fathoming

Траун был трудолюбивым от природы. Даже если другим казалось, что он изначально был подкован во всех военных и академических вопросах, Илай знал лучше. Траун был гораздо бòльшим, чем то, что он позволял другим узнать о себе. Он засиживался допоздна за работой, следя за тем, чтобы вся информация в его конспектах была точной и полной. Он изучал данные, как по учебным, так и личным делам, в строгом следуя собственному расписанию, даже в том случае, когда они были известны ему ранее. Если когда-либо и было задание, которое можно было сделать лучше, Траун непременно превосходил все ожидания, выполняя его. Илай знал, что Траун был увлечен достижением наилучших результатов, но не знал, было ли это естественно для него или вызвано негативным вниманием, направленным на них ежедневно. Траун никогда никому не раскрывал свои истинные мысли, и часто из за этого его действия было почти невозможно предугадать. Илай предполагал, что это делалось намеренно, поскольку у Трауна было очень мало союзников. Он также думал, что, возможно, поскольку он был близок с Трауном и никогда не позволял ему добровольно оставаться один на один с опасностью, Илаю можно было доверить хотя бы крошечную часть своей личности. Например, что ему нравилось, а что нет за пределами профессиональной сферы. Ради всего святого, он жил с чиссом и честно отвечал на все личные вопросы Трауна о себе и своем прошлом. Почему Илай не мог задавать ему те же вопросы? Почему Траун был таким скрытным? Эта конкретная тема была затронута достаточно скоро. Выпускной приближался быстрыми темпами, и Илай почувствовал, что его пошатывает по инерции от этой скорости. Ему предстояло сдать еще четыре экзамена за считанные дни, уладить окончательные детали своего заявления на должность интенданта, выполнить свои обязанности к выпускной церемонии и, в довершение всего, приезжают его родители. Не то чтобы его волновало их мнение о нем самом. Они поддерживали его выбор карьеры в сфере снабжения, потому что его умение обращаться с цифрами и сходство будущей работы с семейным бизнесом всегда было легко поощрять. Однако именно их поведение и поддержка могли вызвать проблемы. Как они станут вести себя в таком мире, как Корусант? Будут ли другие кадеты и их родители из светского общества проявлять свое презрение к родителям Илая так же открыто, как к их сыну? Не сделают ли его родители какое-нибудь смущающее замечание, обычное для внешнего кольца, которое мгновенно поместит их в центр нежелательного внимания? Или, что хуже всего, они поставят Трауна в неловкое положение вопросами, касающимися легенд и мифов, которые оказались почти ничем иным, как клеветой по отношению к его «устрашающей» инопланетной расе? Похоже, Траун почувствовал напряжение Илая и предложил их обычную прогулку для снятия стресса. Илай согласился сразу же. В первый раз, когда он сбежал из академии ночью, он отчаянно боялся, что его поймают, но на четвертый раз они с Трауном были уверены в своих силах. Очень быстро они превратили это в искусство: побеги из академии после наступления темноты для того, чтобы вместе исследовать музей без посторонних глаз или общественного давления. Это была их спокойная и безопасная гавань, где они могли обсуждать планы, коллег, произведения искусства и культуру, к которой они принадлежали, математические аспекты дизайна и, в редких случаях, чувства, хотя у этого никогда не было ни последствий, ни глубокого значения. Тем не менее, это было самое близкое к свободе занятие, что они могли себе позволить, и Илай принимал каждое предложение уйти из академии с радостью, даже если на следующее утро в классе он был полностью без сил. — Твои родители наверняка знают об иерархии, про которую ты говорил мне по прибытии сюда, в центральный мир, — сказал Траун, пока они шли по галерее передвижных выставок, одна из которых была недавно обновлена. — И если это так, то о чем тебе беспокоиться? — Дело не в том, что они не знают, — вздохнул Илай. — Просто они не… они не пытаются смешаться с остальными. — Некоторые называют это гордостью и высокой самооценкой. Они не позволяют чужому мнению определять их действия. — Да, но я просто хочу, чтобы это не привлекало внимания, понимаешь? Внимания к собственной персоне мне хватит до конца жизни. — Из-за меня? — Из-за того, кем я являюсь. Я