Strong

      Юнги прошаркал в свою комнату в общежитии, прикрывая за собой дверь, и, глубоко вздохнув, рухнул на кровать. Он поморщился, аккуратно поправляя ремень, поддерживающий его поврежденное плечо. После стольких лет попыток и разного лечения, чтобы хоть как-то справиться с болью он, наконец, принял решение, которое далось ему с большим трудом. Хирургическое вмешательство оказалось крайней мерой. С их общим графиком, чаще всего слишком напряженным, это было единственное, чего он так стремился миновать.       Самоуверенный голос в его голове постоянно твердил, что сейчас он не должен брать отпуск, люди нуждаются в нем, он нужен своей группе, но на сей раз этого было не избежать.       Разочарование от необходимости постоянно придерживаться постельного режима только усилило зуд в плече, ему захотелось просто встать и сделать уже, наконец, что-нибудь. Пианино, стоявшее в углу комнаты, манило аж до покалывания в кончиках пальцев, но играть на нем сейчас было невозможно.       Мемберы больше, чем кто-либо другой, понимали, как ему тяжело, и пытались дать Юнги как можно больше пространства и времени, чтобы он смог приспособиться к такой жизни, по крайней мере, в течение следующих двух месяцев.       Свободной рукой он провел по растрепанным черным волосам, как никогда нуждаясь в принятии расслабляющей ванны. Вот тогда-то его и осенило. Дерьмо. Мне срочно нужно принять душ.       Он попытался вспомнить, что ему конкретно говорили в больнице на этот счёт: постоянно поддерживать чистоту и сухость вокруг раны, также ему может понадобиться посторонняя помощь в принятии гигиенических процедур, пока его движения ограничены.       На тот момент Юнги был под действием болеутоляющих препаратов, чтобы действительно понять, о чем идет речь, но сейчас его лицо побледнело, осознав, что ему придется попросить одного из своих мемберов помочь парню принять ванну и одеться. Если только... Он посмотрел на свою руку, пытаясь придумать какой-нибудь другой способ сделать это самостоятельно без лишнего смущения.       Не то чтобы Юнги не был уверен, что мемберы придут ему на помощь, но он никогда не умел просить о помощи и не хотел обременять кого-либо из них этим, откровенно говоря, очень личным поручением.       Решительно поднявшись с кровати, парень схватил шелковую пижаму и свежий комплект белья и прошаркал в ванную напротив своей комнаты.       Он знал, что остальные ребята вместе смотрят фильм в гостиной, так что сейчас его никто не должен был побеспокоить.       Усевшись на крышку унитаза, Юнги начал медленно расстегивать плечевой ремень, прикусив губу от боли, которая обжигала место вокруг раны при малейшем движении. Прошло так мало времени после операции, что даже сильное обезболивающее, которое он принимал, не могло облегчить эту пытку, и ему нужно было быть предельно осторожным, чтобы не повредить швы, иначе его восстановление займет еще больше времени.       С облегченным вздохом парень осторожно снял повязку здоровой рукой и положил ее на мраморную стойку возле раковины. На висках выступили капельки пота от попыток хоть как-то заглушить боль, но он зашел слишком далеко, чтобы так просто повернуть назад.       Как только Юнги начал расстегивать пуговицы на рубашке, в дверь робко постучали. Это немного напугало его, заставив тихо прошипеть, когда в этот момент он неловко дернул плечом. — Хён, ты в порядке? Можно мне войти? — это был Чимин. Ну конечно же, с горечью подумал он.       Младший особенно беспокоился за него с тех пор, как узнал, что Юнги предстоит операция. Он видел, что парнишке не терпелось всегда поухаживать за ним, но Чимин старался держать себя в руках, и это казалось таким безнадежно очаровательным.       Пара обеспокоенных глаз внимательно следила за ним с тех пор, как его выписали из больницы, так что он должен был догадаться, что мальчишка в конце концов постучит к нему в дверь. Но парень никак не хотел, чтобы Чимин видел его в таком состоянии. Частично из-за своей гордости, а также он прекрасно знал, что младший начнет отчитывать его за упрямство, и за то, что постеснялся попросить помощи у одного из них, рискуя снова попасть в больницу.       