entering

Обычно Илай спал всю ночь. Не просыпаясь. Никаких отвлекающих мыслей, мешающих ему уснуть, никаких назойливых воспоминаний, которые можно было бы выудить из укромных уголков коридоров забытых ужасов его разума. Даже голод не будил его от сна, лишенного сновидений. Поэтому, когда он открыл глаза, встретившись взглядом с темнотой вокруг, и повернулся к своему хронометру, чтобы увидеть цифры на нем - 3 часа ночи, Илай был озадачен этим сбоем в его организме. Ему потребовалось время, чтобы оценить функции своего тела и потребности: адекватные. Его уровень комфорта: тоже адекватный. Состояние комнаты: ненормальное. Трауна не было на его койке. Илай поднялся и уставился на смятое одеяло и брошенную одежду для сна. Все казалось использованными и беспорядочно отброшенными в сторону, как будто Траун пытался заснуть, но в итоге сдался. Илай знал, что у его чисского соседа по комнате иногда случались странности с графиком сна, но, кажется, он еще никогда не уходил посреди ночи. По крайней мере, не после комендантского часа. Илай попытался вспомнить, была ли у Трауна важная встреча с кем-то. В такой ранний час - точно нет. К тому же, насколько Илай знал, Траун был здоров. За исключением одного больничного дня, когда у их класса была обязательная поездка в Корусантский музей галактического искусства и культуры, у Трауна была отличная посещаемость. Были ли у него утренние обязанности? Снова отрицательный ответ. Забытое домашнее задание? Илай на самом деле посмеялся над этой конкретной идеей. Память Трауна была безупречной. Так почему он ушел? Естественно, первым побуждением Илая было надеть кадетскую форму и отправиться на его поиски. Но с этой мыслью было быстро покончено. В конце концов, уже наступил комендантский час, и, будучи выходцем из дикого космоса, он, скорее всего, понесет суровое наказание, если его поймают. Более того, он был уверен, что Траун сможет позаботиться о себе самостоятельно. В конце концов, он много лет прослужил в армии за пределами имперской системы… Но Траун не заботился о себе. Он зависел от Илая в социальной структуре Империи, в бюрократии, стоящей за каждым поворотом... Черт, даже в языке. Илай не мог даже сказать, что Траун был особенно хорош в рукопашном бою, судя по его выступлению во время атаки кадетов всего неделей ранее. У Трауна до сих пор были на месте некоторые швы… Илай мгновенно выскочил из постели, копаясь в своих немногочисленных вещах, чтобы найти хоть какое-то подобие уличной одежды. Учитывая, что все его вещи остались на Майомаре, когда он впервые оказался на Корусанте, и они все еще были в процессе доставки, он вышел с пустыми руками. Илай вздрогнул от мысли о том, что будет, если его поймают в кадетской форме на улице, вне стен академии. Илай взглянул на свою кровать и обдумал варианты. Он вспомнил дни своего народа, когда им самим приходилось шить себе одежду, когда они впервые прибыли на Лайсатру. Это все еще было обычной практикой для менее богатых семей или традиционалистов. На Корусанте становилось все холоднее, поэтому он решил, что сможет обойтись импровизированным шарфом из наволочки, если разорвет швы по бокам. Он не вписался бы в высокую моду столицы, но это должно было бы сработать. Однако даже шарф не мог скрыть крой его формы. Он приподнял тунику и внимательно ее осмотрел. Он не мог ее испортить, у него было только две на его имя. Он подумал, что если… Он вывернул ее наизнанку после того, как снял офицерскую планку. Выглядела она как обычная серо-белая туника с немного странными швами. По-прежнему не сможет слиться с толпой, но это лучше, чем ходить совсем без маскировки. Когда он пробирался по коридорам казармы, его сердце колотилось, а на висках собирался пот. Каждый шаг был эхом бластерного выстрела, а каждый вздох - сильным порывом ветра. Илай никогда раньше не нарушал правил. Вряд ли на Лайсатре, никогда на Майомаре, и он не думал, что осмелится сделать это здесь. Но все же