не смог бы этого избежать, даже если бы меня не приставили к тебе. — Но без моего присутствия тебя бы не было даже в Императорской академии. Ты был бы на Майомаре. — Да, я бы… — Илай вздохнул почти с тоской. — Я имею в виду, не пойми меня неправильно, я совсем не против этого. Просто всем было бы проще, понимаешь? — Да, есть много случаев, когда один исход будет легче, чем другой, и все же это не тот ход событий, к которому тебя направляет жизнь. — Траун ответил так же задумчиво. — Я скорблю о твоих бедах, особенно когда они вызваны моими собственными действиями. Но я также верю, что ты никогда бы не увидел свой потенциал, если бы держался курса на Майомар. — Потенциал? — Илай рассмеялся. — Это ведь не я закончил год обучения в академии за три месяца. — Нет, но ты превзошел своих сверстников даже здесь, в академии центральной мира. Разве это не говорит о твоих способностях? — Не так много, как ты о них говоришь, — отмахнулся Илай. — Я имею в виду, что с того, что тебя уже был военный опыт… Траун? Илай остановился на полпути, когда понял, что Траун больше не идет рядом с ним. Он обернулся и увидел Трауна, стоящего перед большой картиной, его фигура казалась застывшей в пространстве. Траун с удивлением смотрел на изображение. Выражение его лица выражало безмолвное и мягкое недоумение, как будто что-то встало на свое место в его голове, кусочек пазла завершил головоломку. Илай не сказал ни слова, опасаясь, что момент будет испорчен. Он никогда не видел Трауна таким… таким спокойным. Как будто он примирился с чем-то, что так долго мучило его разум. С любопытством Илай повернулся к картине. Две фигуры были переплетены в страстных объятиях на шелковых простынях в изящной позе. Их губы друг едва соприкасались, словно этот дразнящий контакт был запрещен даже больше, чем тот факт, что один был человеком, а другой - кешири. Межвидовые отношения… невозможно. Незаконно для всех имперских военнослужащих. — Зачем им здесь картина вроде этой? — спросил Илай, прежде чем сообразить, что нарушил молчание, которое изначально хотел сохранить. Он медленно посмотрел на Трауна и был мысленно благодарен за то, что это выражение умиротворения не покинуло чисса. — Я считаю, что это пример того, какими извращенными будут действия людей, вступающих в связь с другими расами: блаженными, но неестественными. Интересно, что это произведение происходит с Кеша, а не из человеческого мира. — Так… это изначально было нарисовано не человеком? — догадался Илай. — Человеком, — поправил Траун. — Математические пропорции и композиция слишком точны. Кешири - существа, у которых больше таланта к объективному и экспрессионистскому искусству, чем к аспектам реализма. Однако художник черпал вдохновение в кеширианском искусстве в направлении линии действия к фокусу картины и в движении фигур. Большая часть современного человеческого искусства не изображает таких эмоций. — О… — смущенно пробормотал Илай. — Художник был любовником кешири, — продолжил Траун. — И написал эту работу, чтобы показать их эйфорию и их… — он произнес слово на Сай-Бисти. — Их страсть, их привязанность, — добавил Илай. — Это действительно не переводится дословно. Самое близкое, что я могу придумать, - это любовь, которая глубже физической или эмоциональной. Она… — Бесконечная, — закончил за него чисс. — Безграничная. Вечная. — Верно, — сказал Илай. — Но зачем показывать это здесь, в месте, которое закрыто для… ну, всех, кто не является человеком? — Потому что, — сказал Траун, показывая рукой на работу. — Эта картина здесь является примером, позволяющим зрителю увидеть, насколько завораживающим может показаться такой поступок, и остерегаться его искушения, независимо от первоначального намерения создателя. — Поэтому вместо того, чтобы праздновать такой союз, они осуждают его. — Да… так может показаться. Илай рискнул взглянуть на Трауна. Он все еще выглядел довольным. — Тогда, почему ты так… легко это воспринимаешь? — спросил Илай. — По сути, все говорит о том, что тебе нельзя быть счастливым. — Почему же, кадет Вэнто? — Что ж, мы не можем вступать в отношения ни с кем, кто не нашего ранга. И ты не можешь быть ни с кем, потому что ты чисс, а межвидовые отношения в армии запрещены. И я слышал, что скоро они собираются применить этот закон и к гражданским. — Прибыв в эту часть