Сезон дождей

      Мужчина устало выдыхает, руками опираясь о перила, что редко встречаются в обычной энгаве — веранде старого японского дома. Воздух здесь пропитан сыростью, запахом мокрой земли, древесины и озона — такие привычные ароматы лета. Где-то вдали, на западе, ещё заметно огромное тёмное пятно, пронёсшееся ураганом по пустынным улицам токийской окраины. Солнце, что так редко навещает городок в этот сезон, не на шутку разошлось: его жар пропитывает атмосферу, нагревает её, от чего на коже выступают мелкие росинки пота. Ярко-зелёная листва, покачиваясь при очередном порыве ветра, с тихим шорохом сбрасывает с себя капли, что вскоре испарятся под безжалостными лучами.       — Лето только началось, а я уже устал от жары. А ещё и десяти утра нет, — с усмешкой бормочет человек, поправляя упавшие на нос чёрные очки. Тыльной стороной ладони мужчина проводит по влажным вискам, скрытым под опущенными белыми волосами; в мыслях мелькает идея носить повязку не только на работе, но и в выходные, дома. — Кажется, пора нам починить кондиционер.       — Вы вспомните какая температура была уже в феврале. Неудивительно, что жара так быстро надоела, — доносится голос юноши с кухни, отделённой от «спальни» сёдзи — выдвижной дверью из бумаги. — А про кондиционер Вы каждый день говорите.       Мужчина смеётся:       — Ну, что поделаешь? Столичные фирмы неохотно суются на окраину префектуры.       — Особенно после того случая с проклятием третьего уровня, которое за собой привёл первый и последний мастер, — вспоминает парень с копной светло-каштановых волос и симметричными полосами под глазами; широко шагая и хитро улыбаясь, он подходит со спины к человеку на веранде и заключает его в невесомые объятия, собирая пальцы в замок на атлетичном торсе. — Оно чуть не разрушило наш дом и половину деревни. Домовладелица нас бы убила.       — Юджи-кун, что ты делаешь? — сглотнув, приглушённо спрашивает учитель, игнорируя ученика; он не ожидал столь внезапных нежностей от Итадори.       Парнишка чувствует как напрягаются крепкие мышцы под его прикосновениями и тихо хихикает.       Годжо до сих пор трудно привыкнуть к отношениям, что начались сумбурно, но принесли с собой бесконечный поток когда-то чуждых Сатору эмоций. Пусть они вместе уже который месяц, для беловолосого «любовь» — что-то совершено иное и незнакомое, но безумно увлекательное — то, во что он готов погрузиться и без замешательства утонуть.       Итадори умиротворённо мурчит, зарываясь носом в помятую после сна бежевую футболку Годжо.       — Такой родной запах, — мечтательно шелестит ученик, растягивая слова, крепче и увереннее обнимая мужчину.       — Ю-юджи-кун, — начинает учитель, но осекается: он не знает и не хочет что-либо говорить; вовсе не желает лишать себя их тепла и покоя.       Это время, что есть у них, может оказаться последним мгновением, маленьким островом в пучине смертей и бесконечного горя. В, казалось бы, потерянной душе Годжо зародилось нечто, что однажды обратится в роковую слабость и навсегда разрушит необыкновенно спокойный мир двух шаманов.       Но кого волнует далёкое будущее?       Сильнейший маг не может скрыть смущение когда видит радостную улыбку юноши; тяжесть и боль когда любимым телом завладевает древнее проклятье; он едва справляется с эгоистичным желанием спрятать Итадори от посторонних глаз. Сатору и подумать не мог что вот так, без сражений, падёт от любви своего ученика.       Итадори Юджи — единственный в мире шаман, что одержал безоговорочную победу над сильнейшим Годжо Сатору.       — Снова дождь, Годжо-сенсей, — разочарованно замечает юноша, выглядывая из-за спины высокого мужчины.       Тяжёлые капли уже вовсю барабанят по ветхому шиферу, стекают по нему и скапливаются в новой длинной лужице, окружающей дом. От сильного порыва ветра брызги попадают на стоящих у края веранды людей; юноша жмурится и полностью прячется за учителем, но последний и не торопится уходить.       Он снимает тёмные очки, глубоко вдыхает и прикрывает глаза, нащупав тёплые руки на своём торсе.       Такой проигрыш ему по душе.