такова была его судьба. Пробираться по коридорам с отчаянным желанием найти своего соседа по комнате, у которого не было никаких проблем с вопросами и нарушением правил, если он того желал. Илай был разочарован тем, что не нашел следов Трауна в доступной части академии, что сделало его следующий шаг не только обременительным, но и пугающим. Что ж, впереди был открытый Корусант. Огромные размеры города, занимающего всю планету, казались слишком грандиозными в своей концепции, чтобы охватить разумом. Конечно, на его родной планете были города, и их загруженность могла быть сопоставимой, но чтобы занять собой целый мир… в галактике на самом деле было достаточно существ, чтобы заполнить все это пространство? Кажется, так оно и было, поскольку в течение получаса после того, как он спустился на восемьдесят уровней и пересек пропасть, которая была скоростной магистралью, на шаттле и оказался на ​​соседней пешеходной платформе, он был быстро поглощен толпой. Здесь было гораздо грязнее. Еще не сомнительные бары и притоны с пьяными пиратами, но все же место не совсем благонадежное. Оно было очень непохоже на четкие края небоскребов и заполненные зеленью квадраты верхнего города, где располагалась академия. Илай знал, что рано или поздно он увидит такие места, но все же предпочитал исследовать их с напарником и, желательно, с работающим комлинком. Но это был единственный выход из академии через общественный транспорт. Без спидера и назначения платформы более высоко уровня были недоступны. И вообще, у Трауна тоже не было ничего из этого, что означало только одно - он должен был пойти этим путем. Теперь вопрос был в том, куда он пошел. Илай быстро выбрался из потока пешеходов и зашел в здание сбоку. Это был небольшой продуктовый магазин, где, кроме прочего, продавали быстрые обеды того же сорта, что и «уличная еда», но немного более изысканные. Если слово «изысканные» вообще подходило месту с обшарпанными стенами, неровным полом и двумя столами с несовпадающими стульями. — Хочешь чего-нибудь, кадет? Илай подскочил и обернулся к стойке, к которой прислонилось большое существо в запачканной простой форме, скорее всего, являющееся владельцем. Она была хорошо сложена и в основном имела человеческую форму и размеры, как Траун. Однако едва заметные выступы на макушке, отметины на коже, дополненные нечеловеческим цветом кожи, сделали очевидным ее видовую принадлежность: она была деваронкой. — Что… я… я не кадет. — Илай попытался отрицать, но она почти неодобрительно покачала головой. — Я узнаю кадетскую форму, когда вижу ее, — ответила она. — Хотя я удивлена, что они берут к себе ребят из дикого космоса. Илай вздохнул, убирая взъерошенные волосы с лица. — Да, я это часто слышу… — пробормотал он. Деваронка усмехнулась. — Нет, я имела в виду не тебя, хотя у тебя есть акцент. Я говорила о том синем Илай немедленно обратил на нее все свое внимание, повернулся и подошел ближе. — Вы что-то знаете о нем? — Зашел сюда, чтобы спросить дорогу. Сначала подумала, что он панторанец, но его выдавал акцент. Звучал слишком иноземно. — Дорогу куда? — в отчаянии спросил Илай, цепляясь за единственную ниточку и благодаря звезды за то, что наткнулся на нее. — К большому музею на 77 уровней выше, — сказала она, пожав плечами. — Посоветовала ему не напрягаться в любом случае. Я имею в виду, даже если бы музей был открыт, он не может… Она остановилась. Илая уже не было. *** Илай знал это здание. Он был там не так давно. Но то, почему Траун решил прийти сюда посреди ночи, было немного выше его понимания. Он был болен в тот день, когда их класс должен был идти в музей, так что, конечно, он мог просто попросить у Динларка пропуск, чтобы покинуть академию. Это не похоже на Трауна - идти на такой ненужный риск, особенно учитывая их уязвимое положение в обществе. Табличка «закрыто» ничуть не беспокоила Илая. У него уже были проблемы из-за того, что он покинул академию, и он все равно