галактики, я никогда не намеревался найти спутника жизни, — отметил Траун. — Да, наверное, так и есть — Илай пожал плечами, отходя, чтобы посмотреть на следующий экспонат, когда голос Трауна остановил его. — Но это не значит, что этого не могло произойти так или иначе. Илай обернулся и уставился на Трауна, чей довольный взгляд все еще был направлен на картину. Траун… испытывал чувства к кому-то? Эта мысль показалась Илаю непостижимой. Кто из всех людей мог произвести впечатление на Трауна? И большую часть времени он был настолько молчаливым и холодным, что было почти невозможно представить Трауна в роли чьего-то романтического интереса. Он просто казался таким… незаинтересованным. — В самом деле? — спросил Илай. Взгляд Трауна обратился к нему, хотя выражение его лица не исчезло и не изменилось. Ощущение того, этот умиротворенный взгляд направлен на него, чуть не заставило колени Илая подкоситься. — Я был убежден, что ты заметил. Должен признаться, я не очень хорошо это скрывал. — О… Думаю, я не такой наблюдательный, — снова пожал плечами Илай. — Потому что я не знал. — Ясно... — пробормотал Траун, прежде чем вернуться к обычному тону голоса. — Хотя я не согласен, ты очень наблюдательный. — Да ладно, с тобой никогда не знаешь, что искать. — признался Илай. — Я имею в виду, что у тебя в основном безучастное выражение лица, поэтому у меня не было никаких подсказок, указывающих на то, что ты интересовался такими вещами. — А. Значит люди предпочитают мимику, а не обмен информацией как признак заинтересованности. — Ну, я имею в виду… — Илай замолчал, внезапно встревоженный выводом Трауна. — Что ты подразумеваешь под «обменом информацией»? — Согласно вашим легендам, мы, чиссы, очень преданы друг другу, — начал Траун, оглядываясь на Илая. — Вместе с тем, если один из нас чувствует более глубокую преданность другому, он часто делится своими мыслями, наблюдениями и готов оставить свою гордость, чтобы учиться у своего предполагаемого партнера. Все чиссы любезны и вежливы по отношению друг к другу, но проявление особого внимания и высказывание своего мнения свидетельствует о глубоком доверии к другому. Этим могут делиться боевые товарищи, члены семьи и любовники. А эмоциональный контакт в паре, не состоящей в браке, запрещен, если он не используется в качестве предложения. Илай сглотнул. Траун всегда делился с ним информацией. Конечно, такой обмен был нормальным для выживания, и это можно было назвать простой логикой. Поскольку Траун так не знал человеческих обычаев, Илай счел логичным, что тот прислушивался к нему. Но затем он вспомнил их первую беседу, в которой Траун аргументированно опроверг все сказанное Илаем и ни разу не высказал своего мнения по поводу командования. Он просто сказал столько, сколько ему нужно, чтобы поддержать беседу. Теперь Траун был более чем готов высказывать свое мнение, вести содержательные беседы. Но только с Илаем. — Так… я думаю, ты считаешь нас друзьями? Траун промолчал, в последний раз обратив к картине задумчивый взгляд, его позитивный настрой ослаб. — Я не могу решить, действительно ли ты веришь в это или отрицаешь то, что уже знаешь. Это смутило Илая. — Отрицаю? Траун, я тебя не очень понимаю. И я не знаю, о чем ты прямо сейчас думаешь. — Ты не знаешь? — Нет, не совсем. — Илай задумался об их взаимоотношениях. — Я имею в виду, мы с тобой всегда говорили о разных вещах, и я многому у тебя научился, так же как и ты у меня. Но между людьми это нормально. — Как же тогда люди показывают свои предпочтения, если такое взаимодействие является нормальным? — настаивал Траун. — Я не знаю, просто говорят об этом. Они разговаривают, делают что-то вместе, заботятся друг о друге, и они будут делать друг для друга то, чего не сделали бы для кого-то другого. — Ты еще не описал ничего, что отличалось бы от того, что я говорил о своем народе. — Ага, ну хорошо… — Илай внезапно потерял терпение. — Они также говорят, что думают, вместо того, чтобы делать вид, что у них нет никаких чувств! Они не скрывают друг от друга свою личность и дают понять другому человеку, что думают о нем. И если ты спросишь меня, как они это показывают, то они делают вот так! Илай ткнул пальцем в оскорбительную картину, с которой начался весь разговор, испытывая отвращение к своей внезапной злости на… что? Он даже не знал. Почему