Дерьмо, тихо выругался он себе под нос. Юнги слишком долго молчал и, прежде чем успеть возразить, ручку опустили вниз с другой стороны двери́, осознание пришло только сейчас: он забыл запереть ее на щеколду, когда вошел в комнату.       Из дверного проема показалась голова серебристых волос. У парнишки было обеспокоенное выражение лица, и он быстро оглядел Юнги, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. — Хён, что ты...       Юнги с трудом оторвал взгляд от пола, чтобы, наконец, осознать произошедшую ситуацию, Чимин моментально сообразил, что к чему, сначала переведя взгляд на плечо и повязку, лежавшую на столе, а затем на его наполовину расстегнутую рубашку. Всего на секунду широко раскрыв глаза, младший нахмурился и протиснулся в ванную, не забыв закрыть за собой дверь на замок. — Юнги-хён, почему ты просто не попросил. Я бы... Мы бы тебе помогли. Ты не можешь... Ты ведь навредишь себе еще больше, — к его удивлению, голос Чимина вовсе не был сердитым, он был тихим и подрагивающим, наполненным печальным разочарованием.       Когда Юнги осмелился встретиться со взглядом напротив, то увидел, как на ресницах мальчишки собираются слезы, грозящие вот-вот скатиться по щекам, и теперь он чувствовал себя просто ужасно. Дело было не только в нем, это касалось их всех.       Парень никогда не задумывался о том, насколько будет больно другим мемберам видеть, как он страдает, но Юнги точно знал, как бы он чувствовал себя, если все было бы наоборот. Губы Чимина были слегка поджаты, когда Юнги встал и шагнул, нарушая личное пространство, и, воспользовавшись здоровой рукой, притянул младшего в нежные объятия. — Прости меня. Пожалуйста, не плачь, Чимин-а, хён так сожалеет, — он заметил, что собственный голос был немного охрипшим, когда Чимин осторожно обвил руками его талию, крепко ухватившись за края клетчатой рубашки.       Юнги почувствовал, как хрупкое тело задрожало под ним, пытаясь хоть как-то сдержать нарастающую истерику, когда мальчишка уткнулся холодным носом в его шею. Комок застрял в горле, пока он пытался сдержать слезы, нежно поглаживая спину младшего, и шепча извинения ему на ухо.       Стараясь быть крепкой опорой для своей группы, он не понимал, как собственные тревоги и эмоции влияют на его самочувствие, и как ему необходимо было сейчас выпустить их наружу.       Тяжело вздохнув, когда первая капля скатилась по его бледной щеке, впитавшись в джемпер младшего, Юнги почувствовал, как собственное тело, наконец, могло расслабиться в руках Чимина, и он позволил придержать себя. Они плакали вместе, крепко держась друг за друга, будто это был единственный способ удержать сознание на плаву, и, когда последний звук сопения эхом отразился от кафельных стен, парни разошлись.       Юнги изо всех сил старался не встречаться взглядом с донсэном, он не привык быть таким откровенно эмоциональным. Однако Чимин был слишком хорош в этом. Если бы комфорт можно было ассоциировать с личностью, то это точно был Пак Чимин. Он взял большую ладонь старшего и крепко сжал, прежде чем другой приподнять лицо, и встретиться с глазами напротив. — Обещай мне, что позволишь помочь. Не пытайся справиться со всем в одиночку, хён.       Юнги тяжело сглотнул, слегка кивая. Прямо сейчас он не мог доверять своему голосу. — Ты же знаешь, я всегда буду рядом, — Чимин нежно улыбнулся сквозь покрасневшие веки. Тепло во взгляде заставило Юнги покраснеть, когда младший поднес ладонь, которую все это время сжимал в своей руке, к своим плюшевым губам и запечатлел долгий поцелуй на костяшках пальцев.       Прокашлявшись, Юнги неловко переступил с ноги на ногу, до сих пор не веря, что собирается попросить помощи в таком щепетильном деле. — Чимин-а, ты не мог бы, гм... Не мог бы ты помочь мне принять ванну? — его щеки покрыл предательский румянец, но он заставил себя не отводить взгляд и почувствовал легкое облегчение, когда лицо младшего прояснилось.       Он быстро согласился и, с застенчивой улыбкой, пригласил Юнги сесть.       Парнишка принялся расстегивать оставшуюся часть рубашки, несмотря на протесты со стороны Юнги, и что старший вполне может справиться с этим сам. Осторожно снимая рукава, пока тот не остался полностью с оголенным торсом, брюнет мог уловить момент, когда глаза Чимина с грустью задержались на его покрытом марлей плече — кожа вокруг была красной и раздраженной. — Все в порядке, Чимин-а. Со мной все будет хорошо, — Юнги мягко успокоил его и попытался отвлечь внимание от раны. Чимин слегка кивнул и повернулся, чтобы открыть кран.       