не собирался задерживаться здесь надолго. Траун был внутри, и если его поймают там, когда музей закрыт, и, очевидно, без разрешения покинуть академию, у Илая, скорее всего, будут такие же проблемы. Динларк все еще считал Трауна подопечным Илая, и было бы глупо отрицать правду на этот счет. Илай проскользнул через боковую дверь, которая, скорее всего, использовалась арендаторами и служащими. Там был большой указатель, который он должен был убрать с дороги, чтобы получить доступ к клавиатуре и взломать ее. У него всегда был особый талант к числам. Легче легкого. Открытость музея была ошеломляющей по сравнению с теснотой тел, вызывающей клаустрофобию на улицах Корусанта. Он казался даже более массивным, чем помнил Илай, но он предположил, что винить в этом стоит темноту и пустоту помещения. Он должен был признать, что это было впечатляющее место, но расположение залов было немного запутанным. Неважно, он был там для выполнения достаточно простой задачи. «Достаточно просто» оказалось неправильным выражением для описания его миссии. Дважды заблудившись, трижды обойдя музей по кругу и прыгая в тень от каждого шороха, Илай официально пребывал в тревожном безумии. Он забыл, сколько залов было в музее и сколько тупиков в этом лабиринте. Его страх быть пойманным или обнаруженным заставил его бежать, отчаяние руководило его действиями вместо разума. Выяснилось, что его приз все время был на самом видном месте, в зале недалеко от входа. Илай бесцеремонно споткнулся в арке, чуть не врезавшись в колонну, едва удерживая себя на ногах. Он тяжело вздохнул, прислонившись лбом к стене, собираясь вскинуть руки и самоустраниться, проклиная Трауна, когда увидел фигуру в капюшоне. Он сидел на скамейке перед скульптурой, медленно вращающаяся масса освещала пространство вокруг себя зловещим сиянием при движении. Траун задумчиво прижал скрещенные руки к подбородку, а глаза сузились в глубоком понимании. Солнцезащитные очки, которые он носил, чтобы скрыть глаза, лежали на подушке рядом с ним, брошенные. — Траун? — Голос Илая эхом разнесся по комнате, одинокая фигура обернулась, услышав свое имя. — Кадет Вэнто… — ответ, все еще безразличный, содержал легкий намек на любопытное удивление. Траун был застигнут врасплох: подвиг, которым немногие могли похвастаться. Илай гордился бы собой, если бы не был занят чувством всепоглощающего облегчения. — Что ты здесь делаешь? — спросил Илай, подходя. — Изучаю произведения искусства. — Последовал простой ответ. Глаза Илая закрылись от частичного раздражения. — Это я вижу, — ответил он. — Я имею в виду, что ты здесь делаешь ночью? Взгляд Трауна смягчился и превратился в чистую апатию, пока он поворачивался к скульптуре перед ним. Когда Траун не ответил, Илай сел напротив него на музейную скамейку. Траун не двигался и не реагировал, глядя вперёд. — Что ты думаешь об этом? — спросил он, нарушая тишину. Илай взглянул на скульптуру, извивающаяся масса напомнила ему о каком-то океане или инопланетном мире. — Ну… это… хм, — Илай был бы первым, кто признал бы, что искусство не было сильной стороной его социальных и культурных исследований. — Нет ничего плохого в признании своего невежества. Илай прищурился, глядя на Трауна, прерванный его насмешкой. Он было открыл рот, чтобы ответить на комментарий фырканьем, прежде чем Траун поднял синюю руку. — Прошу меня извинить, я неправильно выразился. Я полагаю, что это слово… незнание? — Неосведомленность, — пояснил Илай, предыдущее выражение его лица исчезло. — Или неопытность. И нет, я не знаю об этом ничего. — Признаюсь, я подозревал, что ты знаешь. — Траун снова обратил внимание на скульптуру. — Жаль. Я надеялся, что ты меня просветишь. — Я ничего не знаю об искусстве, — объяснил Илай. — И ориентируюсь куда лучше в числах. — Я понимаю… Пауза. — Ты, эм… — снова неловко начал Илай. — Ты часто так сбегаешь? — Всего один раз. Илай сел на скамейку рядом с Трауном и спросил: — Зачем? И зачем