он был так зол? Что его взбесило? Траун не понимал, и для него было обычным делом не понимать. Он всегда задавал вопросы, а иногда задавал их слишком много. Но даже тогда Илай был терпелив. Так что же сделало этот случай таким ужасным? Это было что-то личное? Да. Потому что Траун выглядел разочарованным и почти виноватым из-за того, что его назвали другом. — Я показывал, Илай, — пробормотал Траун так тихо, что Илай чуть не пропустил его слова, ослепленный своим негодованием. — Что? — Я показывал тебе. Много раз. — Траун шагнул к Илаю, отойдя от картины. Его глаза светились в темноте, их красное сияние пронизывало неподвижный воздух и подталкивало Илая к краю метафорической скалы. Он чувствовал его приближение, но терял контроль с каждой секундой. — Я думал, что выдал себя в первый раз, когда мы пришли сюда, но, похоже, ошибался. Я не был достаточно прям с тобой. Я знал, что люди - существа довольно скрытные в своих взаимоотношениях, и поэтому понял, что они предпочитают побуждать к действиям. Но теперь кажется, что между видами человеческих отношений существует чрезвычайно мало разграничений, и, вероятно, именно поэтому многие из них заканчиваются трагедией или недопониманием. Илай не мог произнести ни слова в ответ. Он был слишком сбит с толку, чтобы даже думать о том, что ему делать. О чем вообще говорил Траун? И при чем тут они? Что Траун пытался сказать? — Я не… понимаю… — почти жалобно сказал Илай, когда Траун подошел, возвышаясь над ним на целую голову. — Мне очень жаль… Я пытаюсь, правда. Но я не знаю, что… Илай был прерван, когда Траун прижался лбом к его лбу, повторяя их первую встречу в том самом музее, в котором они сейчас стояли. Момент, когда Траун заговорил о надежде, что Илай однажды узнает свою «истинную ценность». Его «истинная ценность»? Что это вообще значило? Илай был никем. Обычный парень из дикого космоса, брошенный в тень этого военного гения, вышедшего из легенд его детства. Траун был… Траун был кем-то не поддающимся описанию. Неприкасаемый в своих усилиях и непостижимый со своими умениями. Илай оказался здесь за компанию, инструмент, который стоило выбросить, когда он больше был не нужен. И он был бы рад этому. Он избавится от этой напасти, которая всегда затмевала его, и он будет… ну, возможно, он не будет счастлив. Может быть, он станет скучать по чиссу и по тому волнению, которое он нес с собой изо дня в день, но в конце концов он будет благодарен, что скоро окажется на своем собственном пути. Его мастерство было в цифрах. Не в искусстве. Он мог спокойно жить в роли интенданта, быть в гармонии со своими логически понятными числами и статистикой. Числа. «Много раз», — сказал Траун. Илай сосредоточился на числах. Траун высказывал теории и предположения, обосновывая свои действия: всегда. Делал ли Траун такое для кого-то еще? Никогда. Когда Илай столкнулся с новой информацией и сказал действовать определенным образом перед императором, слушал ли Траун его раньше? Нет, он не слушал. Лишь когда они оказались в Академии, Траун наконец начал прислушиваться к советам Илая и даже начал давать свои собственные. У Трауна, безусловно, была гордость, но он отбросил ее. Илай думал, что он просто пытается выжить, но, столкнувшись с самой опасной ситуацией, он проигнорировал указания и все равно оказался на высоте. И в то же время он решил внять словам Илая. Траун защитил его, когда на него напали кадеты. У него не было причин для этого, и он даже выразил благодарность за то, что Илай не пострадал. Он проигнорировал Динларка и создал условия, выгодные для всех, но высказал эту мысль только тогда, когда они остались наедине. Траун рассказал Илаю, почему он пробрался в музей в первый раз, не будучи убежденным в этом, и даже не был обеспокоен реакцией Илая. Он выразил свою веру в него и держал его, как сейчас, с такой нежностью, которая была… Илай наконец понял. Следуя примеру Трауна, он закрыл глаза, но вместо того, чтобы прижаться лоб в ответ, он сделал это губами. Он ощутил головокружительную легкость во всем теле, и почувствовал, как край метафорической скалы выскользнул у него из под ног, когда их губы соприкоснулись, тепло и незнакомое ощущение чужого тела потрясло его. Он отправился в непрерывное свободное падение, когда Траун поднял руки к плечам Илая, удерживая его на месте, чтобы