Хаймве

Федя закатывает глаза, но врождённое чувство приличия не даёт ему развернуться и уйти. — Я люблю ностальгию, это одно из самых лучших чувств, — он улыбается и улыбка выжигает ему скулы зудящей болью, будто у него по занозе в каждой щеке, — обиды нет, столько времени прошло. — столько воды утекло, хотел сказать он. Но не скажет. Не сегодня и не здесь. Не пытливому журналисту из очередного заносчивого и желающего хайпа СМИ. Часть выступления Инсарова прошла и единственное о чем он может думать это спокойный и такой заслуженный отдых. Интервью медленно близилось к концу, а происходящее на сцене лишь набирало обороты. Мир не рухнул, когда они исполнили это сраное розовое вино, которое уже набило им обоим оскомину. Духота давила на лёгкие разгоряченным воздухом и Федю кинуло в состояние жаркой и гостеприимной Малайзии. Это была закономерность, простая до одури закономерность. В конце всегда невольно задумываешься о начале. Там, в тропическом лесу, Федя прижимал этого заносчивого придурка к невысокой пальме, оставляя на боках следы. Полусиняки потом нещадно жгли, а Лёша нескончаемо много выёбывался. Там, в номере отеля, Узенюк не просил остаться Федю на ночь, лишь смотрел долгим, раздевающим, пошлым взглядом, будто зная — Инсаров и так не смог бы уйти. Там, будто в другом мире, Лёша умолял Инсарова прекратить/продолжать и стоналстоналстонал, а потом засыпал с мягкой ухмылкой на губах. И лёгкие давило также у обоих, но не от этого грёбанного Питерского воздуха, а от друг друга (как же это приторно ванильно — отплёвывался Элджей, но всегда отвечал на прикосновения сторицей). Там Инсаров был почти счастлив. Почти, потому что конец есть у всего. И это тоже закономерность. Расставание (спорное слово для людей, которые ни разу не разговаривали об отношениях) прошло скомкано и импульсивно. Им было нечего делить, а потому было не из-за чего спорить. Но они спорили. Создавалось впечатление, будто они устраивают танцы на пепелище, мародёрствуют, грабя друг друга, или же стравливают свои собственные полуживые чувства. Каждый старался поддеть посильнее и оставить рваную рану в душе другого, чтобы помнить друг друга дольше. Будто никто из них двоих не знал, что это желание естественно и уж точно можно найти способы мягче. Лояльнее. Сколько слов нужно, чтобы дать человеку понять, что он важен? И какими эти самые слова должны быть? Они пробовали все варианты. Только слова были не теми, но каждый понимал. «Попробуй найти кого-то попроще» — говорил Узенюк имея ввиду «ты достоин кого-то лучше, чем я». «Ведь верность для тебя пустой звук, да?» — вбрасывал Федя и Элджей слышал «будь верен мне, я прошу». «Это ничего не стоит» — одновременно и сорвано выдыхали оба, и в головах отдавалось «это бесценно». Флэшбек закончился. Ностальгия лучшее чувство, хах? Ностальгия чувство, которое вонзает тебе в спину тысячу ножей и заставляет улыбаться, не нанося последний, смертельный удар. Тебе кажется, что тебя убивает именно она, но по факту — ты совершаешь самоубийство, гоняя себя по бешеному кругу воспоминаний. И у этой гонки нет конца. Инсаров мотает головой, отчётливо произнося сам про себя буквально по буквам: н а х у й. Произошло столько всего, что всё это должно было восприниматься рвано и издалека. Мол, да, бывало и такое. Жизнь вообще обычно не балует счастливыми концами (единственное счастливое окончание будет у ёбаного VKFesta и то, если оно будет поскорее — думается Федуку). Он проводит рукой по короткому ёжику волос и отходит в сторону шатров. Перекидывается парой фраз с кем-то, незатейливо шутит, а потом буквально ощущает, как правую часть лица опаляет взглядом. Элджей (уж точно не Лёша) смотрит на него сквозь две баррикады в виде линз и солнцезащитных очков, но даже так Федя ощущает, как его собственное лицо начинает гореть под парой пытливых, издевающихся глаз. Федук быстро смаргивает и отвлекается, пытаясь привести себя в чувство. Узенюк проходит мимо, будто невзначай поправляя красный защитный жилет на груди, легко тянет уголок губ вверх, поводит взмокшими плечами, а ещё смотритсмотритсмотрит и у Инсарова воздух выходит из лёгких тяжелыми вязкими толчками. Федя заглядывается и откровенно тупит, следя за тем, как Элджей чинно проходит мимо в окружении извечных секьюрити, облизывая нижнюю губу. Что за хуйня? Федя палится и ему на секунду кажется, будто всё это какая-то тотальная игра его взбунтовавшихся и резко нахлынувших чувств. Единственным осязаемым желанием (помимо желания жалко передёрнуть) остаётся желание поскорее отсюда съебать, и, упав на мягкую отельную постель, забыться. Забавно, что две эти мечты являются настолько далеки друг от друга. Примерно с такой же эмоцией можно было бы выбирать между тем, чтобы трахнуть Элджея прямо здесь или поздравить его со счастливыми отношениями. Инсаров не был мазохистом, а потому договаривает с менеджером и проходит в сторону своей гримёрки. Если выступление ещё оставляло хоть какие-то силы, то эта несчастная сцена после выбивала жалкие крупицы самообладания и желания что-либо делать окончательно. Подсознание ехидно подкалывает: во что-либо входит секс с бывшими, или на это у тебя бы силы нашлись? Он закрывает дверь и устало рухнув на диван, тупо пялится в зеркало напротив. Проводит руками по лицу, трёт глаза и замирает, топая ногой в ритм какого-то неизвестного бита. Его всегда это успокаивало, а Элджей в своё время, стоя на коленях перед его ширинкой, поддел Федука, поинтересовавшись о том, будет ли он так делать, если двух звёзд российской поп-сцены застукают за минетом в почти общественном месте. Глаза начинали слипаться и вена на левом виске отчаянно пульсировала. Голова, откровенно отказывалась функционировать, единственной активностью оставались рандомные вспышки воспоминаний в перевозбуждённом мозгу. Давненько такого не было. И было бы лучше не будь этого вообще. Хотя, конечно, нет. Да, ностальгия полное дерьмо и прошлое частенько дёргает тебя обратно, стараясь вытравить душу, но так приятно хотя бы помнить. Федук ухмыляется, заполошный стук сердца медленно приходит в норму и в голову лезет недавно случайно включённый фильм с Акиньшиной в главной роли. Сюжет он помнил плохо, но суть отложилась на подкорке: влюблённая пара, просыпалась каждый день не вместе, потому что не ценила свои чувства. Устав от этого герои приняли решение пройти специальную процедуру для того, чтобы забыть их отношения. Ромкомы в большинстве своём заканчиваются хэппи-эндом и они лишь сделали вид, что забыли, а на следующее утро проснулись в объятиях друг друга. Смешно, да и только. Но что-то внутри не унималось, осыпая Инсарова всё более неоднозначными вбросами. А ты бы забыл специально? Вот так вот раз и не было ни жаркого, первого шёпота в шею, когда Федук всеми силами старался держать себя в руках, лишь немного повернув голову набок, наблюдая периферийным зрением белобрысую макушку. Ни последующие после этого не менее горячие объятия, так, чтобы спина к груди, когда Лёша был настолько пьян, что от напускного превосходства вкупе с зарывающимся самолюбием ни осталось и следа. Ни фразы: эй, ванлав, я же знаю, что ты хочешь. И, конечно, Федук хотел. Его не остановил ни один из мигающих в голове стоп-сигналов. На хуй были посланы предрассудки, страхи и даже то, что Федя не был до конца уверен в завтрашнем пробуждении в компании этого идиота. Но он открыл глаза, и под его рукой в то утро была талия Элджея. Забыть свой едва открывшийся рот, когда под боком закопошился взъерошенный Узенюк. Забыть собственное недоумение, когда Лёша тихо проворчал из-под одеяла: помолчи. И мягкое вдогонку: лучше иди сюда, всё болит. Забыть объятия, массаж Элджею, нескончаемые стоны и то, как Узенюк выгибается под ним (гимнаст херов). Разговоры, поцелуи в лопатку по утрам, совместные завтраки, дрочку после концертов, созвоны по фейстайму и рандомные фотки в секретном чате телеги. Забыть всё и проснуться завтра, будто ничего не было, жить, как жил много лет до этой встречи. Хуй там. Возможно, Федук всё-таки был мазохистом. Х Праздник жизни по ошибке именуемый VK Festом приблизился к концу и Федя на кой то чёрт сопровождаемый охранником наконец-таки смог ввалиться в свой номер. Тело ныло от усталости, а голова, доверху наполнившаяся разномастными мыслями, требовала отдыха (желательно в компании инстаграма или ютуба). Инсаров мягко опускается на постель. Дохулиард отметок его профиля в сторис экстаза не вызывает, телефон откладывается и Федук выуживает из сумки прихваченный с собой ноут на ходу снимая блокировку. За видосами время проходит быстро, Федя уже планирует заснуть под релиз новых кроссовок от адика, но телега загорается новым сообщением и он нехотя открывает окошко с чатами. Среди огромного числа каналов и переписок выделяется одна единственная строчка, которая не загоралась оповещениями без малого год. Что за дичь? Федя даже забыл, как его личные эмоциональные горки были записаны в телефоне. В списке контактов значилось: ЭлLove (Федук вспомнил, как они переписывали обозначения в телеграмме вусмерть пьяными, дико угарая). Любопытство, как известно, чаще всего не приводит ни к чему хорошему. Как не заканчиваются переписки с бывшими спокойным сном в собственной постели. Но Инсаров знал, что он не мог не посмотреть сообщение. А что важнее — это знал Лёша. Федя медлит. А что вообще можно ответить на сообщение: го? Он отправляет знак вопроса и откидывается на подушки, растирая переносицу. Ноут брякает новым оповещением и Федук недолго думая, заходит в телегу с айфона. 