Улыбнувшись, младший выудил из-под раковины тайник с бомбочками для ванны, принадлежавший брюнету, и протянул коробочку Юнги. Тот хотел было отказаться, но, Господи, кого он обманывал, все мемберы знали о его пристрастии побаловать себя хорошей бомбочкой с приятным ароматом, к тому же теперь не было никакого смысла притворяться. Он выбрал свою любимую — кобальтово-синюю с желтыми звездочками, которая пахла сладким медом, и попытался игнорировать дразнящую улыбку Чимина.       Приложив немного сил и осторожного маневра им удалось прикрыть раненую руку водонепроницаемым рукавом, который был заботливо предоставлен персоналом больницы, чтобы сохранять рану сухой во время водных процедур.       Теперь наступила более неловкая часть. Юнги упрямо настаивал на том, чтобы надеть узкие джинсы, покидая стены госпиталя, о чем сейчас чрезмерно сожалел. Он боролся с пуговицей одной рукой, прежде чем Чимин сжалился и взял ситуацию под свой контроль. — Не возражаешь, если я... — руки младшего на секунду задержались над его талией, ожидая разрешения. Юнги неохотно кивнул, румянец незамедлительно покрыл теперь уже не только горящие щеки, но и часть шеи.       На самом деле это было не так уж важно. Прожив вместе более семи лет, все они в какой-то момент могли видеть друг друга частично раздетыми в их общежитии или когда принимали совместный душ. Просто сложившиеся обстоятельства и тот факт, что сейчас ему приходилось полагаться на помощь другого человека, заставляли чувствовать себя иначе. Юнги не нравилось ощущать себя настолько уязвимым.       Когда с его джинсами, наконец, было покончено, Чимин, слегка покраснев, отвернулся, чтобы парень мог снять белье и осторожно ступить в теплую воду. — Ты можешь повернуться, — получив разрешение, Чимин опустился на колени рядом с ванной и протянул старшему бомбочку. Он изо всех сил старался смотреть только на лицо мужчины, не смея спускаться взглядом ниже, пока не убедился, что вода приобрела достаточно глубокий синий оттенок, скрывая за пузырьками и пеной части тела, не предназначенные для посторонних глаз, и не желая причинять своему застенчивому хёну еще больше неудобств.       Взяв в руки кувшин, Чимин наполнил его чистой водой, предварительно проверив достаточно ли она теплая, прежде чем вернуться к Юнги. — Хён, мне нужно, чтобы ты немного наклонился вперед, и я мог намочить твои волосы не задев повязку, — Юнги послушно склонил голову в ответ на негромкую просьбу, держа раненую руку над краем ванны как можно дальше от воды.       Было приятно ощущать, как тепло распространяется по всей голове, и вскоре маленькие пальчики втирали шампунь в его темную макушку. Он смущенно издал тихий стон удовольствия, когда нежные руки двигались в успокаивающем ритме, практически убаюкивая. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что Чимин тихо напевал себе под нос, пока работал с пеной. Все это казалось настолько домашним. — Так приятно, — пробормотал он, отчего руки на мгновение зáмерли, прежде чем возобновить движения. — Просто расслабься, хён, я позабочусь о тебе.       Сонливость, как ему сказали, была побочным эффектом обезболивающих, которые он принимал, и Юнги, должно быть, впал в транс на некоторое время от нежных прикосновений, и, прежде чем он понял это, Чимин наполнил еще один кувшин, чтобы смыть пузырьки с волос. После этого он использовал мыльную губку, очищая тело старшего: осторожно омывая его неповрежденную руку, спину и живот, пока не убедился, что работа сделана на "ура".       Аромат меда заполнил все пространство комнаты и смешался с персиковым гелем для душа Чимина, что оказало мгновенный успокаивающий эффект, заставив Юнги чувствовать себя будто мягкий пластилин в умелых руках. Брюнет был слишком расслаблен в этот момент, чтобы хоть немного почувствовать себя смущенным, и просто позволил младшему делать все, что ему заблагорассудится. У Чимина всегда был способ, как заставить ощущать себя непринужденно, и Юнги был рад, что именно он сейчас помогал ему.       