приходить именно сюда? Траун снова промолчал, и Илай заметил, как напрягается линия его подбородка - очевидная попытка скрыть настоящие чувства. Илай знал, что это было очевидно только для него самого, потому что он проводил так много времени с чиссом. Все остальные, вероятно, просто не заметили бы. — Я думаю, ты не хочешь об этом говорить, да? — Я не против того, чтобы ты знал. Просто то, как ты можешь… — Траун произнес слово на Сай-Бисти. — Как я могу отреагировать? — Илай перевел со скептицизмом. — Я думал, ты знаешь, что я не смогу осудить. Я и сам уже достаточно осуждаю себя, просто будучи парнем с задворок галактики. Довольно лицемерно, если я буду осуждать и тебя тоже. — Я ценю твою порядочность, — начал Траун. — Но твое личное мнение о моих рассуждениях не имеет отношения к делу. — Тогда что? Еще одна пауза, как будто чисс рядом с ним взвешивал свои варианты. Но через мгновение он уступил. — Ты помнишь тот день, когда я не присоединился к твоим сверстникам-людям в поездке сюда? Глаза Илая расширились. — Э… да, я помню. — А ты помнишь, что я сообщил о своей болезни? — Конечно, я помню. — Илай обдумал тот день и вспомнил одну деталь. — Но когда я вернулся, ты совсем не выглядел больным. — Нет… — Траун сделал паузу еще раз. — Я и не был болен. Илай уставился на него. — Но если бы ты не был болен… — Динларк выразил обеспокоенность по поводу протоколов, касающихся посещения музея академией, и предложил мне остаться. — Динларк? Протоколы? Я не… — он замолчал, внезапно вспомнив табличку, что ему пришлось отодвинуть, чтобы проникнуть в здание. В конце концов, у нее была причина, и поскольку она не относился к Илаю, он даже не заметил ее существование. Он никогда не нуждался в этом. До настоящего времени. «Только для людей. Инородцам вход запрещен.» — О… — все, что удалось сказать Илаю. Сначала он был переполнен чувством вины и стыда за то, что был человеком, и за то, что он даже не заметил ксенофобных тенденций культуры своего вида, когда они были прямо перед ним. Затем ему стало грустно от осознания, что такое знание было недоступно многим существам, включая мужчину, сидящего рядом с ним. Наконец, он рассердился: слепо и невыносимо яростно. Это было несправедливо. Это было неправильно. Почему Траун ничего не сказал? Если не Динларку, то, может быть, Императору... — Успокойся, Илай. Что сделано - то сделано. — Это… Это просто неправильно. — сказал Илай сквозь стиснутые зубы, вцепившись пальцами с побелевшими костяшками в скамью. — В галактике есть много неправильных вещей. Это всего лишь одна из них. — Но почему ты не... — Это все равно что та засада. Я не могу связываться с властями по поводу любой предвзятости, направленной против меня. Илай взглянул на все еще видимые швы, нахмурился, а затем уставился на кружащуюся скульптуру, безмолвно требуя, чтобы у нее были ответы на все их проблемы. — Однако я искренне ценю твою заботу, — сказал Траун, как будто пытался ослабить гнев Илая. — Весьма благодарен… — пробормотал он сквозь зубы. — Все еще думаю, что тебе стоило что-нибудь сказать. — Я говорю о твоей решимости найти меня. — Поправил Траун, и это замечание заставило злость Илая мгновенно улетучиться, превратив ее в замешательство. Траун продолжил. — Сделать это в таком незнакомом месте наверняка было непросто, и, к тому же, от тебя этого никто не требовал. Шок Илая был написан на всем его лице, но длился он недолго. — Пустяки, — сказал он почти самому себе. Они сидели в относительной тишине в темноте, аварийные огни были единственным источником освещения. Единственными звуками были временами слышимое дыхание и ровный гул системы циркулирования воздуха. Хотя тишина между ними, казалось, длилась вечность с напряжением и запутанными намерением, она была комфортной, каждый был занят своими собственными мыслями. Илай даже не стал пытаться понять, что у Трауна на уме. Лабиринт его мыслей был заведомо недоступен, а Илаю хватило блужданий на эту