробку, замотанную старым скотчем.       – Извините, сер, но она адресована не вам, – сказал почтальон.       – Не мне? – удивленно сказал мужчина, обернувшись на стоявшего за ним сына.       В посылке было письмо. Пен сел на свою кроватку, включил маленькую настольную лампу, стоявшую на тумбочке, и открыл письмо. Этот почерк... Он был не очень аккуратным, но для Пена это был самый красивый почерк. Именно им писались открытки на День Рожденья, именно он напомнил ему о давних играх в снежки и прятки, именно он сейчас вызвал у него и эйфорию и печаль одновременно. У Вас было подобное чувство когда-либо, читатель? Тогда вы поняли. И меня, и его. На бумаге кремового цвета было написано:       “Здравствуй, Пен.       Если ты читаешь это письмо, значит, я уже в другом месте. Как ты, друг? Плачешь ли ты, или это чувство уже прошло? Ты, главное, не печалься – мы провели несколько чудесных лет вместе, но это еще не все. Ты ведь знаешь, что Бог есть. Знаешь, ты всегда был очень умным мальчиком. Я смотрю на тебя сверху, Пен. Я рядом. Пен, у тебя все будет хорошо. Все твои мечты, все мысли обретут силу, друг, я знаю. Ты сделаешь мультсериал, в котором ты будешь показывать людям их пороки, но не будешь их винить. Просто дашь им повод для размышлений и светлой печали. Ты подаришь детям сказку, которую не смог бы сделать никто. Ты подаришь юношам надежду на то, что в их жизни есть смысл. Конечно, это займет годы, но ты справишься. Пен, будь счастлив… я тебя люблю.

Мэри”.

      Письмо не было длинным. Но… оно вмещало в себе все. Мальчик аккуратно отложил от себя письмо, сдерживая слезы, чтобы не намочить его. Только тогда он позволил боли выйти наружу. Даже прижатая к лицу подушка, которая, казалось, тоже плакала, не очень помогала.       Пендлтон Уорд вскидывается и осматривается вокруг. Он находится в комнате на третьем этаже здания, в котором работал. Комнатка, в которой он находился, была обставлена в достаточно уютном стиле – кресло, цветок на высокой подставке посреди комнаты, компьютерный стол с лампой, стоявшей рядышком, диван с двумя подушками... взрослый, уже смотрящий на окружающий мир серьёзным взглядом Пендлтон проснулся, сидя на стуле возле компьютерного стола. Работа не клеилась, хотелось спать. А ведь он сам пожелал нарисовать «черновую версию» нового персонажа.       – Бог мой, – сказал Уорд, и провел рукой по лицу. Он посмотрел на настенные часы – 9:56. Перед ним лежал листок бумаги и цветные карандаши. Он сам хотел нарисовать нового персонажа. Тут, спустя пять секунд размышлений, Уорда осенило. Он взял обычный карандаш, и начал рисовать контуры тела персонажа. Длинные ножки, сапоги. Почти подростковый торс, руки, контуры лица, длинные, до плеч... нет, до пят, волосы. Вот. Теперь лицо. Какое же выражение ему предать? Мудрое? Веселое? Да, все это! Вот, появилась вредная улыбочка, в которой была видна доброта, нос-пятачок, острые ушки, глаза... будут голубыми. Так... Уорд взял цветные карандаши и начал разрисовывать своего героя – сапоги пусть будут красными, та-ак. Серая маечка. Темно-зеленые штанишки. Угу. Теперь... стоп. Вот, два маленьких следа от укуса на шее. И бледная кожа. Почему-то Уорду это показалось важным – чтобы она была с лукавинкой во взгляде… и с немного болезненным видом.       Через минуту Пен закончил. Потом он снова посмотрел на часы – 10:03. Его взгляд снова вернулся к картинке.       «Да, – подумал Уорд, кивнув, – вот так».       Раздается стук в дверь. В комнату заходит Оливия Олсон в строгой... но какой-то недостаточно строгой одежде. Хотя её и недавно пригласили сюда, она уже познакомилась с командой. Ребята (так свою команду мог называть только Пендлтон Уорд) уже поладили с ней.       – Эй, Пен? Все в порядке? Мы слышали, ты вскрикнул... – У девушки был озадаченный вид.       – Нет, нет Олли, все хорошо. Я... просто сон.       – Угу, ну, хорошо. Ты поторопись, а то мы волнуемся там.       – Да, конечно. Я сейчас...       Оливия кивнула и, задумчиво смотря куда-то вниз, на пол, закрыла за собой двери. После того, как звук шагов исчез, Пен повернулся к рисунку, взял его в руки и сказал вслух:       – Так. Я уже знаю, о чем будет часть шестого эпизода, а за пятый незачем волноваться. – Тут он в последний раз, очень внимательно, посмотрел на свое творение и произнес, потирая подбородок. – Мэри… – Он провел указательным пальцем левой руки по волосам нарисованной девушки с нежностью, присущей только отцам и старшим братьям. – Марси. Марсел*. Марселин. Да.       Уорд улыбнулся и вышел из комнаты. Нужно было поговорить с Филом. Он поможет изобразить Марселин намного лучше. ___________________________________________________________________       *Marcel (англ.) – 1. Завивать волосы щипцами. 2. Горячая завивка волос.