Младший удовлетворенно хмыкнул и встал, схватив с вешалки пушистое белое полотенце, специально держа его раскрытым для мужчины. — Давай, хён, пока ты не превратился в чернослив, и вода полностью не остыла, — Чимин хихикал над его ворчливыми протестами, пока тот, наконец, не вылез из ванны и не позволил укутать себя в мягкое полотенце.       Юнги позволил парнишке снова усадить себя и просто молча наблюдал, как тот, схватив полотенце поменьше, начал аккуратно вытирать волосы с ласковой улыбкой на лице. Старший мурлыкал от переполняющих его чувств, позволив своему разуму блуждать где-то на задворках. Чимин всегда был таким заботливым, очень нежным и добрым. От его милой улыбки и теплых глаз можно было бы превратиться в желе. Когда-нибудь он станет прекрасным партнером и мужем.       Юнги точно не знал, было ли дело в препаратах, но он поймал себя на мысли, что хочет быть рядом с Чимином. Брюнет не осмеливался даже надеяться, что когда-нибудь заслужит кого-то столь же драгоценного, как парнишка сейчас стоявший перед ним, но это не мешало ему витать в облаках.       Было ли это безумием задаваться вопросом, может ли Чимин быть счастлив с ним? Между ними всегда была связь, по-своему отличающаяся от той, которую они разделяли вместе с другими мемберами. — Хён, — голос вырвал из собственных мыслей, и он поднял глаза, встречаясь со взглядом, смотрящего на него сверху вниз мальчишки. — Я спросил, хочешь, я помогу тебе одеться? — его румянец вернулся, и Юнги не мог не подумать, как же красиво он смотрелся на этих пухлых щечках. — Ах, мне может понадобиться помощь, — он слегка надул губы, ненавидя себя за то, как унизительно было нуждаться, чтобы его донсэн помогал ему одеваться. — Но пока что без рубашки. Мне нужно наложить новую повязку перед сном, — Чимин лишь кивнул, стараясь не выглядеть слишком взволнованным переодевая своего хёна, в которого он неизбывно был влюблен с 17 лет.       Взяв чистое белье, он опустился на колени, позволив старшему переступить через края, и подтянул его до середины стройных бёдер. К счастью, полотенце достаточно хорошо скрывало нижнюю часть, и Юнги позволил ему упасть к ногам, как только удостоверился, что полностью прикрыт. Он заметил, как младший тяжело сглотнул, увидев широкую полоску молочно-белой кожи, и, быстро подобрав темные шелковые штаны, повторил тот же процесс, позволив мужчине опереться на его плечо для равновесия. — Спасибо, — младший покраснел от пристального взгляда Юнги, кивнул и быстро принялся складывать полотенце и грязную одежду в корзину для белья. Он с улыбкой протянул ему пижамную рубашку. — Сядь на кровать, я помогу тебе переодеться. — Тебе не обязательно, Чимин-а, ты мне, итак, достаточно помог... — Но я хочу, — мягко перебил Чимин, и старший понял, что спорить с ним бесполезно.       Их пальцы на секунду соприкоснулись, когда Юнги взял рубашку, и ему понравилось наблюдать, как этот незамысловатый жест заставил младшего еще больше покраснеть. Он понимающе кивнул и, еще раз поблагодарив, вышел из комнаты. — Я буду через минуту.       Как только Юнги вышел из ванной, Чимин глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Было тяжело видеть, как старший в одиночку пытается бороться со всеми проблемами, свалившимися на него. Но он также был рад, что хён доверял ему настолько, что смог попросить о помощи. Он сделает все, что в его силах, дабы помочь Юнги поскорее вернуться к прежней жизни.       Прибравшись в ванной и схватив перевязочный ремень, предварительно оставленный старшим, Чимин пересек холл и вошел в комнату Юнги. Было немного необычно входить без стука, но он понимал, что сейчас в этом нет никакой необходимости.       Юнги сидел на краю кровати, когда младший подошел к нему. Он резко поморщился, пытаясь избавиться от ленты, что удерживала марлевую повязку. — Эй, позволь мне сделать это, — Чимин бросил ремень на кровать и сел рядом с ним.       Лицо Юнги исказилось в болезненной гримасе, от которой у младшего защемило сердце. Он не мог видеть, как кто-то страдает, в особенности, если этот человек был дорог ему больше всего на свете. Чимин взял свободную руку Юнги и бросил извиняющийся взгляд, молча показывая, что собирается вот-вот начать. — Сожми мою руку, если будет больно. Я буду так нежен, насколько смогу.       