Молитва Тар-Мириэль

      Ничто и никогда уже не будет прежним. Это знали на Острове все: Верные и Люди Короля, искушённые в политике государственные мужи и пастухи из Эмерие и Хьярнустара, дряхлые старухи и дети, ещё лежащие в колыбелях. Разумом понимали или чуяли сердцем – не важно, но знали ещё до отплытия королевской армады. А уж после того как флот Фаразона скрылся за горизонтом, казалось, сам воздух с каждым днём накалялся всё сильнее в предвестии неминуемой грозы. Чем обернётся эта гроза, не знал никто. Кто-то боялся даже представить, кто-то тешил себя ложными надеждами. Королева Ар-Зимрафель, наследница рода Эльроса, была не из трусливых. Она понимала: чем бы всё ни завершилось, конец будет страшен, и вряд ли он принесёт победу хоть кому-то. Поэтому, когда, на тридцать девятый день после отплытия её супруга, земля под ногами вновь затряслась с небывалой дотоле силой, Мириэль не испугалась, даже не вздрогнула, только сказала про себя, как о решённом: «Значит, сегодня».       Звери чуяли беду намного лучше людей. Они давно покинули окрестности дымящей Менельтармы. Теперь здесь не было даже птиц, и тишину нарушал лишь ветер в кронах деревьев да глухой низкий гул, периодически доносящийся из-под земли. Королеве с большим трудом, лаской и уговорами, удалось убедить свою любимицу, тёмно-серую в яблоках кобылу, донести её почти до самого подножия. Когда животное в очередной раз заупрямилось, Мириэль спешилась и расседлала лошадь. Потом прижалась лбом к её лбу, погладила мягкие уши и нос и прошептала: «Спасибо, Ящерка. Беги! Больше ты мне послужить не сможешь». Лошадь тихо фыркнула на прощание, развернулась и вихрем метнулась прочь, а королева уже спешила наверх, напрямик через дубовый лес, покрывавший нижние склоны Небесного столпа.       Сегодня государыня Ар-Зимрафель, правящая островом в отсутствие своего супруга, государя Ар-Фаразона, отдала свой последний приказ – всем, кто мог её услышать – отплывать. К слову дочери короля-провидца всё ещё иногда прислушивались, хотя бы из страха перед пророческим знанием. Теперь – сюда. Теперь ей нужно взойти на Менельтарму, открыто подняться куда не осмеливался никто со времени правления её отца. Зачем? Мириэль не сомневалась в могуществе валар: для этого она слишком хорошо знала историю. Они легко могут расколоть саму земную твердь, выпустить наружу огонь недр и испепелить Остров. Её Остров! Но ещё Мириэль верила в милосердие. Ведь не даст Единый так просто уничтожить всех живущих здесь детей своих! Жестоких, неразумных, но всё же… А Небесный Столп высок, отсюда можно и дозваться, так ведь? Поймав себя на этой мысли, королева усмехнулась: «Рассуждаешь, как последний дикарь из Эндорэ». Пусть. Зря ли все святилища издревле ставят на возвышенностях? Предки эдайн, не знавшие ничего о валар и Эру, молились солнцу и ветрам, и ведь не в ямах же – на холмах! Идти было тяжело, но Мириэль торопилась и не сбавляла шагу. Никакая усталость, знак подкравшейся старости, не заставят её, королеву Нуменора, отступить. Ветки подлеска, буйно разросшегося на прогалинах, хлестали по лицу, но она не обращала внимания.       Видит Создатель, она сделала всё, что могла. Всех, кого могла убедить уплыть, она убедила, всем, кому могла приказать, – приказала. Королева давно уже не пользовалась доверием Элендилей, однако для людей разумных, не фанатичных, но не осмеливавшихся примкнуть к Верным, она была защитой и поддержкой. Некоторые из них в самом деле вняли её советам и – кто раньше, кто позже – отбыли в колонии.       Многие остались. «Какой бы рок ни пал на землю моей родины, должно ли мне оставлять её теперь, накануне беды?» − так сказал ей один из королевских садовников. Жажда приключений в юности заставила его пойти на флот. Он долго воевал в колониях и вернулся домой калекой: вместо левой ноги у него была деревяшка. Это не мешало ему выходить в море, но он решил обратиться к прежнему увлечению и разбил у своего дома прекрасный сад, полный странных растений, привезённых из путешествий и не встречавшихся на Острове. Сам король как-то из любопытства спросил его об одной диковинке. Создание это и впрямь заслуживало внимания: оно напоминало пенёк, покрытый спадающими на землю неровными вьющимися космами. Садовник говорил, что это листья и что на самом деле их всего два, просто они рвутся на концах.       − Это растение, мой государь, − сказал он Фаразону, – из пустынь, лежащих южнее Дальнего Харада. Тамошние жители говорят: оно живёт очень долго, почти вечно, несмотря на всю суровость условий. Мне удалось доставить несколько экземпляров, и они, к счастью, прижились.       