ответить таким же изучающим поцелуем. Илай направил его, прижимая побледневшие руки к лицу, словно выточенному из камня, чтобы указать ему путь и призвать к дальнейшим действиям. Движение отзывалось внутри них, и никто не знал, кто первый подтолкнул их к этому, когда спина Илая коснулась стены рядом с картиной. Жесткое ощущение неподвижной поверхности за его спиной вызвало у Илая трепет, когда Траун продолжил целовать его, и хватка на плечах Илая постепенно становилась все более собственнической. Пальцы Илая вплелись в зачесанные назад волосы Трауна, еще больше сближая их лица. В ответ Траун прижал Илая к стене и придвинулся ближе, привнеся новый аспект в их действия. Внутренние стороны их губ соединились и двигались синхронно, иногда прерывая свое движение, чтобы перевести дыхание. Но, словно в трансе, они не останавливались надолго надолго, чтобы продолжить. В их плавном скольжении был ритм, который требовал небольшой практики, но найденный однажды, он стал почти непреодолимым. Илай больше не чувствовал себя падающим с обрыва в захватывающем порыве страха, скорее бесстрашно прыгнувшим в объятия неизвестности и теперь парящим среди звезд. Он резко отпрянул назад, когда почувствовал, как язык скользнул по его губе. — Н-нет! — Его возглас казался оглушительным в безмолвной галерее и эхом отдавался еще громче, когда Траун отстранился с туманными, но смущенными глазами. — М-мы не можем… — испуганно прошептал Илай. Голова Трауна с любопытством склонилась набок. — Я осведомлен об этом, — ответил Траун. Илай уставился на него. — Но… если ты знаешь, то почему… — Я посчитал эту связь достаточно значительной, чтобы рискнуть. Иначе я бы не дал себе продолжить. — Он вопросительно поднял бровь. — Разве ты не счел, что это того стоило, Илай? — Н-нет… — признал Илай, еще сильнее прижимаясь к стене. — Я только что узнал, что ты… что я… Он не закончил. Он понял, что не может закончить. Он даже не знал, как завершить свою мысль. — Я понимаю… — Траун убрал руки с плеч Илая и отошел от него подальше. — Ты не уверен в своих приоритетах. — Нет, Траун, я… ну, может быть, но… это просто… — Это потому, что я не человек? — Нет! То есть вроде, но… — Это потому, что я мужчина? Люди очень серьезно относятся к вопросам гендера… — Нет, Траун! Нет! Я-я просто не хочу, чтобы мы оба пострадали! Если мои родители узнают, что я сделал это… если академия узнает, что это сделали мы! — воскликнул Илай, его паника нарастала. — Илай, мы заканчиваем учебу через несколько дней, тогда… — Ты лейтенант, Траун. Мы не можем, даже если бы ты был человеком. Я имею в виду… меня не волнует, что ты чисс. Но… мы не можем. Траун молчал, не отрывая взгляда от него, словно находясь в процессе дедукции. — Ты беспокоишься о наказании? О неудаче? — Я… я просто хочу… — голос Илая замер, когда он понял, что не знает, чего хочет. Все, что он знал, это то, что Траун и он были связаны в их шатком положении, и каким-то образом они находили утешение друг в друге. Очевидно, Траун и Илай заботились друг о друге, но официально признать эту связь такими жестами… было опасно. — Мы просто не можем. Кроме того, каждый из нас скоро пойдет своим путем и… этого больше не повторится. — Почему ты так в это веришь? — Потому что… потому что я никто. А ты ... наверняка продвинешься по службе. Я исчезну, я знаю, что исчезну. Я всегда это знал. Зачем бороться с этим? К тому же я тебе больше не понадоблюсь. Траун молча обдумывал слова Илая, и тот несколько успокоился от мысли, что его услышали. Он просто не знал, что может произойти сейчас. Станет ли им неловко жить друг с другом? Станут ли они вдруг несовместимыми? Могут ли их отношения рухнуть в одночасье? — Ты прав, Илай. — решительно сказал Траун. — Мы не можем этого сделать. Илай внимательно посмотрел на него. — Ты… ты не злишься? — спросил он. — Для этого нет причин. Ты прав. Мы не можем пойти на такой риск. Теперь мне это предельно ясно. — Мне… мне жаль… — Не стоит извиняться, кадет Вэнто. — сказал Траун с такой апатией, что приговор был пощечиной, а формальное обращение - ножом в грудь. Илай чуть не сломался от сильного давления, скрутившего его тело, и едва не схватился за грудь, по которой начала распространяться боль. — Вы просто не готовы, — окончательно сказал Траун, разворачиваясь на каблуках и направляясь к выходу.