К несказанному облегчению обоих, первый слой отделился относительно легко, но чем меньше оставалось слоев до раны, тем больше кожа становилась чувствительной и раздраженной, неприятно стягиваясь вокруг швов.       Юнги плотно прикрыл глаза, и его хватка на руке Чимина стала невероятно крепкой, когда последний кусочек, наконец, оторвался, обнажая покрасневшую рану. — Прости, хён, я знаю, мне так жаль, — глаза младшего вновь наполнились слезами. Если бы он мог хоть как-то избавить Юнги от всей боли, то сделал бы это незамедлительно.       Чимин знал, что прошло еще слишком мало времени, и его плечо только-только начало заживать, но было очень трудно сдерживать волнение. Рука, сжимающая его собственную, разжалась, позволяя парню взять новую марлевую подушечку и набор для очистки. — Я собираюсь начать. Скажешь, если станет слишком больно, — он попытался успокоить свои дрожащие руки и как можно осторожнее касаться швов, стараясь очистить больше, не вызывая сильный дискомфорт. Юнги напряжено сидел рядом, закусив губу от боли.       Только когда он закончил и был готов надеть новую повязку, Чимин понял, что все это время слезы неустанно скатывались вниз по его щеках.       Младший быстро, но с осторожностью перевязывает плечо, пытаясь незаметно вытереть слезы, не потревожив этим Юнги. Сейчас он чувствует себя до боли нелепо: стоя и плача, не имея даже малейшего представления о том, что ощущает его хён.       Рэпер, поморщившись, надевает рубашку и плечевой ремень, с облегчением вздыхая, когда все, наконец, позади.       Несмотря на попытки Чимина взять себя в руки, когда их глаза встречаются, он отводит взгляд. Юнги протянул руку, чтобы смахнуть слезы готовые в любую секунду пролиться. — Не плачь, flower. Всё не так плохо, как кажется, — при этих словах Чимин съеживается, шмыгает носом и опускает голову, пряча лицо. Юнги никогда не умел правильно утешать людей, но также ему было невыносимо видеть, как другие плачут.       Откинувшись назад и прислонившись к изголовью кровати, он устроился поудобнее, освобождая место рядом с собой. — Чимин-а, иди сюда, — младший всхлипнул, посмотрев на руку Юнги в приглашающем жесте.       Он быстро забрался на кровать и лег на теплую широкую грудь, вдыхая запах уюта и чего-то домашнего. Это именно то, что ему было необходимо прямо сейчас. Или, возможно, им обоим. Уверенность, что они переживут это время вместе и все будет хорошо, подсознательно успокаивала и давала надежду.       Большая рука выводила незамысловатые узоры на спине Чимина, пока он всхлипывал в мягкую ткань пижамы старшего. — Я не могу видеть, как ты плачешь. Это причиняет мне боль, — Юнги крепче прижал младшего к себе, его сердце разрывалось. — Хён скоро поправится. — Ты всегда стараешься быть таким сильным для всех нас, но ты не обязан, хён. Сейчас я хочу быть сильным для тебя. — Ты очень сильный, Чимин-а. Самый сильный человек из всех, кого я знаю, — голос Юнги дрожит от волнения. Он делает небольшую паузу и целует пушистую копну волос, прежде чем продолжить. — И самый добрый, заботливый и самоотверженный, и я правда не знаю, что бы я без тебя делал.       Тишина в комнате создает ощущение, будто мир на мгновение остановился. Он громко сглатывает, задаваясь вопросом, не зашел ли он слишком далеко и не сказал что-нибудь лишнее. Осознание приходит незамедлительно, когда Юнги чувствует, как младший прижимается еще теснее, и пара мягких губ нежно целует основание его шеи. — Я люблю тебя, хён, — слова прозвучали так тихо, но Юнги все слышит. В груди порхают бабочки, и он гадает, не является ли это наркотической выдумкой из-за болеутоляющих, но теплое тело под боком, говорило об обратном. — Я тоже тебя люблю, flower, — слова кажутся такими правильными, и он надеется, что сможет повторять их снова, снова и снова. — Останься со мной, — пальцами свободной руки он переплетается с маленькими пальчиками Чимина, и младший крепче обнимает его, утыкаясь носом в его шею, счастливо урча.       Отодвинувшись ровно настолько, чтобы встретиться с нежным взглядом Юнги, он шепчет ему прямо в губы: — Навечно, — и, наконец, может запечатлеть поцелуй, который говорит о большем, чем любые другие слова.       Они остаются в безопасности комнаты Юнги, прячась под ворохом теплых одеял, зная, что все наладится, ведь они есть друг у друга и вместе они всегда были сильнее.