ночь. Или утро. Солнце медленно превращало небо из черного в темно-зеленое и синее. Они должны возвращаться скорее, иначе пропустят свои обычные утренние роли и суету. И тогда академия обязательно заметит их отсутствие. — Нам нужно идти. — пробормотал Илай, чувствуя себя виноватым в нарушении мирного молчания. Траун не двигался секунду, но затем все-таки поднялся. Он вытянул свое почти неподвижное тело из оцепенения, которое, казалось, мучило его, поднял руки над головой и наклонился назад, образуя идеальную дугу. Илай наблюдал за его движением с завистью из-за природного телосложения Трауна, но кроме этого внезапно почувствовал искру любования его фигурой. Траун поднялся обратно в расслабленное положение покоя, почти разочарованно глядя на выход из здания. — Да… нужно уходить — согласился он, начиная идти. Илай окликнул его на полпути к выходу. Траун повернулся на каблуках, чтобы убедиться, что Илай не сдвинулся с места, так и оставшись сидеть на скамейке. Траун вернулся. Когда он подошел, Илай встал. — Вопрос, — сказал он. — Да? — Что ты думаешь о скульптуре? Траун посмотрел на нее последний раз, прежде чем обратить заинтересованный взгляд к Илаю. — Я не могу постичь менталитет этой расы. Это единственный случай, когда я смотрю на искусство вида и не могу понять их тактику. — Что заставило тебя думать, что я пойму? Если ты не смог, то как я могу? Губа Трауна дернулась перед тем, как приподняться, - удивительное выражение, свидетелем которого Илай едва ли верил, что стал. Траун… улыбался. Ухмылялся. Слишком легко, как будто он обычно ходил с таким выражением лица. Илай затаил дыхание, когда Траун подошел ближе. Он чувствовал тепло тела чисса с того места, где стоял, излучение успокаивающей ауры, делающее невозможным любую мысль о слабости. Уверенность Трауна, которая была так легендарна для его народа, проявилась полностью, когда он встал еще ближе к Илаю. Его глаза были яркими, почти сияющими насыщенным алым цветом в темноте музея. — Однажды, Илай... — прошептал Траун, его взгляд горел в сердце Илая и вызывал головокружение, у которого не было никаких причин, кроме возможного благоговейного трепета. Илай чувствовал, что его грудь пылает как рождение сверхновой, и вскоре его лицо последовало примеру и загорелось румянцем. Ощущение близости и задумчивости, исходившее от Трауна, было почти опьяняющим, и Илай чувствовал себя завороженным. Энергия, преобразованная в теплоту в его туловище и лице возросла до невероятной высоты, когда Траун прижался лбом ко лбу Илая, более горячая плоть отдавала свое тепло, несмотря на общую прохладу его кожи. Дыхание Илая замерло, как и все рациональные мысли. Он не мог двигаться, по сути, он ощущал себя в своем теле, но не мог реагировать. Все, о чем Илай мог думать, было то, что, что бы ни делал Траун, удерживая Илая на месте, соприкасаясь лбами, расслабленное выражение его лица давало понять, что это имело для него какое-то значение. Илай не мог отрицать доверительной близости, которую несло это действие. — Я надеюсь, что однажды ты познаешь свою настоящую ценность ... — сказал Траун, закрыв глаза и вздохнув. Хотя они касались только лбами, Илай чувствовал себя прикованным к одному месту. Он не мог быть уверен, было ли это шоком или замешательством, но что бы он ни чувствовал, его недоумение было преуменьшением. Он не мог понять действий Трауна, не говоря уже о его словах. Но независимо от их значения, Илай знал, что тот говорил со всей искренностью. Траун отстранился как раз в тот момент, когда Илай собирался прижаться к нему в ответном рвении (если это было то, что он должен был сделать), и направился к выходу, из которого они оба пришли ранее. Илай почти задумался о том, что он пропустил контакт, призрак их прикосновения задержался на его коже. Илай последовал за Трауном, немного сбитый с толку и, возможно, с легким головокружением, как будто его поцеловали. Он решил не думать об этом слишком много.