301 номер И, блять, перестань тупить — всплывает на экране У Инсарова появляется гложущее желание спросить — что вообще происходит — но он вовремя останавливает себя. Это просто провокация, можно проигнорировать, или написать, что никуда он не пойдёт, а ещё улечься наконец-таки, в резко переставшую интересовать Федю постель. Ага, потому что единственное, что его сейчас интересует — успел ли Лёша вздрочнуть на его пухлые губы, про которые он так часто распинался, будучи в каком-то чересчур нежном настроении. В голове всплывает мем — хуйня, переделывай — и Федук не сдерживает нервного выдоха. Вот какого, спрашивается, чёрта Узенюк всегда такой. Какой такой он определить не может, но желание затапливает с головой, подталкивая к выходу из собственного номера. И, к сожалению или к счастью, Инсаров позволяет своим желаниям побеждать. Х Элджей встречает его на пороге, давя в себе смешки по поводу внешнего вида Феди: тёмные очки и толстовка, надвинутая чуть ли не до носа: — Реально думаешь, что тебя бы не узнали? Федя стаскивает свои атрибуты гардероба (конспиратор хуев) и смотрит слишком заинтересованным взглядом карих глаз: — Хочешь ещё одного скандала? — Нет. Тебя хочу, — голос Лёши становится порывистым, Федук на секунду теряется. В его голову лезет запоздалый ответ на вопрос, какой же всё-таки Узенюк — самоуверенный, заносчивый, по-агрессивному сексуальный. Они начинают целоваться буквально через минуту, Лёша ластиться и закусывает губу, когда Федя проводит руками по ямочкам на его пояснице. Элджей прикасается пальцами к губам Инсарова, потом обхватывает затылок, тянет на себя и прижимается к нему в почти детском поцелуе. Оборотная сторона их отношений — чувствительная и тёплая. Оба знают, что подходят друг другу также сильно, как не подходят, и даже спустя время это травит душу. Узенюк на удивление молчалив — только разглядывает Федука так, будто хочет сказать что-то, не произнося при этом ни слова. Элджей считает секс физиологией, лишённой чувств. Секс — бездушная имитация любви. Федя не считает никак до момента, пока не спит с Лёшей ещё тогда, в самый первый раз. Они вертятся в постели, стараясь взять всё и сразу. Узенюк стаскивает свои штаны и обнимает Федю, укладывая руки ему на лопатки. Почти трепетно поглаживает горячую кожу на чужой спине. И сейчас стягивая с Лёши майку, проходясь по чувствительной коже на боках, он ощущает жгучее желание врезать самому себе за нелепую девчачью мысль в голове: без чувств так не прикасаются. Инсаров сгорает, прижимается губами к его шее и зажмуривает глаза. Узенюк тянет вверх, они рассматривают друг друга, обоих затапливает странным, но наконец-таки имеющим направленность желанием. Они долго целуются, а потом всё-таки трахаются, и Элджей даже глубоко в душе никогда не будет готов признаться, что это, на самом деле, занятие любовью (хотя знает, по-другому назвать такое — невозможно). Они будто тонут друг в друге. Х Федю от нахождения рядом с Элджеем штормит. Они сидят напротив друг друга на балконе за низким столиком. Инсаров поднимает руку, трёт лоб, затем обхватывает ладонь Лёши и гладит её большим пальцем. Удивительная вещь — он складывает слова и рифмы в песни, которые потом качают толпы, но достучаться до одного единственного человека Инсаров не может, как бы ни старался. Справедливости ради — они оба никогда не говорили прямо. Полунамёки стали основой для того, что происходило, и сейчас смотря с балкона на центр Питера, Федук отчётливо понимает — они друг другу никто. Не громкое никто, которым можно назвать любовь всей своей жизни в приступе безысходности, уходя. Это никто — прямолинейное и тихое, и от того наиболее болезненное. Расставаться проще, когда есть прошлое и была возможность будущего, потому что знаешь, от чего отказываешься. Здесь с обеих сторон давила гнетущая неизвестность. — Ты для меня как концерт Queen в СССР, — голос Элджея хриплый и низкий, он всматривается в лицо напротив, затягиваясь сигаретой в свободной руке. Федя гасит в себе желание усмехнуться и смотрит в ответ. Непонятная фраза почему-то шатает до этого момента устойчивый пол. — В каком смысле? Лёша объясняет и, вопреки всем собственным желаниям, всё-таки разрывает контакт глаз. Инсаров надсадно ухмыляется — сказанная Элджеем фраза долбит по вискам. И уходя, уже на пороге балкона роняет глухое: — Тогда show mustn’t go on. Год спустя Элджей женится. Федук начинает отношения через месяц после этой новости. А всё, что было с ними, горечью оседает там, в белой Питерской ночи после ответа Лёши на Федин вопрос:  — Я очень сильно хочу, чтобы ты случился. Но это не произойдёт, как бы я ни старался.