Мириэль не знала, правду ли садовник сказал королю, но тому, видимо, показалась занятной мысль о существовании бессмертного растения родом вовсе не из Амана, а с просторов Забытых Земель. Фаразон приказал пересадить растение в дворцовый сад, а потом и вовсе позвал старика работать к себе и дал полную свободу его буйной фантазии. С тех пор на террасах Замка Королей росли всевозможные колючки, раз в несколько лет расцветавшие удивительной красоты цветами, странные травы, вздымавшие сочные мясистые листья выше человеческого роста. А среди камней прятались и вовсе причудливые создания – «живые камни». Изредка, после дождей, они трескались и выпускали цветоносы, но в любое другое время их было не отличить от обычной гальки. Даже королевский советник выразил восхищение композициями садовника, хотя творения рук нуменорцев не так уж часто вызывали его одобрение.       У старика не было своей семьи, только племянница. Её тоже не удалось убедить уплыть… Мириэль их понимала. Заявись к ней сейчас сам Элендиль, вдруг вспомнивший о родстве и долге чести, позови с собой – она отправила бы его в ту самую Бездну, откуда её царственный супруг пытался призвать Отступника. Она не покинет Остров. Она отдала своей земле всё, что могла. Оставалось последнее.       Когда королева выбралась в жестколистное колючее редколесье верхних склонов, ей пришлось свернуть на тропу: иначе было не пройти. Скорее! В очередной раз повернув, Мириэль взглянула на запад и мгновенно осознала тщетность всех своих недавних распоряжений. Отсюда уже было хорошо видно побережье Острова. И оттуда, с Запада, шла беда. Море отступило, обнажив мелководья. Мириэль как любой истинный нуменорец прекрасно знала, что это значит. Грядёт волна. Огромная, мощная волна, вламывающаяся на сушу и сметающая со своего пути всё. Вот почему не спешили скрываться в долинах звери, бежавшие от Менельтармы, вот почему жались к холмам. Вот, значит, какую кару избрали валар. Море кормило и оберегало Остров, и море же должно наказать его. И не спастись никому…       Королева вздрогнула и из последних сил бросилась наверх. Ей никогда не подняться на вершину, но ещё несколько витков тропы она сможет одолеть. Быстрей! Последний поворот. Мириэль выбралась наконец на широкий уступ на западном склоне, где обычно приостанавливалась в почтительном молчании торжественная процессия, ведомая королём… и чуть не отшатнулась, увидев там королевского советника. Не из страха – она его не боялась. Но это было отвратительно в своей неправильности. Раньше он не осмеливался (или не считал нужным) подниматься сюда, а теперь на всём Острове не осталось места, не осквернённого его присутствием. Зигур, впрочем, не удостоил королеву даже взглядом. Он, казалось, вовсе её не заметил – стоял и неотрывно смотрел на запад. Мириэль оглянулась – и увидела её. Волну. Не огромную – непредставимую, невозможную. Такую не может родить судорога, прошедшая по морскому дну. Такой просто не должно быть. Волна неслась к берегу и росла с каждой секундой. Для неё весь Нуменор не составит большой преграды на пути.       Колени сами подогнулись, Мириэль упала и зашептала: «Эру Единый, бывший прежде мира и валар…» Помоги, защити! Не дай уничтожить всё, всех! Грешны нуменорцы и заслуживают кары, но не такой же! Да и так ли уж виновны оставшиеся здесь? Фанатики ушли с Ар-Фаразоном. И погибли там, вместе с множеством тех, кому пришлось уйти. «Смилуйся, Господи!»       − Вот он, ваш Творец, − внезапно произнёс советник за спиной Мириэль. Голос звучал сипло, будто он очень долго молчал. И ещё так, будто он сам не верил своим глазам. – Справедливый и милосердный, − добавил с насмешкой.       Мириэль всё так же смотрела на запад, а Зигур внезапно закричал, яростно, отчаянно:       − И это меня называют Жестоким? Бессердечная тварь! У них был шанс! Я дал им его, а Ты… Что делаешь Ты?!       И через несколько секунд:       − Не трожь! Убирайся!       Королева всё-таки взглянула на колдуна: тот стоял, запрокинув лицо в небо, вытянувшись в струну и сжав кулаки, белый, как морская соль на камнях. Это длилось мгновение, может быть, чуть больше. Королева не видела, как волна, уже почти подошедшая к берегу, дрогнула и тут же продолжила свой путь, как ни в чём не бывало. Видела только, как Зигур молча повалился наземь и остался лежать. Тогда она поняла всё. Нет в Арде силы, способной сотворить с её островом такое. Нет в Арде. Лишь за её пределами.       Мириэль вновь повернулась к морю. Перед глазами её вырастала чудовищная волна. Она надвигалась с бешеной скоростью, но время словно замедлилось, и огромный пенистый гребень завис над Нуменором, как гигантская рука, готовая смять испорченную глиняную заготовку. Сам Остров, казалось, летел вниз, в тёмную бездну воды. Наконец гребень обрушился на берег, твердь содрогнулась…       Королева Тар-Мириэль стояла на коленях на склоне Менельтармы и не мигая смотрела на запад. Губы её всё ещё беззвучно шептали что-то. То